Саша

Я невольно потянулась, пытаясь размять и без того уставшие мышцы. После скорой поездки у меня ужасно ныло все тело, так как мне пришлось противостоять бурану. Перевернувшись на живот, я напрягла свои руки и встала. Мой костюм был весь мокрый, с налипшим снегом, поэтому мне потребовалось время, чтобы отряхнуться. Восстановив все силы, я выбежала из этой комнаты. Снегоходов уже не было в коридоре, как и всех инструментов. Зайдя в соседнюю комнату, я быстро скинула с себя мокрую одежду и побежала, захватив рюкзак. Было непривычно холодно идти в теплом свитере и брюках, но это необходимо. Я вбежала в комнату с камином, оборвав жуткую тишину. На меня лишь посмотрел Александр Александрович, который своими грустными глазами дал повод для беспокойства. – Я принесла лекарства, – доставая холодными руками, протянула я. Дим даже не поднял глаза на меня, хотя я выполняла его просьбу. Меня было очень сложно вывести, и вообще предпочитала молчать, ожидая чего-то, но сейчас на моей душе появилось удушливое чувство страха. Мое сердце скакало туда-сюда, словно на американских горках, и мне захотелось быстрее это прервать. – Кто-нибудь в этом доме объяснит, что произошло? – Не выдержала я мертвой тишины. Парень, наконец, поднял на меня свои красные глаза, я с ужасом увидела его распухшее лицо, которое говорило явно о его недомогании. Он внимательно взглянул на мою добычу и вновь опустил глаза на девочку, лежащую у него на коленях. Она была завернута в свою белую куртку, из-под которой виднелся теплый пушистый нежно-розовый свитер – помню, как его именно я отыскала для Даши. Она была в то мгновение такой радостной, что от безумия мне захотелось еще сильнее развеселить ее. Девочка широко улыбалась, показывая белые зубы мне, и из ее легких слышался детский смех. Но сейчас она молчала, а я не могла рассмотреть ее лица. Но еще одно мгновение, и… – Что случилось? – Я судорожно задала вопрос, заметив неестественно белую кожу девочки, которую держал парень. Александр Александрович развернул свое лицо ко мне. Оно было разгоряченным, будто он несколько минут до этого плакал. Впервые я увидела старика таким расстроенным, ведь каждую секунду до этого он улыбался, даже если грустил. Александр Александрович был оптимистом, но сейчас, казалось, словно это был простой иллюзией, и настоящее лицо старика передо мной в эту самую минуту. – Ее нет больше, – некогда веселый старик выдавил из себя едва эти слова. Он сказал что-то еще, но оглушенная этими словами я замерла посреди комнаты. Теперь, когда боль ударила мою душу, я не замечала вокруг себя ничего. Мои уши заполонил один звук «Ее нет», который каждый раз повторялся, не успев первый закончится. К горлу подступил ком и, даже при пустом желудке, я почувствовала волнительную тошноту. Прервав свое дыхание, я закрыла глаза, но даже в таком состоянии моя боль только усиливалась. Сердце не могло спокойно биться, останавливаясь и сжимаясь. Дыхание скакало туда-сюда, все еще сбитое быстрой пробежкой на лыжах. Попытавшись вновь открыть глаза, я еле-еле сделала это, потому что они начали заливаться слезами. В ошарашенном состоянии я сделала несколько шагов и упала на колени перед Димом. Мои эмоции были настолько сильными в тот момент, что я не помню, как взглянула на девочку. В моей памяти пролетали фрагменты из жизни: когда я впервые увидела ее улыбку, ее грусть, ее искреннюю девичью радость. А теперь, нахмурив брови, ее напряженное лицо оставалось неподвижным, как и все тело. Оно обмякло в руках ее брата, побелев, стало походить на чистый снег, по которому я сейчас добиралась домой. Хотела бы я, чтобы все это сейчас рассыпалось на тысячу осколков, и я подняла голову, тряхнув ее ото сна, но эта боль была реальной. Я чувствовала, как когти режут мою душу, заставляя нервно ежиться даже от ударов собственного сердца. Оно все еще билось, но было готово остановиться, только бы не переживать столь огромный шок. Я молча коснулась пальцами ее руки, которая свисала и почти касалась пола. Ее худые пальцы оказались неестественно ледяными, будто я взяла в руки сейчас лед, сидя у камина. От прикосновения она не проснулась, хотя я очень надеялась на это. Но теперь больше глаза девочки никогда не откроются: она уснула навеки