Неудержимый

Люси Браун осторожно приоткрыла стеклянную дверь и оглядела безлюдную Лондон-роуд. Что ж, на сегодня с нее хватит, пора закрываться. За целый день удалось продать только дюжину гвоздик да букет пионов. Пятнадцать фунтов — явно не рекордная выручка, но вчера вышло и того меньше. Между тем срок внесения арендной платы за квартал неминуемо близится и это печально, потому что у нее пока нет даже половины нужной суммы. Она вышла на крыльцо и критически осмотрела фасад своего заведения: единственное окно, выполняющее роль витрины ее крошечной лавки, незатейливая надпись «Цветы» над дверью. Знакомый с детства вид. Родной дом. Ей показалось, что и придраться здесь не к чему — чистенько, просто, но, безусловно, элегантно. Белый цвет рам и вывески на фоне темно-красного кирпича здания смотрелся выигрышно и нарядно. Под окном в трех небольших металлических вазонах обычно выставлялись недорогие цветы или сезонные украшения. Сегодня здесь красовались крупные ромашки, васильки, разноцветные садовые колокольчики — прелестные букетики, но никто так и не соблазнился и не купил их. Когда-то цветочное дело неплохо кормило их с дедом. Но те времена остались в прошлом. Уже семь лет как нет дедушки, она кое-как справлялась с их бизнесом одна, но три года назад случилась крупная неприятность — на соседней улице открылся большой цветочный салон «Орхидея»... Тут Люси с плохо скрываемой неприязнью взглянула в сторону Одли-стрит. Светлый, просторный, современный маркет — там и ассортимент гораздо более широкий, и цены ниже. Стоит ли удивляться, что покупатели предпочитают конкурента? А она с тех пор не знает покоя от кредиторов и еле сводит концы с концами. Ее маленькая цветочная лавка до сих пор влачит существование только за счет разовых заказов на оформление торжеств и офисов. Объявить себя банкротом мешали память о деде, который душу вложил в это дело, и гордость — глупая и почти невозможная роскошь в ее положении, но она ничего не могла с собой поделать. Слишком унизительно, да еще владелец «Орхидеи» не раз намекал, что не прочь взять Люси продавцом в свой салон. Мерзкий, скользкий тип с вечно бегающими глазками и влажными руками. Она скорее по миру с сумой пойдет, чем станет работать на такого. Люси вздохнула и еще раз осмотрела пустынную улицу — бесполезно ждать до девяти, никто не придет. Вернулась в лавку, подвязала длинные каштановые волосы цветной косынкой, чтобы не лезли в глаза во время работы. Прикрыла футболку и джинсы серым рабочим халатом, налила воды в большое жестяное ведро и, на ходу натягивая резиновые перчатки, отправилась на улицу убираться. Прежде всего — витрина, на подоконнике специальная золоченая подставка с изящной композицией из розовых калл, белоснежных роз и папоротника; отсюда и начала: чистой суконкой смахнула пыль, смочила в теплой мыльной воде губку и принялась протирать стекла. Быстрыми, размеренными движениями она машинально делала привычную с детства работу. Дед был строг, не терпел беспорядка ни в чем и утверждал, что люди чураются магазинов с неопрятными фасадами. Закончив с внутренней рамой, Люси вышла на крыльцо и, то наклоняясь, то привставая на цыпочки, приступила к наружным стеклам окна и двери. И зимой, и летом Люси добросовестно намывала стёкла, драила полы, до блеска начищала вазоны, медные дверные ручки и чугунные перильца на низком крылечке в две ступеньки. Но покупатели все равно десятой дорогой обходили ее заведение. Видимо, сейчас опрятность — это еще не все, мелкий бизнес обречен на медленное и мучительное вымирание, настало время крупных сетей и холдингов. Конечно, она не смирилась с низкими продажами. Сознавала, что ей многого не хватает, к примеру, рекламы. Каждый месяц Люси разносила по почтовым ящикам и офисам яркие флаеры и купоны, которые печатала на последние деньги, давала объявления в газете, но все это работало плохо. Прибыль