Слабость

      Маргарита зашла в дом. Снова это безжизненное, забытое, пустое место…       Дверь оказалась незапертой, что было очень кстати, потому как женщина не имела при себе ключей. Внутрь пришлось зайти без колебаний — неожиданно полил сильный майский дождь.       Маргарита сняла плащ, разулась и закрыла дверь на несколько поворотов ключа. Знакомый запах безупречной чистоты ударил ей в нос. Как же всё в этом доме образцово и совершенно идеально! До чего же она устала соответствовать этой удручающей непогрешимости!       Марго первым делом перевязала рану на пальце — боль от глубокого пореза всё же дала о себе знать. Затем переоделась наконец в домашнее, а повешенный плащ выбросила в ведро для мусора. Пропади он пропадом.       После этого Маргарита принялась за уборку. Да, да, уборку: она стала вытирать пыль, мыть пол, чистить окна… Смахивать с мебели грязь, полоскать оставленную посуду, доводить до блеска каждый уголок весьма немаленького поместья. Делала она это упорно и качественно, яростно достигая неподражаемого вида каждого уголка жилья. Ей хотелось выдраить всё до исключительной стерильности, словно на прощание, чтобы показать мужу, что она всё же может быть хорошей женой, что способна подражать его интеллигентности и благодарить за оказанное милосердие. Да, она собиралась прощаться. Встретит мужа, расскажет ему правду (конечно, про бал говорить не станет), извинится, да и выпьет яд. Она уже собиралась поступить так около года назад, но встреча с мастером её остановила. Теперь нет и его, а, значит, нет и смысла жить.       «Яду мне, яду!»       Мастер стал почему-то для неё смыслом, хотя и не заставил по-настоящему полюбить. Она смогла отдать кому-то свою привязанность, но не больше, и расставание с самым близким человеком не делало Маргарите больно. Однако безразличие, ужасное, острое безразличие охватило её душу, когда она покинула подвальчик. Вся жизнь стала пустым бесцветным полотном, на которое бессмысленно было бы лить краски.       «Нельзя же, согласись, всю свою привязанность поместить в собаку»       Но почему, почему её одолевает такая страшная тоска? Почему она продолжает по нескольку раз натирать один и тот же подлокотник кресла, зная, что скоро испортит его, а не вычистит, вместо того, чтобы приготовить бокал вина с отравой? Муж может приехать с минуты на минуту, и тогда у неё не останется времени на приготовление убийственного напитка. Что заставляет её ждать, тянуть время и надеяться на спасение от нужды в кончине?..       Маргарита разозлилась на себя. Как она смеет думать о таких вещах? Сегодня она — рабыня, с достоинством покидающая мир смертных, тихо и покорно склоняясь перед всеми его вынужденным уставам.       Бедная достала из серванта бокалы, наполнила вином, а в один, с треснувшей ножкой, налила густую красноватую жидкость, совсем незаметную в вине.       Вдруг важная мысль пришла Марго в голову. Записка! Записка на столе мужа! Её непременно нужно убрать.       Преодолев поток воспоминаний, она ворвалась в кабинет мужа и тут же разглядела оставленный ею лист бумаги. Как она была счастлива, когда писала послание! Как была свободна и неуязвима, как раскована и безудержна! Впрочем… Теперь это не имеет значения. Никакого. По крайней мере, не должно иметь.       Она разорвала на мелкие кусочки и без того небольшую записку и сунула в карман, чтобы выбросить потом, как неожиданно увидела торчащий из-под корешка одной книги уголок тетрадной странички.        «Маргарите», — гласил он.       Знакомый почерк…       Вытянула листок.       «Мне очень жаль говорить об этом тебе, дорогая Маргарита. Ты знаешь, как я любил тебя и как желал твоего счастья. Вижу, что не сумел подарить тебе ни любви, ни утешения, что гораздо лучше меня справляется с этим кто-то другой. Что ж, знай, что я всегда буду хранить о тебе самую светлую память и сожалеть о своих холодных чувствах, которые разбивали тебе сердце. Будь всегда счастлива с тем, кто этого заслуживает. Прости, что не смог сказать тебе об этом прямо, ибо не в моих силах ранить тебя. Я ухожу, уезжаю из города и оставляю тебе всё, чем располагал здесь. С надеждой на прощение и самыми пламенными пожеланиями тебе, прекрасная Рита, твой муж. Прощай»       Маргарита уронила записку на пол. Как же она не заметила её раньше? Выходит, муж не отправился в командировку… Он уехал насовсем, подарив ей свободу, о которой женщина всегда так мечтала! Свободу, которая сковывала теперь её душу. Она думала, что уйдёт, находясь рядом с близким хоть по документам человеком. Хоть с кем-то, кого она знает. А теперь лишь одиночество в вылизанном одною ею до блеска доме станет свидетелем самоубийства Маргариты Клодины.       