***
«Недавно произошли события, по ступенькам которых я взобрался и вновь вернулся обратно к своей семье. В моем родном доме оказалось так тепло и уютно, нигде не пахнет сыростью и сильной жаждой убить кого-то, я даже успел позабыть про эту обстановку. В этом доме уже не те стены из дерева, а стены моей обители, с красивыми пастельными обоями и картинами, где я вырос с маленького человека во взрослого парня, каким я сейчас и являюсь. В тот день, когда я воссоединился с семьёй, мама приготовила мне вкусно поесть, так как до этого, сидя в подвале Красноволосого Джокера, я регулярно несколько дней не принимал пищу и был практически на грани того, чтобы в один прекрасный момент упасть в обморок от истощения, ведь еще я много бежал. И когда я вдоволь насытился приготовленной матерью едой, приняв освежающий душ, смыв остаток крови и грязи с тела, вышел к давно ждущему меня в гостиной Сону. Мальчишка наиболее обрадовался моему возвращению, так как постоянно думал себе, что именно из-за него я, якобы те шесть месяцев назад, умер от рук Красного Джокера. Мой младший братец обработал мои раны на коленах, ладонях и локтях, задувая шипящие ощущения от зелёнки, вновь оказываясь в моих крепких объятиях, а я в его. Я и поверить тогда не мог, что это все и вправду на самом деле мне не сниться, но, ощущая то, как Сону сжимал своими маленькими ручками мою одежду, я точно знал, что это наяву. Так прошла моя первая, вторая, третья и много-много ночей. Эти дни, когда я восстанавливался после заточения в стенах леса, я много ходил с мамой и Сону на улице, бегал в парке, пугал голубей на площади, играл с младшим бездельником в мячик возле дома, а когда приходили в квартиру, мы всей семьёй ели мороженое, разговаривая о всяком, смотря детские передачи на телевизоре, а затем ложились спать. К нам так же, изо дня в день приходили полицейские, в одном из которых я узнал черты лица отца Чимина, наверное это он и был, жаль, что его сын принял их сторону. Они, те полицейские спрашивали о всем произошедшем, пытаясь вытянуть из меня информацию, но я посчитал, что расскажу ее им в один день, после которого они пройдут в логово серийного убийцы и схватят этого психа. Ведь и мама тогда настояла на том, чтобы я побольше отдохнул и на время забыл, и не вспоминал о ужасах прошлых дней. И пока то время медленно текло, в моем сердце проснулась тоска… Я не понимал изначально, по чем я так сильно тоскую, когда смотрел в окно, играя с братом, или просто находясь в одиночестве? Эта тоскливость просто преследовала меня изо дня в день и рвала мне душу. Но мне не о чем печалиться! Ведь все, кто мне были дороги, сейчас бок о бок со мной в этой квартире. Думал я… Так почему сердце мое бьётся и ломает мне ребра, исполняя песню печали? И я понял почему именно тем утром, когда просыпаясь, я захотел увидеть ту красную макушку, что встречала меня с каждым восходом солнца в том доме. Я испугался самого себя, попытался привести мысли в порядок, ведь не может такого быть, что я тоскую по человеку, который причинил мне столько боли… Правда ли? Правда ли столько боли он мне причинил? Тогда я задумался, было ли мне правда больно, когда я жил с ним? Поначалу да, я метался как ошпаренный, чтобы не попадаться на глаза этому чёртовому психу. Но когда дни проходили, Тэхен просто… Старался уберечь меня? Ким… Был внимателен, красноволосый не хотел, чтобы я выходил из дома, когда он убивает, Тэхен спрашивал о моем самочувствии, когда я плакал, обещал никогда не делать больно, Джокер останавливался, когда я просил его прекратить, он старался сделать мне приятно даже в постели… Это ведь называется болью, не так ли…? Нет, это не боль… А я понял это только сейчас…? Вскоре, когда мне это надоело, я попытался заглушить эту песню, ведь мое место несомненно здесь… Но даже сейчас, когда я думаю о том доме, о том мужчине что украл меня, мое сердце понимает, что место мне именно там… Чёрт! И как я смог понять о том, что влюблён, лишь сейчас, когда я столько всего совершил? Как мне быть и стоит ли вновь вернуть то, что я сам у себя же отобрал в тот роковую ночь? И самое главное, примет ли меня Тэхен после всего, что я написал в дневнике, что я сотворил с Хосоком, после того, как я проткнул его сердце…?» Чонгук сидел за столом в своей комнате, открыв одну из тетрадей по химии, переворачивая листы ближе к концу, по старой привычке выписывая все свои мысли на ее страницы. Ему было необходимо это сделать, чтобы не мучаться в одиночку с терзающими его мыслями, а рассказать и этой тетрадке, что вряд ли поймёт чувства. Но это лучшее, чем держать все в себе, ведь это очень сложно. Чонгук