от квартала к кварталу падала и поэтому будущее откровенно пугало. Закусив губу и стараясь справиться с рутинными обязанностями как можно быстрей, она привычно загнала плохие мысли подальше. Позади послышались чье-то шарканье, сопровождающиеся неровным стуком клюки по брусчатке. Люси и оборачиваться не требовалось, она узнала шаги миссис Роуз Палмер, сплетницы из соседнего дома. Старуха каждый вечер выходила на недалекую и, по мнению девушки, не слишком-то приятную прогулку к гавани через милый предпортовый райончик с говорящим названием «Помойка»* и ровно в четверть девятого возвращалась назад. Часы можно сверять — ходит, как на работу. — Привет, Люси. Как ты, дорогая? — надтреснутый старушечий фальцет соседки прозвучал совсем близко. Девушка обернулась и, столкнувшись взглядом с полной пожилой леди в длинном мешковатом плаще и вычурной шляпке с когда-то алыми маками, натянула на губы приветливую улыбку. — Добрый вечер, миссис Палмер, отлично. Надеюсь, вы тоже? — Все прекрасно. Нынче не жарко, — пробормотала пожилая леди, одышливо переводя дух. — Я прошла аж до самого порта. Люси неопределенно улыбнулась и промолчала, толком не зная, как реагировать на это сообщение. Порт расположен в пятнадцати минутах неспешной ходьбы отсюда, так что прогулка соседки — не столь уж далекое путешествие, как это всегда пытается представить пожилая леди. Конечно, у бедняжки больные ноги, но это отчего-то не мешает ей прибывать первой на место любого происшествия в их районе. Но оставить без замечаний сообщение о прогулке было глупостью, в чем Люси моментально убедилась, так как миссис Палмер соскочила с безопасной нейтральной темы и принялась выуживать сведения о том, что, видимо, давно ее занимало: — Что-то Грант к тебе всю неделю не заглядывает. Уж не поссорились ли вы? Так уж вышло, что с рождения вся жизнь Люси проходила под бдительным оком Роуз Палмер, потому что задняя дверь их с дедом квартиры, располагавшейся здесь же, за лавкой, находится как раз напротив окон пожилой матроны, а та отличается повышенной любознательностью до чужой жизни. Так что тайн у Люси от старушенции не имелось. Вообще никаких. Естественно, то, что узнала старая гарпия, узнает весь их околоток. Люси уже несколько дней ожидала неизбежных расспросов о Гранте, тем не менее вопрос застал ее врасплох. Она в это время отжимала тряпку в ведре, не желая задерживаться и прерывать работу. Имя молодого человека, с которым встречалась до недавнего времени, побудило ее судорожно сжать кулаки, да так сильно, что одна перчаток порвалась и мыльная вода моментально проникла внутрь, что было не особенно приятно. Впрочем, ей удалось быстро справиться с приливом эмоций и даже максимально скрыть недовольство от старой грымзы, которой до всего есть дело. Выпрямившись, обронила равнодушно: — Все в порядке, миссис Палмер. — Смотри, такого парня не стоит упускать! Тебе ведь уже больше тридцати, да и с ростом твоим мужика найти трудно. Люси едва слышно фыркнула, пропуская привычные шпильки соседки мимо ушей. Рост ее и вправду отпугивал часть ухажеров, но не был столь уж критичен — всего-то шесть футов, по современным понятиям замечательный рост для девушки. Что касается возраста... Как будто ее это беспокоит! От мужиков лучше держаться подальше, это она уже поняла. — Мне двадцать девять, мэм, — зачем-то уточнила она. — Но я согласна с вами: такого, как Грант, упустить никак нельзя. «Не упускать стоило, а прибить! Ну, или хотя бы еще раз стукнуть чем-то... Зря я ушла просто так. Следовало все-таки выпустить пар, а так… А, к дьяволу Гранта!» — Люси немного распрямила плечи, решив отбросить горькие мысли. Соседка не унималась: — Да и Летти тоже не заходит. Мне она очень нравится, такая красотка, приятно посмотреть! «И красотку Летти следом за Грантом! — мстительно подумалось девушке. Перед глазами услужливо мелькнула картина: она входит