— Развращённый разум, пожалуй, хуже звериной тупости.
Иногда действительно начинаешь верить в то, что реальность ночью и днём — это два абсолютно разных мира, никогда не пересекающихся и ничем не похожих друг на друга. С одной стороны тебя встречает яркое (если повезёт) солнце, лучами пронзающее встревоженных от происходящего прохожих, а с другой — исходящий отовсюду свет фонарей, горящих витрин магазинов и торговых центров. На часах не такое позднее время — пока что только девять, но людей на улице заметно поубавилось, что не скажешь о машинах. В последнее время все куда-то спешат и торопятся, словно от этого зависят их жизни. Хотя тут тоже как посмотреть. Полицейские участки никогда не приостанавливают работу, потому как телефонные звонки смешиваются с шумом, стоящим в офисе, и начинают затихать только к поздней ночи. Как бы всё это не привело к более пагубному развитию событий, что очень даже вероятно. Люди жаждут полнейшей перестройки классовой структуры общества, уже который год оставаясь недовольными правительством и несправедливым и халатным отношением к гражданам. Другая же часть народа по причине своей наивности и подверженности пропаганде становится инструментом в разжигании ненависти и массовых восстаний, порой переходящих в вооружённые столкновения. Впрочем, не об этом речь. Двое полицейских уже порядком задолбались за последние сутки. Слишком много дерьма сваливается им на голову, поэтому, когда выдаётся свободная минутка, они закуривают, стоя рядом с витриной небольшого супермаркета. Что ж. Построить магазин рядом с богатеньким районом — неплохая идея, вот только не учтён тот факт, что большинство сейчас заказывает продукты через интернет. Так что не ясно, выигрывает ли с этого магазин или нет. Скорее, второй вариант. Мужчине поступил звонок с сообщением об акте вандализма, поэтому ему и его напарнику пришлось направиться на место преступления. Само собой, преступника не нашли — слишком много их сейчас развелось. Вот только магазину с огромной дырой в разбитом булыжником стекле это никак не помогает. Один из полицейских незаинтересованным взглядом скользит по машинам, периодически останавливающимся на перекрёстке, пока не подмечает одно знакомое авто, возглавляющее некий строй. Мужчина всматривается в тонированные стёкла, одно из которых чуть опущено, он прищуривается, замечая надпись в углу лобового стекла: «Фонд помощи агентству полиции», и тогда всё сразу становится на свои места. Он легонько ударяет своего напарника локтём, кивнув на машину: — Кто это? Кюн? — догадывается, на что его коллега усмехается, замечая давно знакомую машину. На светофоре всё ещё горит красный. — Сын его, что ль? — тоже задаётся вопросом. Они оба внимательно наблюдают за автомобилем, в частности тогда, когда загорается яркий зелёный. Ясность наступает, когда машина нажимает на газ лишь спустя несколько секунд, медленно плетясь вперёд. До полицейских тут же доходит, поэтому один из них не выдерживает, крича: — Твою мать, Чимин, ты же на BMW едешь! — его коллега смеётся в ответ на данное заявление, когда владелец, услышав «послание», резко давит на газ, несясь вперёд и с громким визгом колёс поворачивая в нужную сторону. Тогда полицейский довольно улыбается, добавляя: — Другое дело.***
Он часто старался найти правду в словах людей, в их поступках, действиях, да и просто правду даже в самых обыденных вещах. Очень сложно отличить реальность ото лжи, потому что у каждого эта самая реальность своя. Одни считают, что врать нехорошо, а за убийство тебя ждёт бурлящий котёл прямо в самом центре Ада, в то время как другие готовы убить из-за ненависти, ограбить или пытать другого. Сколько людей на Земле, столько и правд: у каждого своя и каждый живёт, сообразуясь с ней. На словах, в печати люди лгут, подстраиваясь под официальную правду, которую им навязывает правительство годами, нет, даже веками. И оно не меняется. Где эта ваша «утопия», которую описывал Томас Мор? И нужна ли она вообще? Смог бы человек существовать в мире и порядке? Нет. На то он и человек. И чем бесчеловечнее «правда» общественная, тем изощрённее и правды личные. Даже философы и писатели с возрастом сомневаются в «истинах», которые проповедовали, ибо истин никаких априори нет и быть не может. Законы придумали люди. Они не были нам даны, как там говорят, свыше. На Земле до нас гоняли динозавры, а потом дикая природа, и вот скажите, какой там замысел у Всевышнего, раз он зародил людей? Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. Всюду ярлыки: «мещанин», «коммунист», «конъюнктурщик», «передовик», «мигрант», «министр», «магистр», блять. А по сути каждый живёт для себя, только одни совестливее, другие наглее, третьи везучие, четвёртые хотят, чтобы всё было хорошо, но их не понимают, душат, и они становятся «разочарованными». И крутится всё это уже хер знает сколько лет. Промчалось мимо нас сотни поколений, которые тоже дёргались в судорогах, а кончили смертью, где все равны. И выиграл тот, кто жил наслаждениями, а не играл в жизнь и революции. Наверное, ближе всех к существу бытия, видимо, йоги с их пониманием жизни. Они умеют ко всему относиться спокойно-созерцательно, понимая, что ничего не изменить, а потому нужно просто жить, пока живётся: пить вино, любить, дружить, в карты играть и резать ушные перепонки своими завываниями, которые ты зовёшь пением. Но жить можно по-разному: или своим трудом или чужим, или находиться где-то между этими двумя понятиями. И у тех, и у других есть свои теории, философия, печатные органы. И хотя настоящая правда за трудовыми людьми, они не могут никак победить, потому что как только они достигают где-то победы, тотчас их руководители такие «а что это вы начали трепыхаться?» Вообще, странно рассуждать о бренности бытия и ничем не поправимых людях, когда твоя голова готова взорваться. Или не готова. Иногда чувства настолько притупляются, что ты даже понять не можешь, болит ли у тебя что-то. Чимин так и лежит, не двигаясь, на кровати. Пялится в потолок. Ага. Знакомый. Спасибо, что он не оказался где-нибудь в канаве. Пак чуть приподнимается на локтях, осматривая номер, который освещается лишь тусклым светом из окна. Парень недоумённо хмурится, пытаясь припомнить, что вообще было ночью, а потом его мутный взгляд скользит по второй части кровати, и тогда Чимин выгибает брови с таким видом, мол, ага, понял. Рядом с ним, отвернув голову в другую сторону, лежит молодой парень. Спит. И слава Богу, ибо у Пака новые утренние знакомства в план не входят. Чимин осторожно отодвигает одеяло, не стесняясь собственной наготы, и сразу же исследует глазами номер, в конечном