в безысходности… А что ему остаётся делать? Просто дождаться завтрашнего дня когда полиция вновь придет в их дом, и он, как миленький, все им расскажет? Ему не хочется, чтобы другой день приходил, не хочет, чтобы те люди приходили в это место, чтобы говорили о нем. О Нем. Но чтобы избежать этого всего, брюнету не остаться ничего, кроме как вновь, по своим же неправильным стопам вернуться в тот дом, где… Его никто не ждёт? Где его уже ненавидят? Ненавидят за то, что убил Хососка, за то, что предал, за то, что сбежал… Пусть даже и ненавидят, это лучшее решение, чтобы тот, кого он полюбил всем сердцем в последний момент, оставался в живых. А там, уже пусть и убьют, пусть сделают с ним то, что должны были сделать еще в тот день шесть месяцев назад, если захотят как-то заглушить ненависть и скорбь по убитому. И если лишь таким способом шрам от ожога на сердце психа превратиться в пыль, и ели он забудет, и месть перестанет кипеть в венах — Чонгук будет по истине счастлив. Дожидаясь ночи, весь день просиживая у себя комнате, смотря куда-то далеко в окно наблюдая за серыми прохожими и медленно оседающим снегом на дорогах, темноволосый отсчитывал каждую пробитую минуту, что приближала его к темноте, с приходом которой тот вернеться к Тэхену и… Если тот конечно станет слушать брюнета, расскажет о всем, что понял за эти недели без его присутствия в жизни. Чонгук похож сейчас на непослушного ребенка, который решается вернуться после своего побега из дома, а Тэхён — родитель, что беспрерывно ждёт возвращения блудного сына… Все спят, один только Чонгук стоит в прихожей и пытается как можно тише закрыть молнию замка на курточке. И, когда ему уже удается повернуть ручку входной двери, сзади его останавливает детский голос. — Чонгуки, куда ты это идёшь так поздно…? — тихо спрашивает младший брат, сжимая в руках мягкую подушку, иногда поправляя на себе смятую ото сна пижаму. Сону наверно проснулся из-за возни в прихожей и поэтому вышел посмотреть, что же стряслось, и не смог промолчать, когда увидел, как его единственный Чонгуки куда-то собирается уходить в такой-то разгар ночи. — Сону, зачем же ты проснулся, не нужно было вставать? Это же просто я, твой Чонгук! Меня… Эм… Меня позвали в лес друзья и поэтому я иду к ним на небольшую встречу. Я скоро вернусь, только не переживай и иди спать дальше… — под небольшое оправдание провожает братца обратно в комнату, где укладывает обратно в, еще не успевшую потерять тепло кроватку, поправляя одеяло, вслушиваясь в сладкое зевание его Сону. — Спокойной ночи… — мягко шепчет, целуя на прощание мальчишку в лоб. — И ты повеселись со своими друзьями… Чонгуки… — — Обещаю, что ради тебя, я буду хорошо веселиться! — бросает последний взгляд на уже спящего малыша, идёт обратно к двери, где успешно оказываться за ней. Это как-то странно, что вот Чонгук уже вернулся домой, но опять убегает, чтобы вернуться в названный им самим ад. Странно это и для Чонгука, но его сердце не успокоиться, пока он не окажется вновь возле Тэхена, пока он не поцелует его, пока не обнимет и не пообещает больше никогда не покидать, пока не заснет в той большой кровати вместе с ним, разделяя тепло. — Простите меня вновь… — Чонгук быстрым шагом выходит из многоэтажного здания, быстро, под свет уличных фонарей направляясь к небольшим гаражам за этим же жилым зданием. До этого, в доме Чон еще порылся в старых вещах отца, выискивая средь них те ключи от их гаража, где стоял пыльный, почти разобранный на куски метала автомобиль, так же под стенами стояло несколько велосипедов и еще парочка ненужных вещей, как например инструменты или запчасти к машине. Помнится, когда еще его отец был с ними, Чонгук много раз ездил с ним на этом старом автомобиле, каждый раз удивляясь с того, насколько хорошо его папа водит этот раритет. Чонгук помнил его как хорошо отца, впрочем, этот мужчина не отличался от такого классического добродушного, скорее доброго папы, что никогда не покидал в сложные моменты маму и сыновей. Как и остальные взрослые, немного старческого возраста мужчины любили хорошенько выпить пива за просмотром футбольного матча, и однажды отец Чонгука в пьяном состоянии полез за руль, чтобы прокатиться, так сказать: «с ветерком», не сумел совладать с тормозами, так как те просто отказали в неподходящий момент, влетел в грузовик и умер от лобового удара о руль, так и не сдержав обещание научить Чона вождению. Да и не до этого сейчас. Быстро обходя недо-автомобиль, Чонгук, немного потрудившись, вытягивает из гаража свой велосипед. Но перед тем, как взобраться на верного железного коня и закрутить педалями, он чуть бы не