И, грудь открыв любовными ключами, Душа освобождается от плети, Чтоб следовать за вами, жизнь моя. Франческо Петрарка, сонет 17
Он настежь открыл окно, чувствуя мягкий, ночной воздух. Вдохнул полную грудь, щелчком зажег лампаду, прислушался к треску огня, снял коут. Прошел мимо стола, где были хаотично разбросаны листы, пустые и полные баночки, сборы лечебных трав и букет полевых цветов. Последний лежал просто так: в лекарство их рука не поднималась пустить, поэтому и оставалось только любоваться. Последний месяц он возвращался сюда не так часто, и то для того, чтобы забрать настойки, переодеться и проверить почту. Сегодня был первый свободный вечер — и предвкушение будущего покоя нежно разливалось по телу, притягивая к постели. Надев халат, он распустил волосы из низкого хвоста, слегка помассировал голову и лег, тяжело вздохнув. Времена были особенно тяжелые. Особенно для него. Вновь один старался делать то, для чего был создан, но постепенно понимал, что его работа заканчивалась. «Я научил их всему», — подумал Рафаил и уснул. Его интерес к людям всегда был силен. И только он понимал, что прошло время, когда их нужно было учить всему. Теперь люди учили его — он же прислушивался и запоминал. Так, совсем недавно, лечил от простуды жену английского посла. Та была женщиной суеверной и все время говорила о дурных снах, преследующих ее особенно остро в последнее время. Рафаил же ранее не видел снов — они начались три года назад и не отпускали по сей день. Во время последнего визита она сказала, что в эту ночь сон был благим, а значит, и здоровье скоро придет в норму. Так и случилось. С тех пор Рафаил, просыпаясь, старался вспомнить каждую деталь, но они словно были в дыму, словно их затушил дождь вместе с дымом от огня… Эта атмосфера и стала одной из причин редких минут отдыха. Он просто боялся вновь ощущать это: засыпать и вновь оказываться в дыму, где слышны крики, треск огня, звон металла и взмахи крыльев. Однако эту ночь он помнил, будто это была явь. Никакого огня и криков. Тишина. Туман просачивался сквозь пальцы. Он стоял во втором ряду, держал в руках золотое знамя, которое обрамляли яркие лучи. Рафаил испуганно оглядел знакомый предмет в руке и заметил элементы брони. Его взгляд стал испуганным. Он нервно оглядел всех и потерял связь между сном и реальностью. Все ангельское войско стояло в шахматном порядке, готовое к бою, сжимая оружие в руках и расправляя крылья. Архангел посмотрел под ноги и обнаружил себя на белом квадрате. В черном же простиралась зияющая бездна. Он посмотрел вправо, но на месте королевы была пустота. Неужели сон вещий? Неужели он начинает медленно сходить с ума и видеть их последнюю битву? И неужели она произойдет так скоро?.. Рафаил часто заморгал, потер переносицу и незаметно ущипнул себя, но ничего. Он как стоял воином, так им и остался — только здесь от этого никуда не убежишь. Видимо, набегался. Если все так, то спереди них находится армия Ада. И тогда Рафаил заметил темную дымку. — Не жалейте ничего ради победы! — воскликнул святой Варфоломей, искоса оглядывая каждого воина, пока не остановился на Рафаиле и повторил: — Ничего и никого. И опустил руку. Рафаил шире расправил крылья, удерживая себя на ногах и прикрывая лицо рукой от поднятого взмахами крыльев ветра. Это и правда последняя битва… Судный день — прописанный кровью в божественных планах. Кровью ангелов и демонов. Кровью людей. Кровью Ее детей. Рафаил почувствовал злость и обреченность. Ему захотелось посмотреть в равнодушное лицо Богини, когда одного из сыновей проткнет адская сталь. Ему захотелось наконец увидеть ее — после стольких веков и узнать, зачем это? Почему люди примирили добро и зло, свет и тьму, а они — нет? Почему это невозможно, когда так легко? Рафаил почувствовал