в квартиру Гранта, решив обрадовать того неожиданным визитом, а там — ее жених и лучшая с детства подруга голые, в кровати. Недовольно кривясь, она снова запоздало пожалела: — Зря я его только стулом по спине переехала, нужно было запустить чем-нибудь еще… Да ничего под руку тогда не попалось. Впрочем... до чего же глупо все!» — Занята она очень, — пожала плечами Люси, усердно отворачиваясь, спрятав брезгливую усмешку. Тут же решила, что этот допрос пора заканчивать. Чтобы показать навязчивой собеседнице, что ей некогда, провела влажной тряпкой по пластиковой оконной раме, смывая несуществующую пыль, потом поднялась на носочки, чтобы достать до верха. Убедившись, что из цветочницы сегодня ничего не вытянешь, старушка сдалась и снова резко поменяла тему: — Дай-ка мне полдюжины моих любимых ромашек, милочка. Заворачивать не нужно. — Прошу вас. — Люси с готовностью соскочила с крыльца и вынула из вазы связку ромашек. Энергично отряхнув стебли от воды, протянула цветы старухе. — Один фунт. Выцветшие маки на соломенной шляпке миссис Палмер протестующе задрожали: — Фунт? Но это так дорого... Я хотела зайти в «Орхидею», но предпочла тебя, дорогая… — ее голос зазвенел от негодования. «Вот как? Ты меня шантажируешь конкурентами, а я должна дарить тебе свой товар, не так ли?» — фыркнула про себя Люси. А вслух резко прервала возражения: — Я рада вашему предпочтению! Спасибо, мэм. С вас один фунт, — твердо отчеканила она. Старуха нехотя сунула ей в руку монету, подхватила букет и удалилась, свернув в проулок между домами; клюка громко и сердито стучала по тротуару. Девушка мрачно посмотрела ей вслед, уже жалея о своей неуступчивости. Резкими замечаниями клиентуру не сохранишь, она ведь не может позволить себе роскоши быть гордой и упрямой. Черт, похоже, скверный характер вредит ей в коммерческих делах даже больше, чем крупный конкурент на соседней улице. Люси еще немного помедлила на улице, заканчивая уборку. Занесла уличные вазоны внутрь. Напоследок опустила металлические рулонные шторы над витриной и входной дверью — здесь предпортовый район, не особенно спокойный, редкая ночь обходится без вандализма. Убедившись, что все замки закрыты, она тем же проулком, что и соседка, неторопливо обошла здание и оказалась в неуютном замусоренном дворе. Здесь все было знакомо с детства, каждый дюйм пространства между рядами одинаковых пятиэтажных домов казался ей родным. Посреди мощеного плитами двора, на узкой полоске вытоптанной земли, которая заменяла здесь клумбу, росла кривоватая старая липа, безмолвная свидетельница детских проказ Люси и ее приятелей. Сейчас пацан лет двенадцати с упорством, достойным лучшего применения, карабкался на многострадальное дерево, накинув веревку на нижний сук, поистине будет чудом, если он не сломает при этом руку или ногу. Значительную часть территории занимала мастерская, приземистая постройка с плоской шиферной крышей. Рядом — спортплощадка, за высокой металлической сеткой мелькали цветные футболки игроков, слышались гулкие удары мяча и крики — очевидно, стритбольный матч в самом разгаре. Поглощенная своими мыслями и заботами Люси скользнула равнодушным взглядом по двору, ничто не привлекло ее внимания, однако, повернув к небольшому тупичку, куда выходили окна гостиной миссис Палмер, а также окна и дверь ее собственной квартиры, девушка резко остановилась и зло выдохнула — кто-то опять разбросал мусор рядом с ее баками. Сколько лет Люси боролась за чистоту возле мусорных баков, но почти каждый вечер повторялось одно и то же: ей приходилось брать веник и совок, чтобы убрать чужое свинство. Что она только не делала, даже жаловалась в полицию и муниципалитет — мусор все равно регулярно появлялся. А миссис Палмер, какова! Значит, кто приходит или не приходит к Люси в гости она замечательно видит, а кто ежедневно разбрасывает мусор у нее под окнами — нет! А потом