в ледяной и холодной пустыне. Подняв свой взгляд на парня, я увидела красное лицо. По его щекам впервые за наше знакомство стекали слезы. Он рыдал как маленький мальчишка, сдерживая себя, будто родители говорили ему: «Не плачь. Настоящие мужчины не рыдают». От этого его лицо еще сильнее краснело, и Дим, опустив голову, продолжал так сидеть. Я замерла, глядя на брата девочки, не в силах даже сказать слова, чтобы его успокоить. Возможно, это было даже к лучшему, потому что единственным, что я могла сказать, было бы: «Ээм…». Простой неловкий звук вырвался бы из меня, но никак не речь, которая могла бы хоть как-то утешить его боль. Говорят, что молчаливые люди испытывают боль еще сильнее, чем те, кто показывает эмоции на людях. Так вот, я даже представить не могла, что сейчас происходит внутри парня. Огонек его глаз начал угасать, и я пошатнулась, увидев это. Через несколько минут в тишине, ощущая всей своей кожей, исходящий холод от девочки, я обернулась на открывшиеся двери. В комнату медленно вошел Николай, держа в руках лопату. – Давай, – он с грустью в голосе сказал Диму. – Пора. Заметив меня, он посмотрел в мои глаза так, будто говоря: «А я предупреждал. Я оказался прав». Его сомнения оказались чистой правдой, так вот что он хотел сказать меня. Увидев мое лицо, залитое слезами, он отвернулся, пытаясь не вызвать ту же жалость у себя. В глубине души мужчина и сам был опечален потерей – это выдавал его голос, но старался не показывать это, чтобы в группе был хотя бы один человек, способный здраво мыслить. Дим поднялся вместе с обмякшим леденящим душу телом и вышел из комнаты. Девочка неподвижно болталась на его руках, а ноги едва покачивались при шагах. За ним последовал Александр Александрович, оставив меня одну. Казалось, даже огонь с жалостью потрескивал ветками. Все осталось тем же, но почему-то стало пусто. Теперь по дому не носилась веселая девочка в белом спортивном горном костюме, заражая своим смехом и радостью, от которых зажигался огонек в глазах даже у самого грустного человека в мире. Опустевшая вдруг комната давила своей атмосферой на меня, будто я осталась совсем одна. На улицу я вышла самая последняя, так как пришлось вновь надевать тот самый мокрый костюм, даже не думая о том, что могу заболеть так же, как и Даша. Называя ее имя в голове, я вздрагивала каждый раз. Было ужасно холодно чувствовать мокрую одежду на себе, но надевать новый костюм – разве что не оставить себе шанса для спасения. Чтобы его высушить требовалось время, а сидеть в одежде, с которой стекает вода, не очень приятно. Увидев, как трое мужчин неподвижно стояли около примитивной могилы, которую выкопали около того самого здания, где вчера мы обнаружили Дашу, я подошла к ним. Они уже зарыли тело в снегу и молча склонили головы над могилой. Я с опаской посмотрела на лицо Дима, пытаясь понять его эмоции, но оно было совершенно пустым. Никаких эмоций, никаких чувств, ничего. Он грубо смотрел на могилу, нахмурив густые брови. Я пошатнулась, когда рука приняла на себя легкий толчок Николая. Рядом стоявший Александр Александрович, кивнул мне в сторону дома, намекая на то, что стоит оставить Дима попрощаться с сестрой, которую он так тщательно оберегал с начала катаклизма. Один раз ему стоило отлучиться – и вот результат. Мне захотелось подбежать, успокоить парня, но я знала, что все это будет напрасно – ничто не уймет его боль, а тем более мои слова. Парень едва смирился, что теперь стал частью нашей группы, и, по большей части, он сделал это ради девочки. Ведь именно она его умоляла остаться с нами. Теперь же его ничего не держало, никаких привязанностей. И где-то в глубине душе закралось сомнение, что Дим может уйти от нас в любую минуту. Однако пока что он стоял возле сугроба снега, опустив печально глаза, склонив голову. Я отошла к мужчинам и вошла в дом. Их лица выглядели опечаленными, но глаза по-прежнему горели, воодушевляя меня. – Ему стоит побыть одному, – Александр Александрович подошел ко мне и тронул за куртку, сняв перчатки. – А тебе – переодеть костюм, чтобы не было того, что случилось сегодня. Николай утвердительно кивнул, подтверждая слова старика, когда мой взгляд упал на него. Я молча прошла мимо них и зашла в соседнюю комнату.

