— Наигранная святость хуже блядства.
Иногда очень странно осознавать, что ты взрослый человек, практически полностью сформированная личность, берущая ответственность за свои поступки и слова. В один момент у тебя исчезают все мелкие проблемы, а взамен ты обретаешь что-то более жёсткое и что-то более неприятное. Впервые Чимин переспал с девушкой в одиннадцать лет по чистому любопытству или, если можно так выразиться, случайности. Это было странно и не особо приятно, парень сразу для себя решил, что всё это не для него. Он смотрел на своих сверстников, прятавшихся за школой и выкуривающих сигарету. Когда Пак шёл домой, то переходил дорогу и срезал путь через дворы. Там был старый заброшенный дом, стена которого всегда была изрисована граффити с грубыми словами и фразами, а рядом с ней постоянно толпились курящие старшеклассники. Чимин помнит, как пытался тихонько прошмыгнуть между ними, так как боялся, что они какие-нибудь бандиты: начнут приставать к нему или запугивать. Они громко матерились, не заботясь о том, как выглядят со стороны, а Пак своим детским на тот момент взглядом выказывал некое презрение и пообещал себе таким не заниматься, ведь это отвратительно. Как смешно порой осознавать, что мы зачастую становимся теми, кем обещали себе никогда не быть. Чимину было тринадцать, он тогда жутко боялся, что его мать узнает о его половой связи с парнем старше него на четыре года. Он боялся признаться, рассказать, увидеть её реакцию, поэтому об этом секрете она так и не узнала. Вот только Паку уже не тринадцать. Он взрослый человек, которому стоит задумываться о том, как он собрался жить дальше. Ему не нужно ничьё разрешение, чтобы откупорить бутылку вина, чиркнуть зажигалкой сигарету или лечь с кем-то в постель, никто не контролирует его действия, за спиной не стоят родители, чьего мнения ты так боишься. Ты больше не маленький ребёнок, не школьник и не подросток. Все последствия принятых решений лежат на твоих плечах. Мутная голова, какая-то серость перед глазами, словно весь мир приобрёл чёрно-белые краски, ноющие конечности и тошнота в глотке. К этим ощущениям Чимин привык уже давно. Он выкатывается из запасного хода какого-то дешёвого мотеля, сразу попадая в узкий и грязный переулок, пропитанный сплошной чернотой. Между ними можно блуждать, как в лабиринте. Пак сощуривается, когда в двадцати метрах видит проход на обычную улицу, на которой пока весьма мало народу, но не стремится выйти в люди, хватаясь рукой за пожарную лестницу здания напротив, дабы не свалиться на мокрый асфальт. Чимин прикрывает веки, запрокинув голову, вдыхает свежий утренний воздух, но он не спасает от тошноты. Парень открывает глаза, натыкаясь взглядом на многочисленные провода, переплетающиеся между собой в самом верху. От тусклого, ещё серого, неба начинает рябить в глазах, поэтому Пак возвращает голову в прежнее положение. Он достаёт из сумки зеркальце, не особо, конечно, желая глядеть на себя, но надо. Правда, он тут же понимает одно — чтобы замазать последствия бурной ночи и явиться в университет, не вызвав ни у кого сердечного приступа, потребуются, по крайней мере, шпатель и ведро цементо-бетона, иначе все решат, что из местного цирка уродцев сбежал главный экспонат. На часах шесть утра, ноль воспоминаний о том, что он делал прошлой ночью, кроме двух парней в кровати и четырёх пустых бутылок прямо на простыне. Чимин натягивает на себя свои тёмные очки с круглой оправой и пытается по памяти припомнить, где вообще находится место, в котором туча зубрил грызут гранит науки.***
Их университет объединяет в себе технические, гуманитарные и научные направления. Занятия проводятся в трёх кампусах, расположенных в различных районах города, но каждый из них имеет большие библиотеки, тренажёрные залы, столовые, магазины и банковские отделения. Отличную репутацию имеют факультеты инновации и инжиниринга, в частности, его программа материаловедения и нанотехнологий. Во-вторых, стоит отметить гуманитарные и естественные науки, особенно учебные программы астрофизики и химии. Университет знаменит в качестве не только образовательного учреждения, но и сильнейшего исследовательского центра. На самом деле, здесь своё пристанище может найти кто угодно — здесь есть любые факультеты, начиная от социологии и юриспруденции и заканчивая медициной с антропологией. Их в общей сложности двадцать девять, плюс около ста магистерских программ. Кампусом же является целый район города, в котором есть всё для студенческой жизни: кафе, клубы по интересам, автобусы, прекрасная природа и даже пруды. При желании можно и не покидать кампус во время обучения, особенно учитывая тот факт, что он по масштабам напоминает отдельный город. У Тэхёна ушла неделя на то, чтобы показать новоиспечённому знакомому всю территорию, на которую последнему было плевать. Ким вообще поражается тому, как Чонгук смог провести в одиночестве несколько лет там, где обучается около тридцати тысяч человек. Ещё у Тэхёна ушла неделя на то, чтобы от корки до корки выучить расписание Чона, поэтому последний не удивляется, когда этот идиот ловит его у выхода из здания, начиная трещать под ухо о какой-то херне. У всех сейчас обеденный перерыв в пятьдесят минут, поэтому Тэхён говорит: — Идём в столовую? — уточняй, в какую именно. — Идём, — отвечает вместо парня, от которого ответа ждать, как возвращения мужа из космоса. — Кстати, извини за прошлый вечер, — это он про встречу в клубе вчера? Как мило. — Мне кажется, мои друзья тебе не особо понравились, — говорит, шагая вслед за Чонгуком. Тот мысленно добавляет «дéла иметь с ними больше не хочу», но в реале продолжает молчать. — Но они хорошие, — говорит. А Чон оседает. Он даже останавливается, оборачиваясь на Тэхёна, который или слишком идиот, или слишком наивный, раз не может прочесть во взгляде Чонгука громкое «ты ёбу дал?». Ким отвечает на зрительный контакт, искренне не понимая, отчего друг на него так пялится, а после выдаёт совершенно неуместное: — Почему ты одеваешься так, будто идёшь на похороны? — вновь начинает свою шарманку, продолжая шагать вперёд и обходя Чонгука стороной. — Если ты надумаешь прийти в цветном, то сообщи мне заранее, чтобы я принёс камеру, — и улыбается. Чон продолжает стоять на месте некоторое время, а потом возобновляет шаг. Тэхён слишком наивный. С одной стороны это прекрасно — когда ты остаёшься в неком смысле ребёнком, даже существуя в таком обществе. Ему двадцать три года, а ментально где-то двенадцать. Ким вообще оптимист по жизни, он яркий и шебутной, с такими людьми Чонгуку трудно найти контакт. Практически невозможно, потому что он смотрит на мир под другим углом, ему гораздо приятнее, когда находятся люди, не принимающие всерьёз его вырывающуюся грубость (автоматически, само собой), понимающие сарказм (который сарказмом совсем не кажется) и не пытающиеся как-то изменить его. Да, ты можешь давать советы, помогать бороться с какими-нибудь внутренними демонами, но пытаться поменять человека — значит не принимать его таким, какой он есть. Чонгук не смог бы стать близкими друзьями с такими типами людей, как он сам, и со своими полными противоположностями. Важно иметь хоть какие-то общие интересы, схожее мнение, что дважды подчёркивается, а дальше, может, и сложится. — Кста-ати, — тянет Тэхён, толкая большие белые двери столовой, что объединяет сразу два здания. — Ты же не против, если к нам присоединится Чимин? — интересуется, но по интонации понятно, что на мнение Чонгука он как-то срал, потому как ясно даёт понять, что Чимин придёт. Не «может быть», а именно придёт. Стопроцентно. — Эта шлюха? — впервые за всё время подаёт голос Чон, нисколько не стесняясь своих выражений, пока они идут за