Мисс Дорее К. Поттер, улица Тисовая, дом четыре, город Литтл Уингинг, графство Суррей
Подрагивающим пальцем Дора провела по размашистой «К.». Её редко называли полным именем – разве что совсем посторонние или тётя, когда хотела отругать, - а уж людей, которые знали бы её второе имя, Корнелия, можно было пересчитать по пальцам, причём хватило бы одной руки. Конверт был тяжёлый и толстый, но на нём не было ни единой марки или штемпеля, так что просто удивительно, как почтальон не вернул его обратно в отделение. - Ты что там, уснула? – крикнул из кухни дядя Вернон. – Поживее, принеси мне газету! Дора от испуга чуть не выронила конверт. Меньше секунды она раздумывала над тем, что делать дальше, а после решительно задрала футболку и сунула письмо за ремень джинсов, надёжно скрывая от посторонних глаз. - Ты что – проверяла, нет ли в письмах взрывчатки? – уточнил дядя Вернон, когда Дора положила письма и газету на стол перед ним, и расхохотался собственной остроте. Кисло улыбнувшись в ответ, Дора подошла к плите, чтобы положить себе каши. Двигаться приходилось очень осторожно, так как таинственный конверт жёг ей живот. Она не знала, почему не показала конверт дяде или тёте, но нутром чуяла, что этого делать не стоит. В конце концов, до сих пор у неё не было ничего своего, и если вдруг кто-то – кто бы то ни был, подумала она, - решил писать ей письма, Дурсли будут явно не слишком довольны. Дядя Вернон одним движением открыл первый конверт, вытащил из него счёт, недовольно засопел и начал изучать открытку. - Твоя тётя Мардж заболела, - сообщил он Дадли. – Съела какое-то экзотическое местное блюдо. Покончив с письмами, дядя развернул газету и, полностью скрывшись за ней, принялся изучать передовицу. Сидя напротив, Дора неспешно поглощала кашу, между делом приглядываясь к кроссворду на последней странице и гадая, какой из народов Эфиопии наиболее многочисленный (2). Сидя бок о бок с Дадли, она чувствовала, как конверт потихоньку сдвигается всё выше и выше, грозя вот-вот выпасть из-за ремня. Но, не успела она задуматься о том, как максимально незаметно для кузена его поправить, как дядя Вернон внезапно испустил странный булькающий звук. Он опустил газету, и Дора увидела, что лицо у дяди красное как переспевший помидор. - Петуния! – взревел он так, что не только Дора, но и Дадли подскочил, а уж это при его внушительных габаритах казалось почти что невозможным. Вбежавшая в кухню тётя Петуния первым делом обратила обвиняющий взгляд водянисто-голубых глаз на Дору, но, не обнаружив видимых невооружённым глазом нарушений порядка, обернулась к мужу, с которым, похоже, случился припадок ярости. - Ты только послушай! – продолжал громыхать дядя Вернон. – Нет, ты только послушай! Тряхнув газетой в воздухе так, будто пытался согнать ползающее по страницам омерзительное насекомое, он угрожающим тоном зачитал выдержку из статьи: - «По результатам опроса среди населения, Великобритания занимает тридцать четвёртое место в мире по показателям всемирного индекса счастья». Тридцать четвёртое! – возопил он, бросив газету на столешницу. – Среди кого проводился этот опрос – среди чёртовых либералов?! Уяснив, наконец, в чём дело, тётя, как показалось Доре, вздохнула с неподдельным облегчением. - Что это за индекс, дядя? – спросила она, не успев прикусить язык, но патриотические чувства дяди были задеты слишком глубоко, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. - Очередное дурацкое исследование наших обожаемых социологов! – рявкнул он, стискивая громадные мясистые кулаки. – Они ходят от дома к дому как городские нищие и выспрашивают, насколько всякие пьяницы и безработные бездари довольны своей жизнью в нашей великой стране! Он хватил кулаком по столу, и тётя Петуния тихо и быстро предложила: - Заварю-ка я чаю, Вернон, дорогой… Дора, подперев подбородок кулаком, задумалась. Она имела довольно смутное представление о том, чем занимаются по роду службы социологи, но ей отчего-то показалось, что, сравнивая их с бездомными, дядя сильно преувеличивает. Хотя, если