* * *

Мы молча сидели напротив камина и, наконец-то, ели за весь этот день. В моих руках находилась небольшая банка рыбной консервы, которые только у нас и были. Холодная пища наполняла мой желудок, что было кстати, так как с самого утра у меня ужасно болел живот из-за отсутствия завтрака. Дим вернулся через час после того, как мы оставили его одного. Теперь он отстранено ел в нашей комнате, сидя далеко от камина, хотя его красные руки говорили о переохлаждении. – Ну что ж, нам осталось совсем немного, – Николай прервал эту тишину, закрыв пустую банку, и направился на выход. – Не откажусь от помощи. С этими словами он вышел из комнаты. Наш старик медленно поднялся, опираясь на трость – проблемы со спиной дают знать о себе – и направился за ним, опережая меня. – Вряд ли ты поможешь, – он покачал головой, взявшись рукой за ручку двери. – Мы меняем двигатель. Может, в следующий раз? Я молча кивнула и опустилась на пол с досадой. Мне не очень хотелось оставаться с огорченным человеком в одной комнате, так как не очень умела утешать. Дождавшись, пока Александр Александрович выйдет из комнаты, я взглянула на Дима, неожиданно пересекаясь с его взглядом. – Может, – я попыталась замять неловкую ситуацию, – ты сядешь напротив камина? Ты явно замерз, простояв на морозе около часа. Парень проигнорировал мое предложение и остался сидеть на прежнем месте, задумчиво уткнувшись взглядом в камин. – Какой парадокс, – мрачно сказал он, – ты только вчера рыдала, потеряв незнакомых людей, а сегодня рыдаю я, потеряв самого близкого мне человека. – Прими это как должное, – попыталась утешить парня. Он лишь усмехнулся мне в ответ. – Утешаешь меня моими же словами? – Если это потребуется, то я так и сделаю, – я попыталась сказать уверенно, но на последнем слове мой голос вздрогнул. – Не очень уверенно прозвучало, – это заметил Дим. Я собралась со своими мыслями. – Я очень часто вспоминаю свою прошлую жизнь... – Я заметил, – перебил меня парень. Отвесив ему свой сосредоточенный взгляд, я продолжила говорить, но краем глаза заметила, что Дим все-таки поднялся и подошел к камину ближе, усаживаясь рядом со мной. – Не в этом суть, – отрезала я и, не желая говорить о своей задумчивости, начал говорить: – В тот день, когда произошло изменение климата, мы утром с сестрой поехали на летний фестиваль еды. По дороге мы получили предупреждение и поверили властям, за что после пожалели. Было очень весело, мы смеялись, знакомились с ребятами. А затем двинулись пешком домой. Ее звали Ярослава, у нее были яркие рыжие волосы, она была копией мамы. А я вот от нее ничего не унаследовала. Сестра шла по улице, а потом, схватив меня за руку, побежала. Я помню, как развивались ее огненные локоны. Мы забежали в спортивный магазин, и она решила выйти наружу. Я не хотела, чтобы она выходила, уговаривала не ходить, а Ярослава только улыбалась. Она хлопнула дверью и скрылась в толпе, хотя ее яркие волосы я видела издалека. А потом, через секунду, она ринулась к двери магазина, но споткнувшись, ударилась об витрину. Я помню, как отпечаток ее крови остался там, прежде чем она подняла голову. Оглянувшись на толпу, она посмотрела на меня своими отчаявшимися глазами и замерла. Я видела, как ее кожа покрылась инеем. Мне повезло – дверь была достаточно плотная. И я выжила. Не знаю, я всегда относилась к смерти иначе, думая, что она никогда не коснется меня, но иначе не бывает. Я часто думаю, а что если бы мы не поверили властям и остались дома? Сейчас она была бы рядом со мной и, возможно, были бы сейчас на юге, так как она всегда была более пунктуальной, нежели я. До нашей встречи я видела столько