Арагонская

По окончанию пар, когда мы было уже засобирались по домам, Дашка с загадочным видом решила проехаться со мной и братом до квартиры, хотя ей от нас было ехать около получаса, не меньше. — Добрались, блять, — я с чувством облегчения скинула куртку в коридоре и пошла в комнату, после чего упала на кровать и накрыла голову подушкой. День был насыщенный на события, сейчас у меня силы оставались только для того, чтобы спать лечь. Однако, подруга решила обломать все мои планы, потому как зашла через пару минут и с заговорщицким видом закрыла дверь. — Арагонская, я придумала план по сведению тебя и Дубровского, — пришлось вылезти из-под подушки и сесть рядом с подругой. Спина отказывалась держать меня в вертикальном положении. — Надо закатить вечеринку и позвать всех. Тем более что он у нас не один такой молодой преподаватель, физруки, например, с удовольствием придут. — Такого нам и не хватало, как же, — я сдалась-таки и легла на колени подруги, на что она просто откинулась на спину и начала зачем-то дёргать меня за ухо. — Надо же повод какой-нибудь придумать, в самом деле… — Через две недели будет день рождения института, по традиции все закатывают вечеринки. Тебя много кто знает, так что инициативу только поддержат. Я задумалась. С одной стороны, как вечеринка поможет развитию отношений, а с другой — неплохо было бы и отдохнуть. Несмотря на все мои сложные мыслительные процессы мозг все равно отключился через пару минут. *** В этом году празднество намечалось особенно грандиозное, так что через неделю всех желающих (и не очень) под чутким руководством старост курсов запрягли делать праздничную программу и готовить украшения по такому случаю. Подруге, хоть она и не была этому рада, поручили разучить несколько песен и собрать музыкантов из всех учащихся. Сама она играла на нескольких инструментах, но по итогу выбрала барабан. Интересно только как они его будут переносить, но это уже другой вопрос. У меня не было особых талантов, разве что закончила класс хореографии, про которую сразу же потом благополучно забыла, но наша всемилюбимая Настя нашла небольшую группу танцовщиков на младших курсах и теперь передо мной стояла задача поставить программу. Сразу стало понятно, что дело пахнет керосином. — Мирослава, вы не переусердствуйте! — переживала девчонка с первого курса, глядя на мои страдания, пока пыталась размять плечевой пояс специальной эластичной резинкой и неистово хрустела позвонками. — Ой, не переживай, — я глянула на эту сердобольную. У неё волосы лежали крупными кудрями до плеч и были цветом сирени, даже залюбовалась на пару секунд. — Закройте входную дверь, а то ходим полуголые… Дим, а ты-то здесь что потерял? Вот так встреча. Пока я разговаривала, он успел незаметно войти и сел куда-то на дальний ряд, я его бы даже и не заметила, если бы кто-то здороваться не пошёл. — Я к вам по воле деканата. Сказали отчёт предоставить, что у вас и как, — кажется, профессор и сам был не очень рад такой оказанной ему чести, что уж говорить об остальных. Танцевать перед публикой здесь многим не в первый раз, но половина элементов ещё только на стадии разработки была. Я раздражённо пнула подвернувшуюся под ногу коробку с мишурой. — Только девочек не смущай, иначе прогонят взашей, — с улыбкой посмотрела на свою команду и увидела восторженные взгляды. Видимо, многие будут рады возможности побить профессора. Минут через двадцать мне удалось напрочь забыть про чьё-либо присутствие и сейчас я с чувством скакала вокруг, наблюдая за тем, как все выполняют свои действия. — Алина, ногу тяни! — я подбежала к девушке и весьма ощутимо хлопнула по колену. На сцене видно любой косяк, так что надо делать всё правильно изначально. Хорошо, что мне самой не придётся танцевать вместе с ними. — Вот это мордобо-ой, — восторженно протянул Дубровский. Я уже и забыла, что он всё это время за нами наблюдал. На эмоциях вытянула из кармана телефон и написала ему короткую и вполне ясную смску. Или ты сейчас выходишь, или свершится изнасилование. Заманчивое предложение. Пожалуй, останусь. Отвечать провокацией на провокацию — очень умное решение. Я отложила телефон и вернулась к репетиции. *** Когда мы уже выползали в свет, уставшие, голодные и с дрожащими от напряжения ногами, Дубровский подхватил меня под локоть и увёл в сторону лестницы, которая ведёт в складские помещения. — Чего тебе? — вышло как-то агрессивно, но сейчас меня больше волновало то, что резинка в волосах решила намертво застрять. Дубровский