толчок в спину. Обернулся, но никого не заметил. Затем он сам ступил вперед, не отдавая себе отчета в этом. Им словно руководили, как в игре, как в шахматах… Он остановился у самой битвы, крепче сжимая знамя и непонимающе смотря на эту… божественную игру, где все они оказались никчемными пешками. В Рафаила летели стрелы с адским пламенем. Он расправил крылья и поднялся в воздух. Острая сталь копья чуть не пронзила его руку, но он действовал по старой памяти воина. Снизу раздался крик «Рафаил!» Он обернулся со слепой надеждой, но увидел лишь Михаила, что кинула ему щит. Рафаил схватился за него. «Дерись уже! Хватит бездействовать! Не будь слабым звеном!» — продолжал кричать архангел, отбиваясь от демонов. Рафаил напряг взгляд и на миг застыл. Неужели так все и будет? Они сойдутся на одном поле, как в жалкой игре, не имея своей воли? Будут биться насмерть — пока последняя бессмертная душа не канет в лету? И где здесь смысл? Кто здесь победитель? Черное мешалось с белым. На шахматном поле они стали паззлом, идеальной фигурой. Рафаила вновь потянуло вниз. Он приземлился на одно колено, держась за знамя, которое словно впилось в ладонь. Слева раздался быстрый звон металла, рассекавшего воздух. Архангел в миг закрылся щитом и встал, предвидя удары, пока огонь ярости в глазах противника прожигал все вокруг. Рафаил крепче сжал знамя и острым концом направил его к демону. Испуг заиграл на прежних угольках ненависти, а затем забвение — и в груди просачивалась тонкая струя света ангельского меча с алой кровью. Рафаил попятился назад от свалившегося тела и ощутил столкновение. Тут же принял прежнюю позицию, обернулся — и увидел его. Астарот, как зеркальное отражение, бегло смотрел на него, сжимая знамя и клинок. «Астарот», — с надеждой вздохнул Рафаил, не сдерживая улыбки, но вместо ответа ощутил острие на своей шее, медленно поднимающее его голову. Ангел непонимающе смотрел на него, забыв об умении дышать. Взгляд падал на руку демона, решительно сжимавшую рукоять. Он покрутил острие — боль прошлась по шеи Рафаила. «Что ты делаешь?» — проговорил он шепотом, но никакой реакции не последовало. Он приоткрыл рот в глухом стоне, на миг ослепленный болью. И только тогда заметил пустые алые глаза демона и фигуру святого Варфоломея позади него. «Астарот!» — более громко и одновременно взволнованно воскликнул ангел. «Рафаил?» — лицо того неожиданно поменялось. Алый взгляд пропал. Он часто заморгал и тут же убрал меч. «Обернись!» — хватаясь за кровоточащую рану, кричал Рафаил. «Нет, очнись, Рафаил! Ты нужен!» Рафаил притупил взгляд. «Сам очнись, тебя убьют, идиот!» Рафаил смотрел на приближающегося святого и понимал, что за это действие его убьют его же братья, но это резко стало самой последней вещью, о которой он только мог волноваться. «Очнись! Ну же!» Рафаил поравнялся с ним, забыв, о каком пробуждении идет речь, и почувствовал острую боль в груди.***
— Рафаил, очнись! Ну же! — Астарот стоял над ним и тряс ангела за плечи. — Черт возьми, Рафаил! — взмолился демон, падая на колени перед кроватью. — Чтоб тебя, ангельский засра… Он не успел договорить, как Рафаил резко раскрыл глаза и поднялся, тяжело и часто дыша, будто в приступе. — Рафаил! — обнадеженно воскликнул Астарот, приподнимаясь на одно колено. Рафаил словно в бреду резко посмотрел на него испуганными округленными глазами, схватился за растрепанные кудри, забросил их назад и набрал полную грудь воздуха, но перед этим убедился, что грудная клетка цела. — Помоги, прошу… Она умирает, — проговорил Астарот дрожащими губами. Рафаил склонил голову вбок, все еще приходя в сознание. Затем вскочил с кровати, набросил на себя плащ и стал судорожно собирать сумку.***
