Приснилось?

      В ту ночь я так и не смог заснуть. Тревога заволокла сознание липким, густым туманом и стянула внутренности в узел, заставляя чувствовать давяще-щекочущие волны, разливающиеся в груди и периодически подкатывающие к горлу, отчего хотелось скулить. Полное рассеяние внимания, я не мог ни на чем сконцентрироваться дольше нескольких минут, даже на скальпеле, бережно переданном мне. А ведь тогда я даже не заметил его пропажи, несмотря на то, что уронил на свою ногу. Я время от времени брал его в руки и отстраненно рассматривал, поворачивая в разные стороны и отражая падающий на лезвие свет под различными углами, не задумываясь о сути процесса, иногда я клал его на стол и, отойдя подальше к стене, смотрел издали. Еще я периодически, словно сторожевая собака, шастал по дому, где моя семья пыталась спать, в поисках несуществующей угрозы и скрупулезно проверял песок за окном на подвижность. То есть, притаившись, наблюдал за ним на протяжении нескольких минут, затем делал вид, будто ухожу, и резко разворачивался, чтоб застать его врасплох, но он так ни разу и не купился. О том, что мне совсем плохо, я догадался лишь когда обнаружил себя спускающим сахар в канализацию, как угрозу, находящуюся в состоянии спокойствия. Тогда я понял, что проиграл ему. Не стоило вступать в игру, не понимая, по каким правилам играет противник. Теперь я еду в лечебницу, чтоб покрыть свой долг, пистолет я и взял с собой, предварительно почистив, козырь в рукаве необходим даже плохому игроку, особенно плохому игроку. ***       Как ни странно, в психиатрическую лечебницу я доехал без каких-либо происшествий и ввиду раннего часа даже сумел удачно припарковаться.       Несмотря ни на что, для начала я все же решил проведать Виктора и в первую очередь направился к заведующему стационарным отделением для получения разрешения на вход и сопровождение, но меня разочаровали. Что-то неладное я почувствовал еще на подходе к кабинету, оттуда доносились раздраженные голоса и даже крики, а когда я только собрался постучать, дверь распахнулась и выпустила женщину, едва не сбившую меня с ног, в спину ей летели слова: «…проведите магнитно–резонансную томографию и спектроскопию».       — Э, простите, можно к Вам? – неуверенно сказал я, проходя в открытую дверь, и когда на меня поднял глаза лысоватый мужичок в очках, сидевший за рабочим столом, загроможденным бумагами, нервно поежившись, представился — Лейтенант Савка. У вас в отделении должен находится мой шурин, он на ступеньках вчера упал… Виктор Лукьянов.       Мужичок шумно вздохнул, начал собирать какие-то документы и нервно складывать в папку по одной штуке.       — Да, находится, и что? — снова смотрит на меня, держась за папку обеими руками.       — Я бы хотел его проведать и… — папка с грохотом летит на стол, рассыпая так аккуратно сложенные листы.       — У меня нехватка персонала, я процедуры задерживаю... Нет у меня лишних людей, чтоб по больнице зря шататься. Зайдите позже, ваш шурин в коме, никуда не денется, — да что это он, у меня от его слов даже волосы на затылке дыбом встали. Интересно, скольким людям может помочь вернутся к «нормальной» жизни неуравновешенный врач? Надеюсь, он не умеет читать мысли по глазам, а ведь так смотрит, кажется, что умеет. Интересно, как видят людей психиатры, сразу разделят на здоровых и не очень или не задумываются до необходимости? А как он сейчас видит меня?       — А я могу зайти к нему без сопровождения? — этот вопрос — последняя попытка найти занятие, лишь бы потянуть время перед тем, как идти к Гааре. ***       Заведующий все же уступил мне и даже подробно описал необходимый маршрут. Поэтому, поднявшись на второй этаж и войдя в отделение общего стационара посредине длинного узкого коридора, я, не задумываясь и даже не глядя в противоположную сторону, свернул налево. Все, как и было описано, осталось пройти по прямой к концу коридора, необходимая мне палата располагается сразу за комнатой отдыха по левую от нее сторону.       Так тихо… пусто, что ли. Какая-то угнетающая, давящая атмосфера. Эти большие палаты с отсутствием дверей и мебели, кроме как не менее десятка кроватей, эти решетки на окнах; отсутствие электрического освещения в коридоре и отсутствие вообще кого-либо сильно давит на психику. Виски начинают гореть, но при этом я чувствую холодок на коже, уши немного заложило, и стал слышен шум от толчками перекачиваемой крови. Я остановился. Кто-то наблюдает за мной. Кто-то смотрит в спину, и от его взгляда плечи наливаются свинцом. Я медленно, всем корпусом разворачиваюсь к противоположному концу коридора, положа правую руку на кобуру с пистолетом, и слегка прищуриваюсь от яркого солнечного света, проникающего сквозь окно в торцевой стене и мягко очерчивающего черный силуэт сидящего на подоконнике. Пациент? Первый, кого я встретил, и как-то мне не по себе, зря я пошел сюда без сопровождения. Чувствуя на себе взгляд, я не мог повернуться к нему спиной и пойти, куда шел, поэтому начал понемногу пятится, на что черная фигура чуть нагнулась вперед и спрыгнула с подоконника. В этот момент я так испугался, что он на меня кинется, что даже направил оружие, но фигура не коснулась пола, рассыпавшись в воздухе.       