опустил мои руки и сам начал какие-то не совсем мне понятные манипуляции. — Мысли об изнасиловании мне не по душе. Ну, теперь ты на человека похожа. Я посмотрела на себя в экран телефона, наблюдая на голове весьма приличную картину. Профессор, кажется, тоже был собой доволен. — Ну у тебя и рожа, — фыркнул профессор на мой акт самолюбования. — Ирод, — я убрала телефон в карман и уставилась на Дубровского, который пребывал в прекрасном расположении духа. — Тебе уже прислали пригласительные? — Конечно, — кивнул профессор и в доказательство достал из кармана сложенный в несколько раз листок. — Сколько человек вы пригласили? У вас же квартира квадратов, наверное, шестьдесят… — Придут двадцать пять, ещё около семнадцати в размышлениях, — аж очки снял, ну надо же, какой шок. — Да ты не удивляйся, на четвёртом курсе кто-то вообще клуб на ночь арендует. Видимо, мои слова его не успокоили, а только ещё больше удивили. Можно подумать, сам студентом не был. — Ладно, — профессор вдруг крепко хлопнул по плечу, аж звёздочки плыть начали. — Нужна будет помощь по подготовке — звони, сама знаешь. Вместо ответа я обняла профессора и наконец пошла на первый этаж, чтобы с чувством выполненного долга уехать домой. *** К актовому залу начинали стекаться люди, а я всё глазами выискивала в толпе танцоров, с которыми мы-таки смогли выстрадать этот злосчастный номер. — Зойка ногу сломала! — неожиданно налетает на меня Василиск, который был единственным парнем из наших двенадцати человек. — Только вот из травмы* отзвониться смогла, чего делать-то будем? — Плясать, блять, хули делать! — я с чувством хлопнула себя ладонями по бокам, после чего достала из сумки резинку и принялась судорожно делать хвост. — И если хоть какая-то скотина подведёт, ноги в жопу запихаю! *** — Это было… феерично, — с нескрываемым удивлением высказался Дубровский, когда я пришла после нашего номера уже в праздничном платье, а не танцевальном нечто. — Всё получилось даже лучше, чем многие ожидали, поверь. Ларочка вообще в восторге была, — он перевёл взгляд на нашего преподавателя гистологии. Та что-то бурно обсуждала с одним из старшекурсников. — Спасибо за оценку моих страданий, Дмитрий Алексеевич, — силы оставались только на сарказм. Я еле удержалась от того, чтобы не положить голову на плечо профессора. — Не спи, Арагонская, замёрзнешь, — правильно угадал мои намерения, гад. — Час остался, там уже все кто куда… Если хочешь, можешь поехать со мной в машине, полежишь немного. Сейчас я готова была продать душу за такую услугу, но вместо этого только и смогла незаметно профессора за руку взять. Домой нам довелось приехать через несколько часов. Я успела поспать на заднем сидении профессорской машины и даже в себя прийти. На переднем кресле ехал какой-то незадачливый парень с шестого курса и бурно обсуждал качество российского автопрома. Дубровской тоже проявлял активный интерес в беседе. Дверь нам открывала Даша; на голове у неё был какой-то зелёный колпак на резинке, а в руках она держала бутылку дюшеса. Что, накрылся наш алкобанкет, или всё веселье только впереди? — Так, товарищи, проходим, не стесняемся… Я надеюсь, что ты сможешь развлечь гостей, — подруга подмигнула и убежала на кухню. Материть её пришлось мысленно. — Арагонская, ну ни стыда, ни совести! — Дубровский уже с порога, видимо, решил злыднем стать. Я стала думать над тем, что его могло начать бесить. Внезапно мой взгляд упал на берцы, которые профессор уже схватил в охапку и понёс в ванную, едва успев скинуть верхнюю одежду. Я, как была с шапкой на голове, пошла следом за ним. — Ну и зачем они тебе? — стала наблюдать за тем, как профессор отмывает подошву под напором воды. — Сама бы помыла, рано или поздно… — За обувью уход нужен, — тот даже не думал сдаваться, и теперь, накрутив приличное количество бумаги, вытирал ботинки. — Тем более за такой… — Извращенец! — я со смехом вышла из ванной и швырнула шапку в какое-то не совсем определённое место. — А нехер было меня в себя влюблять! — нож в спину и бабочки в животе. Потом мы почти не разговаривали: народу в квартире было столько, что из толпы его выдавал только включенный фонарь на телефоне. Слепой он, конечно, донельзя, ну что уж поделать… Я потянулась ко второму бокалу глинтвейна, который в голову мне сегодня особенно сильно ударил, но внезапно выскочивший брат протянул мне рюмку и заговорщецки прошептал: — Не пей водку — береги **, но сегодня пить разрешается, — едва завершил речь как сразу же устремился