***
"И вновь я обращаюсь к тебе, мой дневник. Хочу сказать, что на руках у меня уже иметься достаточно информации, о том, где прямо сейчас я с рядовым Пак Чимином находимся, чтобы в дальнейшем знать, как правильно спланировать свой побег с логова Красного Джокера. Но с того дня, как я ее чудным образом раздобыл из ноутбука красноволосого, прошло не больше и не меньше, чем две недели. На улице стало более заметно холодать, а солнце начало быстро катиться по куполу неба, где за тонкой гранью - быстро заходило за горизонт. Когда же во время лета еще светило солнце, теперь же царит темень. Тэхен даже говорил мне, что чувствует, что этой осенью раньше упадет температура за ноль, это ощутимо даже без дополнительных пояснений. Таким темпом, рано или поздно выпадет снег, а через его груды пройти будет довольно сложно, поэтому я постоянно говорю полицейскому, что нам нужно выходить заранее. Но все стоит мертвым грузом. А все из-за медлительности Чимина, хотя он сам мечтал побыстрее сбежать обратно домой. Почему-то рядовой медлит с побегом, хотя у нас было много отличных шансов, чтобы убежать, но Пак всегда в такие моменты говорил мне, что нужно еще немного подождать. А чего собственно мы ждем? Того, чтобы эта шайка убийц все поняла? Чего мы ожидаем, если медлить в такой ситуации лучше не стоит...? Если честно, я бы сбежал и сам, даже если бы и не помощь рядового, справился, нашел выход, но я с Чимином договорились, дали друг-другу клятву действовать вместе. Что с паком не так? Что не дает ему покинуть этот дом?" Лежа на большой кровати убийцы, обвернувшись всем телом в теплый плед, Чонгук записывает все происходящее за эти недели в свой дневник, он изредка, кусая кончик ручки, поглядывает на пасмурное небо, где собирались тяжелые, серо-синие тучи. Радует только то, что он хотя бы не ночует в том сыром подвале, а в теплом домике, пускай и обители психа. Но из головы не хочет уходит мысль о том, почему молодой полицейский не хочет побыстрее свалить с этого ада? Но на ум не проходит ни единой идеи, что бы в своей рыжей голове мог понапридумывать себе Чимин. «Мне нужно спросить его, а то я так и ничего не пойму, почему мы медлим с побегом, да, прям сейчас и спрошу». Закрывает записную книжечку, пряча ее под большую подушку, нехотя, но все же вылезая из-под пледа, немного ёжась от смены температуры, пусть даже довольно незначительной. Как никак, а осень постепенно забирает владения в свои руки, все больше и больше окрашивая листья и траву в яркие цвета, но так же, практически на пятки наступает королевство зимы, льда, снега и мороза. Но пока она все еще не пригребла себе места, можно еще сколько угодно наблюдать за пылко горящим лесом, за тем, как на ветру листья отрываются от своего прежнего дома и осыпаются ковром на голой земле. Но смотреть за горизонт нет времени, ведь темноволосый вспоминает, что сейчас Чимин должен быть на кухне, так как говорил заранее Чону, что приготовит им что-то вкусного поесть. Брюнет спускается по ступеньках, на удивление они даже и не издают раздражающие, до жути противные звуки протяжного скрипа, как когда-то раньше, когда сам брюнет пытался бесшумно и тихо пройти вниз, чтобы при этом не разбудить чуткого ко сну Тэхена. Но сейчас и не нужно волноваться о том, чтобы случайно не разбудить Красного Джокера, ведь сам убийца опять где-то бродит на улице, так как Чонгук видел с окна несколько раз мелькающие со стороны в сторону огненные волосы... Но не об этом. И вправду, Чимин сейчас перебывает на кухне, ведь даже ко второму этажу с нее доноситься сильный запах жареных грибов и что-то еще, что размешалось в запахах различных специй. По разделочной доске быстро стучит острое лезвие ножа, что таким же похожим звуком соскребает порезанное, а затем масло в сковороде приятно зашипело от ингредиентов, что в него попали, и все это сопровождает веселая и тиха мелодия с уст. Олененок уже представляет, как вкусно и аппетитно будет выглядеть стряпня рядового, что даже прямо сейчас Чон готов съесть все, даже если оно еще совсем сырое и безвкусное. Но не успевает ближе подойти к хижине поварешек, кастрюль, вилок и ножей, как замирает, когда переступает черту окончания лестницы, из-за поворота, в открытых дверях кухни, наблюдая картину, все в отчетливости запоминая в своей голове, все те сказанные слова и проделанные движения, — Отпусти меня уже и не трогай! — сбрасывает со своей талии джуновы руки, до этого со страхом и пугливость роняя нож на пол. Пак оборачивается, видит перед собой этого человека, мысленно сглатывая стоящий ком поперек горла, пятиться назад, упираясь задницей в тумбочку, ведь убежать куда-то даже вариантов не осталось - везде найдет и везде поймает. Разноглазый как будто и не слышал просьбу рядового, подходит все ближе, но затем упирается в выставленную преграду между ними, пусть и незначительно большую. Чимин еще раз грозно попросит платинового, держа между собой и напористым Джуном небольшую дистанцию вытянутой руки, которая постепенно рушилась, подпуская за ее, казалось бы крепкие стены беловолосого