Неудержимый

Нож выпал из руки Люси и глухо звякнул, ударившись о кафель пола. Она в ужасе уставилась на своего пациента: неестественная бледность, заострившиеся черты, плотно сжатые побелевшие искусанные губы... Показалось, что он мертв, и девушке вдруг стало очень страшно. Она прижала дрожащую ладонь к основанию шеи мужчины и, немного помучившись, выбирая место, ощутила слабое биение пульса. «Слава богу, пока живой!» — от облегчения, что не убила его, она чуть не разревелась. Пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не тряслись так сильно. Ей хотелось проверить его зрачки, однако, что конкретно там можно увидеть, она не представляла, хотя в кино по ним всегда что-то диагностировали, но глаза Рика были плотно закрыты и она не решилась дотронуться до его век. Пощупала лоб, он был влажным, но не таким горячим, как прежде, видимо, таблетки помогли снять жар. Сейчас, наверное, самое время привести Рика в чувство, ведь, несмотря на его инструкции, она понятия не имеет, что делать с раной, которая активно сочится кровью и выглядит страшно. Она решила все-таки сперва продезинфицировать его рану, догадавшись, что лучше сделать это, пока он не чувствует боли, взяла бутыль с текилой и осторожно плеснула алкоголь на рану. Рик застонал, внезапно сильно дернулся, напугав девушку до икоты, а потом открыл глаза, в которых плескались сумасшедшая ярость и жажда крови. Люси, на всякий случай, отодвинулась от этого опасного типа. Неблагодарный — его лечишь, а он смотрит, как убийца на убийцу. — Черт, девчонка, — прошипел Рик сквозь стиснутые зубы, — ты что в текилу соли насыпала, что ли? Жжет, как… дьявол! — Шшшш, — она не знала, как облегчить его муки и, не придумав ничего лучшего, сложила губы трубочкой и легонько подула на рану, как будто это был простой порез. Через некоторое время жжение стало терпимым и Рик немного расслабился. Люси победно продемонстрировала ему пулю. Он взял приплюснутый цилиндрик и покрутил между пальцами. — Хм, неплохо. О кость расплющилась, обычно бывает наоборот. Слишком малый заряд, так я и знал, — довольно пробормотал он. Потом кивнул на бутылку с текилой. — Синеглазка, возьми стерильный бинт, смочи этим своим адским пойлом и приложи к ране. Потом я сяду и ты туго забинтуешь и плечо, и грудь. Естественно, оказалось, легче сказать, чем сделать все это. Пришлось помогать раненому сесть, а это снова потребовало сумасшедших усилий. Рик сейчас был крайне слаб, но полон решимости выбраться из лавки, полной цветов, поэтому ему удалось не только сесть, но и подняться на ноги, опираясь на Люси, как на опору. — Бинта не хватит, рви простыни и лоскутами туго перетяни плечо и грудь, — сказал он. — Поскорее только, в глазах… все плывет. Наклонившись вперед, он оперся обеими руками о прилавок и терпеливо ждал пока девушка закончит рвать старенькую ситцевую простынь на бинты. Положив чистый бинт, смоченный в текиле, в качестве импровизированного компресса на рану, Люси принялась наматывать широкие полосы материи вокруг плеча и груди Рика. Ей приходилось постоянно касаться его мощного тела, невероятно привлекательного, несмотря на раны. Она чувствовала, что щеки снова разгорелись неуместным идиотским румянцем, а руки слегка подрагивали, потому страшно злилась на себя. Стараясь побороть дурацкое смущение, пробормотала: — Хорошо. Жар у вас совсем спал. Он ничего не ответил, молча терпел боль, изредка делая глоток воды из бутылки. Наконец, она завершила работу и связала концы материи аккуратным бантиком на груди. Рик криво усмехнулся, глядя вниз на результат ее трудов, но критиковать не стал. Он сделал последний глоток воды и передал Люси пустую бутылку. — Теперь мне нужно в ванную. — Отлично. Пойдемте, только обопритесь сильнее, иначе упадете... — Или раздавлю тебя, малыш, — это прозвучало почти шутливо. Люси хмыкнула: нашел «малыша», так ее еще никто не называл. Хотя и правда — сейчас Рик стоит в полный рост и все равно выше ее на добрых полголовы. Ее глаза как раз на уровне его губ, это она еще раньше заметила. Он действительно очень высокий… Вот только о чем, черт возьми, она думает? Ей это надо, вообще? Лучше