забыл о том, что нужно запереть двери. Сделав все, темноволосый кладет ключи себе во внутренний карман куртки и, отталкиваясь ногою от асфальта в один миг взобрался на мягкое сидение велосипеда, начиная медленное движение. Ну да, конечно сначала Чон ехал медленно, так как не хотел в один прекрасный момент упасть и сломать себе парочку костей даже не проехав нескольких метров. Но когда парень привык к равновесию на снегу и льду, стал все быстрее и быстрее проворачивать педалями. Темноволосый направлялся прямиком к тому же месту возле лесной чащи, где оказался, когда выбежал из нее на трассу. И поэтому, для того, чтобы как можно быстрее добраться к нему, Гук и взял двухколёсный транспорт. Ведь, чем быстрее он будет ехать, тем быстрее его сердце будет биться в предвкушении. — Пожалуйста, простите меня опять, за то, что я такой глупый сын, брат и возлюбленный… —***
Бросая велосипед возле обочины трассы, на том самом месте, где недавно только выбегал из пучины оголенных ветвей деревьев, со звонким брязком звонка на рукоятке металлического друга бежит прямиком к лесу, не обращая на покинутый транспорт особого внимания, так как вряд ли Чонгуку он понадобится и вообще пригодится еще когда-то. И, не переводя дыхания после езды, взбирается по заснеженному склону вверх в пущу, начиная в своих силах пробираться сквозь большой и толстый слой снега. В зимнее время конечно сложно идти через лес, да и до прочем еще и ночью, хотя это вам совсем не городские дороги, где постоянно очищают дороги для машин и людей. Лес зимой… Это что-то похожее на полосу препятствий. Поэтому Чонгуку и вправду немного сложно пробираться, парень падает уже в который раз и уже в который из них поднимает вновь на свои две, переступая с ноги на ногу, стряхивая снег. Но если знать, куда держишь дорогу, а не так просто блуждая по округе, идти стает в разы куда проще. Ведь если просто блуждать, можно просто замёрзнуть, свалиться на белый покров, а потом и умереть недалеко под грудами. Но для Чонгука есть лишь одна тропинка, которую выучил за эти пять, даже шесть месяцев проживания в глубинах. Он помнит эту дорогу как свои пять пальцев, парень даже выучил все деревья вокруг, как кто звучит, когда ветер дует и слышится шелест в вышине крон… Темноволосый даже знает, что за поворотом в пяти минутах он выйдет на поляну, где летом цветут прекрасные цветы, а потом Чон увидеть поваленную сосну, а за ней, там, недалеко добраться к домику. В самом конце леса, когда все тропинки сводится в одну, Чонгук стал как-то более боязно приближаться к деревянному домику, что уже виднелся меж столбами деревьев и к этому яркому свету из окон, что ровно падал на покров снега. Но Чонгуку стоит идти на этот свет, как путник идет за своей, самой яркой звездой на куполе неба. Брюнет выходит к той поляне, выглядывая из-за ветвей, смотря по сторонам, как будто кого-то выискивая. Кого-то, кто был именно Ким Тэхеном. Так и есть. Чонгук видит сквозь этот свет тот силуэт красноволосого убийцы, что несколько мгновений лишь стоял на пороге, затем приземлился на крыльцо. Его кислотных глаз не было видно сквозь такую темень, но красный цвет хорошо отдавался в глаза и заставлял сердце перегонять кровь намного быстрее. Чонгук всегда был трусом, он всегда боялся сделать что-то не так и даже сейчас, он думает: «А стоит ли?» Конечно, эта встреча стоила им столько времени прожитого вместе: пережить недолгую разлуку и вновь оказаться здесь. Это их первая встреча, где все будут говорить откровенно, чисто и правдиво, настолько, что парни в этот миг расставлять все точно над ё. Чонгуку стоит отбросить сейчас свою боязнь этого человека, ведь, ступив шаг к нему, он уже окунулся в пучину алого цвета. Крови или же любви…? Да, Чон собирается идти, неважно, что эти шаги могут привести темноволосого на верную погибель. Но, что-то подсказывает, что это не так. Тэхен, что сел на осыпанные снегом ступеньки, думал лишь об одном: «Как ему все это забыть? Забыться о том времени, что проводил возле этого человека. Что в той сладкой речи подбитого оленя было правдой или ложью? Было ли это точно притворство…?» Все это раздумье закинули в его котелок, хорошенько перемешали и оставили так кипеть до сегодняшнего дня. Поэтому они мешаются, путаются и не дают взглянуть на все не через завесу метели. Все в перемешку, эти оставшиеся или же может никуда не покидавшие его чувства, этот образ его единственного оленёнка, то нежное тело, подрагивающее в объятиях, их время, их разлука… Все… Тэхен держится за голову, крепко сжимая у корней свои волосы, чуть бы не выдергивая их с пламенной копны, игнорируя нагнетающую