Пламя дракона

      Пока Чанёль целовал Бэкхена, который от шока и замешательства толком не мог ни ответить ему, ни оттолкнуть, вокруг взрывались аплодисменты и одобрительное улюлюканье. Ритм сердца омеги пришел в абсолютный беспорядок; Бэкхену казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Губы у Чанёля оказались мягкими и сухими, на ответе он не настаивал, но пальцы, предупреждающе сжимающиеся на талии и шее, держали крепко, не давая уйти от прикосновения. Запах альфы теперь окутал все существо Бэкхена, и кроме терпкого аромата с примесью хвои омега больше ничего не слышал. Он вообще впервые в жизни ощущал альфу так близко, и от того с телом творилось что-то не поддающееся нормальной логике. Нет, Бэкхен не чувствовал подкашивающихся коленей и признаков возбуждения, потому что не доверял Чанёлю от слова совсем, особенно сейчас, когда его так внезапно застали врасплох. От напряжения ему было некуда деться, однако в какой-то мере ощущать под пальцами крепкие плечи и чужое тело был приятно. Возможно, если бы не громкий гул смотрящих, портящий момент, который Бэкхёну всегда казался слишком интимным, он бы смог лучше разобрать свои чувства, но в сложившихся обстоятельствах, стоило только Чанелю ослабить хватку и отстраниться, он сразу отпрянул от альфы как от огня. Кенсу снова примирительно обратился к толпе, но, кажется, с обязательной частью вечера было покончено, и присутствующие принялись разбредаться, а со стороны шатров вновь заиграла музыка.       Бэкхен попытался найти в толпе макушку Ханя, чтобы в подробностях разузнать все детали окончания праздника, в частности, их с Чанёлем ночи, но того нигде не было видно, а прямо посреди поля, через которое беспрепятственно можно было подойти к шатру и домам, возвышался Кай. Хотя омега понял, что зверь не представляет опасности, он все еще не мог перебороть естественный человеческий страх перед диким животным. К тому же, медведь был не знаком с ним и его запахом и легко мог принять за чужака, если рядом не окажется знакомых. — Бэкхен, — недовольно донеслось над его ухом, и Бэк резко вскинул голову, сталкиваясь с нахмуренным взглядом Чанёля. Кажется, он уже не в первый раз пытался обратить на себя внимание Бэкхена, но тот был слишком занят разглядыванием пестрой толпы. Рядом с Чанёлем нашлась пара молодых омег, в руках они держали расписную деревянную коробку и в ожидании протягивали ее Бэкхену. Он непонимающе посмотрел на Чанёля. — Это подарок на посвящение, прими его, не бойся.       Бэкхен неуверенно протянул руку и забрал коробку, благодарно кивая головой. Незнакомец улыбнулся и заговорил на ихтире, а омега обернулся к «переводчику». — Минхо убежден, что ты теперь самый красивый омега в поселении, — усмехнулся альфа, мимолетно скользнув взглядом по чужому наряду. Чувствуя, как краснеет, Бэкхен попытался искренне улыбнуться, хотя все присутствующие наверняка чувствовали в его