В тумане, сквозь ветви деревьев, просвечивались две фигуры с черным и белым оперением. Рафаил почувствовал легкие удары, поднял голову вверх и заметил темные тучи. Дождь был несильным, однако вдали слышался гром. Ангел и демон вновь накинули верхнюю одежду на порванные на спине рубашки и быстрым шагом кинулись к знакомому дому через сад. Астарот не оборачивался — лишь кидал быстрые и взволнованные взгляды к единственному окну, где горел тусклый огонь. Уже у порога он остановился, накинув на голову капюшон и умоляюще посмотрев на Рафаила. Тот же снял капюшон и кивнул ему, мол, жди, просто жди. Он все еще помнил, где находилась ее комната. Помнил, как пусто было здесь до ее появления. В нос сразу ударил запах трав и, еле уловимый, — святой воды… Видимо, ангел был последней надеждой. Рафаил быстро поднялся на второй этаж, раскрыл двери комнаты и застыл. Внутри что-то болезненно сжалось, но не от воспоминаний, а от ужасной атмосферы мрака и увядающей надежды. — Отец Рафаил, — послышался слабый голос. Он моргнул и наконец собрался с силами, чтобы сделать шаг. — Вы здесь… Я рада вас видеть. — Она постаралась улыбнуться. — Анна-Мария, я пришел сразу же, как мне сообщили… Вы так бледны, — сказал он, снимая сумку. — И давно это? — Фрау слаба, я могу ответить на все, — сказала женщина средних лет. Рафаил осмотрел ее и сразу узнал служанку, трепетно державшую свою госпожу за руку. — Конечно, если вы уверены… — Я была с ней с самого начала, я все знаю, отец… — Она нервно сглотнула, погладила девушку по руке и встала. — Пять недель назад она была такой счастливой, расцветала… А потом появилась слабость. Я помогала ей одеться, когда заметила жар. — Жар уже пять недель?! — Нет-нет, он начался недавно… Сначала только слабость и тошнота. Я думала, фрау просто переутомилась. Стала чаще отдыхать, меньше гулять и отказалась ехать к своему брату. Лекарь сказал, что ей нужно побольше отдыха, предложил пройтись в церковь на вечерню, но в церкви ей стало еще хуже. — Рафаил, слушающий ее с особой внимательностью, резко остановился и напрягся. — И что же?.. — Заболел живот. Лекарь пришел снова, но на этот раз сказал, что она могла отравиться чем-то, от этого все недуги. Госпоже сделали промывание, потом небольшой укол, а живот заболел еще сильнее. — Зачем же было ее колоть? Если она потеряла много крови, то, естественно, что это усугубило положение, — сказал Рафаил с долей презрения к современной медицине и повернулся, увидев служанку уже около себя. — Понимаете, у фрау был застой крови, — произнесла она более тихо и в смущении опустила взгляд. Рафаил понял, но все же непонимающе посмотрел на нее, а затем на Анну-Марию, завязал волосы в низкий хвост и попросил служанку стоять в стороне, пока он проводит осмотр. Она послушно кивнула, сложила руки и встала. Рафаил подошел к постели девушки, осмотрел колбы и тряпки и убрал темную прядь с ее лба. — Герр Ган не навещает вас? — Муж уехал вчера вечером… Я не особо интересуюсь его делами, как и он моими, — тихо произнесла она, прикрыв глаза, когда Рафаил слегка приспустил ворот ее ночнушки. — Можете сесть? Она кивнула и, опершись на руку, приподнялась. Служанка тут же подскочила к ней и стала придерживать за спину, чтобы снизить нагрузку. Рафаил достал из сумки небольшую трубку с зауженным концом и приложил к ее груди одним концом, а другим — к своему уху. — Дышите, не бойтесь, — сказал он, нахмурившись. Сердцебиение было слабым, дыхание равномерным… Если не внешнее недомогание, он бы никогда не сказал, что она при смерти. Да и на теле, кроме вмешательства прошлого недо-лекаря, никаких признаков болезни… Рафаил спрятал собственный прибор обратно и помог ей лечь. Даже температура тела была нормальной. Но с каждой минутой взгляд ее угасал, словно что-то забирало жизнь. Рафаил поджал губы и сделал вид, будто что-то ищет. В окне он