итоге находя свою одежду среди барахла незнакомого парня. Пак с кровати встаёт, поморщившись от давления на виски. Всё тело знакомо ноет, пока он легко лавирует между разбросанными вещами, делая всё как можно тише. Первым делом находит нижнее бельё, а уже после с неким трудом натягивает на себя чёрные узкие джинсы и атласную просторную блузку с глубоким вырезом. Лакированные ботинки обувает, удерживая равновесие на одной ноге и замирая, когда незнакомый парень на кровати переворачивается. Чимин бросает беглый взгляд в его сторону, убедившись, что он ещё спит. Нет, не думайте, что он ссыт, просто лишних объяснений и болтовни хочется избежать, а то ещё этот чувак начнёт свою шарманку, наподобие «слушай, ну давай как бы встречаться, мы же ночь вместе провели», а у Пака будут закатанные глаза и раздражённое «бла-бла-бла». Чимин находит свою сумку, в которой поместилась бутылка апельсинового ликёра, три пачки сигарет, а вдобавок парень небрежно закидывает туда чёрный чокер, который надевать не хочет. И так глотка болит. Он достаёт маленький флакончик с духами от Эль Сааб с запахом мандарина, который плавно переходит к нероли, болгарской и турецкой розе. У Пака нет определённых предпочтений в духах, поэтому в его сумке три небольших флакона и два парфюмированных лосьона для тела с красивой золотистой надписью «Coach». Чимин душится, чтобы перебить остаточный запах перегара, а по сухим губам ведёт бальзамом для губ, тихонько застёгивая сумку. Выходит из номера, аккуратно закрывая дверь, и устало выдыхает. Хочется пить. — О, — с лёгким удивлением встречает его барменша, протирающая стакан. Чимин минует огромный зал с сине-фиолетовой подсветкой, большим количеством столиков по кругу, шесты для танцовщиц (не всегда для стриптизёрш) и спускается по трём ступенькам. Дорогой клуб с броским названием «Panorama», который оправдывает себя прелестным видом внутри, тремя этажами и номерами для уединений, которыми Пак часто пользуется. — Я не думала, что ты здесь, — продолжает молодая женщина за большой барной стойкой, которая тянется почти до другой стены. Чимин присаживается за высокий стул, бросив сумку на соседний: — Я всегда здесь, — парирует, улыбнувшись краем губ. Поворачивает голову в разные стороны, слыша хруст. Всё затекло. Барменша смотрит на него внимательно. Её короткие волнистые малиновые кудри всегда идеально закручены, стразы дугой украшают веки глаз, а губы всегда подведены лёгким розовым. Она интересуется, кивнув: — Что будешь? — они ещё не открылись. Сейчас только десять утра, а посетителей запускают в двенадцать. Конечно, в дневное время это милый и уютный бар для каких-нибудь богатеньких шишек, а ночью танцпол. Ничего, впрочем, удивительного. — Думаю, тебе надо протрезветь окончательно. Чимин усмехается, облокотившись на идеально отполированную стойку: — Выпить? Девушка выгибает бровь: — Воды, — наливает из гранёного кувшина воду, подтолкнув в сторону Пака, который с некоторым недовольством косится на стакан. — Я не хочу, чтобы ты с утра набухался, а потом творил херь, — откровенно признаётся, берясь вновь за тряпку. Чимин легко, но, как и всегда, нешироко улыбается: — Я ангел, — он спокойно с ней общается, уже привыкнув ко всему этому. Девушка в ответ бросает: — Который с небес упал, я вижу, — кивает. — Приведи себя в порядок, пока Юнги не пришёл. В твоих интересах свалить до его прихода, — как бы между прочим замечает, добавляя: — Или же максимально сделать вид, словно ты не пил этой ночью, — намекает на размазанные тени на глазах и беспорядок в серых волосах. — Чем ты вообще занимался? Чимин какое-то время молчит, всё-таки делая глоток воды. На языке остаётся неприятный привкус, что совершенно неудивительно после выпитого алкоголя. Голова до сих пор ноет, особенно когда он включает бурную мозговую деятельность в попытках припомнить: — Трахался? — сам себе, скорее, задаёт вопрос. Девушка разводит руками: — Ты всегда трахаешься, — она ещё удивляется тому, как Пак до сих пор на ногах способен стоять или как он ещё не слёг с венерическими заболеваниями. Хотя у него в сумке, наверное, презервативы создали семьи и возвели город. То есть они там всегда. Потому что их обладатель часто ими пользуется. — Ты планируешь возвращаться домой? — как бы между прочим спрашивает. Чимин всегда держит на лице маску спокойствия и некой непринуждённости, словно его ничего не волнует, словно у него нет никаких проблем — он мастерски играет полного идиота уже на протяжении долгого времени. Губы часто тянутся в лёгкую и глупую улыбку. — В какой из домов? — подмечает Пак, доставая из сумки небольшое зеркальце и осматривая своё лицо. — Ты уточняй, потому что ни в первый, ни во второй я не возвращался уже как месяца три, — но он не уверен — может, больше, может, меньше. А какая, собственно, разница? — Подожди. Я понимаю, твой родной дом, но ты серьёзно не ночевал у себя в квартире три месяца? — кажется, такой пиздец даже для Чимина слишком, вот только нельзя забывать, что чем дольше существует этот парень, тем сильнее скатывается. Он не отрицает: — Неа, — так спокойно бросает. Ему правда нет до этого дела? — А где ты жил тогда? Ну, помимо клуба, — он тут проводит большую часть своего времени. Чаще всего на ночь он приходит именно сюда, пьёт и развлекается — она уже привыкла. Чимин пожимает плечами, не особо желая вдаваться в подробности, поэтому сводит тему: — Есть салфетка? Девушка сжимает губы, передавая её парню. Тот принимает, начиная подтирать размытые вокруг глаз тени. Полностью, конечно, не выходит, отчего остаются разводы под веками — это придаёт ему вид мальчика по вызову. Но те хотя бы деньги за свою работу получают, а он просто вот такой вот. Барменше никогда не понять, как можно изо дня в день губить себя, совершенно не задумываясь о своём будущем. В его голове есть хоть что-то, помимо сигаретного дыма, алкоголя и секса? Кажется, этот человек не задумывается ни о чём, ему абсолютно плевать на бессмысленное прожигание своих дней, будто он не решается принять реальность. Сейчас ему двадцать четыре, хорошо, а что потом? Когда, интересно, он в последний раз посещал универ, в который его большими трудами запихнул отец? Чимин либо платит деньги за то, чтобы его не отчислили, либо отсасывает деканам (и не важно, женщина это или мужчина), потому что по-другому объяснить, как он дожил до четвёртого курса, невозможно. — И долго ты собрался этим заниматься? — не выдерживает девушка. Она знает этого парня уже два года, и за это время он становится лишь изящнее и красивее. У Чимина за плечами грация, одежда, подчёркивающая его формы тела, чокеры, обвивающие шею, и