Масляные или акварельные?

      Антон представлял себя на месте этого парня. Все его прошлые девушки уходили от него слишком быстро. Постоянный беспорядок в, и без того крохотной, квартирке, несобранность, отсутствие желания учиться и работать. Ребячество, глупые шутки и незаконченные рассказы о знаменитых художниках. Всё это утомляло девчат и Антон просто пустил всё на самотёк. Парень не искал любви, теперь уже. Он мог не спать ночами и рисовать, есть одни чипсы и пить энергетики. В свои двадцать два года Антон вёл себя как мальчишка. Его никто не контролировал, никто ничего не запрещал. Он мог выкурить столько сигарет в день, сколько хотел, съесть сколько угодно фастфуда и выпить хоть сто литров пива, если бы только мог.       Бывший лучший друг Шастуна, которого всегда ставили в пример самому Антону, остался в Воронеже и раз в неделю мог позвонить по старой дружбе. Антону это всё наскучило, поэтому, в конце концов, он забыл Позова и они перестали общаться. Раз в месяц он звонил маме, но только для того, чтобы попросить денег. Если говорить в целом, Антону нужен был человек, который заставит его повзрослеть. Человек, который даст хороший подзатыльник, чтобы мальчик, наконец, перестал лениться и взялся за голову. И пока, за всё то время, что Шастун живёт в Питере такого человека не нашлось.