заметил мелькнувшие черные перья и вздохнул. Астарот позвал его, значит, доверял и был уверен, что Рафаил сможет помочь. Но Рафаил не имел ни малейшего понятия, что с ней. Это одновременно и пугало, и интересовало: может, это что-то новое? Ранее не виданное никем? Но почему было ощущение, что ответ ближе, чем кажется? Почему он чувствовал в ней столько жизни и видел обратное? Почему эта практика, казалось, была такой знакомой и обыденной, что он путался во всех сомнениях и отвергал любые, считая их неверными или просто нелепыми? Почему он не знал, что с ней? — Отец Рафаил? — позвала служанка, когда он несколько минут простоял, не шевелясь. Он резко повернул к ней голову. — Вы можете оставить нас? — попросил он, и через минуту они остались наедине. Анна-Мария непонимающе проследила за ней, затем повернула голову набок, к Рафаилу, и приоткрыла губы. — Молчите, — сказал он, присаживаясь на край кровати. Девушка кивнула и с боязнью осмотрела его — потерянного и напуганного. — Вы же знаете, кто меня привел? — робко произнес он. — Он не отходил от меня, пока я совсем не слегла. Сидел здесь, как вы… Рафаил тяжело вздохнул и сжал коленку. — Астарот сказал, что вы поможете, что вы всем помогаете, всегда… — Она прикрыла глаза. Рафаил боязливо покосился на нее. — Я чувствую, что не смогу выйти отсюда, — уже шепотом сказала она. — Не лукавьте же мне, прошу… — Почему в вас столько надежды?.. — Потому что я верю. Верит. Слова эхом пронеслись в сознании Рафаила. Вера — такое сильное и такое пустое слово. Она когда-то дала людям шанс, когда-то отняла, поселилась в сознаниях как нечто правильное и не подвергающееся сомнениям, что многие забыли о судьбе. О судьбе, которая ждет их на каждом шагу, предвидит каждое слово, поступок и приближает неизбежное. О судьбе, спутница которой смерть. Почему их вера всегда слепа? Почему они полагаются только на нее? Если бы это слово хоть что-то значило, то жить было бы легче, не так ли? Но Рафаил так не мог. Он чувствовал удары по груди и боялся поднять взгляд, будто ожидал увидеть там именно ее — судьбу. Удары стали цепкой хваткой сердца, сжимающей его, как бесполезный и ломкий предмет. Он почувствовал дрожь, поднял ладони. Если бы он только мог сделать это ради нее, ради него… Он бы остановил судьбу и возвысил веру, он бы дал шанс каждому, кто когда-либо полагался на нее, как на последнее в этом бренном мире. Он бы никогда не позволил умереть всем им — которых он не мог спасти и не сможет. Рафаил издал тяжелый вздох и повернулся к девушке. — Одной веры недостаточно, — сказал он дрожавшим голосом. — Тогда я была права? Брови Рафаила опустились. В ее взгляде он увидел сотню душ, которые когда-то так же верили в него и… — Отец Рафаил, я бы хотела исповедаться, но… — Она неуверенно посмотрела на него и слегка улыбнулась. — Но я не понимаю, что сделала не так. Я не знаю, в чем провинилась перед Богом, чтобы просить прощения… — Вы хотите в Рай? — внезапно увереннее спросил он. — Я больше не хочу мучиться… — слабо проговорила она. Ангел кивнул и пообещал, что она попадет туда, вне сомнений. Он обещал ей это, ведь знал, что мог сделать именно так. И он знал, что Астарот тоже хотел бы этого. Прикрыв глаза, Рафаил взял ее ладонь в свою и начал что-то невнятно говорить, прерываясь на тяжелые вздохи и редкое дрожание. Анна-Мария молчала, сжимая его ладонь, словно проверяя, действительно ли она еще здесь. Затем подняла голову и слабо усмехнулась. — В Раю таким, как я, нет места… Можете не стараться, отец… — В Раю нет места никому, кто там находится, а вы… Вы будете там по праву, и вы сможете гордиться этим. Вы под защитой архангела. Поверьте, этого достаточно… Она внезапно открыла глаза и оглядела его с осторожностью и пониманием. — Вы мой спаситель… — Я не смог