***
Люциус смотрел на слова, которые появились чуть более двух часов назад в его копии журнала для общения с Гермионой. «Ваша Куколка». Она подписывала именно так каждую запись, даже когда по вечерам перед сном просто отмечала свои ежедневные нужды. Пока что она хорошо справлялась с выполнением его требований касательно еды и сна, однако на данный момент ее офис был закрыт на неделю из-за праздников. Люциус гадал, как много всего изменится, когда Гермиона вернется к работе. Он длинно выдохнул, а затем закрыл журнал, так ничего и не написав. Если бы он ответил, то его привязанность к ней стала бы очевидна, а он не мог себе этого позволить. – Тинни, – позвал он в пустоту комнаты. С хлопком появилась эльфийка и тут же присела в глубоком реверансе. – Да, господин Люциус? – пропищала она. Малфой одарил ее ласковой улыбкой. – Я хочу, чтобы ты подготовила васильковые гостевые покои в главном восточном холле, – сразу перешел к делу Люциус. – Они должны быть готовы к половине пятого. Сегодня мне понадобятся твои навыки работы с густыми и довольно непослушными женскими кудрями. Сначала нужна будет прическа для ужина в ресторане, а затем для костюмированного бала в клубе вечером. Также мне хотелось бы, чтобы ты помогла ей с макияжем, если потребуется. По моим оценкам это будет в половине шестого, а затем в половине десятого. – Тинни делать покупки для леди? – Да, Тинни, – одобрительно отозвался Люциус. – Пожалуйста, заверни наряды в подарочную упаковку и оставь их на кровати. Все те мелочи, которые нужны женщинам, чтобы, по их мнению, выглядеть красивыми, можно расположить на туалетном столике. Эта комната впредь и до дальнейших распоряжений будет принадлежать мисс Грейнджер во время ее визитов сюда, – он сделал легкий жест рукой, мягко указывая эльфийке, что та может идти. Тинни помедлила мгновение, и Люциус поднял бровь. – У тебя вопрос, Тинни? – Да, господин, – пискнула Тинни и присела в еще одном реверансе. – Уже давно… Все эльфы полагать… Господин ухаживать за леди, сэр? Появится новая госпожа? Поэтому вы селить ее в хозяйском крыле? Самая уязвимая часть его личности мгновенно ощетинилась от этого вопроса, но душа наполнилась тоской. Разве не чудесно было бы, чтобы в мэноре снова хозяйничала женщина? Люциус длинно выдохнул, чтобы не сорваться на эльфийку. – Нет, Тинни. Но это действительно особенная молодая леди, ты права. Ты и все остальные эльфы должны относиться к ней уважением, которого заслуживала бы хозяйка поместья, но я не ухаживаю за ней. Она находится у меня на обучении. Люциус знал, что домовики были в курсе его интереса к доминированию. И хотя никто из них не осмелился бы открыто выразить неодобрение (за исключением разве что Тинни), он осознавал их настороженность по поводу того, что именно это должно было означать. До сих пор у Люциуса было лишь двое нижних, которых он обучал, и обеих он вспоминал с теплыми чувствами. Однако те женщины принадлежали ему в то время, пока он был женат. Поэтому он никогда не приводил их в мэнор. Он ни за что не оскорбил бы Нарциссу их присутствием. Он слишком сильно уважал ее и был благодарен ей за открытость и понимание извращенных ноток его сексуальных пристрастий. К обеим нижним он испытывал привязанность, но не любовь. С ними он был совместим чисто физически. Нарцисса была единственной, кого он когда-либо по-настоящему любил, и она знала об этом. До смерти Нарциссы для встреч с нижними он пользовался своей лондонской квартирой. Когда его жена умерла, он трижды брал к себе уже обученных нижних. Двое продержались менее полугода, третья – почти год. И всех троих он приглашал к себе домой. Однако комнаты им предоставлялись в гостевом, а не хозяйском крыле. Гермиона же была целиком и полностью его нижней, и он просто не мог не воздать ей того, что она заслуживала. Для него она была особенной по сравнению с прошлыми девушками, и ему хотелось, чтобы домовики это поняли. Сначала он подумывал над тем, чтобы поселить ее в тайных покоях фаворитки хозяина дома, но затем осознал, что, вероятно, Гермионе не покажется это столь же забавным, как ему. Эта комната не использовалась уже почти сто десять лет. Быть фавориткой кого-то из Малфоев считалось честью. И когда-то давно женщины боролись за это место. Однако времена изменились. Общество больше не поощряло тех, кто заводил фавориток. К тому же Люциус больше не был женат. Даже если бы его намерения по отношению к Гермионе были бы серьезными, она не стала бы его фавориткой. Наоборот, это считалось бы ухаживаниями с целью женитьбы. – Она для меня особенная – больше, чем прошлые нижние, Тинни, – к собственному удивлению проговорил Люциус, решив объясниться. – Она стала мне близким другом, но я не намерен добиваться ее руки. – Тинни понимать, хозяин, – ответила эльфийка, чопорно кивнув. – Благодарю, Тинни, – Люциус снова сделал жест, отпуская ее, и на этот раз она с хлопком исчезла.***