подносами. Тэхён бросает на него критичный взгляд: — Не называй его так, — как? Его истинным именем или что? Чонгук ничего не отвечает, ставя на поднос какой-то левый салат, после чего разворачивается и идёт в сторону первого незанятого стола. А таких много. Он не понимает, Тэхён серьёзно не замечает очевидных вещей? Это можно понять, учитывая тот факт, что он Пака видел лишь несколько раз в университете и, похоже, от силы раза три в клубе. Он с ним до вчерашнего вечера даже не общался. А ещё Ким откровенно слишком глупый для того, чтобы понять личность Чимина. Чонгуку же хватило пяти минут и двух реплик в собственную сторону. Это странно, ведь он действительно не знает о Паке ничего. От слова совсем. У них был диалог в четыре фразы, причём не самые лестные. Идеальное начало этого дерьмового знакомства. Вот только не учтено, что Чонгук знакомиться и не планировал. — Ты же вроде выступаешь сегодня, да? — как ни в чём не бывало спрашивает Тэхён, присаживаясь на стул напротив. Ставит поднос с набранной едой, получая от Чонгука незаинтересованный кивок. — Я написал Чимину, где именно мы находимся. Надеюсь, он разберётся, — с нескрытым волнением произносит, а Чон мысленно добавляет «уж лучше бы не разобрался». — Он нечасто бывает на занятиях, поэтому я слегка волнуюсь, — признаётся, и, знаете, когда Чонгук поднимает на Кима взгляд, то понимает, что тот нисколько не преувеличивает — он никак не может приступить к еде, трёт друг о друга ладони и кусает губы. Вы серьёзно? И всё это из-за Чимина? Что в этом человеке такого? Он из себя не представляет ничего, кроме умелой шлюхи, — ему бы в эскорт, он бы влился в компанию. Чонгук даже не выдерживает, желая задать вопрос напрямую: — Чем он… Но его перебивают: — О, — на губах Тэхёна расплывается улыбка, от которой привычно тошнит. Она выглядит слишком приторно и радостно. Да, это проблема Чона, что у него просыпается негатив в груди и желание ткнуть Кима мордой в реальность, но он не может ничего с этим поделать. — Он всё-таки пришёл, — тихо добавляет, уставившись куда-то за Чонгука, которому — честно — неинтересно. Он продолжает сидеть, бессмысленно тыкая вилкой в салат, мускулы лица не дрогают, никаких изменений не происходит, но через двадцать секунд ему кажется, словно лёгкие насильно заполняются ядом, а в носу начинает неприятно резать. От чего? От запаха. Чон очень чувствителен к любым ароматам, поэтому предпочитает очень редко пользоваться туалетной водой, в то время как у Чимина абсолютно другое мнение на данный счёт. От него тянет резким запахом никотина и дорогим ароматом со шлейфом горького апельсина, а на всём этом фоне блуждает алкоголь. Причём сами духи не мужские — скорее, женские, но из-за их не очень большого количества этому не придаёшь значения. Просто комбо из сигарет, спиртного и туалетной воды выходит нечто странное. Не именно неприятное, а странное и резкое. — Привет, садись, — с улыбкой предлагает Тэхён, кивая на соседний стул. Тогда Чонгук поднимает на Пака взгляд исподлобья, пробегаясь по его помятому внешнему виду. Одежда точно такая же, какая и была вчера, но на голове беспорядок. Видно, что парень пытался привести себя в норму, но вышло откровенно херово. Похоже, он не бывал дома, а припёрся в универ сразу после того, как пришёл в себя. А ещё на нём чёрные очки с круглой оправой, которые Чонгук прежде не замечал. Они не очень сочетаются с его одеждой, да и какой смысл носить очки в здании? Из-за них не видно глаз Чимина, нельзя прочитать его эмоции или понять, куда он смотрит. Нет, конечно, очертания глаз можно увидеть, но всё равно общей картины нет. — Я писал тебе до этого, — говорит Тэхён, полностью отдавая своё внимание парню. Пак скользит языком по губам, улыбнувшись: — Я пришёл только сейчас. Кажется, Ким полностью пропускает этот факт мимо себя, не желая задумываться над тем, что на циферблате два часа дня, а занятия начались в восемь. А удивляться-то нечему. — Ты ничего не взял, — констатирует факт Тэхён, и, не раздумывая, поднимается с места. — Тебе взять чего-нибудь? — как всегда задаёт вопрос, скорее, себе. — Взять, — а после сматывается для того, чтобы принести еды Чимину, который смотрит парню вслед и, Чонгук клянётся, видит, как у него дёргается уголок губы в отвращении, но он быстро давит в себе это ощущение. А ещё он показательно не реагирует на тяжёлый взгляд со стороны Чона, сидящего прямо напротив и показывающего своё недовольство. Точнее, так думает Чимин, потому как он не отвечает на зрительный контакт и потому не может видеть эмоций Чонгука. Да и не хочет особо. Он даже без понятия, как себя ощущает, учитывая тот факт, что толком ни внешности парня перед собой не знает, ни имени. Ничего. И, опять же, как-то вообще не ебёт. — Прости, я не знал, что ты любишь, поэтому набрал всего по чуть-чуть, — над ухом звучит обеспокоенный голос Тэхёна, который присаживается, ставя перед Паком поднос. А последний, кажется, сдерживает рвотные позывы только при одном упоминании о еде, но всё равно улыбается, делая добродушный вид, от которого Ким тает. Тогда Чонгук замечает, что Чимин всегда так улыбается — глупо и мило, как бы делая вид, что он ёбаный святой ангел, а Тэхён, будучи беспросветным идиотом, в это верит. Нет, он действительно не настолько наивный; он, скорее, хочет верить в наигранную доброту Чимина. Последний вроде как ничего плохого и не делает, но Чон продолжает его прожигать своим взглядом, не скрывая этого. Зачем Чимин вообще общается с Тэхёном? Зачем согласился прийти? Ему что, мало с кем трахаться? Полно людей, которые будут готовы на секс-партнёрство или просто мимолётное ночное времяпрепровождение, так за каким чёртом Паку это надо? Он же прекрасно осознаёт тупую влюблённость (или же симпатию) Тэхёна, а ещё ему, скорее всего, насрать на это. На то, что он разобьёт парню сердце. Не давай ложных надежд, если не собрался их оправдывать, сраный ты ублюдок. — Слушай, а почему ты так редко появляешься? — интересуется Ким, попивая свой кофе, в то время как Чимин продолжает тянуть уголки губ, хотя его ответ совершенно не соответствует словам: — Я здесь ничего не забыл, — прямо говорит. — У меня есть некоторые сложности с учёбой, — желает откосить от ответа. Если человек не продолжает развивать самостоятельно какую-то тему, то не стоит больше её затрагивать. Это понимает Чонгук. Но только не Тэхён — он из того типа людей, что слишком любопытны: — Я могу чем-то помочь? — и говорит это искренне, пытаясь заглянуть в глаза Чимина, спрятанные под очками, но тот тут же отворачивает голову, упираясь взглядом в еду. Уголки губ не опускает: — Это очень мило с твоей стороны, — «но нет» надо было добавить в конце, чего Пак, собственно, не делает. Чонгук уверен — Чимин чувствует его пронзающий взгляд на себе, но игнорирует, по какой-то причине не решаясь посмотреть в ответ. Чона нисколько она не волнует, он лишь бездумно тыкает палочками в салат, продырявливая кусочек курицы, а после зрительно отпускает Чимина, вместо этого кинув равнодушное: — Наигранная святость хуже блядства. Именно после этих слов ему удаётся обратить внимание парня на себя, но в этот раз уже Чонгук не собирается смотреть на Пака. Интерес совершенно пропадает, так и не появившись, в то время как у Чимина впервые выпадает возможность разглядеть черты лица парня. Они острые. Его тёмные волосы спадают по обе стороны ото лба, доставая до носа и практически скрывая его лицо, но всё же удаётся разглядеть глаза. Кажется, он родился с этой хмуростью на лице, с этой жёсткостью и строгостью в чёрных радужках. Чимин чуть наклоняет голову вбок, сощурившись: — Что-то новенькое, — беззлобно кидает, но на деле его слова сказаны не с добротой. — В тот раз было: «Развращённый