проколотые уши. Глаза подведены, уложенные волосы на вид мягкие, но на деле они сухие и грубые. Он часто носит тёмные очки с круглой оправой; выглядит либо пафосно, либо так, чтобы его хотели. Но девушке даже страшно представить, что творится за этой толстой плёнкой, какие виды гнили там сочатся. Ей никогда не хотелось бы узнавать этого человека. Нет уж, извольте. Слишком часто она видела его шлюховатость. Понимаете, даже когда его оскорбляли, его это нисколько не задевало. Ну, по крайней мере он этого не показывал. Она привыкла к тому, что многие посетители в нетрезвом состоянии душу изливают, а он нет. Он всегда «счастлив». Да, может ныть о том, что у него что-то болит после алкоголя, но никогда не было такой моральной боли. — Меня устраивает моя жизнь, — отвечает Чимин, захлопывая зеркальце. Как человека может устраивать такое существование? Пак убирает вещь обратно в сумку, сделав напоследок ещё один глоток воды, после чего достаёт очки, надевая их. Никогда для зрения, и всегда для вида. Он спрыгивает со стула, едва заметно покачнувшись. Чёрт. — С кем ты пришёл сюда? — спрашивает девушка. Пак оборачивается на неё, на секунду задумавшись: — Э, с парнем каким-то, — и сразу добавляет: — Ты меня не знаешь, я его не знаю, и вообще ты придумаешь, что сказать, — сваливает всё на барменшу, которая делает замечание: — Тебе стоит спать с теми, кто хочет тебя только на ночь, — хотя она не понимает, как этого человека можно хотеть в иных смыслах. Он же пустой. В нём ничего нет, кроме красивой внешности и дурманившего запаха. Чимин появляется здесь на ночь, а днём куда-то исчезает, причём никто практически не знает, где он пропадает. На звонки он никогда не отвечает, лишь изредка на сообщения — он похож на роковую женщину. Вот она есть, и вот её нет. В ответ ей тишина. Она некоторое время смотрит в спину Пака, который всегда выходит через запасной выход, шляясь где-то между грязными, узкими и тёмными дворами. Девушка устало вздыхает. Ничего не меняется.***
Здесь всегда атмосферно и спокойно. Большое количество прожекторов, которые в данный момент давно погасли, небольшая сцена, гитара, ударная установка, пианино в самом углу и микрофон посередине. Бар славится своими джазовыми песнями, разбавляемыми весьма более мелодичными выступлениями. В последнее время здесь играет в основном зарубежная музыка, как и сейчас. На сцене выступает женщина с задорной улыбкой, исполняя песню 1996 года «Little man» от «Sonny&Cher». Сказать честно, такие песни действительно приходятся по вкусу посетителям заведения, да и самому персоналу. Тёплый приглушённый свет привносит нечто весьма эстетическое — уютное. Здесь приятно находиться, нет какой-то излишней дороговизны и никто не хвастается размером своего кошелька. Выступают не так уж и часто, обычно на сцене либо несколько часов играют на пианино, либо же на гитаре. Или на ударных. С песнями начинают выступать под вечер — здесь ценится старая музыка в стиле джаза или же приближённая к нему. Ещё позднее, самым последним исполняются более медленные песни, более грустные, более чувственные. Парень наконец стягивает с себя чёрную блузку в крапинку, пуговицы которой необходимо расстёгивать, чтобы открыть вид на ключицы для привлечения внимания. Он не имеет ничего против, ему по большому счёту плевать. — Только не говори, что ты пойдёшь в клуб в «этом», — Тэхён стоит рядом, опираясь плечом на стену, и наблюдает за другом, с чьими предпочтениями пришлось смириться. Он, в отличие от Кима, любит монохромность и свободный крой, а, точнее, склоняется в сторону минимализма. Нет, Тэхёну нравится, как он одевается. Нравятся его чёрные брюки-карго, массивные кожаные ботинки, большая безразмерная футболка тоже чёрная, слава Богу, волосы не такого цвета, хотя приближены, и иногда тёмно-коричневый сливается со всем остальным. В ответ тишина. М-да. Тэхён вздыхает, порой даже боясь повторять что-то этому человеку, потому как если он посчитает, что ты начинаешь капать ему на нервы, то, скорее, пошлёт. Ким, конечно, иногда в наглую имеет его мозги двадцать пять на восемь, но друг, походу, привык отфильтровывать слова Тэхёна, цепляя краем уха только что-то более серьёзное, чем «слушай, этот фильм был таким классным, а ещё…» и так далее. — Это мне нужно? — три слова грубым голосом и с такой интонацией, как у строгого отца, которого ты умоляешь что-то сделать, а при упрёке он тебе такой «это тебе нужно, а не мне, так что закрой рот» — если перефразировать. — Чонгук, послушай, я не могу тебя пригласить куда-то в качестве друга, чтобы познакомить с кем-то? — интересуется Тэхён, сложив руки на груди. Чон выглядит так, будто хочет упрекнуть за то, что тот упомянул в своём лексиконе слово «друг». Тогда Ким добавляет: — Тебе надо хотя бы знать, кто у меня в списке быстрого набора, — в ответ тишина. Что ж. Ладно. Тэхён со своей весьма ранимой натурой за время знакомства привык не зацикливаться на всём этом. Под «всем» он имеет в виду всего лишь одну вещь: его характер. Потому что туда входит целый комплект, состоящий из немногословности, не частой, но грубости и строгости. Чонгук слов на ветер не бросает, эмоции свои выражает, мягко говоря, дерьмово, но стоит отметить, что именно с ним Тэхён ощущает себя уверенно и спокойно. Чон — человек определённых принципов. Наверное, строгость во многих вещах привила ему мать с самого раннего возраста. Не только внешне, но и внутренне он многое перенял от этой женщины. Тэхён даже в неком смысле ему сочувствует — вряд ли у него в семье были тёплые отношения, ведь Чонгук относился к матери, скорее, как к учителю, который ведал ему основные правила жизни. Грубо говоря, не выёбывайся понапрасну; проявляй уважение к тем, кто уважает тебя; делай, а не говори; относись к человеку так, как он этого заслуживает; сочетай доверие с личной ответственностью, то есть старайся видеть в людях хорошее, но в то же время бери на себя ответственность, а не полагайся полностью на другого; невозможно всё контролировать, но можно адаптироваться; иди на уступки. Примерно из всего этого состоит Чонгук. Его характер формировался не только под воздействием матери, но и под давлением окружающего его общества. Несмотря на то, что растила его только женщина, в Чоне не чувствуется отсутствие мужской руки. Он относится к ней не как к человеку, который просто подарил ему жизнь, а как к наставнику. Он мог ей рассказать о проблеме, а она даст совет. Чонгук помнит, что она растила его так, чтобы в будущем он был тем человеком, который был бы опорой для дорогих людей. Когда он, будучи девятилетним мальчиком, предложил куда-нибудь сходить, она сразу