говорить совсем откровенно, то категория «нищих бездарей» в понимании дяди была очень обширной и включала в себя не только людей, оставшихся без крыши над головой или постоянного заработка, но и подростков, громко слушающих музыку в своих автомобилях без крыши (Дора не любила слово «кабриолет»), футбольных фанатов из паба на улице Глициний и просто странно одетых людей, которые часто встречались им в Лондоне. Последний такой случай произошёл совсем недавно, в пасхальные каникулы, когда класс Доры и Дадли отправился в город, чтобы посмотреть представление в кукольном театре. Спектакль, рассказывающий об отважном Робине-лучнике, Доре очень понравился, но вот после, когда класс направлялся домой, приключилось нечто настолько странное, что казалось почти невозможным. Они уже спустились в подземку и стояли на станции в ожидании поезда, как вдруг внимание Доры привлёк какой-то странный шум. Завертев головой в поисках источника, она обернулась и увидела чуть в стороне высокого мужчину с волосами рыжими как пламя, надо лбом которого, тем не менее, уже поблёскивали изрядные залысины. Он смотрел на Дору настолько пристально, что она смутилась и поспешно прижалась к ноге тёти Петунии, которая, не замечая странных взглядов мужчины, о чём-то мило беседовала с матерью Норы. Между тем незнакомец продолжал приглядываться к Доре и, глазами задержавшись на шраме у неё на лбу, внезапно вздрогнул. - Мерлинова борода… - выдохнул он. – Да ты ведь Дорея Поттер!.. Дора даже кивнуть не успела, как рыжий господин вдруг вскрикнул так громко, что на них обернулись все находившиеся на платформе пассажиры, а после вдруг упал на колени и протянул руки к Доре, намереваясь то ли обнять её, то ли ещё неизвестно что сделать. В любом случае, осуществить задуманное ему не удалось, поскольку тётя Петуния с такой силой дёрнула племянницу назад, что едва не вывихнула плечо. А в следующую секунду женщины на платформе, возглавляемые тётей и учительницей миссис Голдсмит, подняли такой крик, что мужчина вскочил на ноги с удивительной для его роста быстротой и попятился, уворачиваясь от угрожающе вскинутой трости бабушки Дэйви Грэма. На какое-то мгновение Доре стало даже жалко занятного незнакомца, но тут как раз подошёл состав, и тётя быстро запихнула их с Дадли в вагон. После обеда дядя, прихватив газету, ушёл в клуб, чтобы поделиться с компатриотами прискорбной новостью об индексе счастья и позорном поражении Британии в гонке за лидерство. Дадли ушёл к себе играть в компьютерные игры, а тётя Петуния уселась в гостиной смотреть свой любимый сериал, предварительно спровадив Дору в спальню, поскольку в двух эпизодах, показанных на прошлой неделе, герои на экране целовались. Сама Дора этого не видела – в самый ответственный момент тётя предусмотрительно закрыла ей глаза ладонью, - но позже слышала, как тётя Петуния по телефону рассказывала своей подруге Ивонн о том, что главные герои Ричард и Эстелла не только наконец-то поцеловались, но даже ты сама понимаешь. Что именно должна понять тётина подруга, Дора не знала, но сейчас было важно лишь то, что она наконец получила долгожданную свободу и теперь могла в тишине изучить пришедшее ей письмо. Поднявшись в свою комнату, она закрыла дверь, досадуя, что не может запереться на ключ, села на кровать и достала из-за пазухи письмо, решив прежде внимательно рассмотреть. Как ей и показалось вначале, марок на конверте не было, зато на обороте обнаружилась восковая печать – так запечатывали послания в старинных романах. Дора задумчиво поскребла ногтем пурпурный воск. Печать была украшена чем-то вроде герба – большая буква «эйч», окружённая изображениями льва, орла, барсука и змеи. Резко выдохнув, Дора переломила печать и замерла, оглушённая внезапно громким треском. Несколько мгновений она прислушивалась, не зазвучат ли в коридоре шаги тёти Петунии, но всё было тихо, и она осторожно раскрыла конверт, вытащив наружу два листа – таких же жёлтых и немного скользких на ощупь, как и конверт. В верхней части листа всё теми же зелёными чернилами было выведено:ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»