разум хуже звериной тупости», — цитирует по памяти, а у Чонгука в голове проносится едкое «надо же, он хранит что-то в своей пустой голове». Что за оксюморон? — Ты пытаешься меня задеть? — с интересом спрашивает Чимин, продолжая мило улыбаться, хотя на деле он привык к подобному. Его или любят, или ненавидят. До нейтральности редко доходит. Пак привык, его не обидишь этим, поэтому все слова Чонгука в любом случае пролетят мимо. — Случайно повезло, — слышится Чимину в ответ. Пака тянет усмехнуться, что он и делает, тем самым показывая своё отношение к словам парня, чьего имени он даже не знает. Чимин упирается локтём в стол, подпирая костяшками подбородок, и сдерживает рвотные позывы, когда на пробу пропихивает в себя листок китайского салата. Тот кажется ему сырым и безвкусным. А бесконечное жжение внутри тела напоминает о его состоянии. Органы ноют, Пак чувствует, как печень покалыванием вызывает тошноту. Желудок сворачивается. И все эти ощущения он давит в себе, не показывая вид, когда вместе с комком в глотке проглатывает жалкий салат, говоря: — У тебя наверняка никогда не было друзей, — тем самым оскорбляет и Чонгука, и Тэхёна, так как последний вроде как считает его своим другом. — Манера общения, — Чимин с наигранным скучающим видом смотрит в тарелку. — Поведение. В каждом видишь врага. Тебя в детстве мама не ласкала? — решает играть по правилам. Как говорится, если установить нормальный контакт не удалось с самого начала — можно сразу перейти к оскорблениям. — У него хорошая мама, — слова Тэхёна вообще некстати, но Пак не обращает на них внимания, продолжая ковыряться в тарелке. Его сейчас вырвет. — Я её ни разу не видел, но, думаю, она хорошая, — говорит, а Чимин мысленно спрашивает «ты идиот?». Но ради приличия кивает, не зная, как ещё можно на такое отреагировать. Тэхён же пытается разрядить атмосферу: — Слушай, Чонгук сегодня выступает, — произносит. Так вот, значит, как зовут этого педанта. — Выступает? — уточняет Чимин, недопонимая. — А, да, он поёт, — улыбается Ким, кивая и радуясь тому, что можно перевести тему. Чонгук же в это время облокачивается на спинку стула, с раздражением смотря на парня. У Тэхёна язык помело — без костей. — Он иногда выступает в одном баре, — нет, серьёзно, иногда хочется запихнуть ему в рот кляп и не вытаскивать. — Хочешь пойти с нами? И радуется как ребёнок, когда Чимин растягивает губы, едва уловимо кивнув: — Конечно. А на самом деле ему всё это не всралось. Чонгук его чем-то бесит. Пака в принципе раздражают все. — О, это потряса… — начинает Тэхён, явно собираясь и дальше развивать тему, но Чимин больше не выдерживает, резко поднимаясь из-за стола. Он фальшиво улыбается, смотря на Кима и игнорируя Чонгука: — Всё мне вышлешь, а сейчас я должен идти, — ничего не объясняет, отодвигая стул и сразу же ускоряя шаг, словно желает испариться к чёрту. Тэхён смотрит ему в спину, с разочарованием поджав губы, ведь желал пообщаться с парнем подольше. Он подносит руку к губам, задумчиво кусая пальцы, и не замечает ничего странного. А Чонгук, так же смотрящий вслед удаляющемуся парню, замечает кое-что другое, но оттого не менее странное. Взгляды. В столовой не стоит шум, она не забита, но людей здесь достаточно, поэтому не стоит больших трудов заметить многочисленные косые взгляды, направленные на Чимина. Последний толкает белые двери, обходя стороной входящую внутрь парочку девушек и те… Да. Они оборачиваются на Пака, а потом начинают о чём-то переговариваться между собой. Причём, на их лицах нет улыбки, они не смеются, но теперь точно станут что-то обсуждать. Чонгук замечает, как двое незнакомых парней тоже выходят из столовой с хмурым видом, но Чон уже отворачивается. Потому что это не его дело. От голода усиливается головная боль, но первая мысль: «Это удивительно». Удивительное состояние, ни с чем не сравнимое и с трудом поддающееся описанию. Поворот головы — моментальное головокружение. Давление на грудную клетку. Сердце медленно, но грубо стучит, отбивая рёбра. Оно словно встревает в горле, и Чимину не удаётся его проглотить. Он отчётливо чувствует, как его тело тут же пронзает судорога, как ноги дрожат, когда делает шаги в сторону уборной. Руки трясутся. Пак морщится, сжав на секунду веки, дабы перестать видеть яркие блики перед глазами, как от старого телевизора. Дыхание становится хриплым, тихим, когда он забегает в туалет, тут же открывая первую попавшуюся кабинку. С тем же успехом он мог бы вообще отказаться от еды. Сидит над унитазом в туалете, пока вся гадость, запиханная внутрь бурной ночью, постепенно покидает его желудок, который так не смог справиться с реакцией на запах еды и съеденный лист салата. Чёртов салат. Боже. Хорошо, что подобное произошло именно сейчас — во время большого перерыва, когда все студенты спешат покинуть здание и перекусить на природе. Чимин плюёт в унитаз, морщась и затыкая нос, чтобы отвратительный запах не вызвал сильный рефлекс тошноты. Привстаёт, смывая, и ждёт пару секунд, после чего выходит из кабинки, подходя к холодной раковине. Крутит ручку крана. Тишина. Ледяная вода рвётся наружу. Пак снимает очки, кладя их рядом, и заглядывает в своё отражение. Синяки под глазами тёмного оттенка и жуткое жжение в них из-за золотистых линз, с которыми он проснулся. Чимин осторожно оттягивает нижнее веко, вынимая инородный предмет из глаза, а после из второго, кидая их в раковину. Часто моргает, терпя сухость, поэтому вытаскивает из сумки сразу несколько вещей. Действия машинальные, давно изученные: первым делом наклоняется, набирая ледяную воду в руки, и умывает лицо, ополаскивает рот, избавляясь от неприятного привкуса, и вытирает лицо платком, вскинув голову, чтобы рассмотреть себя в отражении. Потом вытирает одноразовыми салфетками ладони. Берёт в руки капли, закапывая глаза, а после замазывает круги под ними. Становится получше, но дерьмового состояния это не отменяет. Чимин ещё несколько секунд рассматривает себя в отражении, пока через него не замечает открывающуюся дверь. Он бросает пустой взгляд на двух парней, с виду не представляющих никакой угрозы. Точнее, они действительно её не представляют. До какого-то момента. Один из них становится у стены напротив, сунув руки в карманы: — Я думал, ты сторчался, — очень мило и по-доброму. Чимин на этот раз ничего не отвечает, смотря через зеркало куда-то в область шеи парню. Он иностранец — тот, что прислоняется к стене. Пак понял это давно не только по внешности, но и по акценту. В их университете полно людей других наций. Его же друг — чистый кореец. Он, к слову, ничего не говорит, стоя у двери. Нет, это не похоже на обычную разборку, где на тебя наезжают какие-то придурки из-за того, что ты рожей не выдался. Во-первых, эти самые «придурки» легко задавят тебя своей репутацией. У них она хорошая, а вот у Чимина не ахти так. — Тебя разве не исключили? — наклоняет голову вбок парень, продолжая разъедать Пака взглядом через зеркало. Чимин выгибает брови: — Как видишь, — им лучше не дерзить. Но и просто промолчать он не может — слишком гордый для этого, да и характер не позволяет. Правда, на этих людей ему даже тратить своё время не хочется. — Ты, как я понял, в проституты записался, — продолжает иностранец. Ему явно доставляет удовольствие говорить гадости. Особенно Чимину. Вот только не учтён тот факт, что он привык, он не обращает внимание, все слова проходят мимо него. Интересно, насколько надо опуститься, чтобы привыкнуть к оскорблениям? — Дать номерок? — выгибает бровь Пак, борясь с остаточным чувством тошноты. Он закидывает все вещи в сумку, взяв в руки очки. Отходит от зеркала, развернувшись. — Сколько в час? — прилетает ему ответный неприятный вопрос. Чимин