Арагонская

Утро вышло «фантастическим»: подъём в шесть утра, обход в семь тридцать — и мы уже едем в универ, чтобы после пар опять вернуться на пост в больницу. Даша даже не пыталась скрыть усталость и постоянно зевала. Завтра, наверное, вообще встать обе не сможем. На улице было откровенно холодно, потому что ливни и ветер даже не думали прекращать. Зато, видимо, они решили прекратить моё существование на этой планете. Холод ощущался везде, сильнее всего — на кончиках пальцев, поэтому пришлось натягивать кофту с максимальным остервенением. Хотела Слава тёплый ноябрь — получила чёрт знает что. До конца учёбы оставалось семь месяцев. Семь месяцев, за которые может поменяться всё и абсолютно ничего. Семь месяцев, за которые новостные сводки опять могут начать пестрить от громких заголовков с нашей фамилией. И когда мы только жили как обычные люди? Вероятно, очень давно, потому что того времени я практически не помню, как бы не старалась удержать в памяти хоть что-то. Что-то из того, что не подверглось влиянию мыслей, чужих и моих собственных. Жизнь иногда бывает очень сложной. — О, смотрите кто на пары едет! Дарья, Мирослава, какой день! — раздалось у меня над ухом и я испуганно повернулась. Обладателем такого хорошего настроения в семь утра оказался знакомый с пятого курса лечебного факультета, и сейчас я явно не была готова разделить его энтузиазм. Михаил никогда не отличался плохим настроением по утрам, но ближе к вечеру готов был убивать всех и каждого. Бедная его невеста, как только уживается с ним?.. Миша хмурится и наблюдает за мной. Я только через несколько секунд сообразила, что прослушала какую-то информацию, пропадая в собственном сознании. — Слава, давай повнимательнее. Я спросил тебя, будешь ли ты в городе на нашу свадьбу. — А когда она? Дашка закатила глаза. Ну надо же, забыть такую дату… Можно подумать, Миша когда-нибудь сам все даты запоминал. — Двадцатого июня. Девятнадцатого девичник, Катя просила передать. Теперь пришло моё время глаза закатывать. Времени ещё вагон, а он уже переживает. Надеюсь, к тому времени наша теория не подтвердится и его будущая жена выйдет в платье, которое по размеру сможет налезть на её живот. — Не переживай, папаша, — я хлопнула Мишу по плечу; он недовольно выгнул бровь и показал средний палец, — времени ещё предостаточно. Ради такого события я останусь в городе, потом поеду… — Куда собралась? — перебила меня Даша и заставила обратить на себя моё внимание. — Ты меня не предупреждала ни о каких поездках. — В Италию, и я тебе об этом говорила. Не волнуйся, наша поездка на Камчатку в силе. Этого путешествия я ждала больше всего. Брат решил остаться дома и «следить за хозяйством» (лучше бы за собственным хозяйством приглядывал, ага), так что свобода действий у меня была полная. Дашу, впрочем, это особо не успокоило: она продолжала злобно на меня поглядывать и явно готовила пламенную речь на мой счёт, но я успела её опередить: — Даша, всё нормально будет. Мы же решили осилить двое суток на самолётах и в аэропортах для того, чтобы твою Родину посетить, вот и ты мне время дай себе уделить. Конечно, мои предупреждающие ответы обычно не служили для неё средством успокоения, но дырку во мне сверлить она перестала и отвернулась к окну. Я посмотрела на Мишу; тот только пожал плечами и сел на свободное место впереди. Остаток дороги мы провели молча. Когда мы подъезжали к универу, то я практически сразу увидела Сашу. Тот стоял на остановке (ждал нас, по-видимому), и был не в самом бодром расположении духа, о чём говорила сигарета во рту (он не имел привычки курить постоянно, в отличие от некоторых, но в особенно «сонные» дни только это его в порядок и приводило. Сойдя со ступени автобуса, я подошла к нему. — Привет, — его рука притянула меня к себе одним махом и я со вздохом уткнулась ему в плечо. — Как чувствуешь себя? — Кажется, нормально. Даша обиделась из-за поездки, поговори с ней, — добавила чуть тише и аккуратно выбралась из объятий брата. Тот понимающе кивнул и оглянулся на силуэт подруги, виднеющийся на расстоянии нескольких сотен метров. Кажется, она бежала? Стоп, а подруга-то не бегала уже со сдачи экзаменов в одиннадцатом… Что произошло? Кажется, Саша увидел причину