Дора разочарованно уронила руки на собственные колени. Стоило сразу догадаться, что это чья-то злая шутка. Должно быть, письмо подбросил Пирс или ещё кто-то из друзей Дадли – а может, и сам он, с него станется. Отбросив письмо на кровать, она зло тряхнула волосами. Надо же быть такой легковерной фантазёркой! Поднявшись на ноги, она вышла в коридор и поскреблась в дверь комнаты кузена. Ей пришлось постучаться трижды, прежде чем Дадли открыл. - Чего тебе? – спросил он, явно недовольный тем, что его отрывают от прохождения очередного уровня «Кровавой мясорубки-2». - Это ты написал мне дурацкое письмо? – без обиняков спросила Дора, уперев руки в бока и тем самым неосознанно скопировав любимую позу тёти Петунии. Дадли нахмурился. У него в голове, прямо под гладко лежащими светлыми волосами, явно шла какая-то неимоверно сложная мыслительная деятельность. - Какое ещё письмо? – спросил он наконец, и тут Дора внутренне запнулась. Что-то было не так. Не в Дадли, разумеется, и даже не в письме. - Никакое, - отмахнулась она, отступив на середину коридора. – Извини, я неудачно пошутила. И она вернулась к себе прежде, чем кузен успел ей хоть что-то ответить. Письмо по-прежнему лежало на кроватном покрывале, но выглядело теперь как-то укоризненно, будто всем своим видом пыталось показать Доре, что не заслужило столь неласкового обращения. Осторожно присев на край кровати, Дора подтянула письмо к себе и, разгладив, присмотрелась к нему внимательнее. Не к тексту, но к тому, как всё было написано. Письмо точно принёс почтальон, в этом Дора не сомневалась, но вот отсутствие марок и штемпелей порядком сбивало с толку. Кроме того, на конверте не было адреса отправителя – лишь загадочная восковая печать. И сам почерк… Слишком вычурный, слишком аккуратный – слишком взрослый, чтобы заподозрить Дадли или ещё кого-то в глупом розыгрыше. Решив не спешить с выводами, Дора поднесла письмо к глазам и принялась читать дальше, тихонько проговаривая написанное: - Директор: Альбус Дамблдор, кавалер ордена Мерлина I степени… Дальше шли какие-то непонятные сокращения, очевидно, перечислявшие множественные заслуги этого самого директора с непроизносимым именем, но Дора, напрягшись, всё же разобрала два слова, заставивших её сердце подскочить. Волшебник. Колдун. Едва поборов желание вновь отбросить письмо и отправиться к Дадли за объяснениями, Дора взяла себя в руки и продолжила читать, перейдя сразу к той строке, где было её имя: - Уважаемая мисс Поттер! Мы рады сообщить, что Вы зачислены в Школу чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются первого сентября. Ждём Вашу сову не позднее тридцать первого июля. С уважением, Минерва МакГонагалл, заместитель директора. Перечитав письмо трижды, Дора вынуждена была признать, что фантазии Дадли на такое попросту не хватит. Весь остаток дня она пребывала в растерянности, природу которой не могла объяснить даже самой себе. С одной стороны, можно было показать письмо тёте и дяде и попросить у них совета… Но стоило ли? Дора не знала. Возможно, это и в самом деле была шутка, просто чересчур замысловатый розыгрыш, но что-то внутри, сродни предчувствию, останавливало её всякий раз, когда она собиралась бросить злополучное письмо в мусорную корзину. Уже ночью она ворочалась с боку на бок в своей кровати, не в силах сомкнуть глаз. Письмо из Хогвартса, которое она после долгих раздумий всё же убрала в шкатулку, словно тихонько звало её из-под кровати. И тогда, глядя на полоску лунного света на ковре, Дора вдруг поняла – Трейси! Что, если поделиться с ней? Она, хоть и болтушка, но всё-таки неглупая и может посоветовать что-нибудь стоящее. Мысль была настолько простой, что Дора отбросила одеяло и вскочила на ноги. Путаясь пальцами в завязках халата, она даже не подумала о том, что сейчас ночь и Трейси наверняка уже спит. Дружеская помощь нужна была ей немедленно, а потому Дора бесшумно вышла из комнаты и крадучись, чтобы ни в коем случае не разбудить семейство Дурслей, в