Как и ожидалось, Гермиона прибыла по каминной сети вовремя. Люциус поприветствовал ее широкой улыбкой, поднимаясь из своего мягкого кресла. Он протянул ей руку, и она протянула свою в ответ. Он поднес ее к губам и поцеловал костяшки пальцев. – Ты выглядишь невероятно мило, растрепанная после сна, моя дорогая. Гермиона хрипло усмехнулась, когда он помог ей снять мантию. – Спасибо, сэр, – пробормотала она. – Снотворное зелье оказалось чуть сильнее, чем я ожидала. В итоге я проспала почти три часа. Слава богу, я предусмотрительно поставила будильник. Повесив ее мантию, Люциус взял ее под руку и вывел из кабинета к парадному входу, чтобы подняться по главной лестнице. – Пока мы наедине у тебя дома или у меня, я бы предпочел, чтобы ты звала меня Люциусом. В особенности, когда мы не вовлечены во взаимодействия сексуального характера, – сказал он, пока они поднимались на второй этаж. – Если ты не против, Гермиона. – Конечно! С радостью, Люциус, – она одарила его ослепительной улыбкой, заставившей его ухмыльнуться, но затем ее лицо озарилось тревогой. – Я просто не хочу наделать ошибок в обращении к вам. Всё немного запутанно. «Господин» в клубе, «сэр» наедине – кроме случаев, когда мы здесь и не вовлечены в сексуальные взаимодействия. «Мистер Малфой» на публике, «Люциус» во время наших воскресных ужинов. Понимаете, что меня смущает? – Понимаю. И не буду тебя наказывать за ошибки в обращении ко мне, кроме случаев, когда у тебя будет четкий приказ. Тебе разрешено сделать одну ошибку и заработать одно исправление от меня в те моменты, когда будет меняться окружающая нас обстановка или мое настроение. Я поправлю тебя, и ты должна будешь придерживаться нужного обращения до того, как я снова тебя поправлю. Единственное место, где тебе нельзя ошибаться, это клуб. Там я для тебя всегда «Господин». Звучит приемлемо? – Достаточно приемлемо, Люциус. Их непринужденная беседа продолжалась, пока они шли по коридорам Малфой мэнора и наконец не добрались до покоев, которые он приготовил для нее. – Пока ты будешь оставаться моей нижней, Куколка, эта комната будет твоей, – Люциус распахнул дверь, и Гермиона открыла рот от удивления, оглядывая обстановку. Комната была огромной. Можно было со всей уверенностью сказать, что сюда поместилась бы вся ее квартира. В оформлении в основном были использованы кремовые, золотистые и красивые васильковые тона. Огромную кровать, размером больше, чем «кинг сайз», обрамлял кремового цвета балдахин с золотой окантовкой, который держался на четырех стойках. Плотные тяжелые золотые портьеры почти скрывали белую с позолотой раму кровати. Изголовье было также позолоченым и обитым васильковой и бледно-голубой тканью, тогда как постельное белье было кремовым с блестками. Сверху лежали декоративные подушки. За изголовьем виднелись занавески такого же голубого цвета. По обе стороны от кровати находились тумбочки с лампами, а рядом – стулья, обитые темно-зеленой тканью. Неподалеку от изножья кровати стояла кушетка с подголовником с одной стороны, а напротив нее – диван. Между ними находился кофейный столик с мягкой обивкой поверху. Рядом с диваном виднелось такое же кресло. Старинный деревянный пол – который, скорее всего, был тут с самого основания дома, – был покрыт большим восточным ковром в темно-синих, зеленых, кремовых и золотых цветах. По обе стороны от кровати и перед камином лежали большие белые меховые ковры, которые так и манили Гермиону сбросить туфли и наступить на них босыми ногами. Камин был простым, но элегантным – выложенным из темного камня и обрамленным белой деревянной полкой, над которой висел большой портрет. Рядом с камином виднелись темные деревянные двери, которые, предположительно, вели в комнату для переодеваний или нечто вроде гардероба. Напротив камина было большое эркерное окно, в котором виднелась узкая половина двери, ведущей, судя по всему, на балкон. Окно драпировали четыре занавески в пол, собранные фалдами наверху. В комнате также находился туалетный столик с зеркалом и две декоративные лампы, представляющие собой вычурные деревянные подсвечники с большими белыми свечами. По обе стороны от оконной ниши располагались тумбы с мраморными столешницами, уставленные лампами и безделушками. Над ними висели большие зеркала в позолоченных рамах. Все стены были отделаны низкими, доходившими Гермионе до середины бедра, панелями золотисто-кремового цвета. Над панелями были золотые и васильковые обои из флока в викторианском стиле, украшенные замысловатым бордюром, увенчанным лепниной в виде короны, подходящей по стилю к другой деревянной отделке комнаты. Каждый закругленный угол был отделан вырезанными вручную элементами с позолотой в викторианском стиле. Потолок был высоким, по предположению Гермионы, от четырнадцати до шестнадцати футов (примерно от четырех до пяти метров, прим. переводчика). В центре висела вычурная медная люстра. Однако самой впечатляющей частью отделки комнаты были висящие по обеим сторонам от кровати гобелены ручной работы, изображающие, судя по всему, сад Эдема. – Это невероятно, сэр, – она обратила на него взгляд своих сияющих глаз. – Спасибо вам, – помедлив мгновение, она положила руку ему на плечо, а затем потянулась и запечатлела у