боль. Нет, совсем не физическая, а та, что скоро оборвет струны сердца, что душит горло, не давая закричать о помощи, что сковывает невидимыми, но такими сильными цепями конечности. Он ощущает как тысячи ножей сейчас пронзают все внутри, как та кровь подходит к глотке. Задохнуться бы сейчас. Звуки продавленного снега. Ким резким движением поднимая голову, смотрит по сторонам, выискивая причину этого шума, останавливая глаза в полосе света дома, в котором чётко отображается фигура Чонгука. Хочется смеяться, разрывая этим смехом лёгкие. Хах, красноволосый настолько соскучился по этому одному взгляду, по одному виду Чона, что даже мысли стали рисовать ему этого человека перед глазами. Может быть такое, что это не иллюзия? Может такое быть, что его Чонни вернулся? Такое чувство, что Тэхен скоро превзойдет свои лимиты и станет еще более поехавшим на голову, чем был до этого. Тихо, басисто усмехается, закрывая на несколько секунд глаза, чтобы мимолётный мираж рассеялся в пустоте и Тэхен мог снова вернуться в домик. Но на зло этот «мираж» никуда не пропал, а лишь… Сказал таким тихим голосом, как настоящий… А может и Киму не видится, может, Чонгук и вправду вернулся к нему? — Тэхен… — имя любимого звучит настолько тихо, что вряд ли Ким услышит зов, но это имя приятно выжигает в сердце волнение. — Ты… И вправду вернулся? — — Тэхен, я хочу сказать тебе…! — — Убирайся от сюда, — перебивает, зачем-то прогоняет того, кого лишь единственного желал. Встает, отряхиваясь ото снега, разворачивается в совсем противоположную сторону от Чонгука, видя перед собой лишь дверь, что может навсегда отделить его и темноволосого. К ней ступить всего-то ничего, но ног не оторвать от места где стоит, ведь хочеться примкнуть, обнять и прижать к сердцу. Тэхен хочет радоваться как малое дитя, ведь он больше не будет один, потому что к нему вернулся его Чонгук. Улыбается, потому что тот наконец-то понял, поверил в Кима и в его чувства, принял их и осознал свои. Хотя, может темноволосый пришел сюда с нарядом легавых, чтобы отплатить сполна? Непонятно… Чонгука же ранят эти слова, хотя сам же одарил тэхенову спину множеством клинков и кровоточащими ранами. Он не хочет, чтобы сейчас от него отворачивались, хотя вполне этого заслуживает. Чонгуку бы самому стало от себя противно, будь он сейчас на месте убийцы… И чтобы удержать хотя бы на миг — цепляется пальцами за одежду, тянет немного на себя, желая заглянуть в зеленые глазницы. — Тэхен, пожалуйста… — все еще мертвой хваткой держится за последний шанс, умоляя, чтобы тот взглянул лишь раз, чтобы принял его в последний и выслушал так же на прощание, если уж Ким так яро ненавидит его и это присутствие рядом. — Ты хочешь это увидеть, Чонгук? — красноволосый, хоть и был на грани того, чтобы заплакать, но держался до последних сил, пока тот, к кому сердце тянется, не начал умолять, не начал хвататься за него, как за последний глоток воздуха. Глаза полны слез так же делают больно Чонгуку. Брюнет никогда не видел, как тот плакал, припоминается, что эта «улыбка» или серьезность всегда была при Тэхене. Кажеться, сейчас в Киме образовалась большая дыра, что сдерживала слезы все это время. Его лицо не кажеться таким устрашающим, таким веселым из-за шрама улыбки. А пара дорогих зелёных изумрудов могут выражать не только ненависть, не только без эмоциональность, без чувственность, чёрствость и гниль. — Если ты увидел мое жалкое состояние, можешь уходить, ты добился всего, чего хотел. Я уже знаю о новостях… Иди и завтра со всем покончи, как и планировал все это время, — отбрасывает от себя чонгуковые ладони, смахивая с ресниц соленые капельки. — Постой! Ты можешь меня выслушать?! — — Да, пускай, я выслушаю тебя! Что измениться?! Время года поменяется? Начнется потепление или с неба прилетит метеорит? Ничего не изменится… Сейчас, говори все здесь, а потом ты уберешся от сюда к чёртовой матери! — — Нет! Я… Я молю тебя, Тэхен, прости… Прости, прости, прости! Прости меня, прими обратно, я… Я люблю тебя! Позволь мне быть с тобой, хоть даже если я буду спать в сыром подвале, но дай мне шанс! Позволь мне любить тебя снова! — — Ты что, совсем надо мной издеваешься Чонгук?! — — Тэхен, молю тебя… — — Заткнись! Ты ничего не понимаешь! Простить?! Молишь меня? О чем…? Я не Бог, чтобы прощать… Знаешь, я готов задушить тебя прямиком здесь и сейчас, за то, что ты мне врал все это время, за то, что просто играл с моими чувствами… Я думал… Я думал, что наконец-то обрёл того человека, который смог меня полюбить такого, каким я есть, не смотря на мое прошлое и нынешнее… Я думал, что влюбился в того человека, что наконец-то