все ближе, становясь с каждым разом в разы меньше и меньше. В этот момент по лицу рядового можно было увидеть и понять, что тот малость нервничает в присутствии Намджуна рядом, и даже можно объяснить почему, и предположить: Чимин наверняка после их поцелуя две недели назад и внезапного признания, как и следовало ожидать — стал избегать разноглазого намного чаще, чем делал до этого раньше. Но сейчас ему точно не убежать от гончего пса, что загнал бедного парня в тупик. - Кому говорю, грязный ты ублюдок! Отпусти! - — С чего бы мне тебя отпускать? — удерживающие руки дистанции полицейского убийца ловко передвинул со своей груди за шею, чтобы те обвили ее, как лоза, цепляясь за ограждение, что удержит их, приближается лицом к лицу рыжеволосого паренька, усмехаясь. — Чего лыбу давишь!? Ну же, блять, просто взял и отпустил меня! Чертов убийца! — вновь просит, пытается отвернуться от беловолосого, но получается довольно плохо, так как куда бы Чимин не отворачивался - натыкался на это, слишком отвратительно-прекрасное выражение лица подчиненного Красного Джокера. Не знает, сможет еще себя как-то обманывать и уговаривать прекратить с восхищением смотреть на выразительные ямки от его улыбки или наблюдать за тем, как красиво вздымается грудь од дыхания или наблюдать за движениями губ, замечая все детали его мельчайших шрамов. Сколько еще он будет вот так вот уже беспричинно ругать и клеветать? — А если я не хочу? А может отпускать мне тебя совсем не хочется? А напротив, сильнее прижимать и целовать? Прям в уста, жарко и страстно, нежно и долго? — подтверждает свои слова действиями, на миг касаясь пухлых губ рядового, усыпая этим градом нежностей и шею, и ключицы, касаясь пальцами каждую косточку хребта, пуская каждым прикосновением стадо мурашек. — Угомонись уже! - как-то умудряется отпихнуть того от себя лишь на несколько сантиметров, чтобы тот хотя бы прекратил его целовать. - Думаешь тебе все позволено!? Думаешь я буду плясать под твою веселую дудку, если ты влюбился в меня!? - да, прекрасно понимает, что тот влюблен, что сам без ума - Я - полицейский, а ты - убийца! Как блять тут понять нельзя, что я твой самый злейший враг!? Сто раз говорил и сейчас тоже скажу, что и прежде, что буду... Повторять всегда! Это как змея и кролик! Как огонь и вода!— пытается хоть как-то образумить Кима и его настырный пыл, ведь еще чуть-чуть - и сам не сможет устоять перед соблазном, ведь он стоит к нему слишком близко. Хочется взять и не отпускать, ведь чувствует тоже самое, по отношению к убийце... Так пусть отговорит его, пока не поздно. Но Пак забыл, что они совсем не звери и не какие-то там понятия воды и огня. — Чимин-а, я люблю тебя, и мне наплевать, убийца я, или что ты из полиции. Но ты совсем забыл, что мы далеко не звери, а люди. Ты для меня не больше и не меньше, чем капризный мальчик Пак Чимин, поэтому давай быть вместе! Или ты думаешь, что я не вижу, как ты на меня смотришь, когда я захожу к тебе повидаться, пусть всегда остаюсь отброшенным тобой? Твои покрасневшие уши или бегающий по комнате взгляд? Перебирание маленькими пальчиками подол одеяний? Твои глаза никогда мне не врали, за это я и люблю их. Так почему ты сейчас так нагло врешь, стоя передо мной, хочешь выбраться из моей хватки, если на самом деле не хочешь этого? - правду говорит. - Остановись! Это не правда! Ты же сам говорил мне, что между врагами не должно быть никаких чувств! Вспомни наш разговор, придурок! - а ведь и рядовой прав - эти слова принадлежали платиновому, которые сказал еще тогда, в их первом, откровенно ненавистном разговоре. — Я говорил это про Тэхена и Чонгука, а я и ты... Совсем другие люди. Я люблю тебя, а ты меня, — — Да откуда ты знаешь!? Почему ты так спокойно об этом говоришь!? — — Откуда спрашиваешь...? Так ты мне так и не дал четкого ответа, ведь я пойму, если ты скажешь мне: «Нет, эти чувства не взаимны», хотя я наверняка всё-равно не приму таков твой ответ и добьюсь твоей взаимности! Чего бы мне этого не стоило... Ну, скажи же свой ответ прямо здесь, — — Я... — так не хочется говорить это сейчас, не хочется произносить, ведь Паку нужно сбежать от Намджуна, от красноволосого и служить в полиции, как и раньше до встречи со всеми этими людьми, что изменили его жизнь на изнанку, вывернули, выкинули прежние понимания. Но предотвратить все это ведь просто? Не так ли? Ничерта подобного! Но, если признаёт свое поражение, то, что сам влюбился в убийцу, сможет посмотреть в глаза своего друга, который хочет сбежать из этой пучины отчаяния? — Я... — может только повторить, жмурясь, пытаясь не заплакать. Но устоять на своей изначальной позиции не может, сдвигается с правильного для него пути, теряя где-то в тумане чонгукову спину, - Прости... - и когда навеки теряет ориентир, утыкается носом в шею разноглазого. Чимин сам не понимает, каким боком он смог влюбиться, ведь раньше даже это слово любовь вызывало отвращение — Позаботься обо мне, Джуни... — - Я же говорил, что этот спор выиграю именно я? - - Заткнись, - бьет легонько кулаком намджуново