него на губах нежный поцелуй. Люциус непроизвольно ответил, довольный тем, что она не стала сдерживаться. Внимательно контролируя самого себя, чтобы не притянуть ее к себе и не обнять, он отстранился всего через мгновение. – Рад угодить, моя дорогая, – ответил он. – А сейчас нам лучше всего начать готовить тебя к ужину. У меня забронирован столик на семь часов в «Амортенции». – О боже, – глаза Гермионы расширились. Она никогда не была в «Амортенции» и теперь не знала, подойдет ли ее платье, которое она уменьшила и засунула в сумочку. – Я не уверена, подойдет ли мой наряд, который я выбрала на сегодня, сэр… – она умолкла, заметив у него на лице выражение веселья. – Что? – спросила она. – Тебе будет предоставлен целый гардероб, Гермиона, – ухмыльнулся он ей и кивнул на две большие коробки на кровати. Гермиона склонила голову набок в явном удивлении. – Я знала, что вы собираетесь предоставить мне костюм, сэр, – подбирая слова, сказала она. – Но я не думала, что вы будете одевать меня на каждую встречу или свидание. Ухмылка Люциуса превратилась в широкую улыбку. – Но Гермиона. Ты ведь подписала бумагу, которая дает мне разрешение выбирать для тебя наряды в тех ситуациях, когда ты подчиняешься мне. И ты согласилась подчиняться мне во время подготовки к ужину этим вечером. – Я… – она умолкла, осознавая его слова. – Ох, хорошо. Я не буду спорить с моим Господином, – она покачала головой со смиренной улыбкой. – Вы меня подловили, – добавила она поддразнивающим тоном. – Я на миг забыла, что вы слизеринец. Он усмехнулся и, осторожно приобняв Гермиону за талию, притянул к себе. Прижавшись губами к ее губам, он впервые за вечер вкусил ее поцелуй. Отстранившись, он с удовлетворением заметил зажегшуюся в ее взгляде страсть, а затем повел ее в ванную. – Твое подчинение начнется с того, что я искупаю тебя, моя дорогая, – сказал он, пока Гермиона остановилась, чтобы полюбоваться экстравагантной туалетной комнатой. Ее взгляд задержался на огромной медной ванне с ножками в виде когтистых лап. Снаружи она была покрыта патиной. Это был броский предмет интерьера, и Люциус знал это. В этой комнате совсем недавно был сделан ремонт, и он был рад, что Гермионе, судя по всему, понравилась обстановка. В следующий миг, когда он посмотрел на нее, его голос и взгляд изменились. – Разденься, Куколка. Медленно. Гермиона тяжело сглотнула, и ее сердце тут же заколотилось с удвоенной скоростью. – Сегодня мне снова предстоит познать всю прелесть отсроченного удовольствия, не так ли, сэр? – без обиняков выпалила она, отчего Люциус запрокинул голову в торжествующем веселье. – Обещаю не быть с тобой столь же строгим, каким был на прошлой неделе, моя дорогая, – поддразнил он ее, вытерев уголок глаза, а затем обхватил ее лицо ладонями. Они были такими большими, что вся ее голова почти поместилась в них. Люциус нежно поцеловал ее в лоб, отчего Гермиона почувствовала себя особенной. Его смешки утихли, и она закрыла глаза и прильнула к нему. – Сейчас ведь праздник, в конце концов. А ты была такой хорошей девочкой в пятницу, – его голос снова стал глуше, когда он похвалил ее, и Гермиона ощутила прилив возбуждения и сразу же за этим – теплую влагу в трусиках. Люциус отпустил ее и сделал шаг назад. – Святая Цирцея, – прошептала она. Не открывая глаз, она сделала глубокий вздох, беря себя в руки, после чего открыла их и начала раздеваться. Взгляд Люциуса опустился на ее руки, расстегивающие блузку у ворота. Он медленно обошел Гермиону по кругу, после чего прислонился к стойке, скрестив лодыжки. Большим и указательным пальцами он потер подбородок и коснулся губ, жадно наблюдая, как она раздевается. Пристально глядя на нее, он то и дело переводил взгляд на колье, которое сегодня заколдовал так, чтобы оно выглядело чокером из розового золота. Гермиона была рада увидеть, что на его брюках прямо у нее глазах росла выпуклость. В какой-то момент, пока она раздевалась, Люциус махнул палочкой в сторону ванны, которая тут же наполнилась водой. Когда Гермиона наконец оказалась обнаженной, он не сказал ничего. Просто протянул ей руку ладонью вверх, предлагая вложить в нее свою. Ощущения были невероятными – от осознания того, что обнажена была лишь она, а особенно от того, что его внимание было полностью сосредоточено на ней. Не обращая внимания на свой дискомфорт, она последовала его невербальному приказу переступить через край ванной и сесть в воду, которая – конечно же – оказалась идеальной температуры. Опустившись в воду, Гермиона издала стон: ощущения были потрясающими. Она провела рукой по волосам и собрала их в узел на макушке, после чего откинула голову на изогнутую кромку медной ванны. Снова переведя взгляд на своего Господина, она почувствовала, что краснеет под его взглядом, выражающим неприкрытое желание. – Вы присоединитесь ко мне, сэр? – пробормотала она, опустив взгляд, и ее ресницы веером легли на порозовевшие щеки. – Нет, мисс Грейнджер, – мягко ответил Люциус. Она снова внимательно посмотрела на него и с удивлением обнаружила, что он закатал рукава до середины