сможет полюбить меня так же, как и я его… Я всегда был искренен с тобой, а в замен получил вот это?! Я мог ненавидеть весь мир, но ты всегда был для меня кем-то особенным… Тем, кто подарил любовь. И правда, глупый Тэхен поверил в эту глупую сказку… Я оказался не прав в своем выборе, поэтому, все это время я любил лишь пустоту вокруг себя?! Я отдавал всего себя какой-то «ничего»?! Я был готов сделать для тебя все, свернуть горы — запросто? Достать для тебя самую красивую розу — конечно, лишь попроси меня об этом! В конце концов изменюсь для тебя… Если бы ты только любил меня… Я думал, я знаю тебя, но за это время не подошёл к тебе ни на один гребаный шаг! Я пытался забыть, почти получилось забыть! Я хотел и до сих пор хочу, чтобы твой образ исчез из моей головы, чтобы ты не преследовал меня во снах, в мыслях и даже наяву. Но ты по прежнему насмехаешься надо мной наивным… Но дело в том, я не могу забыть тебя, как сильно этого не хотел… Я все еще люблю тебя… — последние слова прозвучали настолько тихо, но в то де время этот казалось сказанным на весь мир, этот крик о помощи… И после стольких слов, которые нужно было выпустить наружу, Тэхён произнес те слова в ответ на признание Чонгука. Он поверит в эти сказанные Чоном слова, но, будет смешно, если тот опят ему соврет… — Тэхен, прости… Прости меня за то, что я был таким дураком, пожалуйста! Я… Я думал… Я думал что тогда я говорил пустоте те фальшивые, от части признания… Но только сейчас, только тогда, когда тебя не стало рядом, я стал ценить то время, что я провел с тобой. Я ценю все то, что между нами происходило. И, вспоминая те дни, я вновь захотел просыпаться с тобой в одной кровати, я захотел ощутить тепло, когда наши тела цепляются друг за друга, хотел ощутить поцелуи и тебя внутри… Как эгоистично, правда? Я всегда был трусом, поэтому боялся этих чувств и думал, что моя главная цель — это вернуться домой… Но, мой дом же здесь, так ведь? Так ты мне говорил изо дня в день? — да и вправду, дом Чонгука это не какая-то там маленькая квартирка, где у него есть лишь небольшая комната, а этот домик в лесу, где парень может делить кровать, тепло, еду, воспоминания, друг друга и разговоры с возлюбленным. Вот, Тэхен стоит безмолвно несколько, таких тяжёлых сердцу мгновений и, кажись Чонгук начинает боятся того, что Тэхен опять прогонит его. Но ничего страшно, так ведь? Брюнет же готовил себя с выхода из квартиры на плохой конец. — Чонгук… — — Да? — боится, но все же спрашивает, кусая, сминая натягивая губы в тонкую полоску, сжимая пальцы в маленькие кулачки. Руки почему-то даже так сильно дрожат, а колени сгибаются, вот-вот лишая темноволосого опоры. — Могу ли я вновь поцеловать тебя? — может ли он… Но на вопрос даже давать ответ не стоит. Конечно же ответом несомненно будет: «Да» Совсем чужие губы соприкоснулись друг с другом в этот короткий миг, который показался им не таким уж и мимолётным. В этом поцелует ощущалось что-то совсем новое, не при свойственное тем предыдущим поцелуям из, кажеться далёкого прошлого. Хотя целовались они буквально долгие недели назад, отдаваясь не настоящим жаром в изгибах, в таких синтетических чувствах. В этот раз в этом соприкосновении ощущалась настоящая любовь, когда Ким по привычке оттягивал нижнюю губу, легонько кусая, быстро слизывая юрким языком с раны кровь, ощущая то ответное рвение, или точнее то, как Чон смачно, сминая в ответ его уста, зарывался руками в пламенный загривок, поддаваясь всем телом вперёд, тая в объятиях, затем долго переводя дыхание. Сейчас они и вправду любят друг друга, Чонгук плачет, эти слезы ощущаются во рту, этот прикус горькости, и на щеках, таки теплые и обжигающие, он ощущает как руки возлюбленного нежно стирают их в уголках глаз, а затем, от этих же прикосновений, от последующих поцелуев горели щеки, и уши, и даже самые губы так же пылали… А сердце… — Я люблю тебя! — шепчет всему миру о том, что влюблён, мило улыбаясь в ответ Тэхену, все еще не веря в то, что это ему точно не снится. — Спасибо… Что поверил… — — Я так долго ждал тебя, ты даже не представляешь насколько долго… Приветствую дома, Чонгук, — парня хотят еще пробыть вдвоем, вот так, стоя под ночным небом обнимаясь, но им мешают. — Тэхен, Джуни спрашивает, почему ты так долго сидишь на улице, у тебя ничего не случилось… Чон… Чонгук? Я… Мои глаза точно не подводят меня, это… Это правда ты! — на улицу выглянул Чимин, что не мог поверить в стоящую перед ним картину. Перед ним и вправду стоит сбежавший несколько недель назад парень. Чонгук не знает чего ему сейчас ожидать от других, что скажет ему Чимин и Намджун, но самое главное