же сказала: «Хорошо, но выбираешь и планируешь всё только ты сам. На тебе ответственность». С этого момента всё и началось. — Так, ладно, — не выдерживает Тэхён, наблюдая за тем, как Чонгук закидывает на плечо мужскую сумку с вещами. — Нам надо быть где-то через час, а такси уже подъехало, — оповещает, не дожидаясь ответа. Он лишь отрывается от стены, следуя вслед за Чоном, который уже шагает в сторону основного выхода. По пути менеджер ресторана прощается с ним кивком, на что Чонгук так же слегка кивает, толкая прозрачную дверь. Иногда Тэхён категорически не может понять, как вот этот самый человек стоит на сцене, сжимает в руках микрофон и поёт про какую-то там наивную любовь. Конечно, его бесстрастное выражение лица особо не меняется, но из-за напряжённости он всё равно совершает незначительные действия, наподобие скольжения языком по губам. Как Ким успел понять, Чона вообще все здесь ценят и уважают. Его характер больше подходит для какой-то более важной работы, а не для таких банальных вещей, как взаимоотношения с другим человеком. Добираются до клуба они ровно за час, как Тэхён и предсказывал. Он отдаёт водителю деньги, прощаясь с ним с доброжелательной улыбкой, а сам бросает взгляд на Чонгука, который внимательно оценивает место их пребывания. Ким сразу понимает, что другу здесь не нравится. Хотя он увидел здание пока только с внешней стороны. — Слишком вычурный и яркий, — буквально сплёвывает Чон, до ушей которого отдалённо доносится музыка. Вся парковка заставлена автомобилями, а в помещение без приглашения не войдёшь. Чонгук бы и не рыпался даже, но раз Тэхён попросил (а просит он о чём-то действительно не так часто), то можно перетерпеть некоторое время. Вот только он сразу заявил, что за себя не ручается. — Прости, но Юнги хотел тебя видеть, — как бы извиняется Ким, хотя сам до конца не может понять, что другу так приспичило. Дело в том, что никто из ребят Чонгука даже в лицо не видел, просто иногда Тэхён о нём рассказывал. В конечном итоге Мин для себя составил некий портрет Чона, попросив Тэхёна как-нибудь пригласить его с ними посидеть культурно и выпить. Чонгук опять ничего не отвечает, хотя в душе не ебёт, про кого идёт речь. Он, может, и слышал о тех, с кем Ким зависает, но ему до такой степени насрать, что он не запомнил практически ни одного имени. Хотя нет, врёт, одно в памяти осталось. Проходя фейс-контроль, мужчина на входе врезается весьма негативным взглядом в Чона, который, наоборот, напрочь игнорирует это, показывая свою незаинтересованность. Всё же Тэхёну придётся тяжело, потому что он ещё не сталкивался с другом, которого заставил делать то, что ему не по душе. Остаётся надеяться, что ребята примут его таким и не станут доёбываться или пытаться развеселить — по крайней мере в таком случае Ким будет максимально подавать знаки. С Чонгуком словно ходишь по минному полю — наступишь не туда и будет взрыв. Хотя у Чона агрессия выливается лишь в пассивном виде — он посмотрит на тебя так, словно ты только что предал Родину, переступил порог войны, и тогда ты никоим образом в его глазах не реабилитируешься. Музыка сразу же начинает долбить по ушам с невероятной мощью, полуобнажённые девушки в красивых броских нарядах не стесняются показывать свои тела, двигаясь под сменяющиеся ритмичные песни; в воздухе царит запах алкоголя и некой духоты, а от мигающих цветов рябит в глазах. Чон коротким взглядом проходится по огромному помещению, понимая, — танцуют практически везде, но к барной стойке не притрагиваются, как и к столикам с диванами, обитыми дорогой кожей. Тут вообще всё дорогое, всё такое пафосное и яркое, что аж тошно. Элитка. В таких местах нормальных людей не встретишь, но Чонгук давит в себе это ощущение, когда Тэхён растягивает губы в широкой улыбке, ускорив шаг, ведь слышит голоса друзей. Чон наблюдает за тем, как Ким здоровается с теми, кого сам в глаза не видел: — Хэй, чёрт возьми, я и не думал, что здесь всё так поменялось! — восклицает, дружески обнимая парня, который специально привстаёт, хлопнув Тэхёна по спине. — Чувак, да не настолько сильно, — заявляет другой, что сидит на диване, тем самым привлекая внимание Кима. Чонгук молча наблюдает за сценой «воссоединения», словно Тэхён троих ребят, сидящих за невысоким столиком с бутылкой алкоголя на нём, сто лет не видел. — Хосок, ты сменил стиль? Неужели мои советы пошли на пользу? — замечает Тэхён, а после чего с лёгкой язвой добавляет: — Хотя, как я вижу, не по всем критериям, — намекает на неудачный окрас. — А, точно, — парень вспоминает про существование своего друга, который делает шаг вперёд, оставляя приветствие на Тэхёна: — Это Чонгук, о котором я говорил, — звучит как самое дерьмовое начало. — Чонгук, это Чон Хосок, — кивает на парня с неординарным вкусом в одежде — она либо нравится, либо вызывает отвращение. — А это Ким Намджун и Мин Юнги, — показывает на двух ребят, а первый, отсалютовав, являет на щеках весьма милые ямочки. — Юнги тут главный основатель, то есть тот, кому пришла идея построить клуб, — рассказывает, приглашая Чонгука сесть на диван. Что ж, теперь понятно, кто главный зачинщик всего этого дерьма. — Ну, идея была его, — поправляет Мин, кивнув на Намджуна. — А я её воплотил с помощью одного человека. — Да, отца Чимина, — добавляет Тэхён, замечая, как его Чон слегка выгибает одну бровь, потому что имя ему до боли знакомо. Чонгук всё же решает задать вопрос: — Тот, по кому ты сохнешь? — в голосе нет какого-то особого интереса, просто его порядком заебало слушать что-то об этом человеке. Причём Чон не запомнил ничего, кроме имени, так как оно чересчур часто мелькало между слов Кима. — О, — подхватывает Хосок, вальяжно развалившийся на диване и закинувший ногу на ногу. — Это вообще отдельная тематика, — делает глоток алкоголя, неоднозначно качнув головой. По его тону не сможешь сказать, как хорошо он относится к человеку. Скорее, со скепсисом. — Если ты слышал это имя, то соболезную, — кивает Намджун. Способность Тэхёна трахать чьи-то мозги бесподобна. Чонгук в ответ ничего не говорит, хотя в мыслях проносится «да как бы нечему, я ничего не слушал». Чон ощущает себя странно, потому что все присутствующие здесь люди явно хорошо знают человека, о котором говорят, один он не имеет понятия, кто это вообще. Вдруг голос подаёт Юнги, который молчит в их компании больше всего: — Кстати, — смотрит на Тэхёна, к которому и обращается. — Он должен прийти, — сообщает, замечая, как глаза Кима по-детски округляются. Хосок же вставляет своё: — Ключевое слово «должен». Он нечасто с нами зависает, а ещё реже приходит на встречи, — чуть тише добавляет, отчего