плече, пытаясь свыкнуться с тем, что его сейчас целуют в уста. И будут впредь касаться. Чонгук видит и слышит абсолютно все, что сейчас происходило на кухне. Каждая реплика двух молодых людей как будто ожогами оставляла какой-то след. Такое жалкое предательство со стороны, кажись уже не его друга, и даже уж не его союзника. В груди что-то неприятно защемило и зашумело. Впервые за время хотелось, чтобы эти ступеньки с криком заскрипели и застонали от боли и печали, по которым тот обратно поднимается. Этот вопль собственной души, он вот-вот поглотит Чона с головой, этот огонь. Сколько себя помнит здесь, так точно знал, что каждый день, от рассвета до рассвета чувствовал, что сердце обливалось и ныло, что сам он канул, поднимался, гряз глубже и топился. Чонгук хромой, беспомощный и одинокий. Но он точно знает, что даже без Чимина, а этот путь отныне только его, которым его же был от самого начала — он пройдет один, пусть ноги и руки сотрутся в кровь и не будет сил даже ползти. — О Чонгук, ты уже встал, а я хотел тебя уже звать за стол, — сказал вошедший через несколько минут Чимин, вытирая внутренней стороной локтя покрасневшие губы от поцелуя, мягко улыбаясь. — Почему ты мне не сказал? — почти безжизненно спрашивает Чонгук, стоя к рядовому спиной, нехотя даже оборачивая к нему свои пустые глаза, что кажись еще в прошлом были полны чувств. Кажись. — Чонгук... О чем ты? — как будто не понимает о чем идет речь, но сам и не догадывается, о том, что темноволосый все знает. Чонгука это выбешивает: от этого противного чувства сжимает с силой кулаки, резко поворачиваясь к нему, подминая губы, не зная, как все это прокричать, чтобы точно услышал его боль. — Держишь мне за полного дурака!? Думаешь, я бы не узнал, о том, что ты, Чимин, влюблен в Намджуна! — — Ты... Ты все слышал!? — — Скажи, что это все шутка, Чимин!? Скажешь ведь!? Почему, почему именно он, почему!? Неужели... Неужели тебе все равно на меня, на то, что мы дали друг другу обещание. Разве ты не хочешь увидеть семью!? Убить этих тварей!? — — Чонгук... — — Можешь ничего не говорить! Я все равно тебя не услышу, как бы хотелось поверить... Я все это время просто ждал ничего!? Эти две недели я просто сидел и ждал, когда ты соберёшься и признаешься Намджуну в своих чувствах!? Я сбегу! Сегодня, завтра, когда угодно! Да хоть сейчас! И ты меня не остановишь! — — Я и не буду пытаться. — ведь сейчас с брюнетом спорить невозможно. Можно понять преданные чувства, можно понять, что от него все отвернулись, оставив одного — Но если ты решился сдать меня и остальную шайку правительству, а это точно произойдет, я буду помогать им, этим убийцам, как бы сложно не было ужиться в новых правилах... — — Всего хорошего! Надеюсь тебе понравится потрошить людей, как и эти убийцы! Это же наверное так прекрасно!? — спрашивает, не ожидая и не желая услышать ответа, с силой тычет пальцем тому в грудь, стоя на месте, взглядом, полного холода и ненависти прожигая насквозь дыру в теле рядового, поспешно пытаясь выбежать на улицу, где свежего воздуха намного больше, чем в этом доме. Но Чонгук на долго не задерживается под холодными, насквозь пронзающими копьями разбушевавшегося ветра, стоя там совсем без одежды. Ему и так противно, и так до жути холодно и плохо. И все опять привело к тому, что брюнет сейчас находится в подвале. Чон забежал в него, громко захлопывая за собой двери, что, если бы еще немного приложил сил, они бы слетели с петель. Чон кричит, но бетонные, обшарпанные везде, где только можно стены поглощают его отчаянный вопль, его безмерно режущий слух крик. Темноволосый ясно видит этот серый цвет. С этого тусклого оттенка все началось - темноволосый помнит его с первого дня, когда попал в обитель убийц. Чон оказался в подвале, один одинёшенек, как и в начале лета, думая, что вот вот настанет его неминуемый конец. Чонгук ненавидит судьбу за то, что преподнесла ему яд в бокале с приторным вином, что сейчас беспощадно травит чонгуковый организм, убивая понемногу. Сначала это было его чувства - их сломали, не оставив на лице места настоящей улыбке. Затем упало тело. И когда вот вот он потерял надежду и силы, пришел тот, кто ее подарил на мгновение, а затем отобрал, отрывая от сердца. Чертова несправедливость. Чонгук может только плакать, рыдать и больше ничего. Надежда исчезла, чувства погасли, и он уже как свечка - догорел до основания, загнаиваясь в этом месте, пытаясь все еще дышать воздухом. Черт. Так не должно продолжаться вечно. Поднимается с места, шагает к угловому столу, подбирая с него наверняка тот самый красивый скальпель с росписью, но не намерен рассматривать, наставляет на себя, готовясь покончить с собой здесь и сейчас. А зачем же такая жизнь нужна, и кому? Но как тогда, в их второй встрече сказал красноволосый убийца — Чонгук нежен, труслив и слишком нерешителен, чтобы убить себя. И кажись, решимости в нем сейчас было предостаточно, но руки затряслись, когда острое, блестящее на свету лезвие касалось груди. Он не сможет, ему страшно. Оседает под холодной стеной, закрывая ладонями лицо, перед этим отбрасывая куда подальше это ненужное, бесполезное орудие, забиваясь в самый дальний уголок. Он умрет, однозначно, не от своих рук, так от голода, обезвоживания или холода.***