подумать, как и вправду не свалиться под тяжестью этого великана. Однако все обошлось и они довольно бодро добрались до прихожей, оказавшись у двери в крохотный санузел. Люси включила свет и Рик вошел внутрь, тоскливо обозревая голубую в цветочек клеенчатую занавеску на древней душевой кабине и прочее дешевенькое, сто раз уже чиненое оборудование. Придерживаясь руками за стенку, он повернулся к девушке: — Синеглазка, тащи свою «китайскую» одежду. Попробую переодеться сам, но прежде всего мне нужно снять ботинки... — Он глянул вниз, неловко наклоняясь. — ну, или то, что когда-то ими было. Проклятые ребра не дают ни вздохнуть, ни нагнуться. Поможешь? Она видела, что он смущен этой просьбой и впервые за вечер испытывает неудобство. А вот ей просьба показалась логичной и естественной. Ну конечно, она должна помочь, ведь наклониться или присесть с перебитыми ребрами практически невозможно. Люси кивнула и опустилась на колени, повозившись с распутыванием шнурков, сняла с ног мужчины невообразимую смесь лакированной роскоши и клошарства. Да, туго пришлось пижонским ботиночкам! Она даже не стала рассматривать эти развалины, брезгливо отставив их в сторону. Затем наступила очередь грязных мокрых носков, их девушка тут же бросила в мусор. Рик, естественно, не возражал. Он облегченно вздохнул, когда босыми ступнями ощутил не склизкую гадость канавы, въевшуюся в носки и обувь, а мягкий ворсистый коврик. Не без опасений Люси отошла от ванной комнаты, когда дверь закрылась, но вскоре в душе зашумела вода. Похоже, Рик справляется. Пока мужчина мылся, Люси разыскала в кладовке коробку с вещами покойного деда, которую собрала когда-то давно для благотворительного фонда, да так и не удосужилась передать. Дедушка ее был полноват, хоть и невысок ростом. Мускулистому качку эти вещи, наверняка, будут коротковаты, но по ширине сойдут, решила она. Водрузив аккуратную стопку одежды на тумбу возле двери, девушка постучалась: — Как вы там, Рик? В порядке? — Лучше, чем полчаса назад, — низкий бархатистый голос прозвучал совсем рядом с дверью. — Принесла одежду, Синеглазка? — Да, она на тумбе, возле самой двери. Одевайтесь, я пока приберусь в лавке. Люси наскоро покидала разрезанные брендовые тряпки и окровавленные салфетки в мусорный мешок, заново протерла пол влажной шваброй. Убрав самые явные следы недавней медицинской процедуры, она минут через десять вернулась к двери ванной, которая сразу же открылась ей навстречу. Рик вышел, держась за косяки, очень бледный, насколько можно было разглядеть при его смуглом оттенке кожи, но чистый. Влажные волосы были гладко зачесаны назад, открывая высокий благородный лоб, что придавало ему какой-то неприступный вид. Загадка с цветом его волос разрешилась — они оказались черными, как смоль, а вот на висках серебрилась ранняя седина. Удивительно, но ему удалось не замочить бинты. Мужчина был с голым торсом, в спортивных штанах ее деда, которые сидели на нем довольно странно: внизу доходили до половины икр, как бриджи, при этом угрожающе низко висели на узких бедрах, Рик явно затянул слишком широкую резинку на поясе, но это мало помогло — штаны все равно съезжали. Засмотревшись на влажный, в капельках воды, пресс этого великолепно накаченного Давида, Люси не сразу заметила, что он протягивает ей темно-голубую футболку, которую она ему выдала. Не к месту вспомнилось, что дед даже не успел ее поносить. Она непонимающе уставилась на Рика и укоризненно-насмешливый взгляд черных глаз лучше всяких слов поведал: во-первых, какой дурой она выглядит в его глазах, и, во-вторых, что сам он не в состоянии одеться из-за травм. Ее щеки вновь опалило горячим румянцем, и она торопливо помогла ему продеть в рукава вначале одну руку, затем вторую, а потом и голову. Как и следовало ожидать, футболка туго натянулась на плечах, но вполне скрывала бинты. А еще она была слишком коротка — между краем футболки и поясом штанов осталась интригующая полоска голой плоти, сантиметров десять. На сей раз Люси поспешила благовоспитанно отвести глаза от привлекательного накаченного пресса и волнующей тонкой дорожки темных волосков, сбегающей