полной темноте спустилась на первый этаж. Тисовая улица мирно спала под чернильным небом, но сердце Доры, когда она шлёпала домашними тапочками всё дальше по тротуару, отчаянно прыгало в груди. В доме Гринвудов не было ни огонька, но пыл Доры это не остудило; обойдя дом, она сквозь кусты пробралась к окну спальни Трейси и, привстав на выступающий фундамент, тихонько постучала в стекло. Ответа, как она и ожидала, не было, и она постучала вновь. - Трейси!.. Внутри возникло какое-то шевеление, лёгкая створка приоткрылась, и Трейси, протирая глаза, выглянула на улицу. - Дора? – проворчала она, узнав подругу. – Бога ради, сейчас глубокая ночь… Ты в порядке? - Да, - быстро кивнула Дора, чувствуя, что теперь не сможет уснуть очень долго. – Посторонись-ка… Оттолкнувшись от служившего ей опорой фундамента, Дора подтянулась на руках и взобралась на низкий подоконник, мгновением позже спрыгнув на пол спальни Трейси. - Что случилось? – спросила та, капризно поджав губы, и зажгла ночник. – Почему ты не спишь? - Не могу спать, - живо откликнулась Дора и достала из-за пазухи письмо, которое предусмотрительно взяла с собой. – Вот взгляни. Это письмо пришло сегодня утром вместе с почтой дяди и тёти. С сомнением нахмурившись, Трейси всё же приняла протянутое ей письмо и принялась читать, от напряжения наморщив нос. Всё это время Дора молчала, не сводя глаз с подруги. Она ожидала чего угодно – радости, удивления, даже зависти, но только не того, что Трейси вдруг брезгливо поморщится и воскликнет: - Что ты всё врёшь? Доре показалось, что она ослышалась. Несколько секунд она продолжала смотреть на Трейси, а после медленно перевела взгляд на письмо, которое подруга протягивала ей с такой яростью, что чуть не ткнула крохотным кулачком в грудь. - Что?.. - Ты что думаешь, я глупая совсем? – строго спросила Трейси, и её голос звенел от едва сдерживаемого негодования. – Школа волшебства… Чего ты хотела добиться, когда всё это выдумывала? - Я не выдумывала! – возмутилась Дора, чувствуя, что краснеет. – Письмо… - Как будто очень сложно написать письмо самой себе, - фыркнула Трейси. – Это всё враньё. Когда я поразмыслила, я поняла, что иначе и быть не может. Тогда, со змеёй, ты показала мне какой-то трюк и решила, что я поверю, будто ты… волшебница! - Но… Трейси… Дора не знала, что ещё сказать. Обескураженная внезапными нападками, она не могла облечь в словесную форму всё то, что её беспокоило, а потому только стояла навытяжку, вся красная, со слезящимися глазами и очень несчастная. - Что ты ещё скажешь? – ощетинилась Трейси. – Что ты – принцесса? Может, ты внебрачная дочь принца Чарльза? Дора отшатнулась, будто Трейси пихнула её в плечи. - Я не знаю, как звали папу, - призналась она, чувствуя, как голос дрожит. - Откуда мне знать, что ты говоришь правду? Может, мама Норы права, и твои родители были просто алкоголиками, которые бросили тебя, чтобы и дальше целыми днями пить джин? Выпалив всё это не одном дыхании, Трейси на секунду замолчала, а после вдруг схватилась за письмо второй рукой и разорвала на две неравновеликие части. - Это моё письмо! – завопила Дора и бросилась на колени, чтобы собрать обрывки бумаги. Поднимаясь с пола, она услышала, как в коридоре раздался какой-то шум – должно быть, их с Трейси вопли разбудили мистера и миссис Гринвуд. В последнюю очередь Дора хотела бы, чтобы её застали ночью в чужом доме, а потому, сжав в кулаке то, что осталось от письма, она взобралась на подоконник, свесила ноги наружу и спрыгнула в заоконную темноту. Быстро шагая к дому номер четыре, она стискивала зубы, лишь бы не пролились предательские слёзы – так больно было от того, что ей не поверили. Но, свернув на подъездную дорожку к дому Дурслей, Дора подняла голову и поняла, что сейчас ей станет ещё больнее, причём не только фигурально выражаясь. Дверь дома была открыта, и, едва заметив льющийся на крыльцо яркий свет, Дора почувствовала, как у неё задрожали колени. На пороге, уперев руки в бока, стояла тётя Петуния в тёплом халате. Когда тётя за шиворот втащила упирающуюся