Давай поженимся!

Джим так и застыл, удерживая протянутую руку, после того как Боунс скинул ее со своего плеча. Это ощущалось как прыжок в ледяную воду, когда заглушаются все звуки, кроме собственного сердца, а холод сковывает все тело, несколько мгновений не давая возможности пошевелиться. Нет. Нет-нет-нет. Только не это. Только не сейчас. — Боунс… Он даже не понял, как это сорвалось с его губ, а Боунс отступил на шаг, словно его ударили. — Что происходит, Джим? Его голос, пронизанный непониманием и болью, звучал хрипло, и это было словно пощечина для Джима. Он виноват в этом. Его ложь причина того, как Боунс чувствует себя сейчас, и хотя он понимал, что этот момент неизбежен, и надеялся, что к Маккою вернутся воспоминания, он не хотел проходить через это. Что Джим мог ответить на это? «Я могу объяснить»? «Это не то, чем кажется»? Использовать любую другую заезженную фразу, которую произносили люди, если кто-то ловил их на лжи? Он должен был все объяснить Боунсу. Джим знал это. Но совершенно не представлял с чего начать. — Боунс, я… что ты вспомнил? Он тянул время и знал, что Маккой знает об этом. У Боунса дернулось веко левого глаза, что случалось каждый раз, когда Джим бесил его до чертиков. И Кирк понял, что тот эпический выход Боунса из себя, о котором он переживал с самого начала этого безумия, попросту неизбежен. И чтобы он ни сказал, все только усугубит ситуацию. — Черт возьми, Джим! Я понятия не имею, что за ад творится в моей голове, но я уверен, что мы никогда не были женаты! Но последние несколько дней ты притворялся, что это так, и теперь я хочу знать, какого хрена! — Это сложно. — Меня не ебет, насколько это сложно, Джим! Мы друзья! Я доверял тебе! Но ты зачем-то сказал мне, что мы женаты. Зачем и, главное, нахрена? К чему все это… — он раздраженно взмахнул рукой, указывая на их личные вещи в одной каюте, которые успели перемешаться за эти дни, — зачем было заставлять меня поверить, что мы женаты, когда это не так? Я не понимаю, Джим! Джим все еще понятия не имел, с чего начать, чтобы Боунс поверил ему, и не хотел рисковать их дружбой. — Я не знал, понятно? Я, блядь, даже предположить не мог, что ты очнешься с амнезией! Маккой покачал головой. Гнев медленно, но верно начал отвоевывать место у замешательства и боли, и Джим, как бы странно это не звучало, почувствовал облегчение. Злой как черт Боунс был привычнее, Джим мог справиться с ним. — И это все объясняет, по-твоему? Дрань господня, Джим, ты и раньше нес какую-то хрень, но сейчас превзошел себя. Я верил тебе! Ты понятия не имеешь, как это очнуться и не помнить нихрена о своей собственной жизни. Я верил тебе. Я верил всему, что ты говорил мне! Я должен был верить тебе, потому что не мог вспомнить сам и, черт возьми, я хотел верить тебе. Я думал, что ты мой муж, конечно, я хотел верить тебе. А каждое твое слово было ложью! Каждое гребаное слово! Так найди подходящее объяснение всему, что ты натворил! Джим вздохнул, набирая воздуха для ответа, но Боунс отмахнулся прежде, чем он успел сказать хоть слово. — Его нет, — ответил Маккой на свой собственный вопрос. — Не существует гребанного объяснения, способного оправдывать случившееся. Ты не лжешь своим друзьям, Джим. Ни в мелочах, ни в чем-то столь масштабном как это! — Я не хотел, чтобы так вышло! Джим почти сорвался на крик, пытаясь успеть сказать хоть что-то до того, как Боунс снова его перебьет. Он чуть не подпрыгнул, вздрагивая, когда Маккой оказался совсем рядом, его ореховые глаза потемнели от злости, и он схватил Джима за форменку, встряхивая за грудки. — Но это случилось! — Боунс разжал пальцы и даже слегка оттолкнул Джима. — Даже хуже, ты позволил этому случиться! Ты организовал все это! Ты перенес сюда все мои вещи, пичкал меня всем этим враньем о наших отношениях и несуществующем браке, и кроме того, у тебя хватило наглости притворяться, будто бы тебя волнует, как