- Чонгук-и, ты еще долго собираешься перебывать в этом подвале? - нежно пытается донести до сидящего в этом подвале Чонгука, уже небось два или три дня свой единственный вопрос, который задавал из раза в раз, приходя сюда уговорить своего олененка наконец-то выйти из сырого убежища. В ответ тишина. - Чонни, ты сидишь там уже третий день, не кушаешь, не пьешь... Я волнуюсь о тебе - от волнения царапает себе руку, напридумывая себе кучу плохих вариантов, почему тот не отвечает ему уже столько времени. Один из вариантов которого нашел в голове - это его смерть. Но слыша тихое шуршание одежды с облегчением выдыхает, поспешно продолжая говорить с ним, Но так же - в ответ молчание, которое сводит с ума. - Ты обиделся за что-то на меня? Или может Намджун с Хосоком как-то задели? Я их мигом на место поставлю, но только поговори со мной, скажи, что случилось. Я места себе не нахожу из-за того, что ты не хочешь выходить ко мне! Открой же мне эту чертовую дверь! - на последней фразе срывается, но, чтобы больше не пугать Чона, тихо извиняется, продолжая смиренно стучаться словами в маленький мир темноволосого, - У... Ухо... ди, - это первое, что сказал за все время Чонгук. Но даже это сейчас невыносимо радует убийцу, ведь тот начинает все больше и больше "ломиться" к своему любимому. Тэхен хочет поскорее увидеть его, обнять и узнать, что тревожит его душу. - Открой мне! - поддается вперёд, дёргая несколько раз дверную ручку, которая, как и в те разы не поддавалась, и была просто-напросто заперта. - Нет, - все так же отказывает. - Чонгуки, открой, я хочу увидеть тебя сейчас! - - А я не хочу, - Минута тишины. - Хорошо... - как-то с грустью говорит, решаясь и в этот раз отступить назад. И на миг Чонгук радуется этому, что тот сейчас уйдет и оставит его одного - Но перед этим, если ты уже меня хотя-бы слушаешь, я хочу тебе кое-то рассказать, то, то ты так хотел когда-то знать, - - И? - Самое время рассказать о своей истории. - Чонгуки, помнишь, как ты спрашивал меня о моей причине, почему я убиваю? Тогда ты так сильно желал услышать мой ответ, но я не рассказал, потому что ты бы попросту не понял бы меня. Но сейчас я уверен, что ты все поймешь. Дело в том, что все это начинается с моего детства, именно с этих воспоминаний все и началось. Было мне лет так пять-шесть, утром, хорошим летним днем я впервые захотел поиграться со сверстниками в песочнице, которых я увидел через окно моего дома. Я хотел с ними подружиться, так как я не очень часто выходил со своей обители. Мама помогла мне одеться, поправила непослушные волосы и отправила меня, протягивая в мои ладошки игрушечную машинку. Я так радовался, что смогу наконец-то завести друзей, но каково было мое разочарование, когда они, увидев меня, начали убегать, оставив все свои прежние дела. Маленькому мне оставалось лишь наблюдать, крепко сжимая в руках игрушку. Я спрашивал у родителей, почему все так на меня реагируют, но они лишь посмеялись, говоря мне что-то на подобии: "Ты просто у нас немного странный, Тэхен-и" Я странный — внушил тогда себе, но почему...? Шли годы, эти самые дети уже не просто убегали от меня, а прогоняли со двора, кидая в спину уходящему мне ветки деревьев, мусор и камни. Это же ведь все из-за того, что я странный? Ведь со странными не играют? Но каким бы я по мнению других не был - я каждый день пытался влиться в их компанию, поиграть и может даже завести лучшего приятеля - нет, все оказалось тщетным. А потом пошла череда катания по серому городу. Я с семьей навещал множество больниц, где встречался с людьми, которые по мнению мамы и папы могли мне как-то помочь, и исправить мою проблему. Хотя мне тоже тогда не помешало бы узнать мой дефект. Еще я помню таблетки, как я принимал их каждый день с утра. Меня заставляли их пить, напоминали о этой горечи, даже сейчас, спустя столько времени я помню их противный вкус... Без них, по словам мамы и папы мне становилось очень-очень плохо, но я не помню ничего, что случалось без очередного принятия этих капсул. Мой мозг как будто блокирует эти воспоминания. Осталось лишь одно такое воспоминание, связанное оно с моей любимой собакой - Беллой. В очередной раз я как всегда забыл выпить капсулы, помниться, я тогда сидел на полу в кухне, которая была залитой кровью, где-то сзади плакала мама. Подняв глаза со своих красных рук к верху, я заметил висящую, уже холодную тушу моей дорогой Беллы. Я не понимал, почему она умерла и кто это с ней сделал. Но догадаться не трудно, ведь только сейчас я понял, что это именно я убил ее и эти таблетки самые настоящие транквилизаторы. Смешно получается... Только я один не понимал, что я чертов псих... Так ведь, родители? Спить меня таблетками, водить к врачам, надеяться на лучшее, совсем забыв со мной поговорить о проблеме, что-то например пояснить - это были таковы ваши решения?! Я хочу