Спасая от темноты

Закатное солнце мягко греет, шелест листвы и звуки волн успокаивают, где-то кричат чайки. Но шум людских голосов, кажется, перекрывает всë. Этот невыносимый гул: крики и плач детей, громкие разговоры, смех, звучащий будто в самой голове. Это медленно сводит с ума. Веру накрывает посередине людной набережной. Она идëт, глубоко дыша, и старается не подавать виду, что что-то не так. Только губу прикусывает и сжимает пальцы Кирилла в вспотевшей ледяной ладони. Вера чувствует, как ускоряется сердцебиение, и как шум в ушах готов разорвать барабанные перепонки. Она резко сворачивает к ближайшему скоплению деревьев. Спрятаться. Подальше от людей. Подальше от него. Ей страшно показывать себя такую — она едва контролирует эмоции и действия. И от этого новая волна почти накрывает еë с головой. Вера падает на землю, зажимая уши ладонями, и что-то шепчет под нос. Ей невыносимо жарко, а в следующую секунду она замерзает от жуткого холода. Какие-то картинки мелькают перед закрытыми глазами — кровь, темнота, беззвёздная ночь. Крик ребёнка превращается в еë собственные рыдания. Смех окружающих людей становится зловещим, пробирающим до костей. Она хватает ртом воздух, запускает пальцы в траву, собирая в ладони грязь и мелкие камни. Пытается ухватиться хоть за что-нибудь. Вырваться из придуманного кошмара. — Вера, дыши. Просто дыши, — тëплая рука крепко сдерживает еë плечо, пальцы оставляют следы на белой коже, а она дёргается от прикосновения, уходит от него. — Это я. Вера, дыши. Кирилл присаживается рядом с ней на колени, доставая бутылку воды из рюкзака. — Держи. Пей, — он держит еë за затылок, не давая дергаться. — Пей, тебе всегда помогает. Даже не смей сопротивляться. Почти грубо. Почти принудительно. Но необходимо. Потому что слишком сильным был страх, когда он нашëл еë в таком состоянии после спектакля. Потому что со временем понял, что ласка и нежность ей в эти моменты могут лишь навредить. Вера выпивает всю бутылку почти залпом. Белое сосредоточенное лицо покрыто испариной, веки плотно сжаты. Но Вера уже не уворачивается, когда Кирилл прижимает еë к себе, а она, словно тряпичная кукла, лишь роняет тяжёлую голову ему на плечо и старается выровнять дыхание. — Тише, я рядом, — Кирилл немного рассеянно гладит еë по открытой спине, массирует затылок, перебирает чуть мокрые волосы. — Не бойся, я с тобой. — Я знаю, — хрипит, слабо обнимая его, и тихо дёргается от рыданий. — Прости меня. Прости, что не могу сдержаться, что не могу справиться с этим. Прости, прости, прости… — Вера. Не смей просить за это прощения, — он берет еë лицо в ладони, рассматривает родные черты: покрасневший нос и глаза, из которых дорожками текут слезы, бледные губы, подрагивающий подбородок. — Никогда не смей говорить это. Я твой муж. Я люблю тебя. И я всегда буду рядом с тобой. Поняла меня? Вера растерянно кивает, смотря на серьëзное лицо. — Я поняла, я поняла это. Спасибо тебе, Кирилл. Спасибо… — она утыкается ему в грудь и плачет, но уже не от страха и горя. — Я тоже люблю тебя. Спасибо… Кирилл вздыхает, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Он никогда не оставит еë. А она никогда не перестанет быть благодарной ему. Они никогда не перестанут поддерживать и любить друг друга.