останавливается напротив другого парня — тот, что кореец, — смотрит ему в область носа, не поднимая глаз выше и не желая устанавливать зрительный контакт. Ждёт, когда тот отойдёт от двери, выпустив наконец Пака. Но он не двигается. Специально. Видите ли, в чём ирония? Они нарочно провоцируют, не позволяя уйти. Если Чимин сорвётся, то его исключат окончательно, и не то чтобы ему не было плевать, но не хотелось бы разочаровывать отца до такой степени. Пак и так, казалось бы, сын хуже некуда, так куда ещё ниже? А вот, сюда. Молчит. Чимину не впервой, он давно научился сдерживать свои истинные эмоции, предпочитая давить их. У него там, внутри, не кладбище, а просто гора гнили и разлагающихся трупов. Поначалу было трудно запирать в себе определённые чувства, они продолжали бороться и биться в попытке выбраться наружу. Вскоре они там и сдохли. У него теперь опыт длиною в несколько лет. — У тебя нет таких денег, — отрежьте ему язык. Пак говорит это весьма тихо — чисто автоматически снижает тон, зная, что грубость в свою сторону эти двое терпеть не намерены. Да и не только они, если уж обобщать. Весьма большое количество людей его не жалуют, потому что боятся. А страх порождает злость, агрессию, люди стараются запугать объект их страха, чтобы тот ничего не смог сделать или предпринять. Удивительно, прошёл год после того инцидента, а все ещё помнят. Чимин заметил многочисленные взгляды в его сторону ещё в столовой. Не то чтобы ему не было наплевать, подобное бы не приносило ему неудобства, вот только из тысяч людей всё равно найдутся, подобные вот этим двум парням, что «зажали» его в туалете. Чимина знают по внешности, по имени, и одному лишь случаю годовалой давности свыше пятнадцати тысяч человек, включая всех преподавателей и декана. Он, однако, популярность с большой буквы, хули. — Сделай радость, исчезни, — звучит рядом с его макушкой прямо позади. Казалось бы, интеллигентное общество, одно из самых престижных учебных учреждений в стране, а жалкую человеческую натуру никто не убирает. Видимо, кто-то не наигрался в школьные времена. Как Чимин и сказал ранее, эти парни зажали его здесь с целью спровоцировать. Спровоцировать на драку. Но если Пак их хоть пальцем тронет, то его исключат, а этого жаждут многие. Умно, что же. — Так сделай одолжение, пристрели меня, — отвечает ему тем же Чимин, отталкивая парня, прислоняющегося к двери, в сторону и буквально выбегает из туалета, пока его не успели припечатать к стенке. Ему бы не хотелось ходить с разукрашенной рожей. Зря он вообще припёрся в универ. Он решился на этот смелый поступок даже не из-за просьбы со стороны Тэхёна, а ему стало любопытно, относятся ли к нему с таким же предостережением. Поразительно, как всего лишь один инцидент может всё в корне изменить. Как сказал однажды Марк Твен: «Одурачить людей легче, чем убедить их в том, что они одурачены». В этом Чимин убедился ещё давно, когда впервые увидел по новостям, как нахваливали какого-то министра и его поразительные поступки, а потом прознал главную фишку. Пак вообще не высокой морали человек, он с этим даже не спорит. Возможно, воспитывали его дерьмово, возможно, он сам по своей воле начал лезть, куда не стоит, а может, он просто больной. Самокопанием он особо не занимается, хотя частенько задаётся вопросом, откуда в его голове столько мыслей, над которыми он может думать часами, практикуя бокетто. Разумеется, если люди не будут верить друг другу, а будут полагаться только на знания, добытые самостоятельно, они просто погибнут. В процессе обмена информацией мы непременно приходим к признанию определённых людей в качестве надёжного источника информации и склонны верить такому человеку по крайней мере в большинстве случаев, даже если информация ложная. Однако часть людей может и сомневаться, особенно когда авторитет человека ненадежен, то есть он явно ошибался в некоторых своих предыдущих суждениях. Там уже зависит от твоей личности. Но на этом и строится общество — на вере. Если президент сделал хорошее дело, произвёл прекрасное впечатление, то, само собой, в тебе проснётся положительное впечатление. Ровно до того момента, пока всё не пойдёт по пизде. «…Ситуация в провинции Кёнгидо продолжает держать в напряжении власти в связи с несколькими масштабными взрывами в столице и крупнейшем городе — Сувоне. Нам удалось провести собственное расследование и…» Чимин лениво моргает, без особого интереса посматривая на большой экран телевизора, висящий на стене в широком и длинном коридоре, который является неким закрытым мостом. То бишь он соединяет два здания. Конечно, было бы, наверное, интереснее посмотреть на район с приличной высоты или посидеть на специальных скамейках, но нет. Транслирование новостей — редкость для учебного заведения, но в последнее время кто-то настойчиво переключает каналы, желая знать о ситуации в Сувоне. Чимин чувствует себя странно. Он был там буквально месяц назад по некоторым причинам, а теперь видеть прямые трансляции знакомых улиц, слушать вещание репортёров, мнение экспертов и неутешительные прогнозы, что без конца ставятся, очень необычно. Именно это и есть главная причина, по которой Пак смотрит на экран, где молодая девушка рассказывает о событиях этого дня, а позади неё транслируются записи. Большие части города в огне. И пожар разрастается. Власти не способны сдерживать творящееся безумие, поэтому границы хаоса расширяются, завладевая прилегающими территориями. Столица превратилась в сброд. Отбросы сбегаются в Сувон, вступают в образовавшиеся банды. Мелкие ещё не так тревожат. А вот крупные… Крупные способны влиять на многое. Новообразовавшиеся группы сложно назвать опасными бандами — скорее шайкой беспризорников, их действия всё равно не вызывают столь серьёзных переживаний. И сейчас Чимин осознаёт, что правительство, пытаясь контролировать беспорядки, устранять нарушителей, существует в тупом ожидании. Когда подойдёт новая волна разбушевавшегося общества. Экономика стремительно падает, доходы снижаются, а цены растут, причём, помимо всего этого, главенствует безработица и большое количество мелких беспорядков, которые потихоньку перерастают во что-то большее. Ты либо становишься бандитом, либо идёшь в копы, потому что по-другому ты в этом дерьме не выкрутишься. Единственное, что успокаивает — события пока не затронули Сеул. Если затронут, то начнётся революция, и Чимину не хочется представлять, что станет с людьми в этот момент. Общество резко и быстро меняет своё мнение, широко распространяя среди большинства членов ранее редкую практику поведения, делая невозможным остановить или повернуть процесс вспять. Это страшная вещь, потому как, начавшись, эта цепная реакция уже не может быть остановлена и несмотря ни на что переведёт общество в иное состояние. Самое забавное в том, что революция планируется определённое время, а потом вспыхивает резко, меняя всё к чертям собачьим. Хоть и долго назревает. — Чёрт-чёрт-чёрт, — голос Тэхёна не особо сильно вырывает из мыслей, потому что Чимин продолжает опираться спиной на стекло, спасающее его от падения вниз. — Он свалил, клянусь, он свалил, — продолжает бурчать себе под нос, держа телефон у уха и пытаясь дозвониться до друга. — И что? — не понимает проблемы Пак. Ну, не отвечает ему Чонгук, че дальше? — Думаю, он ушёл без нас, — раздосадовано говорит Ким, опуская мобильный и крепко сжимая его в руке. Чимин в общем-то даже рад такому развитию событий, потому что у него есть некоторые планы на этот вечер, которых он так жаждет. Ему не хочется тратить своё время на ненужные вещи, поэтому он, как и умеет, растягивает сладко губы, оторвавшись от стекла. Делает шаги в сторону Тэхёна, закинув руку на плечо, и опирается на