столь странного поведения Даши гораздо раньше меня, схватил за руку и потащил в сторону парковки. Пришлось послушаться и побежать за ним, не тратя времени на то, чтобы обходить лужи. Была в этом мире одна вещь, которую я так упорно не могу понять для себя. То, что другие считали каким-то предметом необходимости номер один, для меня истолковывалось как неимоверный пиздец, от которого не было ни смысла, ни пользы. Сейчас я говорю о мотоциклах. Глупее человечество не делало ничего, ну, может быть, после ядерного оружия, тиктока и второсортных детективов. И в данный момент мои убеждения ещё раз были подтверждены. Двухколёсный катафалк лежал на боку и издавал последние звуки жизни. Рядом же последние звуки жизни издавал никто иной, как Рамиль. — Ты совсем дурак, признайся честно, — Даша пыталась поднять его, но тот отчаянно сопротивлялся. Кажется, мы с Сашей сейчас будем свидетелями скоропостижной смерти. — Тысячу раз тебе уже говорили, отрегулируй ты тормоза! Спасибо, что хоть не в стену улетел! — Привет, чета Арагонских, — тот, кажется, не обращал внимания на праведный гнев подруги и слабо помахал нам рукой. Мне захотелось дать ему поджопник. — Как видите, птичка опять в полёте… — Придурок, — засмеялся брат и наконец помог Рамилю приобрести вертикальное положение. Он выглядел вполне себе прилично, разве что разодрал джинсы на бедре и теперь ему точно надо домой. Охая и ахая, он снял шлем и бросил его на землю. Тем временем к нам уже подходили несколько преподавателей. Я мысленно начала молиться. — Все живы? — первым я услышала голос одного из преподавателей, с кем у меня были достаточно хорошие отношения и проблем можно было избежать. Личности ещё двух я узнала смутно; они явно были с факультета стоматологии и потому власти над нами не имели. Тем же лучше. — Радуйтесь, что никто из деканата вас не увидел.  — Всё будет в порядке, — очень твёрдо произнёс Саша, и Рамиль смог выбить из себя страдальческую улыбку. — Я довезу его домой, мотоцикл потом заберём на машине. После этого последовала небольшая лекция на тему того, насколько мы не ценим наше собственное здоровье и что некоторым из нас стоило бы поторопиться, чтобы не опоздать на пары. Мы заверили всех присутствующих, что будем вовремя, после чего преподавательский состав удалился обратно в корпус. — Зелёнка бы сейчас очень не помешала. Всё, давайте вызывать такси и надо везти его в травмпункт, — подруга была чернее тучи. Сначала я не поняла, зачем надо было везти Рамиля в травмпункт, потому что на ногах он стоял да и рана была не такой уж и глубокой, но потом додумалась, что он этой самой раной по земле валялся и прививка от столбняка лишней для него явно не будет. Задачу с машиной я взяла на себя. После второй пары, когда я уже собиралась идти в буфет за кофе, приехал Саша. Он сообщил, что миссия «доставить-раненого-бойца» была выполнена вполне сносно. Сейчас Рамиль лежал в общежитии и искал ремонт мотоциклов. — И как ему всё время везёт? — спрашивает Саша, задумчиво пережёвывая булку и запивая моим кофе. Я делаю попытки его отобрать. — Надеюсь, он починит своего двухколёсного и на свой же день рождения останется живым. — Скучаем, третьекурсники? Я испуганно подскочила и с круглыми глазами обернулась через плечо. Сзади меня стоял Дубровский, и сейчас я хотела видеть его меньше всего. Саша, кажется, тоже не в восторге был от такой незапланированной встречи, но вида не подал. Зато по мне это было прекрасно видно. — Да не переживайте вы, ещё два дня не увидимся, можете выдыхать. Мирослава, прошу вас ответить на сообщение. А вот тут я уже действительно рот открыла и даже сама этого не заметила. Саша удивлённо приподнимал брови выше и выше, переключая своё внимание с удаляющейся спины Дубровского на меня и обратно. Хорошо, что за мной не было привычки краснеть. Нашла же беду на свою голову. Однако беда не приходит одна. И сейчас ей вполне мог стать Саша, который явно ничего не понимал и ждал от меня объяснений. Я едва сдержала вздох. — Не потрудишься объяснить, что здесь происходит? Ох, если бы я сама только знала. Это началось так давно, что уже сложно даже примерно вспомнить ход событий. Мне было семнадцать. Это была моя последняя несовершеннолетняя весна.