по нему вниз. Досадуя на себя, что реагирует на этого мужчину, как школьница, Люси предпочла задвинуть ненужные эмоции, уже привычно подставила плечо и проводила Рика в гостиную, благо идти далеко не пришлось: вход на жилую половину был рядом. Гостиной служила вытянутая в длину комната с окнами, выходящими на Лондон-стрит. Она выглядела маленькой и тесной, несмотря на то, что мебели было немного: диван и кресло, на стене висел телевизор с небольшим плоским экраном, в углу приютился старинный гардероб. Две двери вели в смежные помещения — в кухню и в спальню Люси. Как и в прихожей здесь витал неистребимый запах сырости — неизменный атрибут комнат, расположенных в подвале или вровень с землей, но его отчасти заглушал цветочный аромат, проникающий и сюда. Рик пожелал сесть в кресло и сразу же взял пульт от телевизора, а Люси в нерешительности замерла у дверей кухни и печально размышляла о том, что еще столько дел, а сил совсем не осталось: — Наверное, вы очень голодны, — предположила она, выбирая, с чего бы начать. — Абсолютно нет аппетита. Мне б воды, — попросил Рик, не отрывая глаз от экрана телевизора. Довольная, что не придется возиться еще и с готовкой, Люси дала ему воды. Сама она, намаявшись сегодня до полусмерти, и не думала о еде, только о сне. Поэтому начала сноровисто стелить Рику постель на диване. Мужчина не обращал на нее внимания, напряженно щелкая кнопками пульта: — Как? У тебя всего две программы? Идет какая-то муть, где новостной канал? — Он с досадой выключил телевизор и отбросил пульт. — Кабельное не оплачено, — равнодушно откликнулась Люси. Ее и в самом деле не особенно это волновало. Телевидению она предпочитала книги, которые брала в библиотеке, расположенной неподалеку. — Что ты за человек? Кабельного нет, ноут заложен... Как ты дела-то ведешь, почему у тебя совсем нет денег? Люси подавила настоятельный порыв послать его ко всем чертям. Жутко избалованный тип! Это невыносимо и возмутительно, осуждать ее после всего, что она сделала для него! Но она так устала... И не только физически. Устала от беспросветного безденежья, от необходимости улыбаться и быть безупречно вежливой и милой с теми, кто регулярно плевал ей в душу, от бесконечной череды одинаковых тусклых дней. Поэтому она лишь тихо пробормотала, чувствуя себя несчастной неудачницей: — Разоряюсь ускоренными темпами. На соседней улице шикарный салон перебивает мне всю клиентуру. — А продать бизнес и заняться чем-нибудь более прибыльным, не думала? — произнес он почти насмешливо. Люси довольно долго молчала, поправляя одеяло и простынь, но потом все-таки ответила: — Мне дорого это место, будет очень трудно расставаться с ним. — Понятно, — произнес Рик, хотя ничего ему не было ясно. Не иначе как сантименты здесь замешаны. Женщина — кто тут разберется? В понимании Рика, никаким чувствам нет места в бизнесе, это вещь сугубо прагматическая: выгодно — не выгодно. Естественно, вслух об этом в мире акул бизнеса не говорят, маскируют всякой ерундой, вроде принципов или традиций, но всегда действуют именно так. Или терпят крах. Он все же спросил прохладным тоном: — А почему те, кто крышует здесь бизнес, не защитили тебя от конкурентов? Люси энергично взбивала подушку, словно вымещая на ней гнев на все неудачи, но последний вопрос заставил ее замереть: — Потому и не защитили, что другие им много и аккуратно платят. А я — только если уж совсем насядут. — Она положила подушку в изголовье и принялась расправлять одеяло. — Вот и ноут пришлось в ломбарде отдать за гроши, потому что за полгода была должна. А вам откуда известно про банду наших «защитничков»? Вы ведь не здешний, так? — слово «вам» она выделила, удивляясь, как приезжий и особенно иностранец может знать об их местной беде. Рик усмехнулся довольно цинично: — Верно. Но я не в мире розовых слонов живу. Не бывает бизнеса без «крыши». Это во всем мире существует, в той или иной форме. Чем крупнее бизнес, тем больше отстёгиваешь — вот и вся разница. Везде есть физически развитые люди, которые не горят желанием работать, но хотят красиво и широко жить. Говоря так, Рик был вполне искренен. Будучи сам