это то, что Тэхен все еще его любит и ждёт, точнее уже дождался. Темноволосый ожидает уже всего: удар по лицу, гневные высказывания, но Чон точно не ожидал теплых объятий бывшего полицейского, таких крепких и нежных одновременно. — Чимин… — Чонгук хочет сказать больше, но слезы, что вновь подступили к глазам и сказали обратное. Но наверное и слезами можно рассказать многое, ими можно выразить те чувства глухого одиночества, ту тоску, которую брюнет испытал там далеко без всех этих дорогих ему людей. — Намджун! Намджун иди скорее сюда! — все еще не отпуская с объятий друга, громко зовёт любимого, чтобы тот выглянул на улицу и взглянул на вернувшегося Чонгука. Парень думает, что это похоже немного на возвращение блудного сына к семье. Они его семья, которая так долго ждала возвращения, но… Как брюнет будет смотреть в глаза Намджуна после того, как убил… Хосока? — Что такое, Чимини? — — Посмотри на это! Смотри сюда! Чонгук, это Чонгук! Он вернулся! — Белокурый, стоя лишь в одной рубашке, что говорила о том, что долго на улице тот задерживаться не стал бы, остановился на пороге, в безмолвном, таком гнетущем молчании, смотря, нет, скорее прожигая в чонгуковом теле две большие дыры. — Намджун…? — уже более тише, уже в который раз называя любимого парня по имени, Чимин пытался достучаться к разноглазого. Джун, как будто вышел из себя, вовсе не обращая внимание на откликающегося его множество раз рыжеволосого, видя перед собой одного лишь Чонгука. Воспоминания, которые не дают покоя с тог самого времени, которые преследуют с того дня, когда платиновый потерял близкого друга, когда не сумел уберечь то из последнего, что было дорого, то признание, которое давно покинувший их Чон решил произнести в первый и в последний раз… Все это взметнулось в голове, как буря, как зимняя метель. Это… его вина? Вина самого Джуна? Вина их обоих? Ведь… Если бы Джун избавился от этого мальчика намного раньше, не стал тянуть, не оставил все бы на произвол судьбы — сейчас бы он играл с Хосоком в очередную партию шахмат. Намджун винит себя, винит Чонгука, но больше всего ненавидит последнего. Или себя? Руки сжимаются, чешутся, тело само подрывается вперёд, громко и звонко нанося пощечину. — Джун… — вовсе тихо произнес имя парня бывший полицейский, находясь в неком изумлении от действий светловолосого. — Намджун, что ты делаешь?! — рыком произнес Красный Джокер, грубо хватаясь рукой плечо приятеля, который только что ударил при нем его оленёнка. Но платиновый, не обращая на все это внимания. Лишь ловко скидывает с себя тэхенову хватку, цепляясь за темноволосого мальчишку, быстро уводя того куда-то в строну. Чонгук даже и не пытался противостоять, может, это есть тот шанс, чтобы проговорить, объясниться, подраться или что еще, чтобы потушить пыл. Как никак, а брюнет в ту ночь покончил с одной жизнью… Чон слышит голос Кима сзади, он что-то возмущённо говорил упорно останавливающему его Чимину, когда рыжеволосый пытался оттянуть убийцу назад. Чимин наверное понимает, что им стоит поговорить, поэтому и дает шанс, заходя с Тэхеном внутрь дома, утверждая и убеждая психа в том, что Намджун не посмеет причинить брюнету больше вреда. И наверняка красноволосый поверил словам бывшего сотрудника полиции, что внушал доверие.***
Чонгук с ведущим его в неизвестном направлении Кимом недолго шли по снегу, который под напором веса двух тел хрустел под подошвой и продавливался к земли, оставляя после себя видимые следы. — Что это… Могила? — тихо подмечает брюнет, когда они вдруг остановились ни с того ни с сего посреди поляны, а затем задал вопрос, могила ли это вообще, когда увидел перед собой небольшой насыпанный горб с плитой, что возвышалась над самим надгробием. Конечно же могила, тут и дурак догадаться сможет. И долго думать, кто же там все-таки лежит, под этим всем весом земли нет смысла — на этой плите так четко высечено это имя. — Неужели это могила, — но не успевая закончить предложение, выговорив при этом то самое знамение, Чонгук замолкает, так как его речь перебивает громкий, немного устрашающий своим грозным тоном возглас Намджуна. — Не называй его имени…! — попросту не хочет вновь вспоминать о том, как звали этого человека при жизни. Из-за ненависти? Точно нет. Не ненависть это, просто… Эти воспоминания просыпаются при каждом упоминании его, он вспоминает не то счастливое лицо, а то мучение, те увечья, что испытывал умерший при смерти. Больно ли ему было вот так умирать…? По каждой такой детальке, упомянутой частичке от сердца Намджуна отрывали что-то родное, что-то такое братское и теплое. Хосок ему как брат, хоть и не родной. И знать, что