Давай поженимся!

Конечно же, все не могло быть так просто. Джим смотрел на Боунса после этих слов в ангаре с шаттлами, и даже на секунду поверил, что это он. Момент, когда память Маккоя вернулась, словно по щечку пальцев. Но нет. Реальная жизнь — это не мелодрама с хэппи-эндом, и даже, если их история закончится хорошо, им предстоит долгий путь. Боунс не вспомнил все и сразу, неважно как сильно Джим сжал ладони на его плечах, услышав упоминание о крови на своей футболке в первую встречу. Скотти вызвал М’Бенгу к шаттлам, не сказав ни слова Джиму или Боунсу, и вот они оказались в медотсеке, пока доктор проверял показатели Маккоя с помощью биокровати. Результаты были отрезвляюще реалистичными. Воспоминание Боунса было словно стоп-кадр. Просто картинка с Джимом в кожанке, в серой футболке с пятнами крови и избитым лицом. Ничего больше. Маккой не помнил даже самой посадки в шаттл. Но для Боунса это было как спасательный круг для утопающего. Это было воспоминание, что-то, что он смог вспомнить, и, кажется, Маккой даже не слышал объяснений М’Бенги, что это нормальная практика, что память возвращается постепенно. Вместо этого, Боунс смотрел на Джима так, словно увидел его в новом свете, или что более вероятно, думал, что его воспоминания вернутся быстрее, если он будет смотреть на Кирка достаточно долго. Такой пристальный взгляд мог быть неприятен, но Джим был рад. Боунс вспомнил, а значит, скоро все станет как прежде. Пусть это немного, всего лишь мгновения их знакомства, но теперь Маккой знал, что Джим часть его жизни, а не просто слышал об этом от других. Одно случайное воспоминание сломало множество преград. Говорить о доверии было рано, но впервые с момента пробуждения в нибилианской больнице Боунс казался заинтересованным, а не вел себя так, словно присутствие Джима поблизости ему как кость в горле. Это был шаг навстречу. И причина, по которой в тот же день, после окончания рабочей смены Боунса они вместе ужинали в столовой. Они пришли позже, избегая столпотворения. И пусть они заняли столик в углу, в относительно шумной столовой Боунс казался более расслабленным, чем за последние два дня. Маккой даже кивнул в знак приветствия одной из энсинов с забинтованной рукой, и Джим предположил, что это кто-то из сегодняшних пациентов. Кажется, М’Бенга был прав, даже, если Джиму претило это признать. Возвращение Боунса к привычному для него распорядку на корабле, может и не способствовало возвращению памяти, но позволяло не быть отшельником. Ужин сильно отличался от того, как прошел завтрак. Боунс разговаривал с Джимом. Задавал вопросы, искренне желая узнать больше о своей жизни, о жизни Джима, об их отношениях. И хотя Джим знал, что такой всплеск интереса вызван исключительно желанием поскорее вспомнить что-то еще, он не мог не радоваться тому, что Маккой вновь говорит с ним. Он даже мог представить, что это его Боунс. Пусть в разговоре приходилось балансировать между правдой и ложью. — То есть, тебя взяли в Звездный флот после драки в баре? Джим пожал плечами, нанизывая кусок мясного рулета на вилку, не в силах сдержать улыбку. — Отчасти, да. Я наматывал круги всю ночь, размышляя, а потом осознал, что мне нечего терять. Так что, я направился к космопорту в Риверсайде и сел на шаттл. Кто бы мог подумать, что это будет лучшее решение в моей жизни. И это не было ложью. Предложение Пайка изменило его судьбу. Пусть он не познакомился с будущим мужем на том шаттле, зато встретил лучшего друга, а затем построил карьеру в Звездном флоте, посвятив свою жизнь чему-то стоящему. Джим покачал головой и подцепил еще кусок мяса на тарелке. — Итак, мы познакомились в шаттле. Подозреваю, что парень из Айовы, выглядящий как преступник, к тому же, влетевший в стену на полной скорости, и слегка подвыпивший доктор из Джорджии были как белые вороны среди остальных кадетов. Мы отличались, а потому решили держаться вместе. — И влюбились без памяти. Соврать было бы куда проще, если бы Боунс произнес это без сарказма. Джим прожевал мясной рулет, давая себе время поразмыслить над ответом. — Сначала мы стали друзьями. Лучшими друзьями. Боунс приподнял одну бровь в таком знакомом жесте. — И когда все изменилось? — Не знаю, — Джим пожал плечами. — Это просто… произошло. Со временем. Следуя инструкциям М’Бенги, он