предплечья. – Я хочу вымыть твои волосы, – он жестом показал ей сместиться в ванной немного вперед так, чтобы волосы окунулись в воду и не свисали над полом. Пододвинув вычурный деревянный стул, Люциус сел в изголовье ванной возле столика, на котором находились все необходимые приспособления. Протянув руку, он слегка приподнял ее подбородок, после чего аккуратно вылил на голову первый серебряный кувшин воды. А затем еще один и еще, пока ее локоны не потяжелели от влаги. Затем после паузы ей в волосы зарылись скользкие от шампуня руки, начав массировать кожу головы. Гермиона тихонько постанывала от удовольствия, пока Люциус, не торопясь, вымыл ее волосы, а затем нанес кондиционер. Он помассировал виски, голову и шею, скользнув пальцами под украшением, которое указывало на то, что она принадлежит ему. Это заставляло ее ощущать себя маленьким ребенком, о которым нужно было заботиться. У Гермионы промелькнула шальная мысль, что от этого она должна была бы почувствовать себя глупо, но в действительности в голове засело лишь одно – «ее обожают». Конечно же, она читала об этом аспекте подчинения. Однако она никогда бы не подумала, что испытает нечто подобное с Люциусом. Насколько она понимала, такое было возможно лишь в отношениях, где не последнее место играет эмоциональная взаимосвязь Доминанта и нижней. Именно это и нравилось Люциусу больше всего из всех аспектов отношений с нижней, носящей его ошейник. Во время импровизированных сессий со случайными нижними в клубе эмоциональная связь зачастую отходила на второй план. Конечно, он заботился о них после: массаж, кремы, исцеляющие зелья, одеяла, вода, еда, объятия – однако же эмоциональная сторона этой заботы отсутствовала. А Люциусу такие вот простые действия доставляли не меньше удовольствия, чем само доминирование. Именно это позволяло ему контролировать повседневную жизнь других людей. Чтобы достичь подобного уровня доверия требовалось время, терпение и взаимное понимание. Сегодня у Гермионы был первый подобный опыт, поэтому должна была присутствовать неловкость, однако же ее не было. И причиной тому был не только тот уровень взаимопонимания, которого им удалось достичь за последние пару месяцев. Неловкости не было из-за их совместимости. Готова она была это признать или нет, но они невероятно хорошо друг другу подходили. Закончив с ее волосами, он собрал их на макушке и закрепил там несколькими заклинаниями. Затем он намочил и намылил мочалку. Заведя одну руку ей под шею, он кончиками пальцев, легонько надавив, приподнял ее подбородок. Уложив ее голову на сгиб своей руки, он скользнул мочалкой между ее грудей. Это ее возбуждало, о чем свидетельствовало ее участившееся дыхание и напрягшиеся соски. Стоически игнорируя напряжение в брюках, он продолжил методически мыть Гермиону, повторно намыливая мочалку по мере необходимости. Он приказал ей встать и повернуться к нему лицом, после чего провел мочалкой по животу ниже к бедрам, а затем нежно коснулся лобка. Он подавил смешок, когда она сжала руки в кулаки и со стоном запрокинула голову. Когда она снова села, оказавшись спиной к нему, он ополоснул кувшином верхнюю половину ее тела и окунул руку в горячую воду, чтобы добраться до нижней половины. Гермиона сладостно вздрогнула, и тишину нарушили ее тихие вздохи удовольствия. За всё это время единственными словами, что Люциус произносил, были лишь мягкие указания. Чувственное напряжение в ее теле нарастало, и Малфой счел, что ему стоит проявить к ней снисхождение и помочь сбросить это напряжение. Он прижался щекой к влажным волосам сбоку так, чтобы произнесенные его глубоким тенором слова достигли ее уха, а губы при этом нежно задевали его сверху. Обхватив левой рукой ее грудь, он скользнул вниз по влажной коже и начал дразнить напряженные соски, в то время как его вторая рука скрылась под водой и коснулась промежности. – Тебе это нравится, не так ли, принцесса? – пробормотал он, оттянув и перекатив пальцами сосок, отчего Гермиона громко ахнула и выгнулась навстречу его руке. – Да, сэр, – задыхаясь, ответила она. – Скажи мне, что именно тебе нравится, моя дорогая, – потребовал он, скользнув правой рукой еще ниже. Она повела бедрами, пытаясь заставить его пальцы быстрее добраться до желанной цели. – То, что от этого я чувствую себя желанной, – прошептала она и вздрогнула, когда два его пальца раздвинули половые губы и провели по шелковистой гладкой плоти. – И? – И обожаемой, – едва слышно ответила она. – Да-а-а, – протянул он ей на ухо и, скользнув пальцами обратно к капюшону клитора, дотронулся до средоточия нервных окончаний. – М-м-м! – Гермиона прикусила губу, прижимаясь головой к нему, ища его ласки и внимания. Ей хотелось ощутить его поцелуи на щеке, шее и губах, пока он играл с ее телом, словно на настроенной скрипке. – Как твой Доминант, я всегда буду прикладывать усилия, чтобы ты чувствовала себя обожаемой. Так и есть всегда, и это самое главное, – пробормотал Люциус. – Даже во время наказаний. Даже когда тебе запрещено кончать, ты все равно обожаема. Когда ты подчиняешься