Вереск и мёд

Red - Take It All Away

      - Я сейчас приму их, - отчеканил Цзян Чэн. Слуга поспешно убрался прочь. Молчание воцарилось в цзинши, лишь красноречивые взгляды метались между двумя братьями перепуганными птицами. Цзян Чэн выдернул из-под него верхнее ханьфу, сердито набросил на плечи. Пальцы мелко подрагивали, пока он завязывал пояс.       - Это было ошибкой, - процедил и вышел, оставив Вэй Усяня в страшном смятении. Мысли прыгали от одного к другому, чехарда в голове продолжалась долго, пока звук закрывшейся двери напротив не вывел из оцепенения. Он подскочил к двери, едва раздвинув створки, глянул. Готовый к приёму Цзян Чэн пересёк дворик, брови его были плотно сдвинуты. Пурпурная парадная мантия шелестела острыми складками и лентами, замотанное плечо было сокрыто плотной тканью.       Вэй Усянь пару раз потянул себя за уши и ладонью хлопнул по лбу так, что перед глазами заплясали искры. Потом судорожно убрал разбросанные одеяния на полу, причесался и окунулся в дождевую бочку, наполненную прохладной дождевой водой. Что бы ни случилось, нужно было сохранять равновесие. В груди до сих пор было пусто и звонко, Вэй Усянь не знал, из-за чего: из-за порожнего Золотого Ядра или из-за Цзян Чэна. Чувство, которое он сейчас испытывал, было знакомо до мельчайшей грани – сожаление. Однако оно не было связано с прошедшей ночью. Тяжким грузом лёгшее на душу чувство было ожиданием нелёгкого разговора. Да и неожиданный приезд Лань Чжаня пробудил беспокойство и томление.       Одевшись, как полагается, Вэй Усянь не спеша направился к приёмному залу. Солнце только поднялось, но лучи уже обещали жаркую погоду. Шумные стрекозы метались под сводами пагоды, а птицы заливались где-то под кронами беззаботно и легко… И вдруг больше всего на свете Вэй Усяню захотелось оказаться в своём маленьком домике в Илин, а не среди этого пышного цветения лотосов.       - Вэй Ин.       Голос, тихий и глубокий, настиг его, Вэй Усянь остановился, словно налетел на невидимую стену. Ветер только сейчас донёс до его ноздрей прохладный аромат сандалового дерева. Он повернулся, видя до боли знакомую фигуру в белых одеяниях. Тот же гордый наклон головы, крепкая изящная фигура, увенчанная причудливо изогнутой заколкой, и глаза, словно застывшая золотая смола. Как будто не было трёх лет скитаний, не было этой разлуки, будто и не было ничего на белом свете, кроме них. Лань Чжань стоял, привычно убрав одну руку за спину, а другой держа меч, и казалось, весь мир объял великолепного Ханьгуан-цзюня, подарив ему самые прекрасные краски. Вэй Усянь улыбнулся, поднял было руку, чтобы радостно поприветствовать друга, как в колено сзади что-то неожиданно ткнулось, обнюхало и радостно фыркнуло. Вэй Усянь замер и медленно, очень медленно обернулся.       Кто сказал, что собаки не умеют улыбаться? Вэй Усянь мог поклясться своей несчастной головой – это создание совершенно точно улыбалось, бешено крутя своим крапчатым хвостом так, что вся задняя часть ходила ходуном. Старейшина Илин икнул и, взвизгнув не хуже девушки, мгновенно запрыгнул за спину Лань Чжаня. Собака радостно бросилась за ним, но, встретив прямой взгляд непреклонного Второго нефрита, осадила назад. Ей страшно хотелось подбежать к этому человеку в черных одеяниях, который пах так же, как и её любимый хозяин, чтобы выразить свою слюнявую собачью любовь, но человек в белом явно не собирался делиться. Противостояние холодных золотистых глаз и возбуждённых голубых продлилось недолго. Немного посидев, она решила уйти, чтобы поймать человека в чёрном позже, когда он будет один. Вэй Усянь, тем временем, на все лады выбранившись, вздохнул от облегчения, когда крапчатый пёс убежал, помахивая тонким хвостом.       - Что за ужасные создания! – подытожил ругательства Вэй Усянь, отпуская крепко сжатую белую ткань из повлажневших рук. – Лань Чжань, ты мой спаситель!       Лань Чжань повернулся, оказавшись близко-близко – Вэй Усянь чувствовал отдающее мятой дыхание.       - Я рад тебя видеть, Вэй Ин, - едва заметная улыбка слегка тронула губы, озарив лицо, как случайный луч гладь воды.       - Ванцзи? – голос принадлежал сияющему Лань Сичэню, одетому в ослепительные голубые одеяния. Рядом выпрямился Цзян Чэн, недовольно поджимающий губы. Последний старательно избегал смотреть на Вэй Усяня, когда как Первый Нефрит Гусу Лань вылил на встретившихся расплавленную нежность улыбающихся глаз.       Вэй Усянь и Лань Сичэнь поклонились друг другу и обменялись приветствиями.       - Как успехи у господина Вэя в практике вливания меридиан? – спросил Цзэу-цзюнь.       Вэй Усянь сник, но всё же улыбнулся.       - Думаю, нужно ещё время.       - Вот как, - Лань Сичэнь обернулся к Цзян Чэну. – Ну, мы все вместе собрались, думаю, можно приступить к обсуждению?       Цзян Чэн молча кивнул и жестом пригласил их в чайную. Они сели за большой квадратный стол, поспешно накрытый слугами, и Цзэу-цзюнь тут же с интересом начал изучать большое панно на стене с нарисованными лотосами. Он втянул Цзян Чэна в диалог, расспрашивая о картине, и Вэй Усянь немного выдохнул. Смутно подозревая, что неожиданный приезд клана Лань связан с саньцзу, он немного расслабился, обратив весь свой взор на Лань Чжаня. Настроение друга поменялось – Лань Чжань стал замкнут, а от Бичэня, который расположился между ними, явно повеяло холодом. Вэй Усянь не знал, что с ним приключилось за столь короткое время, на своём веку он ни разу не видел, чтобы Два нефрита клана Лань хоть раз бы ссорились, значит, причина в Цзян Чэне. Их взаимная вражда могла соперничать разве что с ненавистью Цзян Чэна к Вэнь Чжулю.       - Эй, Лань Чжань, - шепнул Вэй Усянь, прикрываясь чашкой, - ты не привёз мне «Улыбки императора»?       Шёпот привлёк внимание Цзян Чэна. Он бросил на него предостерегающий взгляд и снова отвернулся, отвечая на вопрос Лань Сичэня. Вэй Усянь хотел было съязвить, но почти сорвавшуюся колкость пришлось спешно проглотить и поперхнуться чаем. Как бы ни старался Цзян Чэн подобрать одеяние, метка, поставленная вчера Вэй Усянем, явно выглядывала из-за края пурпурного воротника. Только слепой бы не заметил…       Рука Лань Чжаня, доселе спокойно лежавшая на колене, вдруг судорожно сжалась, и духовная сила немного плеснула за край, обдав ледяным крошевом всех окружающих. Лань Сичэнь тут же замолк, вопросительно смотря на брата, но Лань Чжань лишь сдержанно извинился и церемонно отпил чай. Взгляд Лань Сичэня от этого стал только более беспокойным.       - Мы приносим извинения за столь раннее вторжение, - начал Цзэу-цзюнь, обрывая неловкое молчание. – Но мы решили приехать к вам сразу после вашего письма.       Вэй Усянь вскинул голову, внимательно изучая своего шиди. Так значит он написал письмо в Гусу? Неслыханно.       - Я знаю, что у горы Луаньцзан вы убили гуля, осквернённого темным заклинательством. Саньцзу, которая нападала на людей и скот в Юньмэне, также была проклята, - ответил Цзян Чэн. Он достал из-за пазухи завёрнутые в ткань иглы. Лань Сичэнь положил рядом те, которые он с Вэй Усянем вытащили из водяного монстра. Сходство было налицо: вязь, ковка, даже цвет – всё намекало на одного и того же мастера.       - Главы других орденов обеспокоены случившимся, - продолжил Цзян Чэн. - Но пока у них подобного не случалось. Думаю, это дело времени.       Цзэу-цзюнь кивнул:       - Уже. Восточнее от Гусу есть местность Дунфэн. Местных жителей беспокоят огромные волки, нападающие на скот и людей. Говорят, что таких крупных они не видели вот уже много лет.       Служанки поставили перед ними кушанья и удалились.       Цзян Чэн задумчиво потёр подбородок:       - Водоплавающие, летающие, бегающие по земле… Выбор животных отнюдь не случаен.       Лань Сичэнь кивнул.       - Вы правильно замечаете, Саньду-шэншоу. Ваш острый ум и способности нам бы очень пригодились в облаве на тёмного заклинателя.       Цзян Чэн хмыкнул, бросив неясный взгляд на Вэй Усяня.       - Господин Вэй, - Лань Сичэнь слегка улыбнулся, обращаясь к нему. – Вы разбираетесь в этом больше. Зачем тёмному заклинателю духи животных?       Вэй Усянь потеребил нос, размышляя.       - Могу лишь предположить, что из-за силы. Даже дюжина ходячих мертвецов не сравнится, например, с саньцзу, если она разозлена и полностью подчиняется хозяину. Но подчинить таких духов непросто. Гуль и саньцзу были лишь одурманены, можно полагать, темный заклинатель пока тренируется, но когда ему удастся полностью завладеть сознанием духа, то всем не поздоровится.       - Как же он может контролировать их?       - Тигриная печать уничтожена. Новую сделать довольно сложно. Возможно, это связано с духовными потоками или тёмной частью искусства акупунктуры, - пожал плечами Вэй Усянь. Краем глаза он видел, как внимательно смотрит на него Лань Чжань. – А может ни с тем, ни с другим.       Цзэу-цзюнь кивнул и замолчал, о чём-то думая.       - Да и места никак не сходятся, - сказал Цзян Чэн. – Местности разные и достаточно удалены друг от друга.       - Если только он заранее всех духов не поймал и не выпускает их теперь по одному, - Вэй Усянь закинул в рот виноградинку.       Шиди посверлил его взглядом и вдруг отчеканил:       - Ты поедешь в Гусу.       Вэй Усянь едва не подавился:       - С чего это ты решаешь за меня? Разве…       - Мы заберём его, - прервал его молчавший доселе Лань Чжань.       Взгляд Цзян Чэна, метающий фиолетовые искры, схлестнулся с ледяным спокойствием Второго нефрита. В воздухе отчётливо повеяло неприятностями.       - Возможно, помощь нам и вправду не помешает, - подал голос Лань Сичэнь, намеренно понижая голос, чтобы успокоить сидящих за столом. – Господин Вэй поможет нам разобраться с волками, а затем вернётся в Юньмэн… если захочет.       Вэй Усянь поперхнулся.       Ай да Цзэу-цзюнь, ай да хитрый лис!       Цзян Чэн медленно перевёл взгляд на Лань Сичэня, который в ответ одарил благовоспитанной улыбкой, не добравшейся, однако, до его глаз. Чашка в руках шиди дрогнула, по запястью недобро пробежали искры Цзыдяня.       - А у меня спросить никто не хочет, да? – поднял руку Вэй Усянь, намеренно впустив в интонацию нотки детского нытья. Уж слишком сильно пахло грозой за столом.       Лань Чжань бросил на него взгляд, властный и холодный. А затем ответил:       - Значит, решено. Утром отправляемся на мечах.       Неизвестно, чем бы всё закончилось, но внезапно подбежал взволнованный слуга и что-то быстро шепнул Цзян Чэну на ухо. Тот вскочил, извинился и вышел из чайной. Вэй Усянь забеспокоился. Что случилось? Уж не новое нападение ли?       - Господин Вэй, - прервал его размышления Лань Сичэнь. – И всё же, как ваши успехи по укреплению Золотого Ядра?       