него, чувствуя, как по телу этого парня проходят мурашки. — А я думаю, мы можем развлечься и без этого, — понижает голос, прекрасно зная, на какие точки стоит давить и что говорить. Слишком легко манипулировать глупыми или слабыми людьми. Ещё проще — влюблёнными. А проще этого только сильными. Либо же хотя бы теми, кто питает к тебе симпатию. — Эм, я не знаю, думаешь, это хорошая идея? — недоумённо смотрит на него Ким, в то время, как Чимин поражается тому, что этот человек умеет думать. Ладно, по Паку, конечно, тоже не скажешь, но ему нравится изображать полного идиота. Это упрощает жизнь и открывает новые возможности. — Ну-у, — плавно тянет Чимин, продолжая тянуть уголки губ, по которым недавно прошёлся бальзамом со вкусом клюквы и миндаля, но ощутить это можно только прикоснувшись к ним. — Тебе понравился вчерашний вечер? — с намёком интересуется, приближаясь к уху Тэхёна, а тот сразу же теряет дар речи, начиная мямлить что-то непонятное и неловкое: — Да-да, я просто… Пак его перебивает, скользнув языком по его мочке уха, из-за чего получает в ответ дрожь. — Вот и поговорили. Спокойная тихая музыка и отсутствие большого скопления людей — редкость для этого заведения, самому парню удаётся запечатлеть такое впервые. Это не очень удивительно, учитывая факт того, что Чимин не бывает здесь днём. Либо ночью, либо рано утром, что он тоже, без сомнений, причисляет к тёмному времени суток. Сейчас пять часов, поэтому клуб ещё не успел оправдать своё название. Но речь ведётся не об этом. Паку плевать на Тэхёна — это факт. Было бы странно, проникнись он к странному пареньку, совершенно не разбирающемуся в жизни. Нет, Чимин верит, что Ким не такой идиот, каким кажется, просто в случае того, если ему кто-то нравится (не важно, в каком смысле), то он предпочитает полностью игнорировать всё негативное, связанное с этим человеком. Короче говоря, идеализирует его. Именно поэтому им так легко управлять и манипулировать. — Рене, — тянет Пак с улыбкой, приближаясь к барной стойке, за которой стоят трое человек, и распределены они каждый в своём, так сказать, «отделении». — Будь добра. — Мы только вчера виделись, — бросает девушка, встряхнув малиновыми волосами. — О, ты тот парень? — она обращает внимание на Тэхёна, которого Чимин присаживает за барную стойку, говоря: — Его зовут Ким Тэхён, — представляет. — Сделай ему коктейль, — просит, стоя рядом и сжимая плечо парня. Барменша уточняет: — Алкогольный? — Конечно. — Нет, я… Оба ответа прозвучали одновременно. Тэхён отрицательно машет руками: — Нет, не стоит, я только… — «только недавно отошёл» хочется ему добавить. Чимин решает не давить, но и отказываться не собирается, принимая нейтральную позицию: — Хорошо, сделай ему всё, что он захочет, — подытоживает, потому что ему хочется свалить как можно быстрее. — Я вернусь через какое-то время, поэтому подожди меня и не скучай, — он врёт. Он не собирается возвращаться, и Рене это прекрасно понимает. Опять действует правило «ради приличия», когда Чимин специально делает вид, словно скоро вернётся, тем самым избавляясь от лишнего человека. Она эту фишку просекла, давно приняв нейтральную сторону. Её главная цель — споить Тэхёна и разговорить его, а потом либо дождаться, пока он отрубится, либо позвонить тому, кто его пьяного заберёт. Девушка сама по себе не против поболтать, да и тем более не нужно этому парню, в чьих глазах сплошные звёздочки, связываться с Чимином. Последний уже, кстати, исчезает из поля зрения, поднимаясь по закрученной лестнице на второй этаж. Он поправляет волосы, снимает очки и кладёт их в сумку, когда пересекает помещение с большим количеством дверей, добираясь до лифта в самом конце. На третьем этаже только VIP комнаты, а ещё несколько кабинетов, в которых ведутся дела. Удобно иметь и клуб, и мини-отель в одном здании, правда, попасть сюда всё равно дороговато стоит. Пак добирается до третьего этажа, лёгкой походкой огибая помещение, и доходит до нужной ему двери, постучав медленно и два раза. Ждёт несколько секунд, опять же, ради приличия, после чего проходит внутрь, закрывая за собой дверь. Прислоняется к ней, с улыбкой наклонив голову. — Чего тебе? — незаинтересованный голос звучит на другом конце. Намджун вглядывается в бумаги с отчётом, не обращая никакого внимания на Чимина. Последний же себе не изменяет, принимаясь за свою привычную игру: — Молодой человек, как Вы смотрите на то, чтобы продолжить наше деловое партнёрство? — с намёком интересуется, отрываясь от деревянной поверхности. Ким кидает взгляд исподлобья на парня, после вернув его обратно: — Не в этот раз, — твёрдо произносит. Эти слова пролетают мимо Чимина. Он не обращает на них внимания, медленными шагами приближаясь к большому столу с огромным количеством бумаг на нём. У Пака уже всё распланировано и распределено по полочкам, а отступать он не намерен. Намджуном легко манипулировать — можно сказать, даже слишком. Этот человек не способен противиться чьему-либо напору, а два основных двигателя — Юнги и Чимин. — Брось, — плавно тянет парень, окончательно приблизившись к столу. Опирается ладонями на твёрдую поверхность, наклонив голову вбок. — Мы оба в плюсе, обоим хорошо и каждый получает выгоду. — В основном ты, — как бы между прочим добавляет Намджун, заставив Пака улыбаться лишь сильнее. Ким всё время так говорит. Каждый чёртов раз, не желая признавать, что не способен отказать. Так думает он. А Чимин считает его бесхребетным и безвольным придурком, который стал бы офисным планктоном, не возьми его Юнги за яйца. Намджун бы хорошо под эту роль подошёл — всегда делает то, что ему прикажут. В этом плане он очень полезен, но порой от него тошнит. Тошнит от лицемерия Юнги, от безвольности Намджуна, от Хосока, что напоминает жалкого шакала. Все они отвратные личности. Только вот Чимин не лучше. Абсолютно. Возможно, он совершенно немного двуличный и жестокий, возможно, чуть-чуть шлюховатый, но он единственный в этой долбанной компании, кто имеет характер. Он потрясающе хорошо сформированная личность. Просто её приходится давить в себе. Точнее, её части. Части характера. Поэтому немудрено, что все его «друзья» считают Чимина безличностной сукой, у которого в голове нет ничего, кроме сигаретного дыма. Да, он не отрицает того, что особо не выделяется. Он не хороший человек, и примером для подражания его тоже не назовёшь. Но его это устраивает. Устраивает то, какой он, поэтому и не обращает внимание на других. Никто не может прикоснуться к нему в ментальном плане. Так же, как и он к кому-то. Не в буквальном смысле. Чимин как будто не слышит окружающий мир и считает, что окружающие не слышат его. Он давно живёт на своей планете, в своей вселенной, причём по собственной воле. Пак считает, словно все люди хотят ему зла, норовят задеть или указать на недостатки, он никому не доверяет, лишь может делать вид. Никогда не было такого, чтобы он искренне захотел общаться с каким-то человеком. Никто его не трогает. Нет вещей, способных заставить его переживать. Все оскорбления привились — они проходят мимо, практически всё окружение пропитано пассивной агрессией по отношению к нему — это мнение засело где-то глубоко и уходить не желает. — О, ты хочешь сказать, что тебе не нравится секс со мной? — задумчиво тянет Чимин, слегка выгнув одну бровь. На его лице красуется похабная улыбка, когда он обходит стол стороной, остановившись рядом с Намджуном, который ничего не отвечает и тем самым проигрывает. Пак рывком разворачивает его на крутящемся стуле прямо к себе лицом, присаживаясь Киму на колени и обвивая шею парня рукой, прикусывая кожу. — Может, тебе стоит пересмотреть свою точку зрения? — шепчет в ухо, двинув бёдрами и победно ухмыляется, когда чувствует ладони, сдавливающие его талию.***