мне, ты являешь центром моей вселенной. И все мои действия сведены лишь к одному – заботе о твоих нуждах. Всех твоих нуждах: базовых, эмоциональных, плотских, – его пальцы двигались все быстрее и быстрее. Губы все еще находились возле ее уха, а язык вытянулся, чтобы попробовать на вкус чистую кожу, воду и капельку соленого пота. Он положил левую руку ей на грудь и сжал, удерживая на месте Гермиону, чьи бедра дергались от его мучительных ласк. – Ты обожаема, моя дорогая, – продолжил он. – Я боготворю тебя. Ты воплощение моих желаний. Ты научишься быть той единственной, что мне нужна, а я научусь быть тем единственным, что нужен тебе. Ее стоны становились все отчаяннее, а тело начало неистово дрожать. – Кончай для меня, Куколка. Произнеси мое имя. – О боже, – простонала она, услышав его приказ, и ее тело разлетелось на осколки в его руках. – Люциус! – воскликнула она. Эмоции смешались, а сердце колотилось. «Разбита» – единственное слово, которое пришло ей в голову. Он полностью разрушил ее своей заботой. Всей своей заботой: ванная, его слова, его действия. Она обмякла, расслабившись в его руках. И не понимала, почему на глаза навернулись слезы, хотя и не пыталась побороть их. Люциус скользнул правой рукой по ее телу вверх к подбородку, приподнял его и повернул ее голову к себе. Она ожидала обнаружить на его лице выражение самодовольства из-за того, что он заставил ее растаять от удовлетворения. Вместо этого в его затуманенных глазах виднелись чувства, которые мгновенно исчезли, когда он моргнул. И вместо них появилась удовлетворенная ухмылка, которую Гермиона и ожидала увидеть. Он коснулся ее губ поцелуем, и она выдохнула ему в рот, а его большой палец смахнул слезы, которые пролились сами по себе, без ее контроля. – Ты прекрасна, – пробормотал он ей в губы. Разорвав поцелуй, он помог Гермионе лечь обратно в ванну. Приобняв ее одной рукой и положив ладонь на ключицы, он прижался щекой к ее макушке, ожидая, пока она восстановит дыхание. А затем снова нежно поцеловал ее волосы. – Сейчас я тебя оставлю. Моя эльфийка, Тинни, будет с тобой, чтобы помочь одеться и приготовиться к ужину. Я пришлю ее к тебе через несколько минут. Можешь полежать в воде и расслабиться до ее прихода, – он встал, и Гермиона подняла на него взгляд. Легкая улыбка коснулась ее губ. – И что означает этот взгляд, мисс Грейнджер? – он поднял бровь, и мимолетная усмешка искривила его губы. Выражение лица Гермионы заставило его ощутить себя обнаженным – уязвимым. – Это благодарность, сэр, – пробормотала она. – Спасибо вам. Он замер с легким удивлением на лице, а затем там появилась искренняя улыбка. Ему следовало догадаться, что она скажет что-то милое. Она и сама была милой. – Всегда пожалуйста, Куколка. Увидимся через сорок пять минут. Она что-то промычала в знак согласия и откинула голову на край ванны, удовлетворенно закрыв глаза. Люциус в последний раз окинул ее долгим взглядом, а затем ушел, чтобы самому подготовиться к вечеру. Через несколько минут с привычным громким хлопком в комнате появилась прелестная маленькая эльфийка. У нее в руках было большое толстое полотенце. Когда Гермиона подскочила, испуганная звуком, эльфийка цокнула языком. – Идти, маленькая мисс, – она щелкнула пальцами, и полотенце развернулось, оказавшись во весь рост Гермионы. – Мы иметь мало времени. Хозяин ожидать, что вы будете выглядеть совершенство. Гермионе потребовалось усилие, чтобы не захихикать от властности эльфийки. И на задворках сознания промелькнула мысль: «Может быть, люди тоже так же относятся и ко мне? Властность и дерзость, заключенные в миниатюрную форму». Веселость Гермионы только возросла, когда Тинни (эльфийка представилась, когда она спросила ее про имя) продолжила щелкать пальцами, скача вокруг нее, пока она вытиралась, мазалась лосьоном, одевалась, причесывалась и завивала свои кудри, пытаясь приручить их. Результат оказался действительно потрясающим. Гермиона в шоке уставилась в вычурное ростовое зеркало. Она выглядела утонченно, но современно. Люциус не стал выряжать ее в традиционную ведьминскую мантию, а вместо этого подготовил для нее праздничное платье, похожее на магловское коктейльное. Оно было черным, отделанным золотом, напоминающим блестки, имело длинные рукава и низкий круглый вырез сзади. Платье доходило до середины бедра и облегало грудь и задницу, при этом не удешевляя образ. Благодаря длине платья и вырезу на спине Гермиона чувствовала себя невероятно сексуальной. Из-за открытой спины ей пришлось обойтись без лифчика, но на ней были черные трусики-стринги, пояс с подвязками и прозрачные чулки. Пояс был заколдован так, чтобы сидеть низко на бедрах и не выглядывать из-под выреза на платье. На ногах была удобная пара туфель на высоких каблуках. После минутного раздумья Гермиона коснулась палочкой чокера и расширила его, превратив в толстый золотой с маленькой подвеской, на которой виднелся герб Малфоев. Других украшений на ней не было – она не видела в них необходимости. Каштановые волосы Гермионы были выпрямлены (что было удивительно – ей явно