Я моргнул раз, другой. Протер лицо и снова уставился на окно — никого нет. Надеюсь, эти шутки не воспалившегося мозга, а то шизофренией пахнет. Пистолет я убрал, но повернуться к окну спиной так и не решился, продолжив пятиться, пока в поле моего зрения не попала комната отдыха. Вот оно как: здесь тихо, но не пусто. Приблизительно человек двенадцать сидело на лавочках напротив нерабочего телевизора, и все молчали. Кто-то внимательно смотрел на черный экран, не отрывая взгляда, кто-то махал на него руками, тем самым привлекая к себе внимание других. Несколько взглядов были обращены ко мне, от чего меня передернуло, и я, резко развернувшись, нырнул в проем необходимой мне палаты.       Восемь кроватей по четыре на ряд. На одной из них я опознал Лукьянова с перевязанной головой, на другой, склонившись над ним и вдумчиво рассматривая, подперев подбородок двумя руками, сидел высокий худощавый мужчина. Сначала я подумал, что это доктор, но специфическая одежда выдавала в нем пациента. Он показался мне смутно знакомым, но вспомнить его я не смог. Заметив меня, мужчина встал и начал медленно подходить. Я невольно отступил в сторону, надеясь, что он пройдет мимо, на выход. Но он остановился напротив меня.       — Что вы здесь делаете? — спрашиваю я, еще на шаг отодвигаясь в сторону от него.       — Тебе виднее, — без каких-либо интонаций в голосе отвечает мне и наклоняется.       — Присматриваешь за ним? — я не знал, что такого ему сказать, чтоб не спровоцировать агрессию, кто знает, какой у него диагноз. Мне неловко, когда надо мной так нависают… и все-таки, где я его видел?       — Скорее наблюдаю, — и смотрит на меня так… это он, тот пациент, которого убил врач.       — Но ты же умер! — ляпнул я, прежде чем успел подумать, и, сделав еще несколько шагов назад, уперся спиной в стену у дверного проема.       — Он вроде бы тоже, — кивок в сторону Лукьянова, и вопросительный взгляд возвращается ко мне. На этом моменте я зациклился, я ведь видел видео, где его выпотрошили, свидетели видели труп, его же похоронили…       — Те… тебе вспороли брюхо, — глухим голосом стараюсь объяснить «мертвому» положение вещей, и осторожно скользя по стене, приближаюсь к выходу.       Он посмотрел на свой живот, провел по нему рукой и, слегка приподняв бровь, глянул на меня.       — Да, ты прав, халатная работа. Так лучше? — проследив за его взглядом, я опустил глаза на увеличивающейся в размерах бурое пятно на белой рубахе, видел, как расходятся края сначала на одежде, затем на коже… не выдержав, выскочил в коридор и едва не сбил с ног медсестру.       — Что это вы?.. — возмутилась она, но договорить не успела, я схватил ее за локоть и втащил обратно в комнату. Я хотел показать ей все, но в палате находился только Виктор. Локоть резко выскользнул из моих пальцев. Медсестра развернула меня лицом к себе и, сдвинув брови на переносице, потребовала: «объяснитесь!». Что я могу ей сказать? Что вижу странных, а то и даже лучше, мертвых людей, или что мне песок жизнь испортил? Кинув последний взгляд на Лукьянова, я все же выдавил:       — Проведите меня к палатам под наблюдением, мне нужно встретится с Гаарой. Не волнуйтесь, я из милиции.       Женщина сначала испуганно распахнула глаза, затем опустила их и, немного помявшись, кивнула.       Возвращаясь обратно, я чувствовал себя увереннее из-за присутствия рядом специалиста. Меня уже не так пугали взгляды больных, несмотря на то, что сейчас они все смотрели на меня. Дыхание перехватило только тогда, когда я заметил, что четверо смотрят на меня иначе. Они явно выделяются из общей массы: на разных лицах одинаковое выражение, одинаковый взгляд, они идентичны. Может, их вообще нет, и они мне только видятся? Нужно спросить у медсестры, но так, чтоб она ничего не заподозрила.       — Простите, а сколько здесь человек? — сказал почти шепотом, чтоб больные не услышали, и кивнул в их сторону. Мой жест она не заметила, так как упорно смотрела в пол, будто старалась не обращать внимания на пациентов и ответила ерунду.       — Восемьдесят три. Сейчас по графику прогулка, но некоторые предпочитают ей просмотр телевизора, — я нервно хмыкнул: «просмотр», скорее смотрение на телевизор. Она осуждающе посмотрела на меня и зачем-то начала оправдываться:       — Электричество давало сбои, вот он и сгорел, но некоторые такого не понимают. ***       Весь путь из стационарного отделения до одиночных наблюдательных палат мы прошли молча. Мне так и не удалось выяснить: то ли я вижу странных существ и страдаю паранойей, то ли оно так и есть на самом деле. Интересно, а какой диагноз ставят сумасшедшему, если он считает, что сумасшедший? Наверное, диагноз — сумасшедший?