пытался свести к минимуму необходимую ложь, и как можно пространнее отзывался о том, о чем не мог солгать. Кто же знал, что это будет так сложно. Неизвестно, устроил ли его ответ Боунса, потому что в следующий момент Джим наколол картофель фри на вилку и столкнулся с неожиданными обстоятельствами. — Не ешь это! — Боунс протянул руку, словно собирался хлопнуть его по ладони, выбивая вилку, но остановился. — Что… почему я так? Боунс выглядел смущенным своим порывом, да и Джим пребывал в растерянности. — Ты всегда так делаешь. Боунс наконец-то опустил руку на стол, но продолжил смотреть на картофель фри. — Делаю что? Выбиваю еду у тебя из рук? Это нормально? Джим пожал плечами, отложив вилку, пока сердце заходилось в груди. — Ты вспомнил что-то? Джиму не хотелось давить, но он не мог справиться с собственным нетерпением. Боунс покачал головой. — Нет, не думаю. Я… Я просто увидел картошку фри и подумал о холестерине, о закупоренных артериях, и о том, что тебе не стоит это есть. Хочешь сказать, это не впервые? — Ну, обычно ты не пытаешься выбить еду у меня из рук. Просто ворчишь и начинаешь очередную лекцию о правильном питании, что салат — мой друг, а бекон может убить тысячью способов, при том, крайне болезненно. Время от времени ты заставляешь меня добавить овощей и зелени на тарелку. Но точно не станешь вырывать что-то изо рта. Боунс казался все еще взволнованным этими новостями, даже чуть разочарованным в себе. — То есть мы из тех пар, что следят за питанием друг друга? Серьезно? — Вообще-то нет. Как я и сказал, ворчание и лекции — это по твоей части. Боунс молча смотрел на брокколи у себя на тарелке. Джим попытался дать время переварить новые факты о себе, но молчание затягивалось, и он начинал нервничать. Задумчивый взгляд стал хмурым, и Джим не выдержал: — Боунс? Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать свою ошибку. — Леонард. Что случилось? Боунс поднял взгляд и покачал головой. — Ничего. Я просто… это в моем стиле. — О чем ты? — теперь нахмурился Джим. — Ворчать, жаловаться на всех и вся. Оскорблять. Джим не мог так это оставить. — Что? Откуда такие мысли? Боунс пожал плечами, продолжив гонять еду по тарелке. — Не знаю. Но Скотт сказал, что я могу звать его «Скотти» несмотря на всю ругань и ворчание. Теперь это, — он махнул рукой в сторону тарелки Джима. — До этого я был на дежурстве, и два энсина из Инженерного отсека придя с ожогами, испугались, что их буду лечить именно я. Энсин Паркер все смотрела на меня, словно ждала, что я начну ее проклинать. Кажется, моя манера обращения с пациентами далека от дружелюбной, а теперь выясняется, что я такой не только на работе. Боунс — нормальный Боунс, который знал, кто он такой — не беспокоился о впечатлении, которое производит на окружающих. Маккой не терзался мыслями о том, делает ли его плохим человеком подобное поведение. Он был вежлив, когда в том была необходимость, а большая часть экипажа знала о его добром сердце, скрывающемся за ворчанием. Но этот Боунс пытался выяснить, каким человеком он был, и то, что он узнал, ему не понравилось. — Все не так. Поверь мне. — Звучит не слишком убедительно, — Боунс пожал плечами и отставил от себя тарелку. — Да, ворчание это твое неотъемлемое качество, как на работе, так и в личной жизни. Но это хороший вид ворчания. — Существует «хороший вид ворчания»? — хмыкнул Боунс. — Да. Ты не плохой человек, Боу… Леонард. Просто терпеть не можешь идиотов, и когда кто-то ведет себя как дурак, ты не стесняешься сказать об этом. И я как никто другой знаю об этом. Ты честен. Если кто-то приходит с травмами, полученными по собственной глупости, то ты будешь ворчать об этом. Именно поэтому инженеры боятся соваться в медотсек в твою смену, зная, что получат разнос и лекцию во время лечения. Но в этом нет ничего ужасного. Каждый на борту знает, что может обратиться к тебе за помощью. Боунс все еще не выглядел удовлетворенным подобным объяснением. — Значит, я по-хорошему ворчливый, потому что честный. Это… это просто ужасно, Джим. — Ты ворчишь, потому что принимаешь все близко к сердцу, а иногда потому что тебе проще отказаться от похвалы, чем принять ее. Ты ворчишь, потому что почти параноидально способен представить, как кто-то из экипажа может заболеть, получить травму или умереть, если не