Рождённая Смертью

Чистилище — ни ад, ни рай, Лишь способ самоосознанья. Всё будет, только пожелай… И следом — мера воздаянья. От цен к бесценному идём. Любовь — ни кара, ни награда. Неопаляющим огнём Людьми нас делает из стада. И не вернуться нам назад — Преображается дорога. Узнав Себя, свой рай… и ад, Становимся частицей Бога. [Вячеслав Скобелев]

      Линия, что отделяла Треугольник призрачной реки от остального мира, была обозначена невысоким, совершенно не внушающим доверия, хлипким деревянным забором. Небеса оповещали мир о наступлении ночи и, поэтому, территория освещалась несколькими факелами, которые держали Восставшие, зачем-то собравшиеся здесь, вокруг не самого приятного, на вид, мужчины, в странной меховой шубе. Николь решила не мешать очередному сборищу демонов, пока не увидела знакомое лицо — Дока Холлидея.       Хот подошла на достаточное расстояние, чтобы остаться незамеченной и, в то же время, быть в курсе происходящего, как раз в тот момент, когда Генри, привычным движением, схватился за пистолет у себя на поясе, оглядываясь и готовясь всадить пулю в любого, кто хотя бы шевельнётся, но Роберт, которого Николь узнала с большим трудом, протянул ему цепь, которой был скован человек, чьё лицо офицер уже несколько раз видела в городе.       — Что ты с ним сделаешь? — спросил Док и Николь неосознанно покрутила кольцо, чувствуя, как оно нагревается, предчувствуя жестокость.       — Я ничего не сделаю, — заверил его Роберт. — А вот ты оттащишь его вон к тому колесу и привяжешь цепью за линией.       — За какой линией? — не понял Док, и это заставило Николь нахмуриться, ведь даже она знала об этой слабости Восставших, хоть последний раз в треугольнике была ещё до проклятья.       — Которая держит нас здесь, — пояснил Восставший. — Если одного из Восставших вытащить за черту, ему резко поплохеет. Хочешь остаться здесь…       Роберт протянул Доку цепь и тот огляделся, даже не почувствовав пристального взгляда Николь. Он выхватил цепь и пошёл в сторону черты, показательно не обращая внимания на мольбы обречённого на боль. Пока Док тащил Леви к колесу, Роберт выпрыгнул на импровизированную сцену и сбросил шубу. Метка Восставшего тут же проступила сквозь его кожу, приковывая взгляд Николь к крепкой спине мужчины.       — Сначала Малькольм начал самовольничать, потом рыжий, теперь Леви, — начал свою речь Роберт, удивляя Николь, уже не узнающую бывшего приятеля. — Они отбились от стада, из-за соблазна завладеть револьвером, которым владеет девчонка. Любой Восставший, свернувший с указанного мной пути, будет наказан изгнанием и адскими мучениями на земле. Клянусь вам, нас спасёт не украденный Миротворец, не убийство Наследника, а шахта… Работаем по плану! Ни шага в сторону. Пусть с Наследницей разбирается семёрка, а мы продолжим работать как все предыдущие пятнадцать лет. Продвигаться к нашей общей цели — к свободе!       «Не знала, что Роберт является таким превосходным оратором, » — промелькнула мысль в голове Николь. — «Ад на него хорошо повлиял в этом плане, а вот чувство стиля он позаимствовал у Чубаки».       Восставшие начали расходиться. Док и Роберт обменялись на прощанье парой фраз и, когда ненужных свидетелей поблизости не осталось, Николь вышла из своего укрытия. Ей с самого начала было интересно, кто же смог возглавить эту шайку казнённых преступников и чем они заняты. Теперь у неё есть точный ответ на первый вопрос и скептис, в ответе на второй.       — Здравствуй, Роберт Свейн, — улыбнулась Николь, заставляя бравого Короля Восставших замереть.       — Уже давно никто меня так не называл, — Роберт медленно развернулся и, сначала с вызовом, а затем с непониманием посмотрел на помощника шерифа. — Меня зовут Бобо и мне интересно, откуда вы знаете это имя, офицер?       