по натуре трудоголиком, работал по двенадцать-четырнадцать часов в день и презирал сброд, который предпочитал зарабатывать банальным вымогательством у тех, кто не может противостоять столь дешевому наезду. Однако прекрасно понимал, что подобный мелочный рэкет будет существовать всегда, это в природе человека: любая шестерка обожает чувствовать себя тузом, унижая тех, кто слабее. А Люси вспоминала собственный шок, когда через месяц после смерти деда в лавку явились два наглых мордоворота от Питерса с Помойки*, с напоминанием, что им задолжали пятьсот фунтов за три месяца. К сожалению, дедушка тщательно скрывал от нее эту сторону бизнеса и реальность стала для нее по-настоящему разочаровывающей. Она выросла в убеждении, что если честно ведешь коммерцию, все будет хорошо, но мир оказался намного жестче и грязнее, и с этим пришлось мириться. Мысли о неизбежном крахе любимого детища своего деда, который уже ни предотвратить, ни даже отсрочить, вновь завладели ей. Люси резко повернулась к мужчине: — Ложитесь скорее, я безумно хочу спать. Постараюсь утром встать пораньше, до приезда мусоровоза, и убрать весь тот мусор на улице. Ричард был только «за», чтобы лечь отдыхать, его уже изрядно клонило в сон. С помощью девушки он поднялся, перешел на диван и лег под одеяло. Портупею с кобурой, в которую он вернул Беретту, он незаметно устроил под подушкой. Диван оказался коротким и бугристым, но жаловаться не приходилось, он понимал, что Синеглазке и так крепко досталось сегодня. Девушка щелкнула выключателем и вышла, комната погрузилась в непроницаемый мрак. Когда глаза привыкли к темноте, он различил светлый прямоугольник окна. На улице горели фонари, косые бледные лучи их света ложились на стену, отражались в экране телевизора. В ванной шумела вода, Люси принимала душ, отмываясь от всей той грязи, которой он ее измазал. Глядя на отблески света на стене, он пытался понять, почему все-таки Синеглазка так цепляется за свой салон? «Нужно будет спросить об этом у Билли Сигерсона, этот странный парень мастак по части сантиментов», — расслабленно подумал он, засыпая.

***

Район между улицами Принсесс-Уэй и Кембридж-роуд никогда не пользовался у ливерпульцев доброй славой. Этот участок близ порта на официальных картах называется Сифорт, но в народе еще вовсю живет старое, говорящие название — Помойка. Разумеется очень многое изменилось с тех давних времен, когда здесь селились исключительно портовые проститутки, скупщики краденого и разный сброд, промышлявший воровством и нищенством, а жалкие древние хибары соседствовали с зловещего вида пустырями с подозрительно изрытой от спонтанных похорон почвой. Гулять по здешним узким грязным закоулкам в одиночку даже днем решался только отчаянный храбрец, ну а ночью… Ночью здесь ключом била жизнь, вернее то, что обитатели этого района таковой почитали. Беспробудное пьянство, порок всех мастей и неприкрытая нищета. То и дело по округе разносились крики, брань, взрывы безумного смеха, мольбы о помощи. И многочисленные подозрительные личности хлопотливо сновали среди этого нового Содома, обделывая свои темные делишки. Разумеется, сейчас тут все по-другому. Слава Богу, эта городская язва перепланирована и приведена в порядок в середине прошлого века. В пятидесятые здесь возвели ряды скромных таунхаусов из красного кирпича, тянущихся вдоль однообразных и унылых улочек. Предполагалось, что тут могли бы селиться с семьями работники порта или рабочие близлежащих фабрик. Но, вероятно, имеется в самом воздухе этого места нечто порочное, что как магнит притягивает людей определенного сорта. Пугливые буржуа давно бежали отсюда и «Помойка» зажила обычной для себя жизнью. В домах попросторнее, где полагалась бы жить добропорядочным многодетным семьям, разместились игорные притоны и публичные дома. Редкая ночь обходится здесь без убийства или перестрелки, причем с вызовом полиции не заморачиваются, считая расследование или похороны лишними хлопотами. Да полицейские не очень-то спешат сюда на вызов — слишком опасно. Так что труп невезучего бедолаги запихивают в багажник какой-нибудь потрепанной Тойоты, вывозят