будет осторожен. Ты не оправдываешь тех, кто по глупости подверг себя опасности. Но ты один из самых преданных и надежных людей на борту и команда знает об этом. Они уважают тебя и не осуждают твое ворчливое, иногда грубое поведение, зная какой ты на самом деле, — Джим поймал взгляд Боунса, — и я знаю. Боунс смотрел на Джима долго и чуть удивленно, словно ожидал чего угодно, но не подобного ответа. Кирк видел, как дернулся кадык, перед тем как Леонард ответил. — Хорошо. Джим улыбнулся, радуясь, что смог немного успокоить Боунса. Нельзя сказать, что сейчас был подходящий момент, но он ждал уже довольно давно, и вряд ли этот подходящий момент вообще когда-то наступит. Он порылся в кармане, достав обручальное кольцо, которое сделал Скотти. — Я, хм, я не знаю, искал ли ты его, но, возможно, тебе хотелось бы его забрать. Он положил кольцо на середину стола, и Боунс непонимающе смотрел на украшение несколько секунд, прежде чем взять. — Мое обручальное кольцо? — Должно быть, слетело во время аварии, — кивнул Джим. Пора было начать записывать всю ту ложь, что он говорил. Боунс продолжал рассматривать кольцо, крутя его в руках, наконец, найдя гравировку на внутренней стороне. — Просто «Джим», да? — улыбнулся Маккой. — Вообще-то, Джеймс, — с улыбкой поправил Кирк. — Но никто, кроме моей матери и пары адмиралов, так меня не называл, да, и они использовали это имя, когда отдавали приказания. Так что, да, просто «Джим». — Джеймс Кирк. Пожалуй, он мог назвать свое полное имя, вряд ли это такой уж большой секрет. — Джеймс Тиберий Кирк. Боунс скорчил рожу. — Ай. — Ага. — В честь дедушки? — Откуда ты знаешь? — Никто в здравом уме не станет называть ребенка Тиберий, если только не в честь кого-то из родственников. И поскольку, я хочу верить, что моя новая родня не сумасшедшие, я предположил, что это в честь деда. Хотя, звучит отстойно. — Кто бы говорил, — засмеялся Джим, — Леонард Горацио Маккой. Выражение лица Боунса выдало, что тот не нашел времени просмотреть личное дело. — Шутишь. — Прости, но я серьезно, — не испытывая и тени вины, ответил Джим. — Так что, ты не должен шутить над моим вторым именем, если твое так же ужасно, а может даже хуже. Боунс разве что не позеленел. — Тоже дедушка? — Да, по отцу, насколько я знаю. — Предпочту быть Леонардом, спасибо большое. Боунс закончил рассматривать кольцо и надел его на безымянный палец левой руки. Джим даже дышать перестал, надеясь, что размер подойдет. Кольцо легко скользнуло на палец, может слишком легко, но так проще было поверить в его потерю при аварии. Маккой задумчиво прокрутил его на пальце, совсем как Джим днем ранее. — Здесь нет даты. — Что ты имеешь в виду? — На кольце. Нет даты нашей свадьбы, только имена. Джим почувствовал, как сердце забилось чаще, пока он судорожно искал ответ. Они не выгравировали дату, потому что, придумывая всю эту ложь, не успели продумать именно эту деталь, но вряд ли это стоило озвучивать вслух. — Мы так решили, предпочли оставить только имена. — Так, когда это произошло? — Боунс все еще хмурился. — Свадьба, я имею в виду. Как давно мы женаты? Вполне очевидный вопрос застал Джима врасплох. Черт возьми, что ему ответить? Как долго они состоят в выдуманном браке? Стоило придумать что-то логичное, желательно объясняющее отсутствие свадебных фотографий. Но что? — Двадцатого февраля. Джим понятия не имел, откуда эта дата взялась в его голове. У них была высадка во второй половине февраля, мини-отпуск без миссии на планете. Нет подробных записей о действиях экипажа за этот период, и это был лучший вариант, который он смог придумать за считанные секунды. — Мы поженились двадцатого февраля этого года. Мы… мы не хотели проводить церемонию на корабле, поэтому дождались высадки на планету. Боунс задержал взгляд на Джиме, прежде чем кивнуть. — Полагаю, раньше я был неплох в запоминании важных дат. — Правильно думаешь, — засмеялся Джим с облегчением. Ему удалось не подорваться на очередной мине — каверзном вопросе — возможно, только благодаря удаче. Но он был согласен на любую помощь от мироздания. Боунс без сомнения взорвется гневной тирадой, когда все вспомнит, но эта мысль уже не пугала как раньше. Так что, он старался не дать возможности поймать себя на лжи раньше срока. Звучало слишком просто даже для собственных