Дору в дом, тут уж она сдерживаться не стала и разрыдалась так, как Дадли и не снилось. Она плакала вовсе не от боли или страха, а от жгучей обиды: на несправедливые крики тёти, на директора с непроизносимым именем, по чьей инициативе было отправлено письмо, но больше всего – на Трейси, которая, хоть и называла себя подругой, но не поверила Доре, хотя она теперь уже точно говорила чистую правду. Мало того, она ещё и наговорила гадостей про её родителей, и от этого Дора чувствовала себя самой несчастной на свете, а потому ревела от всей души, размазывая слёзы по лицу, будто поставила себе цель переорать пароходную сирену. Похоже тётя, уже настроившаяся на хорошенькую взбучку, не на шутку встревожилась, потому что вдруг оборвала собственную возмущённую лекцию о нормах поведения на полуслове и, схватив Дору за плечи, легонько потрясла: - Что стряслось? Зачем ты пошла к Гринвудам? Отвечай же, ну! Но Дора, которая к тому моменту уже не могла говорить и лишь тихонько икала, только и смогла, что протянуть тёте и дяде то, что осталось от письма. - Это что ещё такое? – презрительно фыркнул дядя Вернон, взяв верхнюю половину. Стоило ему бросить взгляд на бумагу, как его красное лицо вдруг побелело, а потом и вовсе позеленело. - П-П-Петуния! – заикаясь, выдохнул он. Дадли, который до этого топтался на лестнице, наблюдая за разыгравшейся сценой с плохо скрываемым удовольствием, спустился и попытался заглянуть в письмо, но дядя Вернон поднял руку так, чтобы Дадли не смог дотянуться. Подошедшая тётя Петуния взяла у мужа письмо и прочла первую строчку. На мгновение Доре показалось, что тётя вот-вот потеряет сознание; она схватилась за горло и втянула воздух с таким звуком, словно задыхалась. - Вернон! О Боже, Вернон! Тётя и дядя смотрели друг на друга, кажется, позабыв о том, что в гостиной находится ещё кто-то. Правда, абстрагироваться надолго им не удалось, потому что Дадли не выносил, когда на него не обращали внимания. Вот и сейчас, топнув ногой, он громогласно заявил: - Я хочу прочитать письмо! - Не прочитаешь, - возмущённо возразила Дора, вытирая слёзы. – Это моё письмо. - Пошли прочь, оба, - прокаркал дядя Вернон, выхватывая у племянницы из рук вторую половину письма. Стиснув опустевшие кулаки, Дора не двинулась с места. - Отдайте мне моё письмо! – крикнула она. - Дайте мне его посмотреть! – завопил Дадли. - Вон! – взревел дядя Вернон и, схватив за шиворот сначала Дадли, а потом Дору, попытался выпихнуть их в коридор. – Вон отсюда все! Ффшух! Внезапно раздавшийся шорох заставил Дору опасливо втянуть голову в плечи. Обернувшись и выглянув из-под руки дяди, она не поверила своим глазам – сквозь дверь, которую в пылу скандала так никто и не удосужился закрыть, в дом влетела самая настоящая сова. Едва не задев макушку дяди Вернона, она планирующим движением пересекла коридор и уронила к ногам Доры большой пергаментный конверт, который несла в клюве. Потом, коснувшись кончиком крыла висевшего на стене цветочного кашпо, заложила элегантный вираж, вылетела на улицу и унеслась прочь. Дядя Вернон яростно взревел и с силой захлопнул дверь. - Читай! – рявкнул он на Дору, которая уже успела поднять конверт. – Читай вслух, чтобы я слышал каждое проклятое слово! Дрожа с головы до ног, Дора вскрыла конверт, переломив печать с двумя большими буквами «М». - Уважаемая мисс Поттер, - прочитала она, от волнения путая буквы, - мы получили донесение о том, что сегодня вечером в двадцать три часа сорок две минуты Вами был нарушен параграф 41 Статута секретности «О запрете распространения информации о магических учебных заведениях», подписанный Международной конфедерацией магов в тысяча восемьсот семьдесят… - Дальше! – прорычал дядя, и Дора, торопясь, забегала глазами по листу. - Вам вынесено официальное предупреждение, - продолжила она. – Также сведения об инциденте будут доведены до сведения руководства Школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Напоминаем, что за повторным нарушением следует исключение из означенной выше школы. Счастливых каникул! С