ждет, чтобы цветочница задаривала ее бесплатными ромашками. Девушка громко фыркнула и поспешила к неприметной, окрашенной серой масляной краской двери своей квартиры. Без задержек миновала тесную темноватую прихожую, оклеенную дешевенькими обоями в голубой цветочек, прошла прямо в лавку, по пути включая свет. Решила, что первым делом уберется в магазине, а потом уж подметет на улице. Вдыхая привычный запах своего жилища — немного затхлый, вследствие близости к земле, но неизменно насыщенный ароматами цветов, который, казалось, пропитал стены, она устало потерла поясницу — ужасно хотелось послать все дела к черту и завалиться на диван с книгой. Но с этой роскошью придется повременить. Привычно окинула хозяйским взглядом небольшое и довольно узкое в ширину помещение магазинчика. Слева в стену вделан старомодный стеклянный холодильник-витрина, вдоль узкого прохода к выходу в высоких жестяных вазонах расставлены неприхотливые и недорогие цветы: ромашки, лилии, герберы, гвоздики и васильки, а также зелень для букетов. У противоположной от входа стены — длинный прилавок, где она заворачивает букеты и создает цветочные композиции, рядом на высокой подставке миниатюрный кассовый аппарат. Стена позади стойки пестрела яркими открытками, лентами, образцами упаковок и оберточной бумаги. Люси бросила в полупустую кассу несчастный фунт от миссис Палмер и принялась менять воду в цветах. Сперва поухаживала за дорогими и особенно нежными в большом холодильном шкафу-витрине слева от входа. Там она держала капризные розы, пионы, ранункулюсы, тюльпаны. Затем настала очередь более неприхотливых и стойких растений. Как потомственная флористка, Люси не любила цветы. Это всего-навсего товар, который она продает. Любит ли продавец в канцелярском магазине скрепки и скотч, а аптекарь — мази и таблетки? Весьма сомнительно. Так и те, кто продает цветы — бизнес. Другое дело, что товар у нее очень капризный и к хранению и к срокам годности. Цветок — это вам не скрепка, с ним у продавца море возни и проблем. Не реализовал до потери товарного вида — уничтожай и выбрасывай, терпи убытки. Чертова рутина и беспросветные тяжелые будни без выходных и отпусков. Целый день Люси занималась тем, что опрыскивала свои капризные розы, нежные лилии, холит и лелеет тюльпаны. Нет, она не любила цветы после всех этих лет тяжелого и часто неблагодарного труда. В то же время хорошо знала язык цветов, а ее цветочные композиции, по утверждению некоторых, будто бы приносят удачу в делах. Но только не ей, к сожалению. Нет, она не любила цветы. Однажды Грант додумался подарить Люси гвоздики. Тогда она с трудом удержалась от резкости — такой дешевый залежавшийся букетик уместно отнести пожилой тетушке или коллеге в больницу, но получить в подарок от молодого человека немного обидно, о чем она немедленно ему и сообщила. Ох, с каким наслаждением Люси сейчас отхлестала бы эту скотину веником из гвоздик по наглой физиономии! Желательно, пестрыми, символизирующими отказ. Закончив опрыскивать лилии, она вымыла прилавки и пол. Раздраженная неудачным днем, Люси провозилась с наведением чистоты гораздо дольше, чем обычно, и основательно вымоталась. Ничего, зато спать будет крепче. Едва Люси развесила на просушку тряпки и перчатки, зазвонил мобильный, крохотный цветочный салон заполнила звучная баллада певицы Сиа: «Могу плакать, к черту макияж, Вместе с тушью смоется горе. Это некрасиво, но мне плевать, Мне дорого лишь то, что ты навсегда отнял...» Ритмичная мелодия внезапно вернула часть бодрости и, пританцовывая в такт, Люси нажала кнопку «Ответить». — Привет, Адель! Называть мать по имени, может, не везде принято, но все-таки дозволительно. По крайней мере Люси лет с восьми свою мать иначе не называла, хотя та бросила ее на деда гораздо раньше. Адель, красивая как куколка брюнетка с синими глазами, родила своего единственного ребенка в