я себя чувствую, что ты якобы заинтересован в том, чтобы мне стало лучше! — Но так и было! — Если бы тебя волновало, что я чувствую, ты бы не стал лгать мне! Но ты солгал. Одна ложь за другой, ты заставил меня поверить, что все это реально! И хуже, ты вовлек в этот хренов спектакль всю команду! Ты когда-нибудь задумывался о том, что мне еще предстоит работать на этом корабле? Я старший медицинский офицер, ради всего святого, экипаж должен уважать меня, чтобы я мог выполнять свои обязанности! Как, черт возьми, это возможно после того, как они несколько дней надрывали свои задницы от смеха, наблюдая за их начмедом-идиотом, который решил, что женат на их капитане? То, что ты, блядь, натворил, может стоить мне работы, не говоря уже о таких вещах как остатки моей гордости и самоуважения. Нет. Все было не так, и Джим не собирался позволить Боунсу поверить в это хоть на секунду. Он никогда не причинил бы вреда Маккою. Никогда намеренно. Боунс должен был знать это. — Все было не так, Боунс. Все знали… — Именно, Джим! Все знали! Все, блядь, знали. Каждый на этом корабле знал, что я потерял память, и каждый из них наблюдал, как я себя позорю. Так, Джим? Вам всем нужно было хорошенько посмеяться? Укрепить боевой дух? А ворчливый старик Маккой, так кстати, забыл кто он, нахрен, такой? — Нет! — Джим шагнул вперед, чтобы схватить Боунса за плечо, но тот оттолкнул его протянутую руку. — Не трогай меня! — почти прошипел он, его голос был полон презрения. — Не смей, Джим. У тебя нет права, так же как и на все то, что ты делал в последние дни. Ты скрыл от меня правду, перевез мои вещи в свою каюту, делал вид, что мы женаты — все это. Ты можешь представить, как я чувствовал себя все это время? Каким виноватым считал себя по отношению к тебе? Как был чертовски благодарен за то, что ты держишься молодцом во всей этой ситуации с амнезией и не давишь на меня? Боунс покачал головой и его ладони сжались в кулаки. Джим даже позволил бы ударить себя, если бы это уменьшило гнев и разочарование Боунса. — Из-за тебя я пытался вспомнить, то, чего никогда не было! — Боунс пнул рабочий стол Джима. — Я себе, нахрен, мозги вывернул, пытаясь вспомнить все это, в равной степени и ради тебя, Джим! Я думал, что тебе тоже сложно, и я не хотел, чтобы ты страдал в сложившейся ситуации. Я думал, что ты отлично справляешься. Черт возьми, я был идиотом. Но думаю для тебя это не новость? Что-то случилось, Джим почувствовал, как изменилась атмосфера в комнате, напряжение исчезло. Плечи Боунса дрогнули, опускаясь ниже, и хотя он все еще был зол, теперь он выглядел сломленным. — Только идиот мог поверить в этот блядский спектакль, да? — резко рассмеялся Маккой, словно эта шутка была понятна только ему. — Это делает меня королем идиотов. Потому что я верил всему, всей той хрени, которую ты мне скармливал. Ты был таким убедительным, Джим, мне казалось, что я понял, почему я… — он остановился. У Джима перехватило дыхание. — Понял, почему ты что? Маккой покачал головой. — Забудь об этом, Джим. Это не важно. Джим не мог согласиться. Это было важно. Возможно это был самый важный разговор, который когда-либо был у Джима. Он понятия не имел, почему все вышло из-под контроля, но он не мог позволить закончить этот разговор вот так, не донеся до Боунса все причины и обстоятельства. — Боунс, пожалуйста, позволь мне объяснить. Это было отвратительным богомерзким клише, которого Джим хотел бы избежать. — Объяснить что? — Маккой зарычал, в его голосе проснулась прежняя ярость. — Почему ты солгал мне? Почему ты выставил меня идиотом перед всей командой? Или почему позволил мне влю… почему ты позволил всему этому произойти между нами, хотя знал, что я вспомню о том, что мы просто друзья? Ты действительно считаешь, что сможешь объяснить все это? Даже не пытайся, Джим, я верил тебе. Я нуждался в тебе, но ты предал мое доверие. Я услышал