это тело, которое прикрывало каждый раз спину на вылазках, тот человек, что помогал, что играл с ним в шахматы по вечерам, где платиновый постоянно продувал уже мертвое, что бездыханно лежит под землёй, сгнивая — такие мысли невыносимы. Хотя, кого Джун пытается обмануть, сам ведь до сих пор помнит те три слога. Чон Хо Сок. — Зачем ты привел меня сюда? — — А как ты думаешь? Почему? Это же ведь ты убил его… — Наверное, странно приводить убийцу на могилу того, кого тот же привел к такому летальному исходу. Но вина лежит и отчасти и на самому Намджуну, поэтому-то ему и кривит душу каждый раз, — Я видел… Я видел как он умирал, я своими глазами видел его перед смертью, то, как его шею уже обхватили ее костлявые пальцы не отпуская. Мне было так страшно в тот момент, еще никогда так в жизни не боялся. Он был… Так жалок: везде порезы, все в крови, земля, одежда, тело, столбы деревьев вокруг, тот острый скальпель возле него… Я так боялся в тот момент, я так перепугался, не знал что делать. Просто упал возле него, пытаясь оттянуть тело, что вдруг стало таким, невыносимо тяжёлым. Он говорил, шептал точнее через боль, выкашливая с глотки комки крови, но пытался донести мне о том, что рад за меня, рад, что я нашел себе Чимина, рад потому что смог встретить меня перед кончиной, просто рад… А потом, он сказал, что любит меня, так сильно… — — Зачем ты мне это рассказываешь? — — Потому что… Я не знаю почему, мне некому рассказать про это, Чимин… Я не хочу, чтобы он подумал, что я его разлюбил в тот момент. А Тэхен… Для него эта информация совсем не нужная. Чонгук, я знал о том, что ты когда-то бы сбежал из нашего небольшого логова. Я не стал тебя останавливать, не стал говорить об этом Тэхену, который был слишком влюблен в тебя, чтобы поверить. Про этот план знал только я, Чимин и сам ты. Но Ким даже сейчас безумно любит тебя, несмотря на все это… Просто, если бы я не был настолько глупым и эгоистичным, не был таким гордым, если бы я покончил с тобой тогда, ссылаясь на твое самоубийство, я бы не потерял своего друга, не потерял бы, не стоял сейчас возле его могилы, не плакал… Но, если бы не ты… Обрёл бы я для себе под сердцем личного полицейского? Чимин, кто бы тогда спас его от гибели…? Я благодарен тебе и в тот же момент так сильно проклинаю. Но, что уже умерло и потеряло какую либо ценность на земле… Как там люди говорят? Живёт на небесах? — — Да, все именно так… — — Поэтому, где бы он сейчас не был, я буду ждать встречи с ним. Для него я постараюсь простить тебя, я постараюсь простить, ради Чимина и Тэхена, — — Я понимаю, — — Знаешь, сейчас мне намного легче вспоминать… Иди, я побуду ещё немного тут и поговорю с ним. Тебя уже наверное ждёт Тэхен, — — А тебя Чимин, помни об этом — — Да, я знаю — басисто смеётся, провожая Чонгука глазами, а когда последний скрылся в темноте, продолжил болтать с лучшим другом, надеясь, что тот его всё-таки слышит.***
На улице пошел легкий снегопад, что внушал в душу что-то спокойное и умиротворенное. Этот большой, пушистый и медленно оседающий на земле снег так же садился на черную копну волос Чонгук, так же быстро покидая ее от легкого дуновения ветра. А затем щеки щипают от резкого контраста температуры на улице и той температуре при свойственной дому внутри. Он выглядит в точности так же, как и выглядел до внезапного побега темноволосого много недель назад. Брюнет переступает порог, где его встречает небольшая прихожая, где на полочках уже стояла обувь, некоторая из сушилась на батарее, так же куртки в углу на вешалке и небольшой коврик. Чонгук разувается, так же кладет обувь на обогреватель, чтобы та подсохла от снега, что попадал в нее при дороге сюда. Глаза плавно осматривают здесь все: коридор освещённый небольшой люстрой переливается в золотистых тонах сухого дерева и света и тени в самых его закоулках, где так же развешанная паутина. Плавно шагая дальше, вслушиваясь в приятный скрип пола, который немного прогинался под весом парня. А затем очи идут еще дальше, замечая где небольшими дугообразными арками отделенная кухня и гостиная, всматриваясь при этом на стены, где раньше никогда не замечал стоящий столик, с подсохшими ромашками. Чонгук помнит этот букет, которого сам же собрал этим же летом, когда выходил с Тэхеном на прогулку. Даже как-то мило, что красноволосый сохранил его. — Чонгук…! — внимание брюнета привлекает тихий голос бывшего полицейского, что вышел к Гуку из кухни — Намджун, он ничего не натворил, не сказал ничего лишнего? — с переживанием спрашивает, вытирая мокрые руки после мытья посуды полотенцем, при этом разглядывая покрасневшую щеку