шестнадцать. Прелесть ситуации дополнялась тем, что легкомысленная малолетка не имела понятия, кто мог быть отцом, и ни один из ее многочисленных бойфрендов, естественно, не пожелал брать на себя ответственность. А дальше было так: все, чего хотелось матери в то время, как и впоследствии, не включало в себя Люси и ее воспитание. Собственно, Адель никогда и не была ей матерью, она всего лишь — биологический родитель, а вырастил и заменил ей семью дедушка. Люси давно смирилась, привыкла ничего не ждать от Адели и очень рано бросила мечтать, чтобы мать «болела» за нее на школьных соревнованиях, вместе с родителями подруг. В принципе, ей и жаловаться нечего — мать не пропадает, звонит два раза в год. Это значит, все у нее хорошо. В последний раз они виделись три года назад, Адель тогда заняла тысячу фунтов и с тех пор Люси не видела ни родительницу, ни свои деньги. — Дорогая, как ты? — голос Адели звучал несколько неуверенно, словно та гадала, чего ждать от предстоящего разговора. — Лучше всех. А как ты и Стив? Стив Брейд был сожителем Адели последние восемь лет. Отчимом Люси его не считала, сразу невзлюбила этого мрачноватого типа. Ей казалось, что кроме пива, которым он заливает глаза, когда не на работе, его интересует в жизни только одна вещь — спортивный тотализатор. Именно поэтому он просаживал все деньги, до которых мог дотянуться, делая ставки на матчи футбольных команд. Стив был одержим навязчивой идеей в одночасье разбогатеть, но даже не смог бы ответить, зачем ему оно, это богатство. Люси предполагала, что в случае крупного выигрыша, он купил бы себе холодильник с годовым запасом пива и был бы совершенно счастлив этим, на большее просто не хватило бы воображения. — Я в порядке, милая, и он тоже. Передает тебе привет. Кстати, о мужчинах… Как поживает твой женишок? Скоро ты нас познакомишь? — голос матери сделался сладким до приторности. Люси поморщилась, резануло не только напоминание о Гранте, скорее, был неприятен весь этот обмен формальными любезностями. К чему? Они не виделись несколько лет, ни в малейшей степени не участвовали в жизни друг друга. Да и не хотели этого после всех этих лет. С чего же эти обмены поклонами? — Отлично. Мы расстались. — Как? — голос родительницы взвился почти до визга. Девушка представила, как изящные брови матери выгибаются от изумления. Впрочем, следующая фраза прозвучала спокойнее, хоть и с нотками озабоченности: — Люси, ты в порядке? У тебя неприятности, а ты не звонишь матери! А вот такую картину и правда сложно представить: Адель в роли матери утешает расстроенную дочь. Каково это, интересно? — Спасибо, но я уже давно выросла, Адель. Разберусь. Люси и сама удивлялась, но ей не требовалось утешения и поддержки не только от матери, но и от кого-либо еще. Интересно, это нормально? Грант был ей дорог несколько лет, но вот он совершил предательство и все в ней будто умерло — как отрезало. Осталось только что-то вроде презрения. Но возможно, гнев, сожаление и тоска придут позже, минуло всего несколько дней с момента, как она метнула в него стул. В него и Летти. Будет ли она страдать от боли и одиночества через две недели или месяц? Не ясно, но сейчас ей действительно не до психологических разборов, которые так по вкусу Адель. — Ах, я тебе говорила, — продолжала щебетать мать, — ты слишком холодна с ним. Наверное, он изменил. Я права? — Ты всегда и во всем права, — нельзя спорить, иначе это затянется надолго. Адель в молодости училась на психолога, а несколько лет назад открыла в Брэдфорде кабинет психотерапевтической помощи. — Не хочешь говорить? Хорошо. Но помни, дорогая, если что, я рядом. Что ж, такое от Адель не каждый день услышишь, уж Люси-то не знать... — М-м, спасибо. — Милая, а как у тебя с деньгами? Люси закрыла глаза: «О нет! Так вот зачем этот звонок». — Я тут подумала, милая, у тебя же есть прибыль. Ты могла бы одолжить нам