его слова тонут в шуме голосов и раздающейся со всех сторон музыки. — Мы вообще не должны были встречаться в самом центре этого кипиша, — разводит руками, — но мы ждём Чимина, и если он не явится в течение пяти ми… — и затыкается, когда замечает многозначительный взгляд Намджуна на себе. Тогда всё становится понятно сразу. Хосок тут же замечает чёртову бестию, обречённо выдохнув: — Пиздец. Никто спорить не решается. Чонгук, внимательно анализировавший поведение незнакомых ему людей, чьи имена уже даже не помнит, приходит к одному выводу — все здесь к этому самому Чимину относятся весьма неоднозначно. То есть, знаете, как к человеку, играющему значительную роль, но с которым сталкиваться лишний раз не хочется. Хосок же откровенно выказывает своё не очень-то и положительное отношение к парню, хотя всё равно слегка нервно улыбается, замечая приближающуюся фигуру. К слову, о фигуре. Этот парень не выделяется очень высоким ростом, но это и не требуется ему для того, чтобы выглядеть вот так. На нём бархатный алый блейзер, который, похоже, он никогда не застёгивает, под ним атласная чёрная блузка, заправленная в такого же цвета обтягивающие ноги джинсы, а шею красиво оплетает широкий чокер. Глаза изящно подведены чёрно-коричневыми тенями, волосы мягко уложены — он ещё даже не приблизился больше, чем на три метра, а Чону он уже не нравится. Он выглядит слишком дорого, но при этом и нет — на нём нет иных блестящих аксессуаров, помимо одного гвоздика в хряще, стиль его модный, но никаких марок от Гуччи или Диора нет. Видимо, он не главный выёбывающийся человек на весь этот «дружный» круг парней. От этого на самом деле Чонгуку не лучше. — Вы, я вижу, очень рады меня видеть, — это было первое, что произнёс Чимин, подойдя к столику с диванами. Взгляд его спокойный, не выражающий какого-то шибкого удивления, на губах миленькая улыбка, а-ля я просто ангел. Чонгук всего секунду смотрит на него, после чего отводит взгляд. От его голоса тошнит, а от дорогих духов ещё сильнее. Они неприятно забиваются в лёгкие, оседают там жгучим осадком, и, кажется, Чон запомнит этот аромат на долгое время. А ещё лучше в его памяти засядет взгляд Тэхёна, который направлен исключительно на стоящего парня. Чонгук переводит глаза на друга, сдержав желание поморщиться, потому что серьёзно? Ему всё это время трахали мозги вот про этого самого человека? — Если честно, нет, — из размышлений вырывает голос Хосока, который с противной вежливой улыбкой пялится на парня. Это окончательно закрепляет за ним негативное отношение к Чимину. Последний, к слову, говорит с ответной улыбкой: — Хосок, я всегда тебя ценил — ты феноменально честен — с тобой можно играть в кости по телефону, — казалось бы, ничего в этих словах такого обидного нет, но звучало это оскорбительно. Причём специально, с надеждой задеть. Пак явно не дурак — видит не очень лестное отношение к себе. — Чимин, познакомься — Ким Тэхён, — в разговор вклинивается Намджун, не желающий, чтобы их вечер превратился в один из многих, что им всем кругом удалось испоганить. Тем более забавно даже наблюдать за парнем, который смущённо приоткрывает рот, не зная, что ответить, кроме глухого: — Привет, — неуверенно приподнимает уголки губ, чувствуя, как сердце в груди норовит взорваться, потому что Чимин, чёрт возьми, переводит свой блестящий взгляд на него. И, хоть он ничего, кроме улыбки, не показывает, Ким всё равно готов сдохнуть прямо тут. — Мы с тобой раньше не встречались? — невинно интересуется Пак, вроде как затевая адекватный и нормальный диалог, но Хосок, Намджун и погрузившийся в молчание Юнги понимают, что с этим человеком разговаривать нормально априори невозможно — всё сведётся либо к пошлятине, либо к срачу, либо к тому, что Чимин заебётся и свалит. — А, — коротко давит из себя Тэхён, неловко махнув ладонью, которую тут же приковывает к ноге, чтоб не дёрнулась больше. — Вообще-то мы учимся в одном универе, — чуть тише произносит, но достаточно для того, дабы Пак услышал. — О, прости, — сразу же извиняется, опять так фальшиво невинно улыбаясь. — Я просто подумал, что мы спали вместе. Финиш. Намджун устало прикрывает веки, а Хосок, кажется, матерится себе под нос, потому что, да, конечно, Чимин не был бы собой, не скажи чего-то подобного. Причём непонятно, он это говорит специально или как? Он же прекрасно видит, что тем самым вгоняет Тэхёна в краску, смущает человека, внимание, единственного, которому Пак нравится не только, вроде как, в сексуальном плане. Хотя, думается остальным, если на Кима немного надавить, то на следующее утро он окажется в пустой перевёрнутой кровати. И, казалось бы, всё, темы разговора (которых в общем-то и нет) окончательно пропадают, над столом повисает знакомое многим напряжённое молчание, но совершенно неожиданно слышится голос: — Развращённый разум, пожалуй, хуже звериной тупости. Грубо. Иногда простыми словами можно задеть гораздо сильнее, чем матерными. И Чонгук это с успехом доказывает. Он даже не смотрит на Чимина, не поднимает на него взгляд, выказывая полное неуважение к нему. Голос его не хриплый — скорее, строгий с примесью равнодушия. Пак тут же обращает внимание на темноволосого парня, сидящего ближе всего к краю дивана, и слегка сощуривается. Его слова прозвучали чересчур внезапно. Чимин по приходе даже не обратил на него внимания, посчитав это излишней тратой времени. Тэхён замолкает, недовольно зыркнув на друга, в то время как все остальные, наоборот, молча наблюдают, не собираясь встревать. Зачем? — Агрессивность — это чрезмерная активность в чужой сфере интересов, ты знал? — выгибает брови Пак, не показывая вида. Он не считает себя оскорблённым, его чрезмерно трудно хоть чем-то задеть, потому как слов (плохих и хороших) он услышал предостаточно. Поэтому со временем он перестал воспринимать всё близко к сердцу, злиться или обижаться. В данный момент все оскорбления или намёки на них он принимает должным образом. — Соответствуй тому, как ты себя преподносишь, и пойди сядь кому-нибудь на хуй. О. Даже так. Чимин сощуривается, усмехнувшись на такое заявление, но, опять же, его не трогает. Ни единого колыхания в груди, ничего, что могло бы его задеть за живое, хотя, стоит признаться, оскорбляет этот парень (имени которого он даже не знает, но и нахер оно?) красиво. Точнее, он не делает это с той жалкой агрессией, как поступают многие. С такими людьми можно найти точки соприкосновения, если сразу дать понять, что против ты не настроен, в душу лезть не собираешься, то бишь зачем оно сдалось? Вот только, жаль, у Чонгука уже сформировалось мнение. А меняется оно крайне редко. — Мне хотя бы