смеяться! Мама... И когда я пошел в старшую школу, где меня так же били за темными углами, в одним зимним днем у меня окончательно поехала крыша, какой-то невидимый рычаг перевернул в моем сознание все верх дном. Я взял в руки ту биту и замахнулся. Я хотел ударить лишь раз, но моему разуму было все мало, он хотел больше крови, больше криков и слез. Руки сами его убили и тогда я почувствовал настоящее удовлетворение. А потом приехала полиция, и скорая соскребала остатки черепушки хулигана с асфальта. Помню глаза мамы - она умоляла их, чтобы меня не забирали. Хотел бы я тогда смеяться ей в лицо... Я убиваю потому что это весело, потому что мне нравиться крушить жизни таких жалких людей как они. По правде сказать, я и тебя хотел убить, ведь мне без разницы - будет это ребенок, подросток, взрослый или пожилой. В твоем лице тогда было столько храбрости, ты даже был отважен убить себя, тогда то ты мне и понравился. И я влюбился? Да, я люблю тебя! И я счастлив сейчас, даже без убийств. - Чонгук молча выслушал красноволосого, все это время не сводя с Тэхена глаз, точнее с двери, сквозь которую тот видел его ясно-четкий силуэт. Да, у Кима было довольно тяжелое детство, из-за которого он стал таковым серийным маньяком. Хочется просто встать с холодного бетонного пола, подойти к двери и открыть ее, посмотреть на то уродливо-шрамированное лицо, ступить шаг ближе и, мягко кладя руки на сильные плечи обнять, утешая ту горечь былых дней. Но чувства поддельны, Чон не встанет, не подойдет и даже не откроет дверь, не обнимет и не скажет утешающих слов. Это просто грустная история, ничего более это для темноволосого не значит. На миг для Чона показалось, что в его сердце что-то тепло затрепетало, а все тело хотело бежать к Тэхену. Чонгук сомневается, сможет ли он еще хотя бы день прожить здесь в клетке? У него есть ключ и им бы ему стоит воспользоваться. - Надеюсь ты слушал меня? - внезапно продолжает Тэхен - Я пойду, как и просил, оставлю тебя одного... Но надеюсь хотя бы сегодня ты уснешь со мной в нашем доме, а не здесь... Я скучаю по твоим объятиям, - убирает с двери ладонь, прижимая ее к сердцу, кусает губу, ведь просто хочется сейчас выбить эту чертову преграду и вытащить своего олененка из этого сырого, холодного подвала, где последний провел несколько дней. Тэхен скучает, хочет во сне прижимать темноволосого к себе, разделять одну страсть, одну любовь на двоих. Слышаться шаги. Он ушел. Но для Чонгука эта любовь — вовсе на любовь не похожа. Он не любит, не любил и уж точно не сможет полюбить. Даже если бы и захотел откликнуться на чувства, Чон бы всем своим телом тянулся обратно в тот мир, где не жил бы взаперти, не имея возможности выходить куда-то далее, чем двор, а мог спокойно ходить в магазины, посещать университет, играть на площадке, освещенной ярким, палящем солнцем, есть мороженное по пути из детского сада, конга забирал Сону и смотреть на улыбку своего дорогого брата и мамы. Чонгук хочет еще раз увидеть их, и навсегда остаться с ними. — Черт! — шипит сквозь зубы, резко поднимаясь с бетонного пола, подбирая возле себя тот, ране отброшенный скальпель, решительно подходя к запертой двери подвала, проворачивая в замочной скважину ключ, выбегая по ступенькам вверх на улицу. Парень останавливается в темноте — это была глубокая ночь. Настолько темная, что кажись дальше носа ничего не видно, но звёзды делали ее не такой уж и страшной и не непроходимой, ведь их сияние освещало тернистый путь. Брюнет крепко держит в своей руке орудие, в один миг вспоминая о своей цели, переставая пялиться на глупые небесные светила, двигаясь только вперед, уже примерно понимая, как будет пробираться сквозь эти кустарники, зная, что пройдя несколько километров - окажется у себя дома. - Эй, Чонгук, ты ли это? - но сзади послышался голос. Выдыхая знойный сигаретный дым, шатен выкидывает окурок на землю, наступая на бычок носком ботинка, спрашивая при этом у стоящего парня в нескольких метрах дальше от себя, он ли Чонгук. Тем парнем, что окликнут темноволосого голосом — оказался Хосок, который вышел на улицу, решаясь освежить свою забитую голову чем-то холодным, затянуться сигаретой, или как например ощутить на коже ночной воздух. Чисто по случайности ему удалось застать здесь брюнета. Но было еще одно, из-за чего тот захотел скрыться в темноте — его неразделенные и невзаимные чувства. Сначала, шатен подумал, что это ему привилось, то, что он увидел силуэт темноволосого средь ночи. Но когда последний начал двигаться, понял, что это не жалкие иллюзии созданные тенью. Напрягся слегка, ведь предполагает, что должно дальше произойти, вполне разумно проворачивать свои планы именно в тени. Да и Чонгук не на шутку взволнован, и если сейчас этот убийца остановит его на пол пути, ведь брюнет уже так близко подобрался к своей цели, - то не видать Чону неба за той стороной леса, поэтому подбитый оленёнок не раздумывая срывается на бег. - Куда ты черт возьми так бежишь!? Сбежать намылился!? - как и думал Хосок — этот парень намерен сбежать, все к этому шло, и рано