со Стивом ненадолго хотя бы полторы тысячи фунтов? «Сколько-сколько?!» — Люси подсознательно ожидала чего-то подобного, но удивленно вытаращила глаза. — Нет, прости, не могу. — Но мы обязательно отдадим... Знаю, мы тянем с тем долгом уже несколько лет, но... — Извини, мне нечего тебе дать. Конкуренция — едва свожу концы с концами. — Серьезно? Просто у нас заберут машину, если мы не выплатим проценты… Значит, у них новая машина и кредит за нее? И они занимают деньги у нее, хотя все, что у нее есть, уже давно заложено и перезаложено. Да она свой ноутбук отнесла в ломбард, чтобы заплатить бандитам Питерса за «охрану»! — Адель, у меня заберут крышу над головой, если я не выплачу проценты и арендную плату. — Может, ты просто не умеешь вести дела, детка? Возможно, ты могла бы попросить Стива проконсультировать тебя… Люси сжала трубку так, что побелели костяшки пальцев, и выдавила: — Извини, мне пора, Адель. До свиданья. Ей показалось, что у нее из ушей валит пар, как у кота Тома из мультиков Диснея, когда тот злился на Джерри. Неизвестно, какой из Адель психотерапевт для незнакомых людей, но для дочери разговор с ней — патентованный способ взбеситься. В сердцах она швырнула мобильник на прилавок и понеслась на улицу выбрасывать мусор и убираться у своих баков.

***

К половине десятого уже совсем стемнело. Несколько фонарей горели у игровой площадки, они отбрасывали на соседние дома тусклый желтоватый отсвет. Похоже, стритболисты на поле пока не думали заканчивать игру, крики одобрения стали только громче. Люси щелкнула выключателем и над входной дверью, окрашенной серой масляной краской, загорелся светильник. Неяркий теплый свет полукругом лег на вымощенную плитками площадку перед входом, а также закуток, огороженный с двух сторон бетонной стенкой, где помещались мусорных баки. Вокруг живописной кучей валялись обертки от чипсов, пара пластиковых бутылок, корки от арбуза и прочая гадость. Если оставить все это безобразие до утра, ее непременно снова оштрафуют. Люси прихватила веник и совок с длинной ручкой и, не спеша, направилась убираться. — Что за свинья тот, кто делает это! — проворчала она себе под нос, привычным жестом натягивая резиновые перчатки. Подойдя, заметила, что баки вроде бы сдвинуты в сторону. Так уже бывало, когда ей подбрасывали чужие мусорные пакеты. Кто-то делал это, не желая платить за вывоз мусора. Это точно соседи из 168В, она всегда их подозревала! Бросают прямо из окна, гады! Стараясь не шуметь в этот поздний час, она отодвинула бак в сторону, чтобы рассмотреть, что же ей подбросили сегодня, и тут же вскрикнула, потому что за баком, среди арбузных корок и еще бог весть какой дряни, лежал человек. Люси испуганно отпрянула, но, подумав немного, решила, что ей показалось и это ночные тени обманывают ее. Конечно же, это просто пакеты с мусором. Так бывало не раз. «Это всего лишь сваленные в кучу пакеты», — попыталась уверить себя девушка, и осторожно ткнула в темную массу веником. Такая груда мусора запросто могла привлечь крыс, следовало ожидать, что парочка этих мерзких созданий выскочит сейчас прямо на нее. Но ничего не произошло. Краем глаза она заметила, что в окнах у миссис Палмер погас свет. Старая сплетница улеглась спать. Это к лучшему, несомненно. Незачем ей видеть, как Люси топчется тут полночи. Она снова приблизилась к подозрительной находке, на этот раз более решительно, так как уже уверилась, что крыс там нет. О нет, это все-таки человек — вот нога, обутая во что-то наподобие ботинка, а вот широкая спина. Бедняга лежит на боку, согнув ноги; левая рука, вероятно, прижата к груди. Боже, а вдруг он мертв? При мысли о том, что это вполне возможно мертвое тело, Люси уронила веник и отшатнулась. «Скорее звонить в полицию!» — подумала она, задохнувшись от волнения, сделала несколько шагов по направлению к своей двери, но вдруг остановилась. Ей пришло