Вэй Усянь допил остатки чая и горестно улыбнулся.       - Цзэу-цзюнь, ваша забота меня удивляет.       - Нам бы всем хотелось, чтобы вы вернулись на Путь Меча, - лаконично ответил Лань Сичэнь. А затем отвёл глаза в сторону. – Но я не чувствую от вас духовных сил, мне кажется даже, что вы более истощены, чем в прошлый раз.       Вэй Усянь трижды проклял способность Главы ордена Лань мягко вытаскивать на свет самое больное и неприятное.       - Ничего не вышло, - решил просто ответить Вэй Усянь. – И вряд ли получится.       - Я могу помочь, - предложил Лань Чжань. Взгляд из колкого и холодного перешёл в мягкое свечение. Он слегка наклонился к нему, и вся враждебность, окутавшая его фигуру, вдруг исчезла. Вэй Усянь окончательно запутался в чувствах. Запах сандала щекотал ноздри и мешал сосредоточиться, и вдруг холодные крошки чужой силы слегка коснулись Золотого Ядра, проникая глубоко внутрь, в самую суть, вызывая щекотку и, как ни странно, тепло. Вэй Усянь вздрогнул, голова пошла кругом от шипучей борьбы остатков пурпурной и белой духовной силы. Проникновение не было неприятным, но было глубоким… очень интимным.       - Вэй Ин?       Его имя, прозвучавшее в этих устах, обрело новые звуки. Никто и никогда так его не звал, вкладывая в оттенок голоса что-то хрупкое, безымянное. Один только раз по имени звал Цзян Чэн, но тогда имя сорвалось с упрямых губ лишь грустной нотой треснувшей бамбуковой флейты.        Вэй Усянь сглотнул, мягко отгоняя духовную силу, а потом заметил чужой взгляд, направленный на них.       Лань Сичэнь зачарованно наблюдал за ними, губы слегка разомкнулись. Но едва он поймал ответный взгляд Вэй Усяня, как тут же опустил глаза. Лицо его, немного побледневшее, словно подрагивало. Не выдержав борьбы с собой – что было удивительно – Лань Сичэнь выпрямился.       - Прошу меня простить, - и Цзэу-цзюнь, поклонившись, быстро вышел из чайной, даже не подняв глаз. Происходящее всё больше нагоняло на Вэй Усяня жгучее непонимание. Лань Чжань ничего не ответил, уставился в одну точку прямо перед собой, погрузившись в размышления.       Вэй Усянь схватился за голову, разрываемую сотней мыслей и догадок. И чего ему в Илин не сиделось? Сидел бы там, починял бы компас.       Успокоить круговерть мыслей могло помочь только одно.       - Лань Чжань, а, Лань Чжань… Так ты привёз мне «Улыбку императора»?.. *       Лань Чжань был молчалив и задумчив. Он таки привёз Вэй Усяню вина, и даже не один кувшин, а сразу три. Счастливый Вэй Усянь сидел под деревом, угощаясь вином. Они ушли из чайной, когда поняли, что Главы орденов больше к ним не присоединятся.       - Почему ты сразу не пришёл ко мне? – спросил Лань Чжань. В его глазах колыхались блики небольшого пруда, на берегу которого они сидели. День выдался на радость солнечным и приятным.       Вэй Усянь пожал плечами:       - Лань Чжань, ты не отвечал мне на письма, я подумал, что ты был зол.       - Я никогда на тебя не сержусь.       Вэй Усянь хмыкнул, вспоминая годы обучения в Гусу Лань.       - Вэй Ин. Поедем со мной в Облачные глубины.       Вэй Усянь оторвался от созерцания живности в пруду.       - В Гусу? – пробормотал Вэй Усянь, осушая кувшин полностью. – Скажи, Лань Чжань, а на Стене послушания появились новые правила?       Губы Ханьгуань-цзюня едва дрогнули в усмешке.       - Нет.       - Ох, ну хоть так.       Лань Чжань что-то хотел ответить, но его прервал слуга. Он низко поклонился, робея перед Ханьгуан-цзюнем, и едва слышно сказал:       - Господин Вэй, Глава Ордена Цзян хочет вас видеть.       