или поздно, как сейчас, это могло произойти. Но сам Хосок не позволит этому случиться, поэтому срывается за ним следом. Шелест опавших листьев, хруст ломающихся веток под ногами, шум сбитого дыхания, тихий шепот молитвы с уст, громкие шаги при беге. Почему судьба просто не смилуется над Чонгуком и спокойно не отпустит его от этого места? Не сорвёт с ног тяжёлые цепи и не развяжет скованное нитями тело? Она всегда даёт какие-то сложные испытания, всегда кидает брюнета под ноги зверям, наблюдает и смотрит свысока, веселясь за происходящим месивом. Ведь сейчас это и происходит — за ним быстро, не сбавляя темпа так же несётся следом гончий пёс. И как бы не пытался собрать все силы, которых так чертовски не хватало, а тело было на пределе упасть, без возможности опять подняться, и как бы быстро не бежал — с каждым шагом пес рычал все громче. Крупицы его воли исчерпали себя, но Чон точно не сдастся, если ему в руки уже протягивают его счастье. А Хосок то и делает, что наслаждаться этой погоней. Теперь-то и чувствует себя намного лучше, забывается вся ненависть, злоба и все былые переживания, когда попутный ветер кружит голову, находится в предвкушении, ожидая того момента, когда же этот проказник Чонгук сделает ошибку и сам отдаться в руки. Сделай же ошибку и упади, и твоя смерть наступит быстро, здесь и сейчас. Хосок знал, что от этого парня следует ожидать палок в колеса. Теперь уж точно докажет боссу, что Чонгук не был тем, за кого себя выдавал. Но темноволосый, который бежит всего то на несколько больше шагов впереди, — сдаваться не намерен. Но на то у Чонугка есть его судьба — она вновь создаёт темноволосому какие-то преграды, не давая выбежать вперёд на одну, или хотя бы на две секунды вперёд. В темноте натыкается на проросший над землёй корень дерева и не удержавшись на ногах — валится на землю. Сдирает кожу на коленях, упирается руками в почву, чтобы не пролететь дальше и не удариться головой о какой-то столб дерева, ощущая как из ладоней маленькими капельками вытекает яркая кровь. — Черт... — шипит, пытаясь как можно быстрее встать и опять сорваться в быстром беге. Но слишком больно, не ступить даже мельчайшего шага, ноги подкашиваются и брюнет опять падает на ковер из листьев. Сзади слышит приближающиеся шаги Хосока, они кажутся ему все громче и громче. Медленные, как ритм смерти. Все постепенно замирает и убийца уже стоит сзади чонгуковой спины. Парень не может повернуться к нему лицом, слишком страшно посмотреть страху в глаза, но точно знает, чтобы ему в этот раз не преподнесли, — у него в руке уже сжимается скальпель. — Вот я тебя и поймал, хах, наконец-то босс увидит, какой же его любовничек лживый и подлый, — Хосок грубо хватает беженца за плечо, резким движением поднимая брюнета с колен сидящего на холодной земле. В темноте на так хорошо все видно, но знать куда метить остриём — не нужно великого ума. В темноте Чон не увидит хосоковых глаз, поэтому уже не так жалко и не так страшно. Чонгук кричит, сильнее сжимая скальпель, вонзая его лезвие в тыльную сторону ладони, чтобы эти окровавленные столькими жизнями руки его отпустили. Теперь Чонгуку все по плечу. Ни капли не сомневается в своем решении. — Ах ты ж, чертов... — но подчиненный Джокера не успевает что либо предпринять, ощущает резкую боль в собственном плече, а затем ещё и ещё. Боль за болью и отчаянный крик человека...? Зверя? Темноволосый пинает убийцу ногами в живот, несмотря на то, что они слишком болят, накидывается сверху, нанося удар за ударом, выплёскивая на этом теле всю свою злость накопившуюся за месяцы. Хосок даже не представляет, сколько боли темноволосый получил взамен на то, что остался в живых в тот день. Почему его просто тогда не убили, почему он должен сейчас убивать взамен на собственное счастье? Но, Чону ничего не остаётся, кроме этого. Хосоку просто следовало его отпустить... — Умри, умри, сдохни... — тихо повторяет эти слова бормоча под нос, дрожащими руками вновь и вновь вонзая острие в тело, окрашивая брызгами свою одежду, свое лицо и руки в кроваво-красный. Но в последний раз уже не в силах вонзить так глубоко, под самое сердце, поэтому просто выпускает медицинский инструмент из ладоней, закрывая этими же руками лицо — Сдохни ты уже...! Почему ты никак не умираешь!? — Хосок ничего не говорит, лишь тяжело дышит. — Знаешь... — начинает с тихого смеха, поднимая голову вверх, чтобы шатен не видел его выступивших слез, хотя все равно бы не разглядел в этом сумраке. Чонгук утирает выступившие слезы, оставляя после соленых капель на щеках красные разводы — Знаешь, Хосок, говорят, раненые звери страшнее всего... — встает с пока еще теплого тела убийцы, медленно, малость хромая, направляется в нужную ему сторону выхода из леса. Но, если уж Хосок пока еще жив, решается сказать на последок, — Все ответы вы найдете на втором этаже в комнате своего босса, adiós — бросает последний раз взгляд на лежащего парня, так же кряхтя от боли, уходя. Как и сказал, именно здесь оборвались чонгуковые последние лживые поступки, хотя бы раз сделает все