Николь почувствовала, как металлическая пряжка её ремня потянулась к Восставшему, а глаза Бобо запылали огнём Ада. Зрелище должно было быть устрашающим, во всяком случае для обычного человека.       — Легче, Робби, — фыркнула Николь, подняв руки в знаке капитуляции. — Я бы спросила, как ты умудрился попасть в Ад, точнее, за что тебя подстрелил твой приятель Уайетт, но ещё успею, есть куда более важное дело. И не пытайся меня вспомнить, это новое лицо и новое имя, да и вы с Эрпом не знали, кто я на самом деле.       Николь слегка взмахнула рукой и сила Бобо перестала действовать на неё, а сам Свейн тут же пошатнулся, будто после сильного порыва ветра, едва не падая на землю. Мужчина уже было хотел что-то сказать, удивиться или возмутиться, но стоило ему вновь поднять глаза на Николь, как слова застряли в горле комом первобытного ужаса. Николь начала преображаться, специально, медленно. Её кожа стала мертвецки белой, благодаря чему, и без того рыжие волосы, в свете факела, словно сами стали огнём, а холод, источаемый её телом, покрывал лёгким инеем траву под ногами. Если глаза Бобо практически пылали, являясь отголоском его пребывания в аду, то глаза Николь были холоднее и беспощаднее самой суровой зимы, и заполняла их тьма.       — Я могу оборвать твоё проклятье, Бобо, — ледяным шёпотом, замораживающим саму душу, сказала Николь, чувствуя, как кольцо на пальце обжигает бледную кожу, причиняя невыносимую боль, — вот только ты отправишься обратно в Ад и на этот раз навеки вечные.       Роберт не смог устоять на ногах при виде девушки, больше не сдерживающей свою истинную сущность. Смотря прямо в заполненные тьмой всего мира глаза, Восставший рухнул на колени, даже не смея пошевелиться, боясь отвести взгляд, дрогнуть хотя бы одной мускулой.       — Мне всё равно, что ты, со своим стадом, собираетесь делать, но запомни одну вещь. Больше никогда не смей вредить Вэйверли Эрп, — приказала Николь, на что Роберт поднял голову и широко распахнул глаза.       — Вэйверли? — резко повторил он имя девушки, к которой приходил пятнадцать лет назад и воскликнул. — Я бы никогда не навредил моему ангелу!       Николь вновь приняла человеческий вид, решив что с Восставшего хватит, и нахмурилась на такое заявление демона. Роберт был вторым человеком, не считая её самой, кто считал младшую Эрп ангелом.       — Твоему ангелу? — переспросила она и посмотрела в ту сторону, где должна была стоять вновь принявшая хозяев в своих стенах, усадьба Эрпов. — Я предупредила. Твоя жизнь оборвётся и не самым приятным способом, так что придерживай своих псов на коротком поводке, и какие бы тёмные делишки вы не планировали, чтобы с головы твоего ангела не упало ни единого волоска.              ***       — Т-ты чудовище, — с выражением животного ужаса на лице прохрипела невысокая, темноволосая девушка, отползающая к стене. — Монстр!       Николь же смотрела на неё с болью в глазах, но вскоре не смогла уже выносить этого осуждающего, полного отвращения и страха взгляда, и отвернулась. Ей оставалось лишь слушать, как девушка плачет, боясь смотреть на бледное лицо и молилась, словно перед ней самый ужасный демон, самое страшное чудовище.       — Прочь! — девушка практически забилась в истерике, стоило Николь сделать шаг. — Уйди!       — Анфиса, Матрёна, — в комнату ворвался, практически снеся дверь, высокий, крепкий мужчина, замахиваясь топором на покачто неизвестную угрозу, но всё, что он увидел, это окликнутых мгновением назад девушек. — Что случилось?       Матрёна по-прежнему не могла успокоить дрожь и желала пройти сквозь стену, не прекращая креститься. А Анфиса, именно так звали Николь в тот момент, медленно, будто бы не желала этого вовсе, повернулась к мужчине лицом и нерешительно посмотрела на него своими чёрными, подобными ночи, но, в то же время, полными мольбы глазами. Мужчина замер и топор выпал из его руки, а на лице застыл ужас.       — Вы сами хотели узнать меня, — обречённо произнесла Анфиса своим могильным голосом и направилась к другой двери, ведущей из помещения на улицу. Это повторилось. Её не приняли, её боялись…       В спину Николь тут же полетел топор, но он не смог даже долететь до девушки, уже уставшей видеть страх в глазах родных, вновь посчитавших её уродом.              Николь вскочила с кровати, тяжело дыша и чувствуя, как холодный пот пропитал футболку. Оглядевшись, она поняла, что все так же находится в маленькой спальне своего дома в Чистилище. Солнце ещё не взошло, но звёзды медленно начинали угасать. Посмотрев на часы, Николь поняла, что ей вставать через час и, даже если бы она смогла уснуть после подобного… очередного кошмара, смысла от этого было бы не больше, чем молока от козла.       День у молодого офицера полиции Чистилища не задался с самого начала. Не найдя причину и не имея желания проводить в кровати ещё хоть сколько-то времени, Николь сначала наступила на хвост Беде Джейн, вздрагивая от громкого и болезненного «Мяу», за которым последовали когти, всаженные в босую ногу по самое не балуй. Затем оказалось, что электрический чайник решил сломаться, а на работе девушку ждала новая бумажная работа и, иногда, мелькающая рожа помощника маршала Доллса. Уже к обеду у офицера Хот появилось желание напиться.       Рыжеволосый офицер сидела не в самом удобном кресле и безэмоционально разглядывала проходивших мимо людей, вспоминая, каким это место было больше ста лет назад, какими были люди, и начала раздумывать, за какие же грехи и кем именно был проклят легендарный шериф. Подобное проклятье не мог сотворить простой человек, а желания сортировать грязное бельё старого друга и его потомков у Николь не было. Были просто ленивые, нагнанные скукой мысли и Хот сама не заметила, как начала покручивать неприметное железное кольцо на большом пальце левой руки.       В каждой жизни она находит это кольцо до или же после пробуждения, но каждый раз оно идеально подходит к её пальцу в любом возрасте, словно подстраиваясь к новому телу своей хозяйки. Это была единственная вещь, которую Николь несла из жизни в жизнь. Если снять его, то на внутренней стороне можно увидеть почти стёршуюся гравировку с её настоящим, самым первым именем и изображением её неизменного оружия, которое, в каждой жизни, приходиться воссоздавать с нуля. Николь уже сама не помнит, как получила это кольцо, но то, что было внутри, было частью её сути.       Девушка не заметила, как старый металл нагрелся и не сразу поняла, что вновь видит ауры людей. Выпутаться из паутины мыслей Николь помог новый цвет. С виду милая, добрая девушка была окружена не светлой и тёплой аурой, а красной и горячей, словно пламя Ада. Девушка прошла мимо, а Николь едва не упала со стула, придя в себя. Она осмотрелась и вскочила с места, направляясь в раздевалку за злосчастными каплями для глаз.       Единственное взаимодействие с нечистью в этих краях было у Хот во времена Уайта Эрпа, когда ей пришлось обратиться к Каменной Ведьме, за средством, которое позволило бы ей не видеть то, что она видела с наступлением двадцатилетия. Получив от странной девушки, чью настоящую сущность она так и не смогла распознать, рецепты предыдущих снадобий, Констанц смогла разработать идеально подходящее для Николь средство, тем самым помогая ей, хоть на миг, но забываться, не чувствовать себя собой.       Николь как раз закапывала себе глаза, когда телефон в кармане завибрировал и на его экране высветилось фото смуглой девушки.       — Да, Шей, здравствуй. Чего ты хотела? — спросила Хот, сидя в раздевалке в довольно глупой позе.       — Ты так и не активировала свое кольцо? — спросила девушка, лаская слух приятным голосом.       — Кто вообще так начинает разговор? — если бы магический раствор позволял, Николь бы закатила глаза. — Да, я так и не активировала кольцо. Мне не нужна его сила, как и собственная, в принципе.       — Прости, милая, но я не думаю, что ты сможешь отказаться, — открыла Америку девушка и Николь услышала шум, будто бы она ехала в машине. — С момента, когда к тебе вернулись воспоминания, прошло шесть лет. Я знаю тебя уже восьмую жизнь, Моръ, и прекрасно понимаю, что тебе не нравится всё это, но лучше не противиться. Кольцо требует твоих действий или ты забыла первый век?       — И именно поэтому ты едешь в Чистилище? — предположила Николь. — Только не говори мне, что ты везёшь его с собой, пожалуйста.       — Хорошо, я не скажу тебе, что везу его с собой.       — Шей, — обречённо произнесла Николь, выходя из раздевалки и наслаждаясь видом людей без ауры, — я спокойно могу продержаться ещё лет пять.       — Дай тебе волю, ты бы держала кольцо голодным до того момента, пока оно бы не начинало плавить тебе кожу, активируя его лишь тогда, когда оно начинало бы представлять угрозу для людей, — девушка прекрасно знала, что чувствует Николь, ей и самой не хотелось прибегать к этой зверской процедуре. — Я же о тебе забочусь, мама.       — Не называй меня так, — немного взбесилась Николь.       — Жди меня у Кузнеца, — успела крикнуть Шей прежде, чем офицер повесила трубку и швырнула телефон на стол.              День тянулся невыносимо медленно. Полз, как улитка, идаже море бумаг не было способно его ускорить, а постоянные смс, с местонахождением Шей, раздражали настолько, что сила Николь начала просачиваться сквозь её человеческую оболочку и, после пятого сообщения, только что приготовленный чай пришлось довольно долго размораживать в микроволновке. Но наконец настал её «счастливый» час и, взяв ключи от полицейской машины, Николь отправилась патрулировать город.       Когда офицер подъехала к большому зданию, больше похожему на железный сарай, она сразу заметила знакомую машину. Николь небрежно припарковалась у дерева и пошла к входу, даже не обращая внимания на щёлканье незаряженных мин под ногами, но зато подмечая открытый, не самый вместительный, багажник в машине Шей.       — Ты что, и в правду привезла его с собой? — возмутилась Николь, даже не постучав и входя в помещение, обращая на себя взгляды трёх человек.       — Всемогущая Гея, это она? — с места вскочила девушка в рабочей одежде, но тут же села обратно, так как на её плечо, с нажимом, легла рука Шей.       — Успокойся, да, это Моръ, — представила Шей и приветственно улыбнулась Николь. — А это Мэтти, но тебе она больше, наверное, известна как Кузнец.       — Я даже спрашивать не буду, как вы познакомились, — Николь проигнорировала связанного, лежащего на полу в, совершенно точно, неестественной позе, темнокожего мужчину с кляпом во рту и подошла вплотную к девушкам. — Почему именно здесь?       — Ты не будешь спрашивать, а я отвечу, она мой потомок, — продолжила улыбаться Шей. Николь посмотрела на девушек и не заметила никакого сходства. — В местных лесах демоны водятся, им лучше не знать о тебе. И, ты сама сказала, что уезжать из города не планируешь, а к Кузнецу просто так не ходят, и тут достаточно жарко, чтобы его плоть начала плавиться.       — Она и так начнёт плавиться, — Николь наконец посмотрела на несчастного, явно ещё не подозревающего о своей участи, мужчину и вновь повернулась к Шей. — Что он сделал, что твой выбор пал именно на него?       — Педофил, — одним словом девушка заставила офицера нахмуриться и кивнуть, чувствуя, как жалость к мужчине, на короткий миг, уступает место презрению. — Полиция этого доказать не может, но я выслеживала этого красавца почти год. Среди людей есть такие извращенцы.       — Сказал когда-то человек, — закатила глаза Николь, сбрасывая верх полицейской формы и наблюдая за тем, как глаза Шей потемнели. — Ладно, раз уж мы здесь и ты от меня не отстанешь, то можно сделать всё по правилам. Давай мел.       — Я уже всё начертила и свечи расставила, — довольная собой, улыбнулась Шей и кивнула, указывая в центр помещения, где, и вправду всё было готово к ритуалу. — Что? Тебя долго не было.       — Ты слишком радуешься человеческой смерти, — покачала головой Хот и без труда подняла не способного сопротивляться мужчину за куртку. — И у меня работа есть, её нужно выполнять.       Николь прошла в центр комнаты. На тёмном полу был начерчен кривой круг, заполненный словами, на языке столь древнем, что даже она, за ненадобностью, его почти забыла. В центре круга было чистое пространство, на которое и приземлился мужчина. Николь вынула у него изо рта кляп и освободила от верёвок, тут же опуская мужчину на колени перед собой.       — Что вы делаете? — спросил он, с ужасом смотря на Николь. — Кто вы? Что вы собираетесь со мной делать?       — Молчи, — приказала Николь холодным шёпотом и мужчина тут же замолчал, не смея пошевелиться от страха.       По мере осмотра предоставленного ей пространства, кожа Николь вновь начала терять живой оттенок, пока не стала белее снега. Шей зажигала огонь на высоких, чёрно-красных свечах, а Мэтти раскладывала вокруг древних символов, уже давно ожидавшие своего часа, раскалённыедо красна прутья, наблюдая за тем, как медленно Николь распускает волосы, позволяя им волнами рассыпаться по своим плечам.       — Думаю, за семь жизней ты запомнила, что лучше стоять подальше, — Николь повернула голову через плечо и посмотрела на девушек чёрными глазами. — Лечить твои ожоги и обморожения я не буду.       Хот чувствовала холод, который источало её тело, но почти расплавленный в кузнечных печах металл, окружавший её, жар которого подпитывали корявые символы, не позволял полу покрыться инеем. Николь чувствовала, как кольцо жгло её палец, и как его жар распространялся на всё тело, даже не прося, требуя действий от своей хозяйки. Николь наклонилась и подняла с пола оставленный Шей старый серп, лезвие которого местами было надколото и покрытоследами ржавчины. Многие её братья и сёстры считали величайшей честью даровать Моръ свой серп, для этого обряда и посему, пот уже седьмую жизнь, свидетелем этого кошмара становилась только Шей.       — Пожалуйста, — слёзно молил мужчина, наблюдая за тем, как Николь вышла за пределы круга и глубоко перерезала себе вены на обеих руках, позволяя каплям крови коснуться пола, окрашивая начерченные мелом слова в красный и шипеть, попадая на красные после печи прутья. — Что вы делаете? Не надо, умоляю.       — Cumsanguiseorumegoapertaviaestinmundoimmortalitatem, quodperierat, — начала Николь, всадив серп прямо перед стоящим на коленях мужчиной и продолжая орошать своей кровью пол. — Sanguinememoriamea, egoconfirmare, egoconfirmaredoloreegoconfirmatur. NomenMor data estfortissimus, ex hoc nunc, et in terra in aeternum, et miscere cum Nicole, datum propinquis.*       Её голос тихим шёпотом разносился по всему помещению, содрогая своей мелодичностью стены и заставляя кровь стыть в жилах. Николь обходила мужчину не сводя с него взгляда, но не слыша его мольбы, не слушая. Николь проделывала этот ритуал уже не одну тысячу раз и до сих пор не могла смириться с ним. Её израненная душа противилась ему из раза в раз, из жизни в жизнь, но она была обязана взывать к ним, принося в жертву такого же грешника, как и она сама, чтобы мир не разрушился.       Последнюю тысячу жизней Николь выжидала до последнего, чувствуя, как иногда кольцо почти сжигало её, но всё же проводила ритуал, дабы не повторить прошлого и не сотворить с миром то, что случилось в Помпеях. Так она наказывала саму себя — жгучей, нестерпимой болью. Её грех был не искупим и самобичевание не делали её ношу легче, лишь утяжеляли ее, заставляя вновь и вновь слышать, как рычит огонь, напоминая, что она сотворила.       — Obsecrote, — продолжила Николь, остановившись прямо перед мужчиной и опускаясь перед ним на колени. — Oroteiterumatqueiterumnonveniampropteridquodfactumest, etiterumantete. Me meaexpandit alas suas, et videreessentiamuniversi. Aperiteportasinferni et det occasionemaudirevoces.**       Голос Николь стих и его сменил рёв, рык, разрывающий голову своим звучанием. Кровь Николь вспыхнула ярчайшим пламенем и оно образовало возносившийся к потолку вихрь, сжигавший и плавящий всё своим беспощадным жаром. Внутри девушки тоже пылал пожар её чувств. Глаза Хот вернулись в подобие человеческих и она посмотрела прямо на мужчину, уже переставшего молить. Она не попросила прощения, как делала это в некоторых жизнях, не отвела взгляда, она посмотрела ему прямо в глаза прежде, чем водрузить левую руку на его голову и позволить ему увидеть, как за её спиной расправляются огромные, костлявые крылья. Николь коснулась головы мужчины и услышала крик, смешавшийся с рёвом пламени, точнее существ, в нём пылающих.       Не прошло и мгновения, как кожа несчастного начала плавиться и уже спустя минуту от него остался лишь обугленный скелет. Кости рухнули к ногам Николь и только тогда она позволила себе закрыть глаза, не видя, как огонь из вихря вокруг перешёл на скелет, обжигая его и придавая новую форму. Жар стих, как и оглушающий рёв, вернувший Николь к воспоминаниям о самой первой жизни, за грехи которой, точнее за один грех, она и несёт это наказание.       Когда Николь открыла глаза, свечи погасли, металлические прутья, старательно выложенные в определённый узор, превратились в горячие лужи, а рисунок на полу размылся ее кровью, по-прежнему льющейся из перерезанных вен. Тела мужчины уже давно не было в кузнице, на месте, где он секунды назад стоял на коленях, лежала коса из его костей. Николь занесла над ней руку с кольцом и украшение поглотило оружие, а Хот молча встала и, подняв с пола свою форму, пошла прочь, желая запрыгнуть в машину и поехать подальше от этого места, города, слететь с обрыва и подарить себе ещё двадцать лет беспамятства и покоя.       — Этот обряд… — отойдя от шока подала голос Мэтти. — Он не соответствует ей. Книги конечно же врут, преувеличивая и преуменьшая, но она несёт свет, спасая людям жизни, даруя им второй шанс…       — Ты даже представить себе не можешь, что она сделала в свою первую жизнь, — покачала головой Шей. — Она… её грех уже давно искуплен верной службой Богу и миллиардами жизней, что она спасала и ещё будет спасать, переборов свою печаль. Но она обречена помнить все свои жизни, все свои рождения, смерти и утраты. Такое наказание… она сможет забыть или уже наконец отпустить своё прошлое, но не в одиночестве. Ей нужна помощь человека… не последователя, из которых избирают на, а того, который не отвернётся от неё, узнав, что она…       — Есть эликсир, — прервала её Мэтти.       — Что?!       — О тебе рассказывали мама и бабушка, — напомнила девушке Кузнец. — Они говорили, что наша семья давно с ней знакома, но ты… только ты стала настолько близка к ней. Ещё твои родители начали его создавать, моя прабабушка закончила.       — О чём ты? — не могла понять Шей.       — Эликсир, способный даровать ей забвение, — Мэтти сняла с шеи кулон с маленькой стеклянной бутылочкой. — Если она выпьет его, то забудет все свои прошлые жизни, словно пробуждения и не было, во всяком случае на какое-то время.       — Ей может хватить и дня свободы, — не верила собственным ушам Шей. — Всего дня, чтобы дать волю чувствам и сделать первый шаг.       — Ты стала Жнецом, чтобы вечно служить Моръ, — вспомнила слова бабушки Мэтти и передала бутылочку своему далёкому предку, — так исполни свой долг и отдай его ей.