достаточно. Боунс отвернулся, и не было сомнений, что на этот раз окончательно. Джим не мог позволить ему уйти, не раньше, чем он сможет объясниться. Он даже не смог сказать о том, почему вообще солгал тогда в госпитале. — Боунс! Маккой уже подошел к двери и нажал на панель управления. — Черт возьми, Боунс, ты не можешь просто уйти! Маккой обернулся, но лучше бы он этого не делал, подумал Джим, увидев выражение лица Боунса. — Я не хочу ничего слышать. И… не думаю, что хочу видеть тебя, Джим. Боунс вышел из их — то есть Джима — каюты, с напряженными плечами и прямой спиной, и все на что хватило Кирка это смотреть ему вслед до тех пор, пока дверь не закрылась с тихим шипением. Джим сел на стул у рабочей консоли, с трудом добравшись до него, вновь чувствуя себя так, будто нырнул в ледяную воду. Этого не должно было случиться. Как бы Джим не представлял эту ситуацию, когда Боунс узнает о фальшивом браке, это было иначе. Конечно, Джим понимал, что не обойдется без криков, со всем гневом и яростью, на которые способен Боунс. И которые обычно сдерживал. Джим смог бы справиться. Но это не было гневом или яростью. Это была боль и разочарование. Джим не знал, что с этим делать. И не только потому, что они прежде не попадали в подобные ситуации. Джим никогда не подпускал к себе кого-то настолько близко, как Боунса. Он доверял ему как никому прежде, и осознание того, что теперь эта связь разрушена было слишком болезненным. Он просто хотел все объяснить, но Боунс не стал его слушать. И вероятно имел полное право злиться и ощущать себя преданным. Все оказалось гораздо хуже, чем Джим мог представить Он должен был держать дистанцию. Не должен был позволить случиться поцелую. Уж точно не во второй раз. О чем он, блядь, думал? Он вообще не думал. Вот в чем проблема. Он позволил своим чувствам руководить им, вместо того, чтобы прислушаться к разуму. Боунс не упоминал поцелуй, но Джим был уверен, что именно он так ухудшил ситуацию. Неужели это того стоило? Те несколько секунд прикосновений к Боунсу, чувство завершенности, правильности, защищенности, неужели, они стоили их дружбы? Нет. Черт. Джим поднял взгляд, пытаясь понять, что делать дальше. Это было ошибкой. Он должен был догадаться, что первое, что он увидит, будет стол Боунса, поставленный рядом с его. Стол Боунса, за которым он работал каждый вечер рядом с Джимом. Это было правильно. Это ощущалось правильно — быть рядом с Боунсом в уютной тишине. Джиму не стоило привыкать к этому чувству. Это было не духе Боунса. Да и Джима, если честно, во всяком случае, до этой недели. Он вляпался по уши в то, о чем никогда не задумывался раньше, только для того, чтобы разрушить то, что ему было так дорого. Джим все испортил и понятия не имел, как все исправить. Наверно, никак. И никогда. — Блядь! Он в ярости смел все со стола. Звук ломающегося пластика и дисплеев паддов был достаточно громким в тишине каюты. Было приятно разрушить что-то, ослабить скрутившееся спиралью напряжение внутри, но на смену ему пришла разрастающаяся пустота. Которую не смогли бы заполнить дальнейшие разрушения, только прощение Боунса. Внезапно Джим вспомнил кое-что важное и пододвинулся к панели связи. — Кирк вызывает медотсек. Секундная пауза, а потом раздался голос М’Бенги. — М’Бенга слушает, капитан. Джим глубоко вздохнул, сглатывая ком в горле. — Вам стоит найти Маккоя, док. Он вспомнил кое-что. М’Бенга не сразу задал вопрос, видимо, поняв по тону голоса Кирка, что это были плохие воспоминания: — Что он вспомнил? — Что мы никогда не были женаты. Еще одна пауза. — Понятно. Он среагировал не слишком хорошо. Джим не хотел рассказывать подробности. М’Бенге они были ни к чему. — Присмотри за ним. — Конечно, капитан. Конец связи. В комнате снова стало тихо, и с полу-вздохом полу-всхлипом Джим сполз по спинке кресла, зарывшись руками в короткие волосы. Блядь. Что, черт возьми, ему теперь делать?