* * *
Я подскочила от очередного кошмара, который никак не могла забыть. Дим поднял на меня глаза, отводя от своей сестры, которую прижимал к себе, и удивился моему пробуждению. Костер ярко горел – видимо, парень и развел его, чтобы согреть товарищей. Я почувствовала леденящий пот на своем лбу, который выступил при моем испуге во сне. Взглянув на часы, я удивилась, как быстро пролетела ночь. Все остальные спали, не обращая внимания на редкий, но громкий кашель Даши. – Ей нужны лекарства, – шепотом сообщил мне Дим, когда я посмотрела на девочку, пытаясь понять ее самочувствие. Я подползла к Даше и коснулась рукой ее лба. Моя ладонь дрогнула от жара, который исходил от девочки. – У нее невыносимый жар, – я тихо сказала, стараясь не тревожить ее. – Да, и поэтому ей нужны лекарства, – еще раз повторил парень. – Я помню, что ближайшая аптека находится на юге города, – предложила я, чувствуя, что не смогу сидеть просто так и смотреть на мучения девочки, организм который не мог побороть инфекцию. – Было бы хорошо, если ты посетила ее, – Дим заглянул мне в глаза, которые выглядели уставшими и красными. – Я был бы благодарен тебе. Я молча отошла от парня и вышла из комнаты. Меньше чем за месяц я очень привыкла к этой милой девочке, которую сейчас сжигала температура. Не могу смотреть на мучения людей, просто не могу. Возможно, это моя внутренняя слабость, а может… Это сейчас не так важно, главное – я хочу помочь ей, именно поэтому лекарства будут доставлены как можно скорее. Накинув на плечи рюкзак и надев лыжи, я вышла из дома. Меня встретил жуткий ветер, который кинул в мое лицо горсть снега. Отряхнувшись, я оттолкнулась лыжными палками и двинулась навстречу сильному потоку воздуха. Мое лицо чувствовало ужасную боль, от которой мне хотелось выть, но я не могла позволить себе это. Ударяясь о мою кожу, льдинки отскакивали и продолжали свой путь дальше. Через минут пять, спустившись в южную часть города, я увидела небольшое двухэтажное здание, которое сливалось с сугробами. Это была городская больница, которая теперь оказалась погребенной под снегом. Я подошла к небольшому окну на втором этаже и, взяв покрепче лыжную палку, разбила окно. Стекло звонко упало на пол, дав возможность мне попасть в здание. Держась за подоконник, я сняла лыжи со своих сапог и аккуратно залезла в больницу. Ступив на кафель, осколки треснули под моим весом, вызывая неприятный, закладывающий уши звук. Пройдя на первый этаж больницы, я осознала, что здесь давно никого не было. Изредка я встречала фигуры людей, замороженные во льду, но старалась не думать о них и двигаться дальше. За месяц ежедневных вылазок наружу, постоянные исследования ледяного города, меня уже было не удивить трупами, которые навсегда застыли, но это зрелище все равно заставляло ныть мою душу. Мысль о том, что мы могли быть последними, кто выжил, не давала мне покоя. Иногда в моих мыслях проскакивало высказывание одного человека, который через минуту после этого повесился: «А что, если мы последние люди на Земле? Наш родной дом явно хочет избавиться от нас, так почему бы не помочь ему?». Я встретила его, когда вместе с Александром Александровичем и Николаем попали в один из южных торговых центров. Нам пришлось разделиться, чтобы обыскать его полностью, и в строительном магазине, куда отправилась я, меня ждало испытание судьбы. Я столкнулась с отчаявшимся человеком. Знаете этот огонек в глазах, который сопутствует нам всю жизнь? Так вот, посмотрев в глаза того незнакомца, я с ужасом поняла, что он – ходячий труп. С виду живой, а внутри – мертвый. Я не смогла остановить его; если человек сдается – ему лучше не мешать. Нет, я не спорю, что всегда нужно пытаться вернуть людей в жизни, но он был уже не жилец. Я вижу это; бывает, смотришь на человека – весь израненный, душевно покалеченный, но его глаза кричат: «Я ХОЧУ ЖИТЬ!»; смотришь на другого – абсолютно здоровый, но глаза настолько пустые и мрачные, что сам начинаешь выть от этого. Пока печальные мысли не выходили из моей головы, я уже дошла до двери, на который было написано крупными буквами: «Аптека». Взяв в руки карманный фонарь, я вошла в помещение, осветив его слабым и тусклым светом. Аптека была