в голову, что полицейские спросят, в каком состоянии человек. Жив ли он? Требуется ему срочная медицинская помощь? А если мужик просто пьян? Может, это жалкий алкаш, который шел домой из паба да и завалился здесь отдохнуть, а? Нужно проверить. Срочно. Она несмело приблизилась к телу и потрогала рукой спину лежащего. Спина была очень твердая. «Мамочки, неужели, и правда, труп, притом окоченевший?.. Брр!» Через минуту до нее дошло, что она не сможет почувствовать, теплый он или уже холодный, пока трогает его в толстых резиновых перчатках. Нетерпеливо освободив правую руку, снова коснулась спины, обтянутой, как оказалось, плащом. Спина как спина, непонятная. Она нагнулась пониже, тут в нос ей ударил какой-то противный запах. Не алкоголь, это точно. А что? Она брезгливо прикрыла нос рукавом и спросила: — Эй, вы живой? Ответом была тишина. Люси собралась с духом, тихонько взяла мужчину за плечо и потянула, намереваясь перевернуть на спину. Раздался тихий низкий стон. Стон боли. Девушка пугливо отдернула руку, но не отодвинулась. — Так вы живы! Ей хотелось рассмеяться от облегчения, что перед ней не мертвец, это была нервная реакция. Она опустилась на колени около мужчины. Джинсы моментально вымокли в арбузной слякоти, но сейчас ее это не волновало. Немало потрудившись, она все-таки перевернула жесткое на ощупь, тяжелое тело на спину. Теперь свет от фонаря над дверью упал на лицо незнакомца, оно было настолько грязным, что не только черты, но и цвет кожи определить оказалось невозможно. Его плащ распахнулся, открывая светлую рубашку, испачканную чем-то темным. Это что, кровь? Так бедняга тяжело ранен! Ему срочно нужно в больницу. — Боже, сколько крови! — воскликнула Люси и приподнялась, собираясь вскочить и бежать за телефоном. — Не умирайте, пожалуйста, я сейчас вызову поли… Но договорить ей не удалось, потому что незнакомец, до этого казавшийся спящим или без сознания, молниеносным движением сгреб в горсть ее футболку и притянул к себе, заставив низко склониться к нему. Никак не ожидавшая такого сильного захвата девушка, не могла не возмутиться таким обращением: — Ох! Что вы делаете? Пустите сейчас же! Пустите, говорю, я должна вызвать… — Люси резко умолкла, потому что в этот момент мужчина впервые открыл глаза и посмотрел на нее. Его глаза показались девушке глазами чудовища — большие и абсолютно черные, налитые кровью, горящие лихорадочным блеском. В свете единственного фонаря они выглядели бездонными, и Люси онемела под ледяным жестким взглядом, словно заглянула в бездну. Невольно по спине пробежал холодок. — Не надо... звонить, — он тяжело переводил дыхание, явно страдая от боли. — Но вы истекаете кровью! Успокойтесь, пожалуйста, вам нужен врач… Он вдруг приподнял голову и неожиданно жестко заявил: — Мне нужно, чтобы ты в первую очередь заткнулась и... послушала меня. — Заметив, что такой тон пугает девушку, он заговорил спокойнее, мягче: — Я не могу обратиться в полицию, больницу или... куда-то еще. Это вызовет скандал и лишний шум... у меня имеются веские причины дорожить репутацией. Ты должна помочь мне... сама, не прибегая ни к чьей помощи. За это я хорошо заплачу, поверь. — Конец фразы он прошептал тихо, и, чтобы расслышать, девушке пришлось наклониться к самым губам раненого: — Если отдашь меня полиции... ничего не получишь, но огребешь кучу проблем — затаскают по допросам… в лучшем случае. Голова его бессильно упала назад, он явно израсходовал много сил на этот монолог, а перед глазами Люси встала внушительная пачка неоплаченных счетов, большая часть из которых вдобавок были просрочены. Но практичность все-таки еще боролось с благоразумием: — Но чем я могу помочь? Я ведь ничего не знаю о ранах, я ж не врач… — Не волнуйся, это легко. Все, чего я прошу: спрячь меня где-нибудь на пару часов, помоги обработать раны… дай позвонить со своего телефона. Это все. — Черные глаза