и бросают в канал. А дальше о нем позаботится Ирландское море. Яркая желто-зеленая вывеска «Жареный петух» на двухэтажном здании подсвечивала все дома на узкой улочке, выходившей на Принсесс-Уэй, каким-то ненормальным потусторонним светом. Гремящая музыка и пьяные выкрики давали понять, что это клуб и вечеринка в самом разгаре. Двери с фасада были наглухо закрыты, посетители входили со двора и здесь их встречал здоровяк, выступающий в роли охранника на фейс-контроле, швейцара и вышибалы. В полутемном зале, освещенном алыми и голубыми всполохами неоновой подсветки, за стойкой суетились бойкие девицы, здесь было тесно и грязно, но шумных молодых людей, составляющих избранную клиентуру, это не смущало: в тесноте да не в обиде. За столиками во всю шло веселье несмотря на поздний час. В глубине зала на подиуме извивались у пилонов две полуобнаженные танцовщицы. Парни в зале совсем расшумелись, забыв, что хозяин заведения просил сегодня обойтись без происшествий. Причиной, как и положено по классическому сюжету, послужило легкомыслие одной из девиц-официанток. Вспыхнувшую было ссору живо погасил здоровенный вышибала, явившийся со второго этажа и пригрозивший выкинуть драчунов, если будут нарушать приказ владельца клуба. Хозяина здесь боялись и уважали, хоть он был вроде бы и не к месту на «Помойке» — этого человека радушно принимали как в лучших домах графства Мерсисайд, так и в кабинетах муниципальных властей. Отставной майор Джордж Луми — высокий подтянутый мужчина, к пятидесяти годам его коротко остриженные волосы приобрели оттенок полированного серебра, продубленая в пустынях Африки кожа покрылась морщинами, но он был все еще весьма привлекателен для женского пола. Много лет, Луми использовал свое служебное положение на пользу «Рокко», сперва в качестве кандидата в члены клана, затем «солдатом». Выйдя в отставку лет десять назад, майор, пользуясь полезными связями, получил чин лейтенанта клана и возглавил ячейку «Рокко» в графстве Мерсисайд. Для прикрытия тайной деятельности он организовал небольшую судоремонтную фирму и через несколько лет, ловко пользуясь влиянием клана, захватил весь рынок региона. Действовал напористо, жестко и бесчестно, активно задействуя весь спектр возможностей, которые давала ему принадлежность к разветвленной мафиозной сети; о нем ходила слава человека, который не остановится ни перед чем. Женитьба на дочери мэра Ливерпуля, крупного землевладельца, стала еще одной победой в лавровом венке этого героя. И перед ним открылись лучшие дома графства. Естественно, респектабельные знакомые Луми никогда не поверили бы, но в этом притоне он действительно расслаблялся и отдыхал душой от суеты своих многочисленных обязанностей, в том числе и семейных. Он все устроил здесь по своему вкусу. Если ему требовалось расслабиться и вспомнить былые деньки в компании боевых товарищей: зал всегда в его распоряжении, если хотел уединения — личный кабинет помещался на втором этаже. Вход сюда был разрешен только узкому кругу доверенных лиц, за этим бдительно следил один из телохранителей, постоянно дежурящий у лестницы. Звукоизоляция помещения влетела большому начальнику в копеечку, но он добился, чтобы пол не ходил ходуном во время самых диких вечеринок внизу и не было слышно воплей разгулявшихся гостей. Этим вечером, выпив с приятелями, Луми уединился наверху с одним из подчиненных. Развалившись в кресле у широкого стола, он курил толстую сигару и слушал доклад. — Гант только что очнулся, сэр. — Бравая выправка стоящего возле стола человека выдавала, что и он бывший военный. — Целые сутки в отключке пролежал. Врач говорит, рана несерьезная, царапина, но слишком уж много крови поте... — Его состояние мало меня заботит. Меня волнует, что этот лузер говорит? — Он сказал, что их было трое, сэр. Двое были нейтрализованы почти сразу, а третий — настоящий дьявол — как-то ускользнул… — «Как-то ускользнул», — раздраженно передразнил майор и резко поднялся и заходил по кабинету взад-вперед. — Проклятье! Именно тот «третий» и есть тот Большой Босс, я уверен! Гант — просто мерзавец, столь блестящее крещение** и на тебе, все