***

      Дверь серого холодильника хлопала каждые пять минут, потому что, найдя вдохновение, Антон не мог не залезть в фабрику холода за порцией энергетика. Шли вторые сутки, а парень всё рисовал того мужчину, которого увидел два дня назад. Лето пришло в дождливый Петербург стремительно быстро, и находится в квартире было невыносимо. Жара спадала только к восьми часам вечера, тогда на улицу выкатывались подростки на скейтах, мамочки с детьми и старушки с семечками. Пару таких историй Антон написал на своих холстах. Но все они уходили на второй план, когда Шастун, в который раз, выстраивал картину, которую давно хочет перенести кистью на мольберт. В тот дождливый день, когда я просиживал свои штаны на подоконнике, вглядываясь в лица прохожих, мой взгляд упал на мужчину, быстро переходившего дорогу на красный свет. Нарушитель спешил по делам. Это было понятно по строгому костюму, налакированным туфлям и чёрному портфелю, который красовался в его правой руке. Левая рука была занята зонтом, который в народе прозвали тростью. Летний дождь был на то и летним, что приносил за собой лишь запах, которым не можешь надышаться и влагу, такую необходимую, чтобы заставить градусник не подымать температуру выше. Накрахмаленный воротник белоснежной рубашки выглядывал из-под пиджака. За те считанные секунды, за которые я успел рассмотреть человека, так скоро несущегося по делам, мужчина раза три обратил своё внимание на наручные часы. Было видно, что он уже опаздывал, маневрирующий между людьми, прохожий скрылся в переулке, не дав насмотреться на себя чуть дольше положенного.       С тех пор Антон не спит вот уже вторую ночь, боясь забыть картинку, что так чётко засела в его голове. Он, буквально, делает все домашние дела на подоконнике, вдруг тот мужчина снова появиться в его поле зрения. Из-за дождя в тот день и зонта, так предательски закрывавшего лицо незнакомца, Антон смог увидеть только подбородок и чётко выраженную линию острых скул. Поэтому, выискивая глазами похожего на того мужчину человека, Шастун, надеялся увидеть все черты лица, почему-то будучи уверен, что мужчина очень красив. Ещё далеко не последние штрихи ложились на бумагу тонкой, хрупкой кистью Антона Шастуна. Парень, до сих пор, не определился в том, чтобы оставить творение чёрно-белым или заполнить красками. Было бы интересно придать цветов, но в то же время серый Санкт-Петербург говорил сам за себя, отводя взгляд от яркой акварели. Время перегоняло Антона и думавший закончить работу к сегодняшнему вечеру парень, ошибался в своих способностях. Стрелка часов показывала отметку в шесть вечера и, не обнаружив в холодильнике энергетика, жизнь безбожно заставляла парня выйти на проспект. Гул машин всё не затихал, народу становилось больше.       Чьи-то чада играли в догонялки возле детской площадки, кто-то кормил голубей, а до ближайшего магазина было не так далеко, но Антон уже пожалел о том, что надел штаны, а не шорты. Солнце, ещё висевшие над городом, просило захватить солнцезащитные очки и купить мороженное. Лёгкий ветер не спасал от адской жары. Антон, залетевший в продуктовый, наконец-то, почувствовал приятный холод от кондиционера. Прохладный воздух циркулировал от рядов до касс и покидать помещение совсем не хотелось. Нащупав купюры в кармане джинсов, зеленоглазый схватил несколько банок энергетика и пару сэндвичей, загадывая, что у него будет время на перекус. Возвращаясь в душную студию, Антон невольно оглядывался по сторонам, всё ещё надеясь увидеть силуэт мужчины, который уже два дня не выходит у него из головы. Приятна прохлада первого этажа в парадной, насильно держала мальчика в своих объятиях не позволяя забраться дальше по этажам. Студия, как ожидалось, встретила Антона душным, спёртым воздухом, и даже открытые настежь окна не помогали в борьбе с этой жарой. Испарившемуся вдохновению Антон был рад — отличная возможность забросить в желудок кусок сэндвича, в итоге стала маленьким спасением для парня. Удобно устроившись, всё на том же, подоконнике Шастун поставил перед собой фиолетовую банку энергетика и разложил сэндвичи, купленные ранее в ближайшем продуктовом. Раньше эти бутерброды казались Антону прелыми и невкусными, но после двухдневного голодания, они были самой изысканной пищей, которую когда-либо пробовал парень. Желанный первый кусочек оказался в урчащем желудке и, на лице Антона расплылась довольная улыбка, оповещающая о приятной ветчине и, в меру солёном, сыре. Шастун продолжал следить за людьми на проспекте, все они были скучны, поэтому парень, отчаявшись, запрокинул голову к небесам, можем быть, чтобы попросить Всевышнего показать ещё раз того мужчину, а может быть просто для того, чтобы понаблюдать за ласточками, ловящими насекомых для поддержания жизни.       Когда шея затекла держать запрокинувшую вверх голову, парень прикрыл глаза и растёр немного отдающее болью место. Откладывая уже не такой вкусный бутерброд в сторону и делая уже, только Бог знает, какой глоток смертоносного напитка, Шастун снова взял в руки холст, дабы продолжить начатую картину, которую пишет для себя, чтобы потом, спустя месяцы или годы, когда он будет уже не в этой квартире или не в этом городе, бросить взор на это, внезапно появившиеся, творение и улыбнуться самой лёгкой и непринуждённой улыбкой перенося свой разум в тот дождливый, июньский день.       Когда мозг предательски отключается от бессонных ночей за эти два дня, мы можем наблюдать, как по улице движется тот самый красивый, по мысли автора, мужчина. И Антон был бы рад увидеть его за своим окном, рад был бы увидеть, как он легко улыбается компании подруг проходящих мимо него, в каком небрежном беспорядке находятся его волосы и как тёмные, солнцезащитные очки сползают на его переносицу, и как владельцу приходится их поправлять. Антон бы точно не устоял, видя как мужчине идёт белая футболка, оголяющая его ключицы, не устоял, когда услышал бы, как он своим приятным, бархатным голосом зовёт детей искупаться в городском фонтане, промочить вещи и насладиться летом. Как капли прохладной воды попадают на футболку и из-за влаги видятся очертания пресса. Как те же самые капли летят с волос незнакомца и разбиваются об горячий асфальт. Улыбка на лице Антона, казалась бы такой широкой в этот момент, в момент, когда мужчина давал бы пять детям, которых затащил в фонтан и чей смех звонко наполняет улицы Питера. Такая же широкая улыбка красовалась и на лице мужчины, у которого появилась свободная минутка в плотном, рабочем графике, не давая насладиться летними вечерами, как в детстве. Но, судьба — проказница, качала Антона в своих больших руках, и пятый сон так сладко гулял по разуму Антона, что просыпаться никак не хотелось. Вечернее солнце пряталось за горизонт, гул машин затихал и, нежась в последних лучах уходящего раскалённого шара Шастун, то и делал, что посапывал, мечтая, что завтра будет день, когда он точно встретит мужчину из дождливого дня.