Под ложечкой неуютно закололо от какого-то предчувствия. Лань Чжань напрягся, сжимая Бичэнь до белых подушечек, и рыбки испуганно шарахнулись прочь от берега.       - Извини, Лань Чжань, я тут задолжал один разговор своему шиди, - как можно беззаботнее пожал плечами Вэй Усянь. Он поднялся, отряхнул одеяние от налипших травинок. Захватив с собой кувшин, пошел в сторону Дворца, до самых дверей чувствуя между лопаток внимательный взгляд.       Весь путь Вэй Усянь судорожно размышлял, но поток мыслей превращался в переливание из пустого в порожнее. Обоих он любил. Обоих не хотел терять. Однако с Цзян Чэном никогда и ничего не было просто. Да и имел ли он право вообще претендовать на сердца двоих?       Цзян Чэн сидел в середине зала на возвышении. Лицо, как обычно, угрюмое, губы сурово сжаты. Вэй Усянь предпочёл плотно сдвинуть створки двери, чтобы их разговор не оброс ногами и не поскакал по всему Юньмэну. Прихваченный кувшин вина он разлил по чашечкам, подавая один брату. Цзян Чэн принял, но не отпил, крутя расписанную посуду меж нервных пальцев.       - Я отбываю в Ланьлин Цзинь, - начал Цзян Чэн, и взгляд, упрямый и твёрдый, не отпускал лицо Вэй Усяня. – Цзинь Лин попал под действие какого-то проклятья.       Вэй Усянь занервничал.       - Что случилось?       - Пока не знаю. Бабочка-вестница прилетела, пока мы были в чайной.       Вэй Усянь опустился на низкий стул, чувствуя, как тонкая молния прошивает позвоночник вверх-вниз.       - Безрассудный юнец, - зло чертыхнулся Цзян Чэн, и пальцы нервно дернулись, выплёскивая из чашки немного вина. – Толком защищаться не умеет.       - Не преувеличивай, - возразил Вэй Усянь. – Цзинь Лин уже не мальчишка. Если его достало заклинание, значит, противник был действительно силён.       Внимательный взгляд ощупал Вэй Усяня с головы до пят, и от этого стало неуютно, словно Цзыдянь неласково обвил своими путами.       - Ах, ну да, - голос Цзян Чэна чадил ядом. – Я и забыл, кто тут у нас самый главный знаток сил Цзинь Лина. Человек, оставивший его без матери и отца.       Вино во рту стало постным и горьким.       - И не упирайся, Вэй Усянь, если бы ты не стал защищать Второго Господина Лань – подумайте только, как будто ему нужна защита! – ничего бы не было! – крикнул шиди.       Когда Цзян Чэн седлал любимого конька, Вэй Усяню оставалось лишь лечь и попытаться уцелеть под копытами пышущей болью и тоской ненависти шиди. Никогда он не находил нужных слов объяснить, рассказать, облегчить и принять всю боль, которую они несли вдвоём. Былая вражда вдруг расцвела в этом зале, и вонь её перебила даже стойкий запах озера и лотосов, пропитавшего эти стены за последние столетия. Вэй Усянь сейчас смотрел на Цзян Чэна, ища ту хрупкую близость, тонким мостиком пролёгшую меж их берегами не так давно. Какие бурные реки снесли эту последнюю попытку восстановить хрупкий мир? Когда пропасть, шириной в несколько ли, снова стала непреодолимой?       Цзян Чэн опустил глаза, словно только сейчас замечая круглую чашечку с нежным узором, в которой плескалось лучшее вино из Облачных глубин. Странная усмешка искривила упрямые губы, лицо дрогнуло, а рука отшвырнула от себя чашку, будто в ней была отрава. Фарфор лопнул, тонким жалобным звоном наполнив тронный зал. Дрожащими ладонями Цзян Чэн обхватил своё лицо, потирая брови и глаза, плечи опустились. Каким же одиноким выглядел человек в этом богато украшенном зале и на этом троне, чьи лепестки гордо и плавно тянулись вверх столетие за столетиями! Фигура Главы Ордена Цзян выглядела хрупкой и