небольшая: огромная стойка занимала почти все место. Через треснувшее окно исходил холод, хотя через него была видна лишь стена снега. Сюда он не попал на мое удивление, что было мне на руку. Я быстро пролезла под примерзшей столешницей и очутилась по другую сторону от стойки. Здесь уже осела пыль, и иней превратился в вечный лед. Самое страшное, что могло сейчас случиться – ящик мог примерзнуть к металлическому корпусу. Я аккуратно подошла к нему и отыскала надпись «Жаропонижающее». Легонько попробовав открыть его, ящик не поддался. Мне пришлось приложить усилия, чтобы он с грохотом упал на кафель вместе со своим содержимым. Я неуклюже плюхнулась на пол и принялась перебирать лекарства. На самом дне этого ящика лежала упаковка, на которой было написано «Парацетамол». Я взяла лекарство и спрятала в рюкзак, который висел на спине. Затем, прихватив еще пару упаковок противовирусного и противовоспалительного, я двинулась назад из аптеки. К счастью, я смогла спокойно дойти до того окна, откуда я и зашла в больницу. Выглянув наружу, мое лицо перекосилось в ужасе, на улице бушевала настоящая буря – сильный ветер крутил и без того огромное количество белых хлопьев, которые залетали в больницу, заметая новый сугроб. – Что же делать? – Шепотом я спросила сама у себя, отойдя от окна. Я знала, что не смогу добраться в такой буран назад. Это было слишком рискованно – снегопад мог сбить меня в пути. Мне оставалось лишь переждать его. Поэтому я села на пол и стала ожидать конца бури.* * *
Прошло уже несколько часов моего ожидания, а буря все не стихала. За это время я успела исследовать больницу от и до, вспоминая разные моменты моей жизни. В детстве я была очень болезненным ребенком: кто-то прошел мимо и чихнул – на следующий день я заболевала; кому-то стоило сказать о своей повышенной температуре – на следующий день моя температура поднималась до 39°С; по дороге домой начался дождь – на следующий день у меня появлялся насморк и безумно болело горло. Я стала постоянным посетителем своего врача. Слабый иммунитет играл со мной в игры, и, как бы не пыталась я и мои родители, мы ничего не могли поделать с этим. С каждым годом я ждала, что наконец-то профилактика поможет мне избежать очередного попадания в больницу, но ничего не менялось. Все повторялось до определенного момента, и это, пожалуй, было самое счастливое время для меня. Осознание того, что я смогла укрепить свой иммунитет настолько, что стала устойчива к простым заболеваниям, например простуде, стало для меня победой над собой. Однажды положили меня с воспалением легких в эту больницу. Я пролежала здесь около трех недель, которые, как по мне, длились целую вечность. Постоянные уколы, процедуры – настоящее мучение. Не самые приятные у меня воспоминания из детства, ну, что же поделать теперь. Остается лишь жить. Я подошла к двери и, дернув ее за ручку, вошла в палату. Около девяти лет назад я здесь и пролежала, мучаясь с воспаленными легкими. Палата была не самой большой, но две койки здесь умещались. Напротив меня тогда лежал мальчик, года на три младше меня. У него было тоже воспаление легких. Я помню, как он кричал: никак не мог смириться с уколами. У меня сердце замирало каждый раз, когда мои уши улавливали его вой. Поэтому сразу же после процедуры я старалась уйти в другое крыло больницы, чтобы не слышать ничего, а после приходить и успокаивать его. Мне до ужаса было жаль его, но что я могла поделать? Ветер завывал на улице, кидая снег из стороны в сторону, когда я подошла к окну. Раньше все было другим, и отсюда был виден торговый центр. Сидя на этом окне, пять лет назад, с маленьким мальчиком, мы наблюдали за толпой, которая выходила и заходила в магазин. Это единственная радость, которая хоть как-то воодушевляла нас. Мальчик вновь рыдал, опять, это случалось после каждого укола, а нам делали его дважды в день на протяжении недели, а затем – только процедуры. Я снова попыталась утешить его, но и в этот раз ничего не вышло. Взяв его за маленькую ручку, я потянула его. – Давай, вставай, – я подняла его. – Иди сюда. Мы подошли к окну и, подсадив, я помогла сесть на подоконник. Сам он не дотягивался – рост был слишком маленький. – Представь, что скоро