без блефа. Шатен размыто видит уходящего Чонгука, на миг закрывая тяжелые, налиты свинцом веки глаз, желая прямо сейчас заснуть навсегда этим сном могилы. Но как на зло эта смерть не приходит к нему еще десять, двадцать и тридцать минут. Скоро же она придёт? Сколько ждать? Смеётся, через хохот кривляя от боли, вдруг думает, что Чонгука наверное и в помине нету в ближайших окрестностях гущи леса, а все из-за собственного проступка. Хосок ощущает как медленно ему становится все холоднее и холоднее, такое чувство, что сейчас он находится средь белой пустыни Антарктиды. Но что же это? Снег падает с небес или это его предсмертные видения? Что же, он сейчас умрет? Так вот что это — умирать? Жалко, ему себя жаль, ведь Чон теряет жизнь от нескольких ранений в важные для жизни органов и потери крови. Неужели ему никто не сможет сейчас помочь? Но знает точно, что не позволит себе помреть, если на последок не увидит лицо этого Намджуна, которого все ещё сильно любит, на прощание которому расскажет о том, что все время думал. Хосок тянется рукой к побитому телефону в кармане штанов, не с первого раза включая его яркий экран, корчась от боли при любых движениях, набирая номер своего друга. Череда громких гудков. — Алло? Хосок? Почему звонишь в такое время? Разве ты не дома был только что? — и через быстрые мгновения трубку поднял никто иной, как сам обладатель этого прекрасного голоса, что, совсем без раздумий заставляет Хосока улыбаться. — Кха...! Кха-кха! - чреда непрерывного кашля, но даже через эту боль, когда даже ломит от вздымания груди, Чон все же улыбается - Нам... Намджун... Я, мне... Приди в лес, я хочу... Чтобы ты нашел меня... С-сейчас... — — Хосок? Что-то случилось? — в тональности Намджуна, по ту сторону линии послышалась малая доля волнения. — Я в лесу... Кха-кха...! Найди меня... —внезапно бросает трубку, скорее, не бросает, а нечаянно роняет на землю, не в силах больше удерживать устройство возле уха, что стало таким тяжёлым, создающий боль в голове. И Намджун, как только Хосок сбросил выходящий звонок, нервно подорвался с места, быстро надевая на тело куртку и первые попавшиеся под руку ботинки, так же прихватив с собой ручной фонарик. Почему Хосок так странно говорил и почему кашлял практически через каждое слово? Что же могло случиться с его другом после того, как вышел покурить? Ничего же плохого? Конечно, нужно же проверить, а уже потом плакать или смеяться. Наверняка Хосок просто застрял где-то и ему нужна помощь Кима. Вылетая из дома, говорит идущему следом Чимину, чтобы тот оставался внутри и не шел следом, сам же быстро перебирая ногами направился в лесную чащу. Фонарь освещает дорогу в лесу, но и не только тропинку, но и окрестности рядом. Намджун оглядывается по сторонам, боясь пропустить хоть что-то, может быть и самого потерявшегося напарника. Но беловолосому не составляет большого труда найти Хосока здесь, так как платиновый светит лучами фонарика прямиком на его, опчти бездыханно-лежащее тело. Намджуну перехватывает дыхание и он уже не в состоянии даже двинуться с места, и что-либо сказать. Ким видит много крови на одежде друга, на земле, что большой лужей распространялась дальше, без перестану и много-много порезов. — Хосок! — подрывается к шатену, аккуратно подбираясь на коленях к раненому телу, беря в ладони чужое лицо, пугаясь с того, настолько оно холодное и бледное — Хосок! Открой глаза! Это я, ты слышишь меня!? — — Н... Намджун? Ох, вот ты и видишь меня настолько жалким — — Подожди! Я сейчас отнесу тебя к Тэхену, он обязательно спасет тебя! Я тебе обещаю, только ты держись! — — Намджун, п-пожалуйста... Не тяни меня, я все равно не доживу до того момента... Этот день станет моей смертью... Какой же я безрассудный все таки... — — Нет! Не говори такого Хосок! — — Намджун... П-прошу, послушай меня перед уходом... — дрожащей рукой шатен нежно дотрагивается щеки разноглазого, печально выдавливая улыбку — Я очень рад за тебя. Я очень рад, что именно ты был моим лучшим другом, приятелем и напарником, я рад, потому, что не смотря ни на что, мы оставались друзьями... Помнишь... А помнишь, как мы угнали наш первый байк? Было так весело, ах...Сколько было веселья у нас с тобой тогда! Кха-Кха...! Но мне грустно, что не я смог забрать твое сердце... Чимин... Я рад, что ты влюбился именно в Чимина и он ответил тебе взаимностью, я рад, что он сможет позаботиться о тебе, я рад, что промолчал тогда, не сказав, что люблю тебя, ведь каково было бы тебе, если бы мы были вместе сейчас...? Знаешь, ты так красив на фоне падающего снега... — — Нет, Намджун, береги силы! Ты выживешь! — — От всего сердца... Намджун, я л-люблю тебя... Хочу, чтобы в следующей жизни ты отыскал меня так же... — рука соскальзывает со щеки, падая на холодную землю, как падает с деревьев последний листик. Хосок практически не дышит. — Хосок!? Что... Почему ты говоришь об этом только сейчас!? Прошу не умирай! Не оставляй меня! — — Я рад, что был твоим другом, и еще... Он... Чонгук сказал, что все храниться... В полу... В комнате босса... — последний выдох. — Н-нет... Чертов Чон Чонгук!! — лес пронизывает ужасный крик. Намджун кричит, крепко обнимач бездыханное тело только что умершего друга. А затем громкте стоны тихо срываются на хриплое рыдание. С дрожащих уст срываются проклятия. Намджун проклинает его, того, кто посмел вот так вот забрать у него друга.***