слабой в объятиях железных лепестков и алмазных гравировок. Вэй Усянь поднялся, отложив сосуд. Медленно подошел он к трону, стараясь не пересечь невидимую черту, которая отделяла его от шиди. Черные волосы, убранные в высокий хвост и украшенные замысловатой заколкой, блестели в нервном пламени свечей и бумажных фонарей, протяни руку – и почувствуешь под пальцами гладкий шёлк. Вэй Усянь помнил это ощущение, словно прикосновение прекратилось лишь несколько мгновений назад. Кисти дрогнули, порываясь коснуться Цзян Чэна, но Вэй Ин отступил на шаг назад. Всё, что влекло его в этом человеке, всё, что он любил, всё, что хотел оставить в собственной душе – так легко было разрушить неверным движением, разбить, как фарфоровую чашечку. Но чувство, полыхающее в груди, как пожар, воспламеняющий сухую траву, толкало его вперёд, говоря о любви. Любовь – она ведь разная, но основание всегда одно. Свернувшись шипастой саламандрой, сейчас прилежно нашёптывала раз за разом одни и те же слова. Однажды он отдал самое ценное Цзян Чэну, и отдаст ещё раз, если нужно.       А если Цзян Чэн хочет, чтобы пути их разошлись – так и будет.       - Прости, - прошептал Вэй Усянь, чувствуя, как стремительно внутри расцветает огонь, опаляя грудь и живот. – Всё, что я могу тебе сказать, Цзян Чэн, это слово «прости».       Цзян Чэн медленно убрал руки с лица, поднимая воспалённые красные глаза. Оглушающая тоска вновь овладела радужкой, перекрашивая теплый карий оттенок в траурный чёрный. Брови упрямо сведены – и между ними две складки, как две пропасти без дна, разделяющие их сейчас.       - Сердце глухо к словам, Вэй Ин, - шепнул шиди, и голос его звучал, как охрипшая испорченная флейта. – Я зашёл слишком далеко. И ошибся. Прав ты был лишь в том, что судьба не позволит нам идти по одной дороге. Прости.       Вэй Усяню вдруг захотелось закрыть уши. Кажется, он знал и предчувствовал любое слово, готовое сорваться с губ Цзян Чэна. А тот продолжал, голос звучал сильнее с каждым предложением, словно не давая никому шанса:       - Завтра я уеду в Ланьлин. Ты поедешь в Гусу. И вернешься в Юньмэн только тогда, когда я тебе разрешу. Однажды здесь наши дороги разделились, и завтра будет так же.       - Почему ты несёшь один эту боль? – вскрикнул Вэй Усянь, и отчаяние в словах прозвучало слишком громко для этого места. Цзян Чэн отшатнулся. – Я тоже потерял шицзе. Сейчас я теряю брата.… Я даже умер однажды, но смерть моя не принесла тебе облегчения!       - Вэй Усянь, замолчи! – Цзядянь сверкнул, мгновенно вытянувшись в кнут, словно долго ждал этого момента. – Назови мне хоть одну причину, чтобы ты оставался здесь!       Колыхнулись занавески, встревоженные духовной силой, пара свечей зачадила и потухла. И хотя кнут лежал у ног хозяина свернувшейся змеёй, фиолетовые искры больно жалили и кусали даже сквозь одеяние. Вэй Усянь отступил ещё на шаг назад. Воротник пурпурного ханьфу съехал вниз, обнажая багровую метку, которая казалась удивительно правильной. Вэй Усянь кивнул, оглядывая её. И спросил:       - Это уже не причина?       