смертей, что и на пальцах не пересчитать. И они умирали по своей воли – вот что страшно. У моей сестры не было выбора, а у них был. Но они предпочли умереть, сдаться. Тишина навалилась на нас обоих, сдавливая со всех сторон. Но, к моему удивлению, я почувствовала лишь легкость, рассказав историю своего начала и причину моих ночных кошмаров. Я действительно каждый день вспоминала о Ярославе, мне ее жутко не хватало. Девушка была старше меня на пару лет, поэтому и жила последние годы отдельно. Каждый ее приезд, каждая наша встреча становились для меня некой детской радостью – она была для меня самым родным и близким другом. В моей голове пролетали года нашей жизни, девушка была всегда умнее, рассудительнее, спокойнее меня, но иногда в ней самой вспыхивал такой огонь: она становилась общительной, веселой и активной. И мне хотелось быть похожей на нее, может, сейчас бы не пришлось сидеть в комнате, скованной холодом. Но все же теперь я чувствовала лишь покой на душе, и это было самым лучшим чувством за последний прожитой мной месяц. Моя боль до сих пор не могла исчезнуть, раствориться в воспоминаниях. Я знала, что она навсегда останется в моем прошлом – она там жива, улыбается и смеется. Моя любовь к ней превратилась в сплошную боль, но никуда не исчезла, груз за плечами будет лишь расти, я знала это, но старалась бороться. До определенного момента. Внезапно я поняла, что однажды это станет всего лишь мигом, мгновением в моей памяти, и годы скроют картины плотным слоем пыли, и горечь пройдет. Я вновь погрузилась в свои воспоминания и мысли. Дим лишь покачал головой и мрачно произнес: – Мне жаль твою сестру. Я невольно оторвалась от своих мыслей и посмотрела на его лицо. Оно выглядело куда лучше теперь и даже сбоку, я видела тот огонь в глазах, который я пыталась оживить своей речью. Он вновь загорелся, и это вовсе заглушило мое отчаяние. – Я думал, что ты не сталкивалась со смертью, – признался парень, не оторвавшись от костра. – Тогда, на крыше, ты рыдала так, будто впервые увидела гибель человека. Далеко где-то в моей душе кричал человек, все еще живой и нетронутый ужасом этого мира. Он задыхался, срывал голос, но продолжал неистово орать, пытаясь привлечь внимание. «Этот мир не так уж и плох» – говорили люди, но я знала, что совсем наоборот. Он утоп в собственных пороках и грехах, не в силах сбросить с себя оковы ошибок. «Мы живы, пока в нашей душе есть человечность» – так говорил мой отец каждый раз, когда что-то происходило. Я могла бы с ужасом заметить, как гуманность внутри меня тает на глазах, но я ничего не чувствовала – лишь ледяной воздух гулял у меня в сердце. Я всегда слишком остро реагировала на какие-либо беды, которые случались в мире, но сейчас, увидев мертвую девочку, почувствовала лишь пустоту. Нет, слезы были настоящими, мне действительно было жаль Дашу: я слишком к ней привыкла за пару недель. Мы все ее полюбили и приняли, а сейчас по-настоящему оплакивали ее. Но дело было во времени: моя боль слишком быстро перешла из состояния активного в пассивное. Первое время после трагедии человек плачет, открыто показывает эмоции, но когда у него не остается сил и такой боли, он замолкает. Но в душе эта горечь накапливается, а затем начинает разъедать тебя изнутри. Ты не можешь плакать, потому что это происходит все медленно, не настолько быстро, чтобы вызвать твои слезы. И сегодня, похоронив девочку, я почувствовала, что слишком быстро перешла ко второй стадии своей боли. Хотя, если подумать, я вообще должна радоваться, что остаюсь по-прежнему человеком – я все еще чувствую эту печаль. Я не стану никогда прежней: это знаю я