больше не пугали до дрожи, а, казалось, смотрели прямо в душу и почти гипнотизировали: убеждали, успокаивали, усыпляли все подозрения и возражения. Люси поймала себя на том, что уже готова согласиться. Вот так, просто потому, что он попросил. Но в самом деле, почему бы не помочь? Тем более, это решит не только его проблемы, но, может быть, и ее. Люси хотелось спросить, во сколько же он оценивает ее помощь, очень хотелось. Однако она хорошо понимала, что будет выглядеть как вымогательница — ведь он ранен и, похоже, сильно страдает. Она живо представила такой разговор: «Сколько вы мне заплатите? «Сто фунтов» — шепчет в ответ умирающий. «Ну нет! Валяйтесь тогда здесь и дальше!» Человек в беде, ей должно быть стыдно, что она раздумывает о деньгах. Комичная и жалкая была бы сценка. И то, что меркантильные мыслишки преобладают над милосердием и состраданием не делает ей чести, пускай ее бизнес рушится. Остатки благоразумия вопили, что раненый даже в таком жалком состоянии выглядит слишком сильным и опасным, и это существенный аргумент против того, чтобы оставаться с ним наедине, но Люси почти решилась на безумство: — Поклянитесь, что не причините мне зла. — Клянусь, — его голос прозвучал хрипло, но твердые металлические нотки почти убедили ее. — Хорошо. Надеюсь, мне не придется об этом жалеть. Можете отпустить мою футболку. Он послушно разжал пальцы и Люси поторопилось подняться. Мужчина мрачно смотрел на нее из-под ресниц, видимо, не доверяя и опасаясь, что она все-таки побежит и вызовет полицейских, но спросил другое: — Где ты меня спрячешь? — Мне негде вас прятать, кроме моей квартиры. — А твоя семья не будет возражать? — в голосе прозвучала настороженность. Люси задумалась. Ох, насколько же неблагоразумно сообщать этому опасному незнакомцу, что она живет совсем одна! — Не беспокойтесь об этом, — уклонилась она от прямого ответа. И перевела тему: — Вы сможете подняться на ноги? Теперь, когда этот тип перевернулся на спину и вытянулся во весь рост, он выглядел просто огромным. Люси не представляла, как будет действовать, если окажется, что он не в состоянии идти. Мужчина помолчал, словно пытаясь оценить свои возможности, потом пробормотал довольно-таки неуверенно: — С твоей помощью, детка, думаю, смогу. Его фамильярность действовала Люси на нервы: — Кстати, я люблю, когда ко мне обращаются уважительно и на «вы». Раненный в ответ пробормотал что-то вроде: «Как скажешь, кроха», и Люси раздраженно вздохнула. Это какой-то совершенно непробиваемый тип. Подъем потребовал довольно много времени и еще больше усилий. Статной высокой девушке, которая весит шестьдесят килограммов и имеет рост метр восемьдесят, совсем непросто поднять с земли детину ростом под два метра, если бы он не был настолько тяжело ранен. Хорошо хоть одной рукой он сумел приподнять свое тело над землей. Преодолевая отвращение, она подползла под незнакомца и, опираясь на ее плечи сотней килограмм, он постепенно поднялся на ноги. Косынка сбилась на глаза и девушка раздраженно сорвала ее с головы, отбросив в сторону. Первые шаги были особенно трудными. Зайдя справа, Люси, измазанная в крови и грязи, все еще дрожащая от непомерных усилий, обхватила его за талию и крепко держала, не давая упасть и слишком сильно шататься. Десять шагов до входной двери показались обоим громадным расстоянием. Два раза рослой, но тонкой как тростинке Люси удалось уберечь раненого от падения, третий раз она чудом не рухнула под его весом, но в последний момент незнакомец все-таки удержался на ногах. Не без усилий распахнув дверь, они ввалились в прихожую. Мужчина с облегчением ухватился за косяк, явно находя его более надежной опорой, чем девичьи плечи. Оба дышали так тяжело, будто пробежали марафон. Закрывая входную дверь, Люси бросила последний взгляд в ночь, царившую снаружи, и ей показалось, что в темном окне соседки колыхнулась штора.