есть на что садиться, — подмечает Чимин, а после чуть наклоняется вперёд, забирая у нахмурившегося Хосока рюмку с какой-то бурдой. — За вас, — приподнимает руку, делая тост и за один присест выпивая содержимое. — Ну, вечер добрый, был рад повидаться, — ставит рюмку на столик, и выпрямляется, направившись в сторону барной стойки. Намджун прослеживает за тем, как серая макушка растворяется в танцующей и пьяной толпе, понимая, что вскоре они уже не найдут среди неё Чимина, да и стараться даже не будут. Вообще, их компания никогда не могла собраться нормально, всегда заканчивалось чем-то дерьмовым, как и сейчас в принципе. Чонгук впервые в жизни видит Чимина, а тот уже успел его заебать несколькими предложениями. Это, скорее, регресс, чем прогресс. Есть люди, вызывающие в тебе некое отвращение одним своим видом, но тут уже если судить по тому, насколько высоких моральных принципов ты сам. — Я бы сказал: «спасибо, что ты его прогнал», но обычно он уходит и без этого, — прямо говорит Хосок, брезгливо смотря на рюмку. Больше он к ней не притронется. Чонгук в ответ ничего не говорит, всё ещё не понимая, какого чёрта он здесь забыл? Это не та компания, где каждый второй — лучший друг, но и не та, где всем окончательно насрать друг на друга. И то, и другое в Чоне ничего не вызывает, кроме желания смотаться. Одним словом, предложение Тэхёна с самого начала было откровенно хуёвым. Больше он никуда с ним не пойдёт. — Он опять не явится в универ? — интересуется Ким, даже несколько боясь реакции со стороны ребят, потому как он, видимо, единственный, кого волнует Чимин хоть в каком-то смысле. Чонгук не может понять, чем Пак ему понравился, но делает для себя вывод: вся эта компания ему не по душе. Он, конечно, человек невысокой морали и лишний раз помогать кому-то не станет, но во всякое дерьмо ему лезть не шибко охота. Своего хватает сполна. — Его ещё не отчислили? — Хосок изображает удивление. — Я поражён до глубины души. — Мы учимся с ним вместе? — подаёт голос Чонгук, кинув взгляд на Тэхёна. — Впервые слышу, — откровенно признаётся. Возможно, это неудивительно, учитывая, что университет разделён на три корпуса, но дело в том, что Ким ведь узнал о Паке не только из рассказов друзей? Значит, учатся вместе. Чонгука больше удивляет не тот факт, что Чимин не ходит, а то, что он сумел поступить в один из лучших высших учебных учреждений во всей Корее. Вряд ли такой, как он, смог бы продержаться в месте, где главный девиз «истина — это мой смысл», а стоимость одного триместра около трёх тысяч долларов. Сразу возникает мысль, что поступление он купил. Возникает вопрос «откуда деньги?», но он гаснет, потому что Чону действительно всё равно. — Он на факультете инженерии, — вдруг голос подаёт Юнги, до этого сидевший тихо и в разговор не встревавший. — Понятия не имею, за что его папаша так балует, но учитесь вы, по словам Тэхёна, в одном корпусе, — это разочаровывает, если честно. — Он не учится, — обязательно вставляет своё слово Хосок, а Чонгук кидает: — Мне плевать, — может прозвучать грубо, вот только какая нахер разница? Он что, стремится заделаться, став какой-нибудь вип-персоной? Люди, с которыми он сейчас сидит за одним столиком, нисколько его не колышат. Хосок замолкает, так как на данное выражение сказать ему нечего — он взглядом встречается с Чонгуком, который глядит равнодушно, со скрытой примесью отвращения, а после отводит взгляд в сторону, более не обращая на него своего внимания. Хосок из того типа людей, которых ты невольно сравниваешь с гиенами. Скользкий подхалим — у таких мнение меняется за считанные секунды, им выгоднее проводить время с теми, кто может им что-то дать. Одним словом, сто раз помоги, один раз откажи — и вы уже не друзья. С гремучей змеёй иметь дело приятнее, чем с таким скользким червяком. — Оставь его, — скучающе бросает Намджун с таким видом, словно ему всё это надоело. Похоже, ему самому неохота здесь находиться, а заставил его присутствовать Юнги, которому что-то нужно от Чонгука. Что — станет известно чуть позже. Если Мин занимает пост наблюдателя и выжидающего зверька, то его напарник по бизнесу безучастный — что ему скажешь, то и будет делать, лишь бы отвалили. — Придурок, — бросает Хосок, качнув головой. Что и требовалось доказать. Вся эта «элитка» просто валит к чёрту — общество не для Чонгука. Его хоть и растила строгая женщина, но на первом месте у неё всегда стояла семья, а не бизнес. Просто она не была одной из тех, кто требует, чтобы её дети шли по её стопам, она ценила самостоятельно принятые решения. Да, Чонгуку часто приходилось присутствовать на банкетах, важных мероприятиях и событиях, но ему не было в тягость — мать ему предлагала со словами «это важная встреча, я желаю, чтобы ты там был, но если ты не хочешь, то хорошо». Чон соглашался. Он проявлял взаимное уважение. Поэтому с таким слоем общества он познакомился давно, но лишний раз предпочитал с ним не сталкиваться. Ощущение, как будто тебя лапают грязными руками. Чонгук уходит без слов, не прощаясь. Без объяснений — просто встаёт со своего места под удивлённый взгляд Тэхёна, которого кто-то из ребят останавливает, суёт руки в карманы брюк, поднимаясь по ступенькам на ярус повыше. Он минует развлекающихся людей боком, отодвигаясь в сторону, когда какую-то девушку с открытым декольте чуть заносит вбок. Вытаскивает телефон, сощуриваясь, чтобы хоть что-то разглядеть на дисплее, ведь из-за ярких тёмно-синих огней нихера не видно. Идея провальная. Лишь при выходе на улицу ночного города он начинает чувствовать себя нормально. Бесконечность огней заполняют темноту здесь. Радует свежесть на улице после небольшого дождя, ведь тот на какое-то время скрывает удушливый запах городской суеты, автомобильных выхлопов и газов. Ночью опасней, но лучше. Свободнее. Свет неоновой вертикальной вывески с надписью «Panorama» ярко отражается в зеркале луж. Асфальт перестал быть чёрным — вся цветовая гамма разливается по дорогам. Лишь тогда Чон смотрит в экран телефона. На часах десять вечера, стоит свалить к чёрту домой, вот только как-то не очень хорошо бросать Тэхёна. Если уж пришёл с ним, то с ним уйдёт. А на вопрос: «почему?» ответит сам себе: «потому что так надо». Не то чтобы он шибко дорожил этим чудаковатым парнем, ведь Чонгуку в принципе компания не требуется. Если бы Ким не подошёл к нему в конце семестра, то Чон и продолжил бы шастать по огромному университету в одиночестве — даёт двести процентов. Просто Тэхён определённо не тот, кому стоит вязнуть в этом дерьме, слишком он наивный, слишком яркий, слишком ещё ребёнок. Тихие шаги позади не отвлекают Чонгука, не заставляют