ты будешь на месте этих людей, – я указала пальцем на толпу. – Саш, ты, и правда, думаешь, что нас выпустят отсюда? – Вполне серьезно сказал он своим детским голосом. – Ты о чем? – Я сосредоточилась, так как не поняла, что он имеет в виду. – Мы здесь почти неделю, – в его глазах читалось беспокойство и еще какое-то чувство, которая ранее я не встречала. – И нам постоянно делают эти уколы. Я чувствую себя прекрасно, но мы до сих пор здесь. Теперь мне кажется, что мы не выйдем отсюда. – Ты что такое говоришь? – Я удивленно хлопала глазами, смотря на мальчика. Его голос выражал всю серьезность слов, что меня очень изумило. – Правду, – коротко ответил он мне и спрыгнул с подоконника. – Мне надо поспать. Он лег на кровать и отвернулся к стене, пока я его не догнала и не стала расспрашивать и переубеждать. В конце следующего дня меня перевели в другую палату, а через неделю – отпустили домой. Больше я его не встречала нигде, но его слова заставили глубоко задуматься меня. Тогда, смотря в его глаза, я не понимала, что же за чувство это было. Сейчас, спустя столько лет, я поняла – мальчик совсем отчаялся, его измучили постоянные слезы и крики – он сдался. Наверное, самое опасное чувство, которое может ощутить человек. Я провела рукой по старому пыльному подоконнику, который навеял на меня эти воспоминания. Проснувшись вчера, я вспомнила один момент из своего прошлого, однако не стала вдаваться в подробности. Но сейчас, кажется, оставшись наедине со своими мыслями, я могла подумать обо всем, что беспокоило меня и требовало одиночества для рассуждений. – Ты уверена, что хочешь этого? Этот вопрос вывел меня из неловкой задумчивости, от чего я качнула головой слегка, приходя в себя. Я не сразу поняла, что сижу напротив зеркала и смотрю на саму себя: девушку с приятными чертами лица, тусклыми веснушками и длинными волнистыми волосами, которые касались подушки стула, на котором я же и сидела. Холодные солнечные лучи выглянувшего из-за снежных туч солнца окрасили мои локоны в золотистый цвет, и я испытала невероятное желание прикоснуться к ним. Но моя рука не поднялась – я сдерживала себя. На фоне играла успокаивающая музыка, вроде бы Шопен, я не знаю точно, уже забыла. Помню лишь то, как девушка, старше меня на пару лет, взмахнула яркими огненными кудрявыми локонами волос в мою сторону, и я, ослепленная улыбкой, щурила глаза. Ее янтарные глаза хмуро улыбнулись, когда в руках девушки оказались ножницы, только что лежавшие на столе. – Уверена, – я кивнула головой. Уголки розовых губ ее опустились, и она глубоко вздохнула, подходя ко мне сзади. – Ты ведь не стригла их с четырех лет, – девушка провела тонкими теплыми пальцами по моим волосам, от чего я замерла, смотря в зеркало. Почувствовав и увидев, как девушка положила мне свою ладонь на плечо, я накрыла ее своей. – И тогда я пообещала себе, что, когда я проживу год без единого попадания в больницу, я сделаю себе новую прическу, – рыжеволосая девушка вновь глубоко вдохнула, а я продолжила, смотря в ее янтарные солнечные глаза. – Давай, Слава. Девушка принялась расчесывать мои волосы, а затем окончательно взяла ножницы. – Родители будут в настоящем шоке, когда увидят тебя с такой прической, – ее голос прозвучал довольно грустно. – Родители знают о моем слове, – заверила ее я. Девушка взяла первую прядь и отрезала ее. Я почувствовала невыносимое горько-сладкое чувство: назад дороги нет, даже если передумаю прямо сейчас. – Ты была совсем маленькой, – заметила Слава и отрезала еще одну прядь. – Они наверняка приняли твои слова за шутку. Но, несмотря на свои слова, Слава продолжала отрезать прядь за прядью. Вскоре, девушка опустила свои руки, а я запустила в короткие и непривычные для меня локоны. Теперь они опускались мне на плечи, на несколько сантиметров их касаясь. Всматриваясь в свое новое и незнакомое для меня отражение, я тихо прошептала: – Ну вот, Саша, твоя новая жизнь начинается. В детстве, когда я поняла, что буду несколько раз в год лежать в больнице из-за своего слабого иммунитета, я дала себе слово изменить свою прическу. Прошло около четырнадцати лет, однако я не забыла свое обещание. Я целый год не появлялась в больнице, не болела простой