придется умолять Тинни подсказать ей заклинание) и доходили до бедер, пока эльфийка не собрала их и не заплела в толстую французскую косу, проходящую по левой стороне головы. Возле уха волосы были завязаны в узел и далее, распущенные, спадали до талии. Пара свободных прядок обрамляла лицо. Макияж был неброским за исключением светлых «смоки айс» и ярко-красной помады. Прочитав название оттенка, она рассмеялась – «Зачарованная». Она как раз крутилась перед зеркалом, пытаясь понять, действительно ли там отражалась Гермиона Грейнджер, как ее внимание привлекло чье-то покашливание. Она быстро обернулась и обнаружила Люциуса, стоящего в дверях. На нем была полностью черная, явно сшитая на заказ, мантия, выглядящая как с обложки журнала. Его волосы были стянуты сзади у основания шеи кожаным шнурком. Она поняла, что ей пришлось приложить усилия, чтобы тупо не пялиться на него. Как бы то ни было, ее мозг уже второй раз за вечер просто отключился. – Ты прекрасно выглядишь! – воскликнула она и быстро пересекла комнату, совершенно не обращая внимания на то, как он буквально пожирал ее взглядом. Протянув руку, чтобы поправить его галстук-бабочку, Гермиона также убрала со лба выбившуюся прядку волос. – Сегодня я счастливица, Люциус Малфой! Увидев выражение приятного удивления у него на лице, она нежно улыбнулась ему. – Думаю, если кому-то и повезло, то это мне, – сказал он полным желания голосом. – Я хочу, чтобы ты сделала три шага назад, Куколка, и медленно покрутилась. Покажи своему Господину, насколько ты готова для него этим вечером. Дыхание Гермионы мгновенно участилось, стоило вожделению охватить ее. Она тяжело сглотнула, делая три шага назад и выполняя его приказ. Повернувшись к нему спиной, она услышала, как он одобрительно выдохнул, и все ее тело покрылось мурашками. Особенно, когда ее медленный пируэт прервало прикосновение кончиков пальцев, проведших по спине, и поцелуй в шею прямо над ошейником. – Просто потрясающе, моя дорогая, – хрипло проговорил он ей в правое ухо. – Сегодня в ресторане мне будут завидовать больше всех. Гермиона усмехнулась, опираясь спиной на его грудь. – Значит, мы будем той еще парочкой, сэр, – хрипло поддразнила она его. – Думаю, мне придется направо и налево бросаться проклятиями в дамочек, которые не смогут отвести от вас глаз. Она обернулась на него через плечо, хитро улыбнувшись. Люциус застонал и прижался лбом к ее виску, после чего легонько поцеловал ее в щеку. – Как бы мне ни хотелось полностью отменить ужин и взять тебя прямо здесь и сейчас, боюсь, мы все же умрем с голоду. Наш вечер только начинается. Идем, дорогая, нам пора.***
Гермиона ни разу не была в «Амортенции». Будучи человеком экономным и практичным, она не желала тратить деньги на дорогую еду. Очевидно, ее Доминант не имел подобных предубеждений, поэтому она лишь покачала головой, увидев всю экстравагантность этого эксклюзивного заведения. Оглядевшись по сторонам, она поняла, что переполненный ресторан возбужденно гудел. Все столики были заняты, а бутылки шампанского летали между посетителями, наполняя даже те бокалы, из которых был отпит лишь глоток. В конце концов, был канун Нового года, и празднование было в самом разгаре. Невысокий полный волшебник с сильным французским акцентом и навощенными усиками, которые напомнили Гермионе о Капитане Крюке, проводил их с Люциусом через боковую дверь во внутренний дворик. Оттуда открывался потрясающий вид на Темзу и пологие холмы за ней. Гермиона не смогла скрыть своего замешательства, и Люциус тут же пояснил, что пространство было зачаровано. Их усадили за маленький столик на двоих, и Гермиона не смогла удержаться от комментария, что они были тут одни. Люциус улыбнулся, располагаясь напротив нее. – Я устроил так, чтобы у нас было личное пространство. Я хочу, чтобы у нас была возможность говорить свободно без риска, что нас подслушают. Гермиона мягко улыбнулась, напомнив самой себе, что не стоило удивляться размеру кошелька и широким замашкам сидящего напротив нее мужчины. В конце концов, это ведь Люциус Малфой. Люциус заказал шампанское и устрицы с легкостью и изяществом человека, пребывающего в своей стихии. Поймав ее задумчивый взгляд, он поднял левую бровь, и его глаза блеснули. – В чем дело, мисс Грейнджер? Меня интригует выражение твоего лица. Она ответила не сразу, и он добавил с ободряющей улыбкой: – Сегодня наш воскресный ужин, Гермиона. Прямо сейчас ты мне не подчиняешься. Во время воскресных ужинов мы просто друзья. Мы отходим от ограничений, наложенных нашим соглашением. Гермиона улыбнулась. – Иногда ты сбиваешь меня с толку… вот и всё. – Что ж, теперь я и впрямь заинтригован, – он наклонился вперед, пристально глядя на нее. Гермиона собралась ответить, но вернулся официант с шампанским и огромной тарелкой охлажденных устриц с дольками лимона. Когда бокалы были наполнены, Люциус поднял свой и с ухмылкой произнес тост: – За прекрасную девушку, которая интригует. Гермиона рассмеялась, но быстро нашлась с ответом: – За мужчину, который сбивает с толку. Люциус усмехнулся. – Ты