обернуться. Юнги смотрит на парня, ещё раз проходится по нему взглядом, оценивает внешний вид, с виду весьма даже пугающий: весь в чёрном, свободном и массивном, но при этом не вычурном. Его глаза поглощают всё живое, смотрят так проницательно и глубоко, что порой становится неприятно. Редко встречаешь людей подобного типа, не тех самоуверенных ублюдков, а тех, у кого мозги на своём месте. Мин становится рядом, лицом к парню, и перед тем, как начать разговор достаёт сигаретную пачку, поинтересовавшись из вежливости: — Не против? Чонгук бросает на него нечитаемый взгляд, голос звучит равнодушно: — Против. Категорично. И весьма неожиданно. Юнги отвечает на тяжёлый зрительный контакт, но сигареты убирает обратно. Тон не агрессивный, видимо, Чон не специально напускает жёсткость в голос — у него это автоматически выходит. Его некоторая грубость и прямолинейность сейчас играет на руку, хотя будет сложнее, чем он ожидал. Хорошо это или плохо — одному лишь Всевышнему известно. — Не куришь, — констатирует факт Мин, решая начать издалека. — И сегодняшний вечер тебе не очень понравился, — продолжает, удерживая глаза на чужих. Чонгук ничего не отвечает, потому как не видит смысла в лишних словах — немногословен, говорит обычно только по делу. Тяжело ему приходится по жизни, однако. — Решил оставить Тэхёна? — спрашивает, всё ещё надеясь на налаживание контакта. Дело в том, что Чон специально оставил свою сумку с вещами в клубе, тем самым давая Киму понять, что далеко без него не ушёл. Забавно. — Что тебе надо? — напрямую спрашивает Чонгук, которому бы поскорее окончить бессмысленный разговор. Юнги сощуривается: — Может, я поболтать хотел? — Ногами поболтай, — служит ему ответом, а Мин чуть ли удивлённо не присвистывает, мол, открыта новая способность: сарказм. Но он понимает, что к делу надо было переходить с самого начала тогда, когда Чонгук собирается обойти Юнги стороной. Последний решает окончательно отбросить формальности: — У меня есть к тебе деловое предложение, — поворачивает голову вбок, вновь сталкиваясь с чёрными глазами. — Поэтому предлагаю выслушать, — реакции от Чона не следует, но он и не уходит, поэтому Мин расценивает это в качестве «говори». — Это по поводу Чимина. Как я понял, в тебе он не вызвал особую симпатию, — добавляет, а Чонгук говорит в ответ: — Никто не вызвал, — звучит как специальное поправление с жирным намёком. Потом до Юнги доходит. Почему «как»? Это оно и было. Мин сразу понимает, что к ним всем Чон относится одинаково наплевательски-нехорошо, мол, я тебя, конечно, выслушаю ради приличия, но если я отвечу «нет», то это значит «пошёл к ебени матери». — Начну с одного — с Чимином я дружу с самого детства, а отец его мне практически родной, поэтому, как говорится, с пелёнок до двадцати с хером лет, — Чонгук скептически, но всё же слабо выгибает одну бровь, как-то не веря в эту историю, а, точнее, в слово «дружу». — Вот только этот милый мальчик с каждым годом всё скатывается и скатывается, и я всё жду, когда он пробьёт дно окончательно, разве что этого никак не ждёт его отец, — говорит. В ответ ему молчание. — Поэтому я хочу предложить тебе сделку: некоторая морока с этой шлюхой, прогресс и подарочек. С каких пор «друзей» называют так грубо и отнюдь не в шутку шлюхой? Причём так, словно он проститутка, которую Юнги желает продать? Чонгук одного не понимает: — И при чём тут я? У Мина ответ подготовлен давно: — Хосок откровенно ждёт, когда он сторчится, если вообще желает это не каждому из нас; Намджуну похуй в принципе на всех; Тэхён — влюблённый идиот, он быстрее ляжет с ним в постель, чем поможет, — выдаёт сразу же всю подноготную, тем самым вскрывая все карты. Чонгуку становится всё ясно, правда в прямом смысле грязными отходами всплывает на поверхность воды, но для того, чтобы убедиться, Чон спрашивает: — Ты? И когда в ответ получает затянутую тишину, возникает желание неприятно усмехнуться. Он этого, правда, не делает, но Юнги, ни капли не скрывая своих намерений, говорит: — Я должен его отцу за многое, — вот тебе и вся «дружба с пелёнок». — Он не только вложил большой вклад в этот клуб, но и в принципе мне часто помогал, — кто вообще этот мужик такой? Чёртов бизнесмен? Или у него открыт фонд благотворительности? — Поэтому вытащить Чимина из дерьма — моя первостепенная задача, как… — Человека, который клялся, что присмотрит за драгоценным сынком, — бесцеремонно перебивает его Чонгук, просекая фишку. Похоже, Юнги даже не старался помочь Паку, лишь для вида говоря что-то наподобие «ты себя губишь» или «что за дерьмовый образ жизни» и всё в таком духе. Вот только по-настоящему помогать он явно не намерен, желая сохранить чистые ручонки, выполнить обещание, а все дела свалить на малознакомого парня, о существовании которого узнал лишь после слов Тэхёна. Если Юнги ещё и деньги за это предложит, то он в глазах Чонгука упадёт ниже нуля, ведь никто из представителей мужского пола ему откровенно не понравился. Чон ничего больше не говорит, обходя парня стороной и тем самым давая свой ответ на толком не сконструированный вопрос. Как, однако, смешно. Юнги понял по рассказам Тэхёна, что он за человек, и назначил встречу, а-ля надо посмотреть, надо подтвердить. И когда Мин понял, что Чонгук отлично подойдёт под роль того, кто может легко в грязь носом окунуть, то сразу спохватился. Придурок. Лицемерный придурок — делает вид, что ему важен «друг», хотя на самом деле ему необходимо ответить неким добром на старания отца Чимина. Чёртова клоунада, ей-Богу. У Чона злости не хватает, ему даже смешно. Хочется либо утереть нос, либо втащить со всей дури. Чонгук возвращается обратно в клуб, где одна песня стремительно сменяет другую, и вновь сощуривается, терпя яркие световые лучи. Он движется в сторону их столика, за которым не замечает ни одного человека, лишь одиноко лежащую сумку. Его не было от силы семь долбанных минут, куда успел деться Тэхён? И вопрос на засыпку: как он найдёт его в клубе с тремя этажами, херовой тучей народу, VIP зонами, на которые он, скорее всего, имеет право как один из «завсегдашних» компании, а ещё комнатами для уединения? Сколько шансов найти человека во всём помещении? Столько же, сколько в их университете — нисколько. Только если в последнем, несмотря на размеры, нет такой толпы и всё тихо-спокойно, то здесь все шансы просто не превышают и десяти из ста. Так, ну, по крайней мере они есть. Поэтому Чонгук, схватив свою сумку, сразу же поднимается по ступенькам, осматривая танцующую толпу. Вряд ли Ким в ней — он бы не стал танцевать один, ведь категорически не переносит одиночество. Он чистой крови экстраверт. Он