темноволосого, фыркая. — Нет, по крайней мере, я так думаю. Но он рассказал мне, что его волнует, думаю сейчас Ким нуждается в твоей поддержке как никогда… Думаю, ты знаешь где его искать — — Ох, я поспешу туда, — рыжеволосый откидывает в сторону полотенце, ловко огибая брюнета, в спешке натягивая на ноги ботинки и куртку, выбегает на улицу, где за ним послышалось только размытое: «Я скоро приду с этим дураком!» и громкий хлопок входной дверью. А Чонгуку не остается ничего, как просто кивнуть, проходя в гостиную. Медленно проходясь вдоль, легко проводит рукой вдоль мягкой обивки дивана, так же глазами водя по сторонам, замечая на одному и креслу откинутый кем-то пульт, которого благополучно заполучает в руки, ловко наживая пальцами по кнопкам, переключая неинтересные новости на что-то другое, более менее не нагружающее мысли. Хотя стоит напомнить, что на этом старье было лишь от силы два-три канала… А в воздухе стоит легкий запах свежесваренного кофе, который сочился аж из куни сюда. Этот запах навевает былые воспоминания и даже сама эта комната так же хранит в себе частичку моментов. Например когда они впервые вцепились в тела друг друга на этом самом диване, хотя Чонгук по началу не хотел этого. А затем кухня и ванная, так же, как и всегда запертая дверь в кабинет, Чонгук даже и не пытался дергать за ручки, а в самом конце лестница на верхних этаж, где спрятана большая спальня. В этой комнате Чонгук проводил большую часть своего времени. Он либо лежал на мягком матраце, крепко обнимая руками подушку, либо писал мысли в дневник, мастерил свой тайник, либо просто думал над чем-то, стоя у окна. на миг темноволосый останавливается, не ступив даже шагу на эту лестницу, вслушиваясь в негромкий топот его возлюбленного. даже немного страшно, хотя зачем боятся, если убийца вновь принял его к себе. А затем, набравшись уверенности шагает, пока не оказывается на самом верху. — Тэхен… —хочет сказать что-то по прибытию в спальню, но внезапно подлетевший к нему Тэхен не позволил закончить начатую мысль, нежно прикасаясь пальцами к лицу, точнее того места на чонгуковой коже, что до сих пор немного горело от удара. — Чонгук, тебе не больно? Намджун… Как он посмел ударить тебя?! В тот момент я был так зол на него, что готов был прибить на месте! Если бы не Чимин, следом за Хосоком последовал бы он! — — Не переживай, — медленно убирает тэхеновые руки со своего лица, заводя их за свою талию, образовывая с рук убийцы некий замочек, чтобы Ким крепко обнял его там, сам же ловко обвил руки вокруг шеи красноволосого, заглядывая в зеленые глазницы. И если несколько мгновения назад тело психа было на грани взорваться, сейчас же Чонгук ощущает как медленно, но все тело кима начинает расслабляться. — Не злись на Намджуна, он ничего плохого не сделал, нам двоим давно следовало поговорить, — — Правда? Не хочешь, чтобы я поставил его на место? — — Нет, я правда в порядке, ведь теперь я с тобой, поэтому прекрати говорить о своем Намджуне, говори о нас… — легко касается тэхеновой щеки устами, одаряя красноволосого мимолетным поцелует, но сам Тэхен не намерен позволить так просто ускользнуть сладким губам брюнета, цепляется пальцами за подбородок, накрывая своими губами губы Чона, по новой вкушая этот приторный вкус. А самому темноволосому впервые нравится вот так вот целоваться с ним, следить за движениями рук, когда те плавно скользили по талии вниз, обхватывая бедра и по новой. Чонгуку нравиться стоять вместе, поддерживать друг друга, смеяться от щекотки и горячего дыхания возле шеи, и на щеках, так же ощущать вкус конфет и кофе на языку, — Когда ты успел выпить кофе? — — Я выпил его с Чимином недавно, когда ждал тебя. Хочу сказать, что Чимин отменно готовит этот напиток! — — Ох, я даже немного расстроен, потому что я не умею так хорошо готовить кофе… Хотел бы и я тоже подавать тебе его по утрах, но наверное ты скорее отравишься им, чем он тебе понравится… — — В следующий раз ты точно мне его приготовишь, и выпью все, потому что именно ты его мне приготовишь! Ну… А если у меня и так появились лишние силы, может, вспомнить былое? — последнюю фразу готорит шепотом над ухом, внезапно для самого Чонгука сбрасывая того на кровать, нависая сверху. Тэхен умоляющее смотрит, надеясь лишь на то, что брюнет согласится сегодня провести долгую зимнюю ночь вдвоем, не смыкая глаз ни одной секунды. — Ну как? Хочешь? — — Ну конечно, иди сюда, мой Тэхенни — притягивая любимого в объятия, Чонгук зарывается носом в выемку тэхеновых ключиц, подрагивая и ахая от того, что эти проворные руки убийцы заползли под кофту, напоминая этими же прикосновениями те самые дни.