ушей, но Джим цеплялся за эту мысль. Когда они закончили ужинать, Джим первым поднялся из-за стола, относя свой поднос, прежде чем Боунс успел задать еще какой-то вопрос, на который у него не было ответа. *** Остаток вечера пролетел незаметно. Облегченные смены вовсе не освобождали Джима от «бумажной работы». Он занял свой стол — меньший по размеру, чем предыдущий — и принялся за работу, просматривая отчеты. Боунс сидел напротив, занимаясь своими обязанностями, и Джим поймал себя на мысли, что это… приятно. Отчасти. Они работали вместе, в комфортной тишине, и, прервавшись ненадолго, чтобы приготовить кофе, Джим, не задумываясь, сделал на двоих, и поставил ту чашку, в которой не было сахара, на стол Боунса, прежде чем сесть обратно. Маккой сделал глоток и кивнул благодарно, словно это было обычным для них делом. Почти как во время сессии, только без предстоящих экзаменов, но с обручальными кольцами на руках. И это почему-то пугало Джима. Закончив последний на сегодня отчет, Джим отложил падд с тихим вздохом. Подняв взгляд, он увидел, что Боунс все еще погружен в чтение, даже не донес кружку до рта, остановившись на полпути. Джим прислонился к спинке кресла и улыбнулся. — Что читаешь? Боунс отвлекся от падда и на секунду задержал взгляд на кружке, что почти поднес к губам. И поставил ее обратно на стол, с таким взглядом, будто та чем-то серьезно его оскорбила. — Медицинские записи за последние два года, — ответил он, садясь ровнее и потирая глаза. — Те, что я вел. Джеффри считает, что я должен просмотреть их, может какая-то из историй болезни или необычный случай послужат триггером к воспоминаниям. И если честно, у экипажа Энтерпрайз нет недостатка в необычных случаях и способах их лечения. — Ага, — улыбнулся Джим, — у нас есть прекрасный доктор, собирающий нас по частям и возвращающий к жизни снова и снова. — Верно, — фыркнул Боунс. — И от этого команда ведет себя все более безалаберно. — Так что, это правда помогает? Ответом было пожатие плечами. — Не то чтобы. Не нужно быть гением, чтобы справиться с большинством известных болезней или травм. А в необычных случаях я вижу, что принятое решение было по итогу правильным. Вот только не могу вспомнить, как к нему пришел. — Ты вспомнишь, — пообещал Джим, не зная, кого пытается этим успокоить — себя или Боунса. Боунс кивнул, а потом снова будто закрылся. Джим ненавидел это — то, как Маккой отдалялся, а еще больше его раздражало собственное бессилие. Он хотел вернуть своего Боунса, того, который знал бы, как реагировать на глупые комментарии Джима, знал, когда его друг шутит, а когда стоит воспринимать его слова всерьез. Остаток работы прошел в тишине, и Джим уже успел расслабиться, концентрируясь на хорошем из всего, что произошло за день — Боунс смог вспомнить встречу в шаттле, пусть это и было совсем небольшое воспоминание. А ведь утро началось крайне неловко, да и сейчас Маккой снова закрылся от него. Непростой день, но завтра обязательно будет лучше. А на сегодня оставалась еще одна проблема. — Я лягу спать на диване, — нарушил молчание Джим, когда они оба уставились на кровать. Он помнил неловкое пробуждение слишком хорошо, и не хотел смущать Боунса лишний раз. Вот только Маккой покачал головой. — Нет. Не нужно это делать из-за меня. — То, что случилось… Боунс прервал Джима, не давая продолжить. — То, что случилось утром, застало меня врасплох. И я среагировал слишком резко. Но это не значит… — он покачал головой, словно пытался разобраться в своих мыслях и подобрать слова. — Если тебе достаточно комфортно, то нет никакой необходимости спать отдельно. И не нужно ничего менять просто, потому что в моей голове все запуталось и катится к чертям. Джим видел, что сказанное требовало усилий от Боунса, и кивнул: — Хорошо. Боунс кивнул в ответ. — Хорошо. Мы же два взрослых женатых человека, и я думаю, мы должны спать вместе. — Да. — Да. Будь это сцена из ситкома, Джим бы посмеялся. Но, блядь, это была его собственная жизнь, и он никогда прежде не испытывал подобной неловкости, как когда они по очереди отправились в ванную, чтобы подготовиться ко сну. В прошлый раз было проще, Боунс уже спал, когда Джим рухнул на кровать, вымотанный тренировкой. Не было времени смутиться или чувствовать себя неловко — Джиму никогда прежде не было неловко