Когда чего-то сильно желаешь, мир обязательно бросает тебя в грязь лицом, а сверху засыпает реальными обстоятельствами, словно грудами булыжников. Как, например, сегодня. Основным желанием Чонгука была хорошая погода и сон до позднего, по его мнению, утра, ведь домой он вернулся ближе к двум часам ночи из-за затянувшегося выступления, но вместо этого парень просто дочитывал книгу «Коллекционер» Джона Фаулза, которую, кажется, брал в руки уже третий раз. Дождь за окном усилился, а гром удивил своим появлением. Спать в такую погоду Чон не может — заснуть не получается, потому как он всё время оказывается у окна и мирно ждёт появления молнии. Но каково его удивление, когда в восемь утра он чисто случайно проснулся, чисто случайно решил посмотреть на время и чисто случайно увидел десять пропущенных и тридцать два сообщения, в которых не было ни единого здравого смысла. Последнее же включало в себя «спаси меня» и четыре восклицательных знака. Чонгук ненавидит эту долбаную жизнь. Ненавидит Тэхёна, который жутко раздражает своим поведением, раздражает эта чёртова неоновая надпись клуба, когда он подходит к стеклянной двери, стуча по ней несколько раз. Если кто-нибудь из работников есть, они откроют. И да, Чон оказывается прав, когда открывает ему девушка в рабочей форме. Парень сразу же скользит взглядом по бейджику, на котором прочитывает «Чо Рене», а после она предлагает Чонгуку войти: — Ты тот парень, что вчера пришёл за Тэхёном, — констатирует факт, минуя большой пустой зал, который теперь парень может разглядеть с иной точки зрения. Он гораздо лучше тогда, когда здесь никого нет. Барменша проходит на своё место, вставая за барную стойку, и как всегда принимается начищать некоторые стаканы. Её яркий образ хоть и бросается в глаза, но тон голоса и действия располагают к себе. — Где он? — коротко спрашивает Чонгук, не желающий особо надолго задерживаться. Правда, у девушки своё мнение на этот счёт. Она говорит о своём: — Знал бы ты, как приятно встретить здесь человека, у которого не дорогой и не вычурный вид. Мне нравится твой стиль, — откровенно признаётся. Да, ей определённо нравятся грубые массивные ботинки, чёрные джинсы, тёмно-серая водолазка и лёгкое, но очень длинное расстёгнутое пальто до колен на размер больше. Всё это выглядит не вычурно, но при этом стильно, тем более подходит под рост. Сколько он? Сто восемьдесят пять точно есть. Чонгук смотрит на неё, не понимая, к чему она вообще подняла эту тему. Разве что взгляд его Рене не особо нравится. Слишком проницательный и слишком въедливый. — Присаживайся, — барменша кивает на один из высоких стульев перед собой. — Тэхён твой напился и отключился ещё несколько часов назад. Его Чимин под утро заметил и увёл в одну из комнат, — рассказывает, добавляя: — Можешь не рыпаться по чём зря, только время потратишь и нервы, поэтому посиди пока. Чимин обычно быстро просыпается, — как бы между прочим добавляет. Чонгук особо спорить с ней не решает, потому что, если честно, ему всё это в жопу не всралось честно и откровенно. Он садится за стул, уставившись в барную стойку. Девушка спокойно разглядывает его с неким интересом, что сразу же замечает Чон. Он тут же поднимает на неё взгляд, устанавливая зрительный контакт. — Что? — не понимает, отчего она так на него пялится. Рене жмёт плечами, без злости или едкости интересуясь: — Ты всегда такой хмурый? — Чонгук даже не видит смысла отвечать на поставленный вопрос. Типа, а что ей скажет? Мол, доброе утро, я таким родился или как? — Поразительно, таких в нашей компании я ещё не видела, — а это правда. Какими ветрами Чона вообще сюда занесло? — Я не состою в вашей дерьмовой семейке, — поправляет. Ему в последнюю очередь хотелось бы, чтобы его приравнивали к данному слою общества. Рене спокойно реагирует на заявление. Она на самом деле сказала это, чтобы узнать больше и вывести парня на диалог. Она сама по себе общительная, в ней нет какого-то сильного негатива или глупой наивности, как у того же Тэхёна. — О, нет, я в ней тоже не состою, — она приподнимает накрашенные уголки губ. — Всё это общество не для меня, я лишь сторонний наблюдатель, — если честно, Чонгука удивляет то, как она сумела сохранить себя, существуя и общаясь с такими людьми. Ему хочется об этом спросить, но он такой человек, которому сложно проявлять любопытство. Хотя ему сложно проявлять даже обычные эмоции, так что про любопытство стоит умолчать. — Здесь все люди не самые хорошие. А если не обобщать, то я имею в виду Юнги и всех его, если даже можно так выразиться, друзей, — говорит она, берясь за другой стакан. — Я вижу его понимание дружбы, — да, Чонгук не может не согласиться. У него до сих пор в башке прокручивается диалог, где Мин откровенно желал продать того, с кем знаком с детства. — Да, но и Чимин не считает его другом, — девушка быстро схватывает. — Так что это равноправный обмен, хотя я считаю, что лучше вообще перестать проявлять фальшивую заботу, чем делать вид, что он его волнует, — её улыбка пропадает с лица. Она часто становилась свидетелем не очень приятных сцен, которые хорошо запечатлелись в её памяти. — Ты близка с ним? — это действительно был вопрос? Больше похоже на утверждение. — С Чимином? — уточняет девушка, но ответа не дожидается. — Нет, но я знаю его уже два года с того момента, как начала здесь работать. Думаю, к нему я отношусь лучше всего, потому что не считаю такое ужасное отношение заслуженным, — что конкретно она имеет в виду? — Мне неприятно наблюдать за его деградацией. Я понимаю, что он убивает себя по собственной воле, но никто не пытается его остановить. Никогда не пытался. Поэтому он и довёл себя до такого состояния, — жмёт плечами. Теперь возникает вопрос, до какого конкретно состояния? — Люди вокруг осуждают его, презирают. А другие любят. Но это зачастую те, с кем он проводит ночи. До сих пор поражаюсь тому, как он не сломался под давлением общества. — К чему это? — не понимает Чонгук. Зачем она всё это рассказывает? Зачем делится этим с совершенно незнакомым ей человеком? — Не знаю, — признаётся. — Просто хочется сказать это в надежде, что меня поймут. Все считают Чимина бесхарактерным, пустым. Ну, куклу, если ты понимаешь, — да, он понимает. — Мне всегда хотелось доказать обратное, — она пускает смешок. — Типа, знаешь, в прямом смысле реабилитировать его, открыть с другой стороны, доказать, что он тоже личность, а потом подойти к Юнги, Намджуну, всем этим придуркам и плюнуть им в лицо, — это уже она добавляет от себя, шире растягивая губы. Ох, ей правда нравится такой расклад событий. — Но я не близка с ним и, думаю, не буду, — признаётся. — Мне нравятся люди. Чёрт, да, это может прозвучать странно, но мне нравится наблюдать за их поведением, за положительными и негативными сторонами, копать в самую суть человека. Узнавать их с новых сторон. Наверное, это действительно странно. Предположим, я хочу узнать, какой у Чимина любимый фильм, — вдруг произносит, отчего Чонгук выгибает одну бровь, мол, серьёзно? Кого-то действительно способны волновать подобные вещи? — Слишком много откровений, — бросает Чон ровным тоном. Как люди вообще так быстро открываются? А вдруг Чонгук окажется долбаным маньяком или двуличным ублюдком, который потом всё расскажет, как истинная, блять, сплетница. Нет, он таким не занимается, но разве она не подумала об этом? Это чертовски глупо — вот так запросто доверять кому-то. — А, да, знаю, — она реагирует спокойно. — Мне это уже говорили. Да, — она словно что-то вспомнила. — Это был Чимин, когда мы только познакомились, отвечаю, прям почти то же самое сказал, только «ты слишком откровенна» или как-то так… — Я ангел, не путай, — внезапный