***
После обеда дождь прекратился. Сизые облака уплывали на запад, туда, где сейчас находились самые ненавистный враги Ивара Бескостного — Бьерн, Лагерта и саксы. Как обычно в Большом Зале находилось много народу, все пили и веселились. Ивар чувствовал свою власть и право бога над жителями Каттегата. Его боялись все, даже те, кто в него не верил. Казалось, он имел безграничную власть, и эту власть он хотел распространить в каждом уголке города, в каждом доме и в каждой душе. Все будет так, как и завещал ему отец: Ивар станет великим человеком, если направит свою злость и ярость в нужное русло. Но только не на Ив. Он не мог ею владеть, как бы он ни желал этого. Рядом с ней он превращался из свирепого льва в маленького львенка. Королева сидела на своем тронном месте и беседовала со своей сестрой Ильсой. Но их милую беседу, да и вообще весь шум в зале прервали стражники Ивара, которые зашли в помещение, держа за шиворот какого-то мужчину. Охрана Бескостного сообщила, что этот викинг якобы собирался устроить мятеж в Каттегате и свергнуть конунга Ивара. Бескостный сначала удивился, но потом рассмеялся на это заявление. Обратившись к Хвитсерку, сидящему подле него, и предложил ему: — Брат, я хочу, чтобы ты этому смелому викингу дал тридцать плетней. Не хочу с ним возиться. Ивар лукаво усмехнулся, смотря на Хвитсерка. Но старшему брату было не до смеха. — Этот человек имеет право на свое мнение, — ответил старший Лодброк. — Пусть его выскажет. — Ты сомневаешься в моей власти, Хвитс? Или кто-то еще сомневается? — конунг обратился ко всем присутствующим. Хвитсерк только закатил глаза. Этот постоянный спектакль его младшего брала уже достаточно надоел, а в Каттегате начали умирать лишь невинные люди. Зал охватила тишина. — Ивар, пусть скажет этот человек, — спокойным голосом сказала Ив, указывая на викинга. — Ты не имеешь право быть конунгом, — тихо прохрипел викинг. Это был белобородый крупный мужчина средних лет. — Тем более ты не бог, а жалкое его подобие. Тебе место в грязи, калека. Хвитсерк покачал головой. Ив сглотнула, понимая, что после таких слов Ивар не то что в ярость придет, он в чудовище превратится и всех тут, к чертовой матери, плетьми забьет. Но Ивар с минуту помолчал, наклонился вперед и иронично ответил: — Я добрый и милосердный бог, поэтому ему всего лишь тридцать плетней, а не четвертование, — и сделал акцент на последнем слове, безумно сверля глазами бедолагу. Затем, на площади собрался весь Каттегат, все пришли посмотреть на викинга, которого привязали к столбу, как страшного преступника, содрали с него рубаху и собрались сечь. Стояла сырая неприятная погода, сравнима с настроением Хвитсерка, который ужасно не хотел причинять мужчине боль. Где-то в глубине души он был согласен с ним насчет Ивара. Бескостный сошел с ума, или же его кто-то каким-то довел до такого состояния. Хотя зная брата с самого детства, он был разбалованным злюкой. Но увы, сейчас приходится быть на побегушках у младшего брата, который возомнил себя богом. Бедный Хвитсерк, всегда ему приходится делать грязную работу за Ивара. Может быть, когда-нибудь все изменится. Лучше бы он не уходил от Уббе. Но боги решили по-другому. Поэтому собрав все мужество в кулак, сын Рагнара замахнулся плетью и ударил по обнаженной серой коже викинга первый раз, затем еще раз и еще раз. Тело мужчины содрогалось от каждого удара, но он мужественно терпел. Спустя какое-то время на наказание пришел посмотреть и сам зачинщик. Ивар, опираясь о костыль, подошел ближе к брату. Он мило улыбнулся представшей перед ним картине, как его старший братишка, пересиливая себя, пытается наказать «невинного» человека. Бескостному уж больно нравился это исход. Но он решил вмешаться. — Ты что-то слабо бьешь, Хвитс, — недоверчиво заметил Ивар. — Дайка, я этого негодяя накажу. И калека-конунг схватился и вырвал с рук Хвитсерка кожаную плеть. Облизав пересохшие губы, он удобно облокотился о костыль и со всей яростью замахнулся. Он бил и бил мужчину и получал от этого невероятное удовольствие. Казалось, вся его злость, весь его гнев выплеснулись на этого мятежника. Спина викинга покрылась бесчисленными кровавыми полосами. Еще чуть-чуть, и мужчина испустил бы последний вдох. Но его участь и мучения прервала стрела, которая полетела именно в него, при этом наслаждения Ивара тоже прекратились. Ив изящно опустила лук, приказала жителям забрать тело и покинуть площадь. Ивар повернулся в сторону жены и был поражен такой ее наглостью и смелостью. А оцепеневшие от удивления жители поспешно начали расходиться по своим делам. Она стояла неподалёку площади. Одета она была уже не как королева, а как воительница, собравшись пойти в лес на тренировку. Но образ действия Ивара прервал ее планы. Ивар развернулся к ней и пристально безумно посмотрел. Он не стал молчать. — Я Ивар Бескостный, сын Рагнара Лодброка, а ты всего лишь дочь мерзкой Лагерты. Ты не смеешь мне перечить! Королева подошла ближе к мужу, взяла его за предплечье и с вызовом взглянула в его синие глаза. — Разве ты сын отца своего? — сказала она и отстранилась от него и развернулась, чтобы уйти, но сильная рука грубо схватила ее за плече и развернула к себе. — Именно я храню его наследие, а об этом ты еще пожалеешь, Ив, — бросил Ивар ей вслед, а затем тихо добавил. — Не хочешь по воле мне повиноваться, я тебя заставлю, любимая. Ив ушла, и Хвитсерк последовал за ней, украдкой поглядывая на брата, будто на врага.***