вас спасти… — прошептал он, осторожно приблизившись к ее лбу губами. — Тогда спасите его, Рафаил. Ангел поджал губы и ощутил в ней тонкую энергию демона, совсем как у Астарота… Он почувствовал, как разжалась ладонь, а во взгляде застыла последняя фраза. Рафаил отстранился, опустил ладонь на ее глаза, прикрывая их и невесомо проводя по лицу, ниже, останавливаясь у сердца. Под рукой ангела раздался последний ритм ее мук, и голова склонилась вбок. Его шепот был тихим, движениями невесомыми и почти ровными, пока не остановились у живота… Рафаил раскрыл глаза и почувствовал то, чего боялся и не хотел осознавать, — причину болезни, веры и доказательство действий демона. Он почувствовал их любовь, слитую воедино, но не имевшую возможность увидеть этот мир Его рука дрогнула и аккуратно огладила живот. Дверь в комнату открылась и вошла служанка, издав тихий вскрик, за которым последовали глухие слезы. Рафаил молча встал и подошел к окну, о которое бились капли дождя. Он зашторил окно и, не отпуская, наклонил голову, сжимая челюсть до боли и чувствуя, как по щекам медленно текли слезы.***
Дождь усиливался поминутно. Сквозь брызги и занавесу мелькавших капель Рафаил совсем не видел окружавшее его пространство. Он уже должен быть в городе, если правильно свернул… Да, он в городе: дома стояли в ряд, люди спешили в тепло, закрывали ставни и бранились на непогоду. Только ему не было покоя. «Спасите его, Рафаил». Спасти?.. Как?.. Как он может спасти падшего? Что он может сделать для него? Если бы за вопросами последовали четкие ответы, то сердце давно было бы спокойно. Однако ангел, плотно закрывая голову капюшоном, бежал по переулкам, терзаемый просьбой. Если бы кто-то указал на эту помощь, помог ему осознать ее сущность… Кто же? Глупо просить подобного у Богини, да и рискованно. А как понять самому? Как понять падшего? Круто завернув, он вступил в глубокую лужу и еле удержался за угол дома, вцепившись в него и тяжело дыша. Это шум дождя или сердца в голове? Он терзаем беспомощностью или чувствами?.. Рафаил отпрыгнул в сторону от выбрасываемых помоев, вернулся в реальность и побежал дальше. «Идиот!», — крикнул кто-то вслед. Конечно, идиот… Кто же еще? Губы посинели от холода, одежда промокла насквозь. Он чувствовал несовместимое — внутри и вокруг себя. Собор. Он добежал до собора, омываемого дождем и оскверненного сидящим на нем существом. Рафаил резко вздернул голову вверх, прищурил глаза и нелепо улыбнулся. Сердце забилось в более нежных тонах. «Спасите его…» Как архангел может спасти герцога Ада?.. Рафаил прикрыл глаза и сосредоточился — через мгновение он сидел на крыше собора, в метре от демона. Голова слегка закружилась, дыхание затаилось. Ангел покосился вправо и поджал губы. Это было одно из удивительных побочных действий жизни с людьми — робость и потерянность. Минуту назад в его голове был водоворот мыслей, вопросов, а сейчас — только клубок чувств и подавленный вид демона. Взгляд Астарота приподнялся, и Рафаил смог увидеть его измученные глаза. И черные, как смола, как беззвездная ночь, как бездна, крылья, насквозь промокшие дождем. — Было поздно, — проговорил Рафаил, а потом закусил губу до боли: лучше бы он промолчал. — Я не успел, — раздался тихий ответ Астарота. Он поник головою, уперся лбом о ладони, локтями о колени и сжал волосы. Рафаил боязливо сглотнул. Он внезапно вновь почувствовал ту боль, пронзившую его в доме. Только ту можно было сравнить с одним острым копьем в грудь, а эту — с миллионом иголок в живое сердце. Получается, он чувствовал его боль. Боль демона. Боль, охватившую его потерянный разум. Боль, с которой бессмертный никогда бы не встретился. И боль, с которой он будет жить вечно. Пожалуй, самое ужасное здесь — это «вечно». Никогда вечность не казалась