любишь устриц, Гермиона? Она пожала плечами. – Однажды я пила шот с устрицей. Когда она проскользнула мне в горло, я ощутила лишь вкус алкоголя. – Что ж, смотри и учись, – Люциус взял дольку лимона и, выжав сок в устрицу, опрокинул раковину в рот и проглотил. Улыбнувшись, он прошептал: «Великолепно» – и, подмигнув, взял бокал с шампанским. Гермиона подняла бровь. – Что ж, ну ладно. Люциус наблюдал, как она, прикусив нижнюю губу, выжала лимон на устрицу. Он словно невзначай прикрыл рот рукой, чтобы скрыть улыбку, возникшую при виде решимости у нее на лице. Она выглядела так, словно собиралась добавить какой-то ингредиент в зелье. Гермиона подняла на него взгляд, опрокинула раковину в рот и целиком проглотила устрицу. Воздев глаза к потолку, она сосредоточилась на вкусе. – Хм-м-м, на вкус как лимон и соль. Люциус пожал плечами. – Что ж, к ним нужно привыкнуть. Драко их терпеть не может, – он проглотил еще одну устрицу, наблюдая, как Гермиона потягивает шампанское. – Итак, расскажи мне, что ты имела в виду, когда говорила, что я сбиваю тебя с толку. Гермиона съела еще устрицу и откинулась назад на стуле. – Думаю, что я просто начинаю узнавать тебя получше, Люциус. Ты удивил меня сегодня. Ванна. Это было неожиданно, и… ну… так делают все Доминанты? Люциус тщательно обдумал свой ответ. После минутного раздумья он наклонился вперед с игривой ухмылкой, глядя на Гермиону потемневшим взглядом. – Не скажу за всех Доминантов, но лично я тщательно оберегаю то, что принадлежит мне. И ты, моя дорогая, являешься истинной драгоценностью, которую я намерен упаковать, увековечить, увлечь, учить, усмирять, увещевать, услаждать, угождать и самое важное – ублажать, – каждое последующее слово он произносил с большим нажимом, чем предыдущее, жадно пожирая Гермиону глазами. Она ощутила, как по телу прошла волна жара, остановившись в затрепетавшем лоне. Она глубоко вздохнула и машинально протянула руку, что погладить подвеску на ошейнике. – Вот видишь? Именно это я и имела в виду. Иногда то, что ты говоришь и делаешь, удивляет меня… в самом наилучшем смысле этого слова, Люциус, – она сделала глоток шампанского, наслаждаясь тем, как пузырьки ласкали ее язык. – И, хотя я всегда знала, что ты человек состоятельный и живешь в мире особняков, домовых эльфов и всего самого лучшего… – она замолчала и обвела рукой ресторан в подтверждение своих слов. – Все равно это слегка… ошеломляет. Сегодня я была немного сбита с толку. Люциус смотрел на нее, обдумывая ее слова. – Тебя беспокоит это? Мой образ жизни? Из-за моих денег ты чувствуешь себя некомфортно? Гермиона тепло улыбнулась. – Нет, Люциус. В этом весь ты. Это не мой мир, а твой, и мне приятно ненадолго окунуться туда… по многим причинам. Мне очень повезло, что ты мой друг и Доминант. Люциус тяжело сглотнул и отпил из своего бокала. Он внезапно ощутил тепло в груди, и его охватила невероятная нежность по отношению к Гермионе. Он заговорил тихо и слегка неуверенно. – А меня порой сбивают с толку твоя честность и доброта. Подобное в новинку для меня… и это греет душу. Гермиона сама не поняла, почему, но слова Люциуса тронули ее, и ей ужасно захотелось вскочить и, обежав стол, броситься к нему в объятия. Она уже собиралась протянуть руку и коснуться его руки, как вдруг вновь возник официант. – Месье, мадмуазель, праздничное меню… Гермиона слушала официанта вполуха, наблюдая, как Люциус легко общается с ним, заказывая закуски на безупречном французском. Когда официант удалился, Малфой заметил, что Гермиона смотрит на него. – Что? – спросил он с пытливой усмешкой. – Ты бегло говоришь по-французски. А другие языки знаешь? – Только итальянский и немецкий, – небрежно ответил он и продолжил: – Абраксас, мой отец, был весьма разочарован тем, что я выучил только три иностранных языка. Он говорил на пяти, а моя мать на четырех. – Зачем нужно столько иностранных языков? Люциус пожал плечами. – Общение – это ключ к пониманию, а, если ты хочешь манипулировать людьми и заставлять их подчиняться твоей воле, тебе нужно понимать их, – заметив выражение шока на лице Гермионы, он добавил: – Это мнение моего отца, не мое. Гермиона подняла бровь, пригубив шампанское из только что заново наполненного бокала. – И тем не менее, похоже, этот урок ты усвоил хорошо. У тебя отлично получается заставлять людей подчиняться тебе, – Гермиона не намеревалась ни на что намекать, но тут же покраснела, едва слова сорвались с ее губ. Люциус усмехнулся, потирая нижнюю губу указательным пальцем. Гермиона поймала себя на том, что ее взгляд привлекло это движение и, как следствие, она стала смотреть на его губы. Но его слова снова заставили взглянуть ему в глаза. С поддразнивающей усмешкой он шутливо произнес: – Сочту за комплимент. В глазах Гермионы все еще светился вопрос, и Люциус продолжил: – Задача всех Малфоев состоит в том, чтобы продвигать интересы семьи и увеличивать капитал. «Малфой Энтерпрайзис» была основана моим прадедом. Теперь это моя работа – как когда-то была работой моего отца и его отца – расширять бизнес и, соответственно, увеличивать