посторонний голос звучит слишком резко. У Чонгука в голове проносится «что?», а Рене уже привыкла к подобному, поэтому поворачивает голову в сторону Чимина, отсалютовав ему: — Упавший с небес, я помню, — осматривает идущего к ним неровной походкой парня, который вновь с взлохмаченными волосами, жутко помятым видом и запахом чего-то приторного и дорогого. Духи и алкоголь, если что. Привычная комбинация. Пак падает за соседний стул, тихо промычав сквозь сжатые губы, на которые уже успел нанести бальзам. Он ему жизненно необходим из-за того, что они часто покрываются корочкой и трескаются из-за сухости. Горло жутко жжётся. Возникает чувство дежавю, не правда ли? Чимин опирается локтём на столешницу, прикрыв на какое-то время веки: — У меня жуть как раскалывается голова, болит всё тело и тошнит, — и это ещё малая часть того, что он ощущает. Девушка наливает ему воды в стакан, заприметив кое-что неладное: обычно Чимин просыпается наутро в полностью трезвом, но слегка мутном состоянии. Сейчас же его зрачки до ненормального сильно расширены, а взгляд покрыт некой пеленой. Пак часто сощуривается из-за сухости в глазах и постоянно сглатывает. Вода кажется ему сырой, хотя он её практически не чувствует. Все рецепторы на языке словно исчезли, а полость рта онемела, поэтому несколько капель воды протекают мимо. Так, это действительно ненорма… — Тебе хуёво, — равнодушный голос, озвучивающий факт. Рене кидает взгляд на Чонгука, который косым взглядом наблюдает за Чимином. Тот в свою очередь долго не может понять, кто это произнёс; он, похоже, даже не понял, что рядом сидит Чон, поэтому коротко кивает: — А, спасибо. Стоп. Пак недоумённо хмурится, повернув голову в сторону сидящего рядом Чонгука. Скользит от его талии до лица, останавливаясь где-то на уровне носа, и бросает: — Ты откуда вообще свалился? Чон хочет выгнуть бровь, а-ля, тебя кто-то ударил током? Но ничего не говорит. Он часто не говорит многих вещей, предпочитая прокручивать некоторые мысли в голове, так как считает большинство слов пустым звуком. Так и сейчас. Чимин сам не дожидается ответа. Будь он в более-менее нормальном состоянии, то понял бы, что Чонгук здесь из-за Тэхёна, но в данный момент его голова действительно не соображает. Чону бы поскорее забрать эту пьянь и уйти, но отчего-то он не спешит терзать Чимина расспросами, кинув взгляд на барменшу. Та с какой-то хмуростью изучает Пака, который выпивает остатки воды. Он явно хочет ещё. Она это понимает. А ещё она понимает кое-что другое. Рене наклоняется, упираясь локтями в поверхность барменской стойки, чтобы её лицо находилось на уровне глаз Чимина. Его взгляд опущен. Он пялится куда-то в пустоту, пока девушка щёлкает пальцами прямо перед его лицом. Чонгук лишь наблюдает. Молчит. Ему нет до всего этого дела, но слова барменши вынуждают прислушаться: — Эй, — она зовёт Чимина. — Какой сегодня день? Тогда Пак медленно выплывает из себя. Он поворачивает голову вбок, хрустнув костями, а после прикрывает веки, выдавив: — Ты думаешь я знаю? — точно. Он обычно не следит за датами. Тогда Рене наклоняется ещё ниже, чтобы попробовать установить с парнем зрительный контакт. Она просит: — Так, слушай, посмотри на меня, — что, прости? Нет, конечно, он не посмотрит, это глупый вопрос и глупая просьба. — Слушай, Чи… — Он опять здесь? Этот голос. Этот грёбаный голос. Рене сразу же принимает прежнее положение, без каких-либо явных эмоций уставившись на Юнги. Последний спокойной и медленной походкой пересекает зал, остановившись у одного из столов. Он присаживается, окинув внимательным взглядом единственных троих людей в помещении. Чонгук же сразу узнаёт голос, потому даже не поворачивается. Но вот желание цокнуть языком приходится сдержать. Он облокачивается на небольшую спинку в виде железных прутьев у стула и бросает взгляд на Чимина, сощурившись. Тот реагирует никак. В прямом смысле. Что был Юнги, что его нет — ничего не меняется. Он всё так же сидит, легонько махнув ладонью: — Воды можно, — звучит, скорее, как утверждение. Барменша кивает, и Чон замечает, что больше никаких вопросов она не задаёт, перестав быть милой и общительной. На её лице появляется маска отстранённости. Это из-за прихода Юнги? Кажется, он не знает о более тесном, чем рабочие отношения, общении Чимина и Рене. — Опять пил? — прилетает со стороны Мина вопрос. Нет, не прилетает, а пробивает голову Пака. Который… Не реагирует. Опять. Он словно выстроил большую изгородь и теперь не слышит ничего, что говорит ему Юнги. Последний в свою очередь поднимается с дивана, подходя к Чимину с другой стороны. Наклоняется к его лицу, и Чонгук готов поклясться — Пак опускает зрачки ниже, словно боится. Что за херня? — Почему игнорируешь меня? — продолжает наседать. Рене тем временем косым взглядом наблюдает за ними, не в силах ничего сказать или сделать. Перечить Юнги — себе дороже. Он просто уволит её к чертям собачьим. Понимаете ли в чём шутка? Мин делает вид на людях, что заботится о Чимине, но если узнает об их общении с барменшей, то выкинет её отсюда как раз для того, чтобы у Пака априори никого не осталось. Лицемерный ублюдок. Она могла бы не выдержать и заступиться за парня, но в этом не было необходимости. Он в состоянии ответить. Девушка это знает. — Так исторически сложилось, — бросает Чимин спокойным тоном и приподнимает уголки губ в фальшивой глупой улыбке. Рене же наполняет его стакан водой где-то до половины, сдерживая свою победную улыбку, словно победа Чимина — её победа. А после замечает на себе тёмный взгляд карих глаз. Она отвечает на зрительный контакт Чонгука, не в силах прочитать эмоции. Он ровный, ничего не говорящий. Порой это действительно жутко. Юнги хочет сказать что-то в ответ, продолжив провоцировать Чимина, но ему так и не дают ничего произнести, ведь слышится грубый вопрос: — Так ты идёшь? — Чонгук встаёт со своего стула, чуть задвинув его. Пак где-то в прострации, до него пока не дошёл «question». Зато дошёл до Мина. — Вы куда-то собрались? — как бы невзначай интересуется, на что получает скептически изогнутую бровь: — Тебя ебёт? — чёрта с два он ему что скажет. Но Юнги уже, кажется, не остановить: — Ты решил принять моё предложение? Четыре вопроса и ни одного ответа на каждый из них. Чонгук бросает на Мина презрительный взгляд, видя, как тот едва уловимо ухмыляется краем губы, из-за чего возникает искреннее желание разбить его лицо об эту грёбаную барную стойку. Чон не знает, откуда в нём образуется столько агрессии, но теперь искренне понимает отношение Рене к этому сраному директору клуба. Мудак проклятый. Чонгук видит, что Чимин так и продолжает сидеть, из-за чего это начинает раздражать ещё больше, поэтому он, сдержав порыв закатить глаза до соседней галактики, резко дёргает парня за шиворот. Тот от неожиданности вздрагивает, но звуков не подаёт, так как хватка Чона буквально управляет им. Пак послушно соскальзывает со стула, ухватив в последний момент свою сумку. Следует за Чонгуком. Последний же не отпускает парня до тех пор, пока они не покидают злосчастные стены заведения. Улица встречает лёгким моросящим дождём и серыми непроглядными облаками. Клуб находится в довольно широком дворе, можно даже сказать подворотне, где практически всегда темно. Люди здесь ходят не так часто, и машины по узкой дороге разъезжают редко, поэтому Чонгук спокойно выпускает Чимина из своей хватки. Тот шатается, но на месте ему устоять удаётся. Хотя и это ненадолго. Он делает несколько шагов к чёрной каменной стене под вывеской, прижимаясь к ней, чтобы не грохнуться на сырой асфальт. Прикрывает веки. И, казалось бы, никаких тем нет, Чон может спокойно сваливать, но вдруг Пак подаёт голос: — Если что, твой подопечный