провалил. — Мы не можем знать наверняка, сэр, ведь имеются два трупа, — мягко напомнил подручный. — Возможно… Но Луми нетерпеливо рубанул воздух ладонью, прерывая Паркера: — Нет, я уверен, дело в том... в «третьем». — Хорошо, сэр, но почему тогда до сих пор нам не поступило никаких запросов? Ведь если это действительно наш Большой Босс, его должны были искать. Да и он за сутки нашел бы способ связаться с теми, кому он доверяет. Сюда бы нагрянул мистер Дэвис… Это имя заставило обоих поежится, Паркер даже голову в плечи вжал. Дэвис — капитан британского отделения клана «Рокко», курировал работу всех ячеек Соединенного Королевства, его инспекций здесь боялись гораздо больше, чем визита Большого Босса — личности для рядовых членов и даже для лейтенанта почти мифической. За все время, с тех пор как Луми возглавил клан, Дэвис приезжал дважды и всегда находил злоупотребления, как бы ни старался бывший вояка их скрыть. В конце концов Луми стало даже казаться, что у вездесущего капитана глаза и уши повсюду, у него кровь стыла в жилах от этого блондина. — Ох, не напоминай о нем, Паркер… Мне кажется, я у него на подозрении. Хотя… — он принялся грызть ногти, мучительно над чем-то раздумывая. — А что, если нам самим сделать первый ход? Дескать, сегодня агентура передала, что в порту расстреляли кого-то из нашего клана, находившегося здесь инкогнито. Наехать: мол, почему нам не сообщили, мы-то уж обеспечили бы охрану. — Прекрасная идея, сэр! — воскликнул восхищенный подчиненный. — Это снимет с нас всякое подозрение. — Болван! Нет. Дэвис начнет подозревать, даже если никаких оснований для этого нет. Мне ли не знать, он хитрая лиса. Посыпятся вопросы: кто и как узнали, что это люди именно из Рокко? А если еще Силай развяжет где-нибудь язык... — А что, если подрезать этот язык, сэр? — спросил Паркер, подобострастно заглядывая в глаза начальнику. — Не выйдет. Албанцы сейчас в силе. Я и на его предложение согласился лишь потому, что их выгодно иметь в друзьях, если хочешь стать главой собственного клана. Нет, надо подождать, понаблюдать. Скажи ребятам, чтобы докладывали обо всем необычном, странном, даже если это простая кража телефона. Черт, я занимаюсь ерундой: за сутки этот «третий», наверное, уже до Лондона добрался и все расписал Дэвису в красках. — Не думаю, сэр. Я ведь докладывал, что, предположительно, «третий» тяжело ранен. Хилл вообще был уверен, что тот мертв — пуля же пробила грудь. — Лох твой Хилл! — злобно прорычал майор, сгоряча стукнув кулаком по столу. — «Предположительно»!.. Не убедился, что тот мертв… Такому не место в моей организации! Эх, жаль, что не все легавые нам лояльны, можно было бы приказать прочесать окрестности. Нет, слишком опасно. Уверен, у капитана Дэвиса есть свои люди и в полицейском управлении графства и в Скотланд-Ярде, я уж о МИ-5 не говорю. Так, слушай меня, Паркер, — Люми вдруг принял какое-то решение, выпрямился во весь свой немалый рост и строго взглянул на подчиненного, который тут же вытянулся в струнку, — нужно зачистить всю группу. Всех, кто участвовал, понятно? —Заметив расширенные от изумления и ужаса глаза подчиненного, Луми бросил резко, с вызовом: — Что смотришь? Паркер ловил воздух ртом, как рыба, словно у него не хватало дыхания, и с трудом выдавил: — Но сэр, трое из них и так убиты, двое тяжело ранены, а Гант парень бывалый, болтать не станет. Да и как мы объясним потери тому же мистеру Дэвису? — Как обычно: тёрки с китайцами — снова не поделили прибыль. Не дрейфь! Прокатит, тем более, что это не далеко от истины. Речь идет о наших шкурах, сечёшь? А по поводу Ганта и его ребят… — Он покачал головой, словно не верил своим ушам. — «Не станет болтать»… Дурак! Если ты думаешь, Паркер, что там, — тут он поднял палец, показывая наверх, и имел он ввиду вовсе не небесную канцелярию, а высокое начальство «Рокко», — с Гантом станут мило беседовать, ошибаешься. Он скажет им все, что знает, и даже немного больше. А мне это ни к чему. Нет, решено — концы в воду. Либо мы их, либо они нас. Все зашло слишком далеко и не надейся, что тебе удастся выкрутится, если что. — Вы правы, сэр. Все будет сделано.