прибыль. Язык является инструментом, который помогает в этом и дает дополнительные возможности. Гермиона коротко усмехнулась. – Что ж, похоже, ты прекрасно справляешься, и наверняка отец гордился бы тобой, даже несмотря на твою языковую ограниченность, – последнее Гермиона произнесла с лукавой улыбкой. Люциус опустил взгляд, поправляя салфетку. – Мой отец вряд ли признал бы, что гордится хоть кем-то. Неважно, каковы были успехи – всегда можно добиться большего. Гермиона помолчала, удивленная его неуверенностью, когда он разорвал зрительный контакт с ней и поёрзал. Шампанское придало ей храбрости, поэтому она ляпнула, сама не осознавая, что говорит: – А что насчет Драко? Сколько языков знает он? Ты тоже давишь на него, как твой отец давил на тебя? Люциус сделал глоток шампанского, прежде чем снова встретиться с ней взглядом. – Долгое время я очень походил на отца. К сожалению, должен признать, что Драко испытывал то же давление, что и все Малфои, на протяжении достаточно долгого времени. Гермиона ничего не ответила, надеясь, что Люциус продолжит. Он глубоко вдохнул и длинно выдохнул. – Война… Она изменила мои взгляды на многие вещи, Гермиона, – он понимающе взглянул на нее. – Я больше не давлю на Драко так, как давили на меня. Он должен избрать свой собственный путь и идти по нему. Я не стану принуждать его к нежеланному браку или к выбору профессии, к которой он не расположен. На этот раз Гермиона не стала колебаться: она потянулась и взяла его за руку. – Ты хороший человек и хороший отец, Люциус. Очевидно, что вы с Драко близки, и он тебя очень любит. Гермиона заметила, как глаза Люциуса влажно блеснули, и решила, что разговор оказался слишком тяжелым для него. Она на мгновение крепко сжала его руку и широко улыбнулась. – Так где же ты выучил все эти языки? Их не преподавали в Хогвартсе… по крайней мере, когда я там училась, такого не было. Люциус пожал плечами. – Каждое лето я проводил за границей с друзьями семьи и деловыми партнерами. Языки усваиваются довольно быстро, когда ты погружен в эту среду. Гермиона улыбнулась и убрала руку. – Да, думаю, так и есть, – она заговорщицки ухмыльнулась. – Кстати о Драко… Расскажи мне какие-нибудь постыдные байки о нем, чтобы я могла потом всласть над ним поиздеваться. Сменить тему было удачным ходом. Уже через несколько минут Люциус от души смеялся, рассказывая истории из детства Драко. Гермиона была тронута явной любовью Малфоя к своему сыну, а также поняла, что тот был прекрасным рассказчиком. Он недоуменно качал головой, повествуя о том, как Драко был одержим модой, когда был моложе. – Они с матерью обошли все французские и итальянские бутики. Он всегда советовал Нарциссе, в чем она выглядела лучше всего, – Люциус бросил взгляд на реку. – Я был уверен, что он гомосексуален, и, конечно, ужаснулся. Поэтому подтолкнул его к мужским интересам. Гермиона не сумела сохранить невозмутимое выражение на лице. – Многие гетеросексуальные мужчины любят моду, Люциус. Он с сомнением поднял бровь, глядя на нее со скептической ухмылкой. Гермиона хихикнула. – Ну, учитывая мой личный опыт с ним, ты беспокоился зря. – Да, он не подкачал, – после короткой паузы Люциус добавил: – Однако я изменил свое мнение и по этому вопросу тоже. Я просто хочу, чтобы мой сын обрел счастье – неважно, с кем. Если у войны и был какой-то хороший итог, так это то, что я избавился от результатов промывки мозгов, устроенной мне моими предками. Гермиона ни на секунду не усомнилась в его искренности, но не смогла удержаться от вопроса: – А что, если у него не будет наследника? Взглянув ей в глаза, Люциус ответил: – А кто сказал, что я не женюсь снова и не заведу еще детей? Как раз в этот момент снова появился официант с их закусками. Гермиона была рада отвлечься от странного щемящего чувства в душе, которое вызвали слова Люциуса. Она сделала глоток шампанского, пытаясь отбросить волнение, пока официант расставлял перед ними тарелки. «Люциус твой друг, Гермиона. Если он будет счастлив, то и ты должна быть счастлива, а не беспокоиться. Он не может вечно оставаться твоим Доминантом: его жизнь пойдет своим чередом, как и твоя». – Всё в порядке? Гермиона вскинула взгляд, вырванная из своих размышлений. – Ох, да. Просто любуюсь едой. Она выглядит слишком шикарно, чтобы ее есть! – она надеялась, что ее слова прозвучат убедительно. Люциус улыбнулся. – Что ж, могу тебя заверить, на вкус она даже лучше, чем выглядит, – произнеся это, он опустил свой голодный взгляд к ее груди, виднеющейся в декольте, а затем снова перевел его на ее губы и глаза. Гермиона сразу же поняла его намек, и у нее возникло внезапное желание все же пропустить ужин. Она застенчиво улыбнулась, понимая, что не находит слов. Люциус слегка сощурился. – Моя дорогая, что такое? Ты покраснела. Она взяла вилку. «Соберись, Гермиона». – Я в порядке. Кажется, шампанское ударило мне в голову. «Конечно, всё дело в этом. В шампанском». – Уверена, что эта восхитительная еда снова приведет меня в чувство. Люциус тепло улыбнулся. – Что ж, в таком случае… bon appétit.