уважением, Артемида Кроссби, Отдел взаимодействия с неколдующим населением Министерства магии Великобритании… Когда Дора замолчала, во всём доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь гневным сопением дяди Вернона и тихим поскуливанием, которое издавала тётя Петуния. - Всем спать, - приказал дядя, выхватывая из рук Доры второе письмо и вновь пихая их с Дадли к лестнице на второй этаж. – Быстро! Идите в свои комнаты, оба! - Что происходит? – выпалила Дора, отчаянно пытаясь встретиться глазами с тётей Петунией. – Тётя, что… - Немедленно спать! Подгоняемая тычками и криком дяди, Дора буквально влетела в собственную спальню и остановилась, лишь натолкнувшись коленями на край кровати. Секунды спустя она услышала, как в замке провернулся ключ. Несколько бесконечных мгновений Дора продолжала стоять посреди комнаты, беспомощно оглядывая ещё час назад хорошо знакомые вещи, а после плашмя упала на кровать и, зарывшись лицом в подушку, горько разрыдалась. Как уснула, она уже не помнила, а утром, открыв глаза, чувствовала себя совсем разбитой. Выбравшись из кровати, Дора первым делом полезла в самый дальний угол, чтобы удостовериться, что шкатулка с маминой фотографией и вторым листом из хогвартского письма всё ещё там. Всё было на месте, и это неожиданно принесло ей немалое облегчение. Умывшись и натянув платье, Дора подошла к двери и аккуратно её толкнула; та, к её немалому удивлению, подалась. Когда она спустилась вниз, то обнаружила у замочной скважины двери на кухню Дадли; скрючившись как креветка-переросток, кузен пытался подслушать, что происходило по ту сторону. Попытавшись оттолкнуть его, Дора едва ли преуспела и, обругав Дадли жиртрестом, легла на пол, прикладывая ухо к узенькой полоске свободного пространства между полом и дверью. Дядя и тётя, судя по усталым взволнованный голосам, весь остаток ночи не смыкали глаз. - Вернон, - произнесла тётя Петуния дрожащим голосом. – Вернон, ты не думаешь, что они следят за домом? Иначе как они узнали о том, что она пошла к Гринвудам? - Следят… даже шпионят… А может быть, даже ходят за нами по пятам, - пробормотал дядя Вернон, который, кажется, был на грани помешательства. - Что нам делать, Вернон? Может быть, следует им ответить? Написать, что мы не хотим… Дора увидела, как блестящие туфли дяди Вернона ходят по кухне взад и вперёд. - Нет, - наконец ответил он. – Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответ… Да, это лучший выход из положения. Мы просто ничего не будем предпринимать… - Но… - Мне не нужны в доме такие типы, как они! Ты поняла, Петуния?! Когда мы взяли её, разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?! Тётя на это ничего не ответила, но тут во входную дверь внезапно постучали, так что Дора едва успела подняться на ноги, когда в коридор вышла тётя Петуния. - Что случилось вчера? – первым делом спросила Дора. – Откуда было то письмо? В дверь снова постучали. - Оно было адресовано тебе по ошибке, - коротко объяснила тётя, но она лишь покачала головой: - Не было никаких ошибок. Там было моё имя… Когда в дверь постучали в третий раз, дядя Вернон не выдержал и из кухни рявкнул так, что тётя испуганно дёрнулась: - Кто-нибудь откроет эту дурацкую дверь?! Тётя Петуния поспешила открыть, а Дора, бочком подобравшись ближе, выглянула в холл, чтобы посмотреть, кто же пришёл. Стоявшая на пороге женщина была высокая, очень худая и прямая как палка. Как указка, подумала Дора и тихонько фыркнула. Чёрные волосы у неё были стянуты в безжалостный пучок как у балерины на пенсии, а губы поджаты в такую бескровную нитку, что тёте Петунии надлежало тут же умереть от зависти. Но самым удивительным было то, что нежданная и уж точно незваная гостья была как в саван завёрнута в странное одеяние из изумрудно-зелёного бархата, мягко переливавшегося в свете солнца. Мантия, догадалась Дора. - Миссис Дурсль? – осведомилась женщина, сдвинув очки в прямоугольной оправе на кончик носа. Тётя Петуния очень медленно оторопело кивнула. – Моё имя Минерва МакГонагалл. Могу я поговорить с Дореей?