Левая рука Цзян Чэна метнулась к шее, надавливая на метку, и лицо стремительно побледнело. Внезапно бушующий пурпурный океан духовной силы разметал окончательно занавеси, опрокинув подсвечники и заставив Вэй Усяня опуститься на одно колено. Колокольчики над окнами и дверью звонко и испуганно зазвенели. От запаха озона и фиолетовых искр стало трудно дышать. Из носа хлынула кровь. Рука Цзян Чэна гневно взметнулась, и потревоженный Цзыдянь с шипением взвился вверх, рассекая воздух и набирая силу. Вэй Ин сжался, приготовился встретить удар. Локтями прикрыл веки, чтобы не ослепнуть, чувствуя, как приподнялись волосы на затылке от мощности ожившей молнии. Раздался оглушительный треск, но… удара не произошло. Пурпурный океан, вскинув валы, вдруг замер, словно мгновенно замёрз. Вэй Усянь открыл глаза и подумал, что всё-таки ослеп – белое молоко заполнило зрение. Однако белизна вдруг пошла складками, а в ноздри втёк запах сандала. Вэй Усянь повёл глазами выше, видя два конца голубой ленты в иссиня-чёрных прядях.       - Надо же, Ханьгуан-цзюнь, не знал, что адепты клана Гусу Лань настолько отошли от своих правил, что врываются в покои без должного на то позволения.       Тон у Цзян Чэна прерывающийся и жалящий, как искры Цзыдяня. Вэй Усянь выпрямился, глядя на шиди через плечо Лань Чжаня, который чёрт знает как оказался здесь. Бичэнь горел голубым огнём, мелко дрожа от едва сдерживаемой силы, но сам хозяин меча был спокоен и холоден, как ледяная скульптура.       - Вэй Усянь! – злость шиди переливалась и трещала, как жидкая молния.       И Вэй Усянь вышел вперёд, ладонью отодвигая Лань Чжаня. Бичэнь почти сердито исчез в ножнах с хищным металлическим звоном. Цзян Чэн тяжело дышал, на левое плечо будто плеснули красное: рана раскрылась и залила кровью богатый узор. Тёмные глаза протыкали его фигуру, выливая чувство, не до конца понимаемое Вэй Усянем – не ненависть, но что-то близкое, такое же пожирающее, почти как ревность.       - Вэй Усянь! Забирай всё… и уходи! – из уголков губ тонкой струйкой вытекла кровь. – Не смей ступать на Пристань Лотоса без моего приглашения, слышишь?!       Чужая рука настойчиво потянула Вэй Усяня за рукав, и он неохотно поддался, разворачиваясь, в три шага покидая тронный зал. И всё равно один раз обернулся – Цзян Чэн провожал его тем же нечитаемым взглядом, держась за плечо и странно скалясь – от боли ли, от ненависти ли…       И Вэй Усянь ушёл, чувствуя между рёбер лишь угли от недавнего пожарища. *       Солнце ещё не коснулось глади воды, а ночной туман не успел раствориться в листве, как мужчины были уже готовы отправляться в путь. Мягко улыбающийся Лань Сичэнь один вёл неспешную светскую беседу, казалось, даже не обращая внимания на молчаливость трёх своих собеседников. В Гусу решили лететь на мечах, когда как Цзян Чэну оседлали лошадь – вороного жеребца с густой рыжеватой гривой. Конь фыркал, норовя встать на дыбы, но слуги крепко держали его под уздцы.       - Мы будем надеяться, что всё закончится хорошо, - чинно проговорил Лань Сичэнь, и все на прощание поклонились. Вэй Усянь поднял глаза – впервые за это утро – на своего шиди, лицо того было бледным, осунувшимся, заострившиеся скулы сделали лицо угловатым и некрасивым. Два Нефрита Гусу Лань вскочили на мечи, Лань Чжань протянул руку, помогая Вэй Усяню взобраться наверх. Обхватив одной рукой Ванцзи, Вэй Усянь всё же кинул прощальный взгляд. Цзян Чэн смотрел на них, и в немного посветлевших глазах боролись какие-то тени.       Мечи дрогнули, плавно двинулись, набирая высоту и скорость. Вэй Усянь улыбнулся, печально и грустно, словно выдыхая прах остывших за ночь углей. Он видел, как Цзян Чэн ловко взобрался на лошадь, а потом отвернулся, мысленно прощаясь с Пристанью.       Это было похоже на дыхание, которое сквозь сумерки нежный ветер едва доносит до погаснувшего неба. На грани слуха, едва слышное «береги себя». Вэй Усянь снова спешно обернулся, но у ворот дворца уже стояла рыжая пыль: Орден Юньмэн Цзянь во главе с Саньду-шэншоу покинул Пристань Лотоса.