Из-за угнетающих мыслей о предстоящем глотке вина женщина не заметила, как забрела в спальню. Вдруг она опомнилась: знакомые вещи заставили воспоминания нахлынуть так живо, с такой неимоверной силой, что Маргарита не сумела им противиться. Вот на столе капля того чудесного крема, на полу брошенное Наташей бельё, намокшее от дождя, распахнутое настежь окно, голубая рубаха на подоконнике… Даже телефонная трубка — всё напоминало о позавчерашнем вечере, когда она чувствовала себя такой независимой и счастливой.       Она помнила то утро, то неимоверное утро, которое подарило ей отчаянную надежду и вселило ложную веру в чудо. Тот разговор с Азазелло, то удивление его словам, ту бурлящую радость и тот восторг шансу исполнить все свои заветные желания за один вечер на балу. Балу у Сатаны.       «Я должна ему отдаться…»       «Любая женщина в мире, могу Вас уверить, мечтала бы об этом»       «Что за иностранец такой?!»       Нет, она не в силах больше сдержать эти мысли.       Дьявол! Как, как она могла пойти у него на поводу? Как смела довериться, услужить, сблизиться?!       «Еду! <…> Еду куда угодно!»       Эти заветные желания, эти мысли о мастере, всё это — ложь! Ей хотелось совсем другого! Полёты на метле, безобразие в квартире Латунского, нагота, развлечения со свитой, даже невыносимая должность королевы — это делало Маргариту ведьмой, раскованной, безудержной ведьмой, которой не страшны любые пороки и мнения.       «Будьте осторожны со своими желаниями — они имеют свойство сбываться»       Никто не мог окрасить её пустую, одинокую жизнь таким вольным ощущением. Никто, кроме него…       Воланд. Сколько разных чувств связано с одним лишь именем! Что он сказал, что он сделал такого, чтобы поразить её разбитое сердце с новой силой, страшнее и острее всех предыдущих? Ударил по спине? Одним жестом руки усадил голую рядом с собой на диване? Зачем она пошла к нему утром, зачем осталась ночью, зачем вообще приняла просьбу?.. Сожаления, глубокие сожаления — вот и всё, что она получила после своих опрометчивых поступков. И горькое чувство предательства, измены, использования, навсегда зачеркнувшее смысл её бытия.       Сколько невинных жертв пострадало от руки мессира? Скольких он одурачил так же легко и беспринципно, как её? Впрочем, вряд ли можно сосчитать. Но почему, почему от этого становится так худо? И, самое страшное, страшнейшее из всего, что только можно вообразить: почему она надеется?! Надеется! На то, что всё разъяснится, что хоть малейшая деталь смягчит её страдания? Что кто-то всё-таки будет рядом, когда женщина выпьет отраву, или даже разуверит её так поступать?..       Она заплакала. Трое мужчин, которым она доверилась, сделали её несчастной. Трое? Нет, это она, она сама сожгла дотла все свои чувства и веру! И муж, и мастер не виноваты в том, что Марго искала подходящего спутника жизни, но так и продолжала отдавать себя, не чувствуя любви. И лишь Воланду, этому едва знакомому ей изменнику она позволила заполнить её сердце до краёв, как графин — вином, и тут же разбить вдребезги. Она возомнила себе что-то несвершимое, обнадёжилась прочувствовать наконец ту, описываемую всеми пылкую взаимную любовь, соединяющую любые противоположности и творящую чудеса.       Ужаснее всего было осознавать свою глупую наивность и разочаровываться, зная, что лишь она виновна в предании завышенным ожиданиям слишком высокого значения.       Плача, Маргарита Николаевна поднялась и зашагала к двери. Абсолютно безнадёжно она спускалась по лестнице, приближаясь всё скорее к своей конечной цели. На последних ступенях женщина вдруг остановилась.       Послышался негромкий стук.       Решив, что это просто её фантазия, Марго двинулась дальше, однако уже явно различимый стук повторился, не оставив сомнения в своей подлинности. Кто-то намеревался войти.       К женщине в голову пришла неожиданная, но очень правдоподобная мысль. А что, если записка мужа — это тоже проделки мессира? Ведь это больше всего похоже на то! Сейчас муж приехал домой, стучит в двери и ждёт, пока жена откроет ему двери, а между тем супруга рыдает непонятно из-за чего и плетёт чепуху про исчезновение Наташи. Да, это он! Конечно! А Воланд… (она всхлипнула от боли) лишь потешается, оставляя записки на столе. Ведь она не увидела её раньше!       Маргарита стрелой взлетела по лестнице, на ходу вытирая слёзы, собрала записки из кабинета и бросила под кровать. Одним движением ввалила одежду с пола прямо в шкаф и закрыла окно. Теперь по дому пронёсся громкий свист от звонка. Скорее!       Собравшись духом и представив себе будущий разговор за убийственным вином, она прибежала ко входу.       Маргарита распахнула дверь и поняла, что зря рвала письма и прятала их под кровать.       Сейчас ей хотелось одного: ударить, как можно сильнее ударить пришедшего человека.       Но ещё больше, гораздо больше она в тайне желала, чтобы он каким-либо способом заставил её этого не делать.