обратно, в общую толпу людей. Мои ошарашенные глаза сейчас, наверное, не хуже фонарика от охуевания светятся. *** Ближе к двум часам ночи в квартире осталось пять человек: я, Саша, Даша, которая теперь могла законно с ним ночевать, Рамиль, который в очередной раз понизил градус и теперь спал на еле постеленном матрасе на кухне и Дубровский, который чисто физически не мог везти машину из-за очередного снежного урагана. То, где он будет спать, было той ещё загадкой, но, судя по хитрым глазам подруги, она всё знала наперёд. И я, кажется, тоже. Через какое-то время, когда профессор отклялся-отбожился что не будет меня трахать (как благородно) и просто будет спать, мы прошли в мою комнату. Дверь за спиной закрылась с тихим щелчком, и с этого момента началась точка невозврата. — Мира, и почему у нас всё не как у людей? — я следила взглядом за движениями его рук, которыми он с особой тактичностью расстёгивал молнию на моей кофте. — В самом деле, я же взрослый человек… Устроил бы тебе романтику… А по итогу торчим в квартире, в которой за стенкой сидит твой брат с девушкой и смотрит телевизор да пьяный парень на кухне валяется, пока мы тут… — он усмехнулся, не закончив монолог. — Не такие уж мы и люди, Дубровский. Мне нравилось наблюдать за ним. Мне нравилось, как он медленно снимал одежду, мне нравилось, как он прикасался к телу, накрывая ладонью каждую выпирающую кость, как его поцелуи в один момент накрыли меня с головой и я пыталась держаться из последних сил. Не помню, в какой момент я еле слышно заматерилась в подушку, когда он перевернул меня на колени, завёл обе руки за спину и вошёл по самое небалуйся. — Мне нравится как ты молчишь, — услышала голос над своим ухом и из груди вырвался стон, непростительно громкий. В соседней комнате, кажется, громче заработал телевизор. *** На следующее утро я еле открыла глаза. Передо мной лежало лицо; именно лицо, всё остальное Дубровский спрятал под пледом и сейчас выглядел как совсем маленький ребёнок. Я приподняла голову и легонько укусила профессора за нос, хотя без этого можно было бы и обойтись. — Ты чего кусаешься ни свет ни заря? — Дима (как непривычно называть его по имени даже сейчас) звучал как недовольный ребёнок и приоткрыл один глаз. — Старику нужен отдых, а ты мне спать не даёшь. Я пролезла рукой под плед, вытащила край и распахнула профессора. Тот показал средний палец и даже не пытался скрыть стояк. — Старый, говоришь? — теперь я подлезла ближе к нему и накрыла нас обоих. Профессор открыл второй глаз. — Между прочим, здоровая реакция мужчины на… стрессовый фактор, — Дубровский хитро улыбнулся и я молча обняла его голову руками, слегка (ну как слегка) сдавливая шею. — Ну, хватит драться, — засмеялся и положил руку на мой бок, головой утыкаясь в плечо. — Интересные вещи говоришь, Дмитрий Алексеевич, — я в шутку приподнялась на кровати так, чтобы его голова была на уровне груди, но тот решил мстить. — А-яй, чего ты сиську-то кусаешь! Я тебе тоже потом укушу чего-нибудь, мало не покажется, — отодвинулась от него и обиженно села на кровати. Профессор только засмеялся, тоже привстал и легонько поцеловал в макушку, после чего отыскал трусы и прикрыл наконец своё хозяйство. Сделал он это вовремя, потому что в комнату кто-то постучал. Только я открыла, заглянула Даша, но тут же ойкнула и закрыла дверь обратно. — Саша пошёл бутылки выкидывать, я пока решила вас разбудить. Доброе утро, Дмитрий Сергеевич! — я посмотрела на вышеупомянутого. Тот скорчил недовольное лицо. — Даша, нам уже и без формальностей можно. Готовить я сегодня буду, а то в гробу я видал ваши сгоревшие сковородки, — теперь пришла моя очередь недовольное лицо корчить, а как же. Подруга хохотнула и ушла на кухню. — Чем тебя не устроили наши сковородки? — спросила, пока Дубровский надевал спортивки. Второй раз в жизни вижу его в домашней одежде и не могу наглядеться. — Тем, что они сгоревшие. Давай одевайся, а то твоя подруга снова заподозрит что-то неладное… — Я всё слышу! *** Через несколько часов мы, гордой компанией из пяти человек, ели фирменную овсянку Дубровского и обсуждали всё, что приходило в голову. Он один не понимал половину сленговых слов и то и дело принимался ворчать по поводу того, что чувствует себя стариком. В один момент мои мыслительные процессы привели меня к тому, что я чудом не засмеялась: неужели всё было настолько плохо, что они нас слышали? Впрочем, думаю, брат за меня теперь спокоен: недотраха, как он выражается, у меня больше не будет…