рядом с Боусом, даже когда они спали в одной кровати. Пусть и не как супружеская пара. Так не должно быть. Это неправильно. Джим откатился к правому краю кровати и погасил свет, погружая каюту в темноту. На другой стороне кровати Боунс так же держался своего края. И пусть было поздно, сон не шел. Джим лежал в темноте, слушая дыхание Маккоя. Медленное и ровное, но не достаточно глубокое для сна. В любую другую ночь, Джим начал бы ворочаться, ища удобную позу для сна, но прямо сейчас он старался не шевелиться, чувствуя, как это напрягает Боунса. В итоге он лег на спину и закрыл глаза, повторяя про себя устав Звездного флота, пока не заснул. Причиной пробуждения стал не звонок будильника, а настойчивое дергание за правую руку. — Джим! Он медленно открыл глаза, не сразу понимая, кто он и где он. Боунс все так же лежал, прижавшись к левому краю кровати, перевернувшись на спину, а Джим пристроился у его бока. Закинув ногу на Маккоя, положив голову на его плечо и обнимая поперек туловища. Боунс пытался скинуть его руку и ногу, и спустя пару секунд Джим окончательно проснулся. Проснулся, прижавшись к Боунсу. — Ох, прости. Это была ложь и повод задуматься. Джим нисколько не чувствовал себя виноватым. Он чувствовал себя комфортно, и все что ему было нужно, прежде чем снова заснуть — свернуться калачиком вокруг Боунса. Вот только для Маккоя это было слишком, так что стоило перестать доставлять неудобство. Джим задержался еще на несколько мгновений, прежде чем убрать руку и откатиться на свою половину кровати. — Извини. — Все в порядке, Джим. Да ни черта не в порядке. Джим понятия не имел, с чего вдруг стал таким тактильным. То есть, он, конечно, любил влезть в личное пространство, похлопать по спине, обнять, но никогда еще не жался так к кому-то, особенно, к мужчине. И уж точно у него не было друзей, с которыми он просыпался бы в обнимку, не желая отстраняться, чувствуя себя настолько уютно. Джим никогда не испытывал подобной потребности, так отчего же просыпаться обнимая Боунса ощущалось так правильно? И почему его так задевало то, что Маккой его отталкивает? Амнезия Боунса затронула и испортила не только его собственную жизнь, но и ощутимо испоганила существование Джима. То, что было константой, вдруг изменилось, встало с ног на голову. Ни о каком сне уже и речи не шло. Кровать вдруг стала неудобной и слишком большой, и Джиму недоставало возможности прижаться к теплому боку, чтобы согреться. Он прождал минут десять, прежде чем смириться с неизбежным — и подняться с постели. Все равно с утра была куча дел. Потихоньку они пришли к оптимальному распорядку. Завтракали вместе, потом отрабатывали смену, а в свободное время Джим крутился вокруг Боунса, стараясь не быть слишком навязчивым. Ведь именно это имел в виду М’Бенга? Вот почему Боунс работал в облегченном режиме, вот почему Джим был поблизости. Они ужинали вместе, а потом неловко готовились ко сну. Джим всерьез собирался поговорить с квартирмейстером по поводу своего матраса, тот явно продавлен в середине. Иначе как объяснить то, что Джим раз за разом просыпался в обнимку с Боунсом, хотя засыпал на краю. Маккой все так же сопротивлялся и пытался выпутаться из сонных объятий. Но после никогда не упоминал об этом. Это было далеко от идеала, но работало. Вернее не совсем, воспоминания Боунса так и не вернулись. Джим не знал, что может стать катализатором, но работы и совместного быта было недостаточно. Они много говорили, о прошлом Боунса, об их обучении в Академии и службе на Энтерпрайз. Маккою было интересно, может из-за того, что он надеялся вспомнить что-то новое после рассказов Джима. Вот только Кирк боялся, что Боунс может начать задавать вопросы, на которые он предпочел бы не отвечать, чтобы не придумывать очередную ложь. Джим надеялся, что они смогут продержаться так до возвращения памяти Маккоя. Это работало в первый день, когда они зашли в транспортный отсек и Боунс вспомнил их первую встречу. Сработало и на второй день, когда никаких значимых продвижений по возвращению памяти не произошло, но с другой стороны, ничего плохого тоже не случилось. И все радостно покатилось к чертям на третий день, и Джим понятия не имел, как так, блядь, вышло. Хрупкий баланс в их взаимоотношениях был нарушен. На третий день Боунс поцеловал его.