такой ненавистной… Она еще никогда не напоминала о себе настолько громко. Рафаил поджал ноги и вздохнул дрожавшими губами. Помочь… Спасти… Он даже не может спасти самого себя. Демон отпустил голову и прикрыл глаза. На мгновение Рафаилу показалось, что он что-то шепчет, периодически нервно сглатывая и срываясь на дрожь. Как мученик, просивший о милости, но явно не к себе… Чем ему помочь? Рафаил заметно вздрогнул — раздался гром, вдалеке сверкнула молния. Он испуганно уставился в небо, с тенью непонимания, мол, что же происходит? К чему гроза, терзанья? Ангел обнял себя за плечи и опустил голову — так думать было легче, или он просто хотел закрыться?.. Внезапно сильные удары о спину прекратились. Он поднял растерянный взгляд, ведь дождь ни на секунду не прекратился, и увидел большое, черное крыло над собой. Спасти герцога Ада… Брови Рафаила опустились, рот приоткрылся, а сердце замерло… Она не знала, кто Астарот на самом деле. Она думала, что он совершенно обычный, в некотором роде… Ангел отвел робкий взгляд, полный осознания: он должен защищать не демона, а Астарота, того, кто защищал его от дождя, кто помогал ему и кто боялся потерять его. Боялся отпустить, но глубоко внутри себя понимал, что это невозможно. Они сами пожизненно к друг другу себя приговорили — и жизнь порознь представлялась никчемным существованием. Значит, он должен спасти его от себя же, от этого мира… Спасти от мук, терзаний, от беды. Стать его оплотом, держать за руку и не отпускать. Но Рафаил еще не понимал, что сделал это давным-давно, и Астарот, к неведенью, тоже… Ночь тянулась, как тянется жизнь — медленно. И они прожили ее вместе. Рафаил, накрыв ладонью плечо демона, и Астарот, накрыв крылом своего ангела. А звезды на небе тускло горели. Нет, они не ослабли, они не заканчивали свой цикл — они были обращены к новой звездочке. Они дали ей время загореться ярче остальных, осветить собой темный небосклон и оставить на нем вечное сияние, напоминающее о том, что это было только начало. Прекрасное, необходимое начало любого созвездия. Астарот не убрал крыло, когда последняя туча покинула небо. Он наконец вздохнул и посмотрел на Рафаила. Ангел обеспокоенно смотрел на него, слегка поглаживая плечо и чувствуя, как сжимается сердце. — Она думала, что попадет в Ад, — проговорил Рафаил, тут же увидев напряженный взгляд Астарота. — Она в Раю, Астарот, я уверен… Демон вздохнул с облегчением и робко опустил взгляд. — Это точно в моих силах. Я ведь обещал. — Я обещал помочь ей, — шепотом проронил Астарот, закусив губу. — Разве ты не помог?.. — сказал Рафаил, смотря на демона с легким непониманием. Астарот искоса посмотрел на него и, казалось, понял что-то новое; что-то, что пробудило тень улыбки на лице. Помог… Помог обрести ей счастье в век несчастья. — Иногда это дороже жизни, — проговорил ангел, готовясь встать и убрать ладонь, но ее внезапно накрыло чужой. Рафаил посмотрел на руку Астарота и поджал губы. — Рафаил, — начал демон, поднимая взгляд, — если бы она знала, кто я… — Это ничего бы не значило. Никто не выбирает, кого любить, — быстро пролепетал ангел от волнения, охватившего его тело, разум и душу. — Мы все заслуживаем любви. — За что ее заслужил демон?.. — За то, что перестал им быть. — Перестал? — Астарот слегка усмехнулся. Рафаил решительно кивнул. — Как и я перестал быть архангелом, небесным воином… — Рафаил… — Астарот поджал губы, сглотнув. — Это ведь не так. Это есть внутри нас, и это когда-то… — Никогда, поверь мне, — сказал Рафаил, внушительно смотря в глаза демону. — Пока мы не захотим сами… Я никогда не захочу. Астарот кивнул, посмотрев в сторону. — Получается, мы оставили свои стороны… И ангел сказал: «Но мы не оставим друг друга», — а мысленно продолжил: «Мы просто не сможем это сделать».