Поздно вечером Ив принесла целебный отвар для своей приемной матери. Мать была рада видеть дочь Лагерты в добром здравии и спрашивала о новостях в Каттегате, но девушка не хотела печалить ее тем, что случилось сегодня днем на площади. Поэтому побыв немного в гостях у матери Ильсы, она ушла. Она не хотела сейчас идти в дом конунгов. В Большом Зале наверняка много народу, все пьют, радуются, и Ивар вместе с ними. Девушка решила пойти в дом Бескостного, в любом случае там никого сейчас нет. Холод уже пробирался под одежду Ив, хотелось поскорее разжечь печь, укутаться в шкуры и остаться наедине со своими мыслями. Дом был довольно большой, по меркам викингов. В помещении имелось несколько больших комнат и уютная прихожая. Королева подошла к дому мужа, резко открыла дверь и на миг остановилась. Ей послышались мужской и женский голоса. Девушка на цыпочках прошлась чуть вперед и увидела в спальне на кровати до боли душераздирающую картину: ее муж занимался любовью с какой-то девушкой. Они не заметили Ив, да и сама Ив не желала, чтобы ее увидели. Эта девушка, Фрейдис, жадно нашептывала Ивару на ухо всякие мерзости. — Мой бог, ты прекрасен во всех своих обличьях. После этих слов Ив чуть не стошнило. При свете едва горевшей свечи Ив видела красивую спину Ивара, и как он своим телом накрывал тело Фрейдис. Его жадные ласки были такими дикими и в тоже время холодными. Но от увиденного у девушки наворачивались слезы на глаза, она больше не хотела видеть этого. Дочери Лагерты казалось, что в любви должны сближаться родственные души, а не люди с противоположными взглядами на жизнь, как Ивар Бескостный и какая-то девица, возможно рабыня. Тихонько развернувшись, она вышла на улицу, не захотев себя выдавать. И холод будто пропал, будто не стояла она на пронизывающей до костей стуже. Слезы, казалось, сами по себе вырвались из глаз девушки. Она не хотела плакать, но боль, как лава действующего вулкана накапливалась и вырвалась наружу. Ив шла по улицам Каттегата и горячие слезы текли по нежному лицу девушки. Теперь понятно, думала она, почему Ивар ночами не приходил спать, почему он стал таким жестоким властелином и все время жаждал крови, почему он так изменился. Он хотел доказать что-то Ив, но зачем ему это делать, ведь она и так его очень сильно любила. Королева долго брела, даже не заметив, что зашла совсем вглубь Каттегата. Она остановилась и поняла, что находится возле хижины Провидца. Девушка поспешно вытерла слезы и зашла в дом старика. Ив никогда еще не была у этого древнейшего посредника богов, в этом не было никакой нужды. Она никак не могла понять, зачем спрашивать о своем будущем, ведь, что бы тебе не предрекли боги, этого уже не изменить. Это исключительно дело богов — касаться судьбы людей. Но сейчас Ив было уже все равно, и какая-то сила потянула ее вглубь жилища старика. — Я так и знал, что ты придешь ко мне, королева, — Провидец возлагал на своем одре и растягивал каждое сказанное слово. Хижина Провидца была ничем иным, как высоким длинным шалашом заполненным огромным количеством свечей, черепов, костей жертвопринесенных животных и еще всякого хлама. — Этого следовало ожидать, ведь ты же видишь будущее, — безразлично высказала Ив. — И не только будущее, я чувствуя людеееей, — хрипло протянул старик. — Древнейший, я долго думала над своим вопросом и хочу спросить тебя, будут ли у меня дети от конунга Ивара Бескостного. — Лёд и пламя сойдутся, но дети… нет, у тебя никогда не будет детей. Я лишь вижу безумие, смерть, боль… много боли. У Ив перехватило дух. Она словно бы задыхалась от собственного угнетения и злости. Что он нёс, что этот старый маразматик говорил? — Ты не можешь знать всё, ты же не бог! — выпалила королева. — Но я посланник богов, — снова протянул Провидец. — Ты не можешь этого знать. Это не правда! — Ив полностью вышла из себя. Она кричала на Провидца, на Ивара, на всех. — Ты мерзкий лжец! — ее голос уже стал хриплым и беззвучным, но она продолжала надрывать горло и выкрикивать оскорбления в сторону Провидца. Ив в порыве гнева начала сбрасывать свечи в комнате старика, а он в свою очередь вопил, что она сумасшедшая, как и ее муж конунг. А она продолжала крушить все в его доме, пока наконец не загорелась кровать и другие вещи в помещении. Увидев происходящее, Ив поспешно выбежала из хижины Провидца. Уже потом поняв, что натворила.