простудой – абсолютно ничего. И тут я поняла, что пора выполнить свое обещание – я сделала себе новую длину волос: теперь они едва касались моих плеч. Сказав себе напутствующие слова, я думала, что начнется новая жизнь, однако все пошло не так. Придя на следующий день в школу, я сразу же столкнулась с волной гнева и негатива со стороны школьников. Большинство из них меня дразнили, обращали нежелательное внимание. Я помню их жаждущие моей боли глаза, которые скрывались за приятной внешностью и умиротворяющей речью. Слава была всегда любимицей, но не я. Придя домой вечером, я поняла, что действительно началась новая жизнь – этап, где я должна научиться смотреть дальше мнений и комментариев в свой адрес простых школьников – людей, с которыми я могла видеться всего лишь один раз в своей жизни. Тогда я поняла, что начинаю меняться, но не осознавала: а изменился ли мир? Может, это я слишком долго закрывала глаза на то, что творится вокруг меня. Я никогда не была любимицей, но это выводило меня из себя: кто дал право всем лезть в мою жизнь? Они не знают, почему я так резко решила сменить прическу, так пусть и не лезут с такими вопросами. Я ненавижу, когда кто-то придумывает что-то обо мне, особенно неправду, поэтому на следующий день даже не обратила внимания на косые взгляды и прошла мимо них. В один момент мне вдруг стало плевать на мнение других, хотя именно этого не могла сделать Слава… Не могу не вспоминать ее: я в край отличалась от нее – мы были противоположностями. Наверное, жизнь некоторых людей начинает меняться, а спустя время изменения лишь набирают обороты. Так вот, я могу сказать, что полгода назад я начала свой путь, путаясь и собираясь вновь. Меня многое разочаровало, но я находила смысл идти дальше, преодолевая испытания. Сложно влиться в общество, когда ты не похожа на обычную толпу. Это пытаются сделать все другие, но не я. Я наоборот пыталась вырваться из привычных оков общества, нарушая их стандарты. Мне просто надоело зависеть от них, и я сделала это. Это научило меня видеть мир иначе: он такой же хрупкий и картонный. Я пыталась найти ответы на вопросы, которые не стоило бы задавать: они навечно останутся незакрытыми. В моей голове крутилось столько мыслей, что иногда я думала, что скоро взорвусь. Это второй шаг моего изменения. Следующий шаг должен был произойти в июле, спустя полгода, но тут мне решили помочь: одним прекрасным утром на нас обрушилась стена снега. Это новое испытание, которое мне нужно преодолеть. Но, я часто думаю, что меня вообще не должно быть здесь: я слишком слабая даже для веры. Она у меня исчезла с того момента, когда я вышла на улицу после резкого похолодания. Перед моими глазами очутились сотни замерзших людей с перекошенными от ужаса лицами. Они ведь просто хотели получить шанс на жизнь, но природа распорядилась иначе. С тех пор началось мое новое становление личности: мне предстояло вновь взбираться на первую ступень, чтобы принять все. Однако это затянулось: я до сих пор до конца не осознаю это, иногда плачу просто от отчаяния и не могу прийти в себя после того, как вижу ледяную статую. Это слишком больно, чтобы привыкнуть к такому. Посмотрев в окно, я заметила, что буря стала стихать, поэтому, отбросив все свои воспоминания, побежала к выходу. Взяв в руки лыжи, я вылезла сквозь сугроб наружу и попыталась быстрее надеть лыжи на ноги, сидя в снегу. Наконец, спустя несколько минут моих страданий, я встала на лыжи и, взяв в руки палки, двинулась в сторону дома. Я удачно выбрала время, так как я успела проехать несколько километров, когда буря стала набирать новый оборот. Но, несмотря на это, я увидела при плохой видимости дом, в который мне и нужно было попасть. Собрав последние силы в кулак, я оттолкнулась лыжными палками и приблизилась еще на несколько метров к зданию. Через пару минут я была уже около двери. Открыв ее, я ввалилась в комнату, судорожно снимая лыжи, чтобы закрыть дверь. Когда ветер издал свой вой на улице, а не в комнате, моя голова упала на пол. Легкие лихорадочно пытались восстановить уровень кислорода одышкой. Совсем забыв о моем задании, я лежала на полу, улыбаясь от удачи, которая, наконец, посетила меня в течение последнего месяца.