Вскрывая пробоину в полу, в своей комнате, Тэхен все еще не может поверить в то, что все это и вправду случилось в этот роковой вечер. Красноволосый ощущает пристальный, тяжелый взгляд стоящего сзади платинового, подбирая с тайника любимого ту самую записную книжечку. Тэхен внимательно читает собственно подаренный им любимому дневник, содержание которого заполнил руками сам Чонгук. Читает все, от самого начала и подписи, кому принадлежит эта рукопись, до конца, где все бесследно обрывается над пропастью. Но почему-то, подходя глазами все ближе к концу, очи наполнялись слезами, что и те, страшно-долгие годы назад проливал в юбку матери, сжимая клочки этой ткани в маленьких кулачках, так и сейчас, вот только сжимает не ткань, а листы и твердую обложку любимого в откровенной лжи, что построил удачно в сердце убийцы. Это все неправда, то, что Чонгук говорил изо дня в день? А все эти улыбки и прикосновения, признания - тоже оказались неправдой? О да, теперь глаза прекрасно видят, что и его улыбки, и признания и прикосновения и даже жар тела в постели — это откровенная ложь, которую так долго не замечал, думая, что любит. Думая, что в ответ также был любим и желанный. - Намджун... Намджун, скажи мне, что все, что здесь написано это неправда! — обращается к совсем рядом стоящему Джуну, хватаясь руками за ткань штанов белокурого. Кусает губы, склоняя от боли в сердце голову к тем ногам, не боясь сейчас во весь голос рыдать и спрашивать: «Почему» — Пожалуйста! Я... Я... Чонгук, где мой милый Чонгук-и!? — ищет глазами в комнате тот знакомый силуэт олененка, но теперь здесь обитает лишь сырость и пустота — Он же... Не ушел от меня!? Не покинул!? Намджун! Почему... Почему я плачу!? - — Босс... Нет, Тэхен, он не вернётся, — как ножом в сердце — Я всегда пытался донести к вам то, что тот, кого вы любили, не испытывал к вам того же, что и вы, — но оно бьётся, жаждет услышать слова надежды, но острое лезвие протыкает то желающие жить насквозь — Но, ваша любовь была сильнее, чем трезвый взгляд, поэтому вы и не видели такого обмана. Хосок не видел. Один лишь я. Это ваш урок, — да, вот теперь оно по настоящему умерло, хочется просто выкинуть этот сухой кусок к чертям, сжечь, закопать, вылить на скромную могилку канистру кислоты и наблюдать как все это горит. — Не следовало мне влюблятся в него... Мне не стоит влюбляться вообще, что же люди видят во мне кроме звания убийцы!? Правда, ничего...! — — Вы все правильно говорите, а теперь вставайте, пойдёмте похороним Хосока, нужно отправить его с почестями. - разворачивается, сжимая руками воздух, ведь эо совсем не шутка, Хосок и вправду сейчас лежит мертвы и холодный. Впервые смерть не доставила убийцам наслаждения - только кувшин печали и горечи. - Но знаете, его место займет Чимин, думаю он сможет заменить этого человека, хотя вряд ли кто-то сможет улыбаться так же ярко, как и он. Так умел делать только Хосок. — И сегодня вечером лес был чрезвычайно тих. Около могилы Хосока, после того, как того похоронили, остался стоять лишь красноволосый мужчина, так как Намджун не мог терпеть потерю своего единственного приятеля и лучшего друга. Ким стоял склонил голову, пожирая глазами землю, ту дорогу, которой сам водил Чонгука в лес, той дорогой, которой Ким привел Чонгука в свой дом, подвергнув опасности всех, кто здесь жил. Джокер смотрит на подвал, вспоминает ту встречу, заглядывает в окно своей комнаты, где около окна постоянно стоял Чонгук и смотрел вдаль горизонта. Теперь то Тэхен понимает, что смотрел он туда не из-за наслаждения, а из-за того, что хотел что-то там отыскать. А затем вновь опускает взгляд на безмолвную могилу своего подчиненного, своего друга, того, кто так долго помогал добиться их единственной цели... А затем в небесах раздался гром, само небо сейчас оплакивает горечь всех: Намджуна, что потерял верного друга и напарника. Тэхена, что потерял самый яркий цвет своей жизни — красный. Этот яркий цвет — самый настоящий жаркий отпечаток, это след, который Ким оставил после себя, после присутствия в его жизни. Это цвет, когда ты ведёшь его за собой, это цвет его волос, когда он шепчет ему на ухо, это цвет его губ, когда они занимаются любовью, это цвет следов, которые он оставляет на чонгуковом теле, это цвет тепла, которое он испытывает, когда тот касается его сердца. Это цвет треснутого фарфора, что разбился об скалы небытия... Это исчезающий цвет его разбитого сердца, что уже никто не соберёт. Оно осталось валяться в ногах кровавого психа, которого он безумно любил, но не знал и не знает до сих пор. И с ненавистью рождена та любовь, что приведет двух голубей на верную смерть, один будет смеяться, убивая, а второй захлёбываться в собственной крови. Шах и мат.