либо заводит новые знакомства, либо проводит время с тем, кто ему пришёлся по душе… Точно. Человек, который ему приходится по душе. Стоило додуматься сразу. Вряд ли это хорошая идея, но Чонгук шагает в сторону длинной барной стойки, за которой работает три человека — двое мужчин и одна женщина с яркими малиновыми волосами. Чону априори плевать, к кому подходить — действует тупо наобум, поэтому… Замирает. Точнее замирает его взгляд. Чон всматривается в пару и не понимает, как ему вообще стоит реагировать на подобное. Он, скорее, обескуражен. Нет, его совершенно не удивляет Чимин, которого Тэхён целует глубоко и жадно, так, как он этого давно желал, желал коснуться этого парня, сдавить горло, обтянутое чокером, руками, смазать чуть блестящий бальзам на пухлых губах. Он это делает, что ж, Чонгук его поздравляет и сочувствует ему одновременно. Ким, кажется, успел выпить (а уносит его быстро) спиртного, поэтому не контролирует себя, вдавливая Чимина прямо в барную стойку, из-за чего Паку приходится упираться локтями в лакированную поверхность. Ведёт он себя, мягко выражаясь, похабно — улыбается в поцелуй, видимо, считая напор давно желавшего его парня весьма интересным и милым. Барменша с красиво завитыми волосами стоит за барной стойкой, особо не удивляясь происходящему. Чонгук видит, как двигаются её красные губы — она что-то произносит, обращаясь к Чимину, который на секунду отрывается от Тэхёна, отвечая ей с улыбкой. Тогда девушка упирается локтями в твёрдую деревянную поверхность, прямо рядом с парнями, и весьма так многозначительно приподнимает брови, когда Тэхён вновь втягивает Чимина в поцелуй. Чонгук не знает, кто в данной ситуации поражает больше — ёбнутый друг, шлюха или барменша, что за всем этим наблюдает, дескать, смирилась, а теперь хоть понаблюдает за чужой пародией на личную жизнь. Это всё потрясающе, Чон бы не стал даже отрывать Тэхёна от занимательного дела — как-то насрать, — но понимает, что терпеть убитого горем парня после того, как Чимин с ним поиграется и кинет, будет в сто крат хуже. И поэтому не сдерживает силы, когда становится прямо позади Кима, схватив за шкирку, и грубо тянет на себя, отрывая парня от занимательного дела. Барменша с удивлением глядит на внезапно появившегося Чонгука, не успев даже понять, что произошло, ведь он насильно тянет ничего не понимающего Тэхёна за собой. Без слов, без лишних действий, без пояснений. Она упирается подбородком в локоть, прослеживая за удаляющейся «парой». Всё равно клиентов пока нет — все либо уже бухие, либо танцуют. Тоже бухие. Чимин разочарованным не выглядит, но всё равно смотрит на парней, продолжая облокачиваться на барную стойку. — Как жаль, у тебя отобрали пару на ночь, — констатирует факт девушка, хотя взгляд её весьма заинтересованный. — Твой друг? — бросает взгляд на профиль Пака. — Подбери антоним и узнаешь ответ, — ну да, разве у Чимина есть друзья? Он запрокидывает назад шею, выдохнув, а потом разворачивается, как ни в чём не бывало, с глупой и миленькой улыбкой, типа, у меня нет проблем. «Типа». — Сделаешь мне Дайкири? — спрашивает ради приличия. Он вообще часто делает всё лишь ради приличия. Барменша многозначительно смотрит на него: — Может, чего-нибудь без спиртного? Ответ очевиден: — Я же не прошу дать мне всю бутылку рома, — парирует Чимин, облокачиваясь на твёрдую поверхность, но голову поворачивает в другую сторону, словно выискивает новую жертву. Интересно, он провёл хотя бы одну ночь, ни с кем не переспав? Девушка несколько секунд вглядывается в глаза парня, не смотрящего на неё, надеясь найти там отголоски чего-то нормального, найти там человека, которому можно вправить мозги, но видит там сплошную пустоту — ничего. Полное отсутствие желания исправиться. На Чимина уже давно не действуют чужие слова, никто из его окружения не смог как-то повлиять на него. И если поначалу он хотя бы делал вид, что слушал, то сейчас он откровенно избегает встречи со старыми «знакомыми», которые больше не упускают момента напомнить, что он им противен. С отцом же Пак категорически не ищет встреч, и, вероятно, барменша понимает, почему. Возможно, он осознаёт, что сын из него дерьмовый, а смотреть в глаза мужчине сил нет, но Чимин в этом не признался ни разу, так что догадки остаются догадками. Её не отягощает общение с парнем. Не то чтобы они шибко много общались, да и в основном их темы включают в себя повседневную рутину, особенно в моменты, когда Чимин выкатывается утром в пустующее здание, забираясь на стойку после пьянки. Она не знает его как человека, иногда ей действительно кажется, что в Паке пропасть, безликость, и он ничем не выделяющийся человек, который разве что и умеет только пить, курить, трахаться. Он никогда не злится — ничьи слова задеть его не способны, а все вопросы по типу «чем ты увлекаешься? Какая твоя любимая музыка?» он отвечает «сексом» и «та, которая играет сейчас». В общем, ничего дельного. На самом деле девушка часто пыталась вывести его из себя какое-то время, докопаться до чего-то, расспросить, но в ответ не получала ничего. Одну лишь глупость. Она прекрасно помнит слова директора — Юнги — «не трать на него время, он не личность, а простой шакал». Её это оскорбило. Она до сих пор верит, что у Чимина есть нормальные увлечения, есть какие-то глубокие размышления в голове, есть любимая песня или, может, фильм. Ей жаль наблюдать, как с каждым днём Пак деградирует всё больше. Причём по своей собственной воле. — Мы целовались, — пьяный смех, заплетающийся язык, мутные глаза, в которых какое-то детское наивное счастье. Начинает тошнить от этого. Чонгук бы ответил: «Ты понимаешь, что он целовался с сотнями?», но осознаёт, что у Тэхёна сейчас в ушах стоит громкая музыка, хотя из клуба они уже вышли и ждут такси. Ветер на улице слегка усиливается. — У него такие мягкие и нежные губы, Господи, и такая прекрасная кожа… — Заткнись, — всё же кидает в ответ Чон, не желая знать подробностей. Ему насрать. У него единственное желание — попасть домой и смыть с себя остатки этого вечера, лечь в кровать и провалиться в долбаный сон. У него в груди просыпается раздражение, когда он понимает, что первым делом ему придётся доставить домой Тэхёна, а уже только потом ехать самому. Займёт это, как минимум, часа два с половиной. Блять. Ещё этого не хватало. Чонгук уже не слушает пьяные бормотания парня, не вникает в его слова, лишь продолжая придерживать за шкирку, чтобы он носом не уткнулся в асфальт. Испытывает двоякие ощущения после сегодняшнего вечера, не понимая, что Ким забыл во всём этом прогнившем дерьме. Чонгуку не нравится компания Тэхёна. Никто из них.