спит никем не тронутый, — оповещает, хотя его никто даже об этом не спрашивал. У Чонгука автоматически напрашивается один вопрос, на который Чимин даёт ответ чисто подсознательно: — И нет, я с ним не спал, — жмёт плечами. — Это могло бы быть забавно, но, — делает паузу, словно забывает слово, — пожалуй, нет, — договаривает, усмехнувшись. Он ведёт себя странно. Нет, это не похоже на обычное опьянение, не зря же Рене с таким напряжением смотрела на парня. Что-то и правда не так. Вряд ли алкоголь — от него не несёт перегаром, да и обычным сигаретным дымом тоже, поэтому у Чонгука всплывает единственный вариант в голове. Он засовывает руки в карманы просторного расстёгнутого пальто, сведя брови на переносице: — Ты курил. Чимин открывает глаза. Эта глупая улыбка с лица не спадает, и теперь Чон уверен, что она фальшива. Сам парень насквозь фальшивый, как будто он играет роль того, кем на самом деле не является. Словно он сдерживает некоторые свои порывы и эмоции. Теперь можно понять рвение барменши узнать парня. Узнать его как личность. Сам Чонгук потихоньку убеждается в том, что Пак ею является. — Да, я курю, тебя это в наши времена смущает? — Пак выгибает брови. Он вроде как смотрит на Чона, но в то же время глядит ему куда-то на нижнюю часть лица, даже сквозь него. Тогда Чонгук замечает следующую странность — Чимин не смотрит в глаза. За всё короткое время, что Чону удалось за ним наблюдать, Пак никогда и никому не посмотрел в глаза. Ни Тэхёну, ни Рене, ни Юнги. Ни Чонгуку. Никому. — Просто куришь? — уточняет Чонгук, продолжая неотрывно смотреть Чимину в лицо и убеждаясь в своей догадке. Да, он действительно избегает зрительного контакта, а сейчас, похоже, чувствует себя неудобно из-за того, что Чон не собирается отводить взгляд. Пак вновь ведёт плечами: — Нет, это наркотик. О. Даже так. Чонгук не думал, что ему ответят настолько откровенно и легко, словно это что-то само собой разумеющееся. Теперь понятно, отчего у Чимина расширены зрачки, действия заторможены. Похоже, его тело просто расслабленно, поэтому ему даются с трудом многие движения. Он принял что-то сильное давно, а сейчас пытается отойти от этого состояния. То есть Пак в здравом уме, просто немного не управляет собой. Чонгуку становится его жалко. Дерьмовое чувство, знает, вот только не особо приятно наблюдать за тем, как на твоих собственных глазах человек разрушается. Чон пока не знает, насколько всё у него серьёзно, но все три раза, что он встречал Чимина, тот либо отходил от бурной ночи, либо веселился. — А, подожди, — вдруг произносит Пак, борясь с онемевшим языком. — Ты же и так не очень высокого мнения обо мне, — с намёком произносит, улыбаясь. — Внимание, сейчас будет ещё одна горсть земли на гроб моей репутации: я сплю с Намджуном за наркотики, — говорит это спокойно. Он, похоже, специально жаждет того, чтобы Чонгук пропитался к нему негативными чувствами, и парень это замечает. Если человек стыдится своих поступков или боится общественного мнения, то он чаще всего не желает о них рассказывать, скрывая. А Чимин нет. Он сразу показывает свою самую ужасную сторону, отвратительную, тем самым создавая о себе плохое впечатление. Играет роль идиота, дурака, безличностной суки. Вот только не каждым дано понять, что этот образ ложный. — Это должна была быть последняя горсть земли, — Чонгук не знает, почему в этот раз не решается просто промолчать. У него двоякие ощущения. Одной его части Чимин противен, а другая не желает верить, что этот парень действительно ходячая кукла, у которой вместо мозгов сигаретный дым, а вместо крови алкоголь. — О, нет, — Пак неприятно тянет уголки губ, пуская смешок. — Я ещё могу удивить, — это мало сказано. Скорее, разочаровать, чем удивить. Чонгук сощуривается: — Хуже уже некуда. А в ответ ему: — Я стараюсь. Чимин — персона нон грата. Знаете, эдакое нежелательное лицо, от которого хочется избавиться. Он словно лезвие у глотки каждому, кто имеет с ним дело. Всем необходимо до него доебаться, унизить, указать на то, какой он. Чонгуку не составило труда это заметить. Наверное, единственный человек, относящийся к Паку поистине хорошо, — это та барменша Рене. И видно, что Чимин это ценит, поэтому и продолжает общаться с ней. — Тебя убьёт собственный выбор, — высказывает своё мнение Чонгук. Почему он продолжает стоять здесь? Просто развернись и уйди к чертям, ты здесь ничего не забыл. Плевать на Тэхёна, его ведомость просто задолбала, тем более он сам с большой вероятностью доберётся до дома. — Иногда я думаю, что не являюсь человеком после всего, а просто бесчувственным телом, — вдруг говорит Чимин. Лицо его не выражает ничего, кроме небрежного отношения к собственным словам. — Но потом думаю о том, что человек перестаёт быть человеком, только лишившись возможности выбора, — в его голове полная каша. Неразбериха. Он даже не знает, к чему вдруг решил сказать это. И не ждёт от Чонгука ответа, вот только он, к удивлению, говорит: — Это цитата из фильма «Заводной апельсин». Вау. Чимин даже изгибает брови, не ожидая услышать подобное. А Чонгук смотрит внимательно, даже не подозревая о том, что Пак слышал о фильме. Поразительно, как человек может удивлять и разочаровывать одновременно. — Вообще-то, — начинает Чимин, скользнув языком по губам, которые подсыхают на свежем воздухе, — я читал книгу. Я терпеть не могу фильмы. Вау. Поразительно, он умеет читать. Нет, правда, это сильно впечатляет. То есть, типа, вот он, стоящий сейчас у стены в обдолбанном состоянии, недавно занимающийся сексом в каком-то сраном клубе, цитирует фразу из книги про антиутопию, социологию и психологию? Кажется, Чонгук что-то упустил. Где проходит грань между фривольностью и мозгами? — Я умею читать, представь себе, — добавляет Чимин, считывая молчание за недоумение. Чон не проявляет никаких эмоций, весьма равнодушно смотря на парня. Выгибает одну бровь: — Какие ещё способности продемонстрируешь? — язвительно. — Или на сегодня достаточно? — откуда в Чонгуке столько едкости? Нет, он, конечно, часто не может выдержать и бросает что-то подобное, но сегодня он как-то слишком разговорчив. Чимин не реагирует с негативом. Чонгук это уже заметил — Пак вообще никак не проявляет злость на все колкости в его сторону. Это он просто привык или его правда не колышет? У Чона на секунду просыпается в груди истинное любопытство и интерес, а в один момент он даже допускает мысль о том, что с Чимином можно найти точки соприкосновения… — Способность отсасывать могу продемонстрировать хоть сейчас. А, нет. Всё прекрасно. Его слова и голос всё так же раздражают. Чонгук сдерживает желание поморщиться, но его уголки губ дрогают, чуть-чуть скривившись, а Пак, который так и не устанавливает зрительный контакт, улыбается. Не глупо — скорее, с пониманием, мол, именно этой реакции и ждал. Чимин кивает сам себе, отрываясь от стены. Поправляет растрёпанные волосы, смахивает невидимую пыль с алого блейзера, который не снимал с их первой встречи. Нет, правда, он с этого момента, похоже, не был дома, не приводил себя в порядок, слоняясь день и ночь от одного места к другому. На его шее тот же чёрный чокер, атласная чёрная блузка, узкие штаны, подчёркивающие бёдра, серые волосы и какой-то неприятный блеск в глазах. Словно там, на дне, сошлась вся пакость этого мира, усталость от бренности и непонятная, до этого незаметная, тяжесть. Но всё это пропадает, на лицо натягивается прежняя безликая маска. Приходится встать на ноги, взять себя в руки, собраться. Чимин накидывает на плечи сумку и проходит в трёх метрах от Чонгука. Вскидывает игриво одну бровь, кинув: — Думаю, ещё свидимся, — он многозначительно приподнимает уголок губы. Намекает на что-то? Скорее, хорошо делает вид.