наверняка. Прежняя Саша исчезла с началом катаклизма, но моя боль никуда не уходит. Она просто притупилась, но не растворилась в пустоте. Я все еще могу чувствовать. – Человеческая природа, – я махнула плечами. – Ничего не могу поделать с этим. Я с радостью заметила, как его руки приобрели нормальный цвет, говоря о том, что наконец-то парень согрелся. Не хватало нам еще потерь, нет, нам достаточно этой. – Жизнь коротка… – слова Дима раздались в тишине. – … но в бедах долгой кажется, – закончила я, подхватив слова парня. Парень впервые посмотрел на меня за все время разговора. – Откуда ты знаешь цитаты Публия? – Поинтересовался он любопытным голосом. Я рефлекторно пожала плечами и пересеклась с непроницаемым взглядом карамельных глаз парня. – В нашей группе есть Александр Александрович, – мы не отводили взгляды. – Разве я могу что-то не знать? Дим приятно усмехнулся и отвернулся в огню.

* * *

Утром следующего дня я не могла найти себе место, так как обычно заплетала девочку. С пустотой в душе я слушала мужчин по поводу предстоящей поездки. Вчера вечером они все закончили, поэтому мы уже могли отъезжать. – Поможешь собрать мне все вещи? – Спросил меня Александр Александрович, держа в руках картонный ящик. Я молча кивнула и подошла к книгам. Загрузив их, я принялась класть туда же наше топливо, так как даже в пути оно нам понадобится. На самом деле брать книги не было такой необходимостью, но мы понимали, что в дороге можем столкнуться с самыми неожиданными трудностями. Если топливо закончится, а нам придется разводить костер, то книги нам помогут. Никому, конечно, не хотелось уничтожать творчество, созданное столетиями назад, но все хотели жить. Это и заставляет теперь нас смотреть наперед и делать то, что мы никогда не хотели раньше. – Ты скучаешь по девочке? – Поинтересовался старик. Я кивнула ему в ответ, не отвлекаясь от дела. Мне и действительно не хватало ее после двух недель, проведенные вместе с ней. – Что-то ты молчаливая сегодня, – заметил Александр Александрович и, взяв в руки полено, кинул в ящик. – Просто думаю о предстоящей поездке, – отмахнулась от расспроса старика. – И что же думаешь? – Не отставал от меня Александр Александрович. Мы уже все загрузили в этой комнате, поэтому потушив в последний раз камин, вышли из нее. Нам предстояло упаковать все продукты, поэтому мы сразу же приступили к этой работе. Пока мы выполняли нашу задачу, я заметила, как изменился наш старик. Его волосы еще сильнее побелели и стали выпадать в некоторых местах, с длинной седой бородой он был похож на Деда Мороза больше, чем на реального человека; морщин на лице стало больше, может, вечная борьба за выживание стала утомлять его; он стал чаще жаловаться на боль в спине, хотя в самом начале пути был абсолютно здоров. Старость неожиданно подкралась к Александру Александровичу, ставя его в неловкое положение. Он с болью в глазах отказывал наше желание помочь, хотя сам с усилием поднимался с пола. Иногда мы насильно подставляли свои руки и плечи, не обращая внимания на отказывающегося старика. – Я думаю о том, что за чертой этого города нас ждет неизведанные земли. Только и всего. Старик усмехнулся. – А что думаешь про эти земли? – Не знаю, – я покачала головой. – Они могут представлять собой что угодно. Мы столкнемся с множеством испытаний: голод, холод, – я сделала паузу, не желая говорить, – смерть. Но я не думаю, что нас можно разлучить после того, что мы переживем вместе. Я даже не буду говорить про конечную нашу цель: мы можем найти теплые земли юга, а можем и не найти. Важнее здесь лишь то, что станет с нашей группой. Старик задумался над моим последним предложением, от чего чуть не уронил коробку с консервами. – Искренние чувства благодарности, которые мы будем испытывать друг к другу, после всех испытаний – это намного важнее. Вы только представьте, испытывать такой уют на душе, будто люди, которые окружают тебя – твои родственники. Это лучше в миллион раз, чем просто жить на южных землях. Да любой человек может похвастаться тем, что у него есть еда, вода и тепло, но вот что насчет людей, которым ты можешь доверять? О нет, здесь все не так просто. Ты не можешь доверить незнакомцу свою жизнь. – Ты абсолютна права, – ответил мне старик, улыбнувшись. Словно подсчитав, после слов Александра Александровича, в комнату вошел Дим и взял коробок с едой. – Я помогу, – бросив эти слова, он вышел из комнаты. Сегодня он выглядел гораздо лучше, хотя я не сомневалась, на душе у него до сих пор бушевали чувства грусти и обиды от потери сестры. Даже мужчинам требуется время для того, что оправится после потери близкого человека.

* * *

Выйдя на улицу, я увидела Николая, который что-то делал под капотом, старательно стряхивая снег с автомобиля. Дим даже не увидел меня, загружая продукты в багажник. Я медленно подошла к мужчине и стала наблюдать за его работой. – Я все-таки оказался прав, – он напомнил мне про тот разговор и случай, который произошел вчера. – А я уже надеялся, что моя интуиция подвела меня. – Как ты это понял? – Спросила я, так как сама была ошарашена правдивостью его слов. Он опять стряхнул снег, старательно принимаясь за дело вновь. – А я чувствую это, – мужчина отмахнулся. – Просто иногда в душе появляется это ощущение, что не может быть все так хорошо. Нет, не так, как у параноиков. Я внимательно и грустно посмотрела на него, натянув шапку лучше. – То есть, гипотетически, – предположила я, – ты будешь чувствовать и мою смерть? – Похоже на то, – мужчина заглушил фразу громким стуком нечаянно отскочившей гайки. – Ай. Заметив в снегу у моих ног, я аккуратно подала ее мужчине, который в благодарность кивнул мне. – И знаешь, что беспокоит меня больше всего? – Он взял гайку из моих рук. – То, что я ощущаю вновь это чувство. Не может все так хорошо идти у нас, не может. Его слова отдали в моей душе какой-то болью и беспокойством, однако я даже не дернула бровью: все это могло обойти стороной. Нельзя паниковать прежде, чем что-либо случится. Мы не должны останавливаться – лишь движение поможет нам спасти самих себя. – Только не говори, что мы можем опять потерять кого-то, – я с подозрением приняла его предупреждение. – Ты просто это не хочешь слышать, – он пожал плечами. – Но это может случиться. – Надеюсь, что все обойдет нас стороной, – с надеждой в голосе ответила я. – Может быть.

* * *

Мы только что двинулись в путь. К счастью, с нами ехал наш гений, который только что вытащил нас из этого злосчастного ледяного города. Автомобиль мог спокойно передвигаться по снегу, что не могло нас не радовать. А что еще больше забавляло, так это тепло в машине. Наш гений по случайности оказался замечательным химиком, поэтому смог найти в механике те вещества, которые при расщеплении выделяют тепло. Было, конечно, не так жарко как бывает летом в таких числах, а на дворе было начало августа, но мы смогли спокойно снять костюмы. Теперь мы с Димом спокойно умещались на заднем сидение. В первые минуты нашей поездки я даже заметила его искреннюю улыбку от чуда нашего механика, а потом он стих. К радости, погода была хорошая. Ветер стих, да и снегопада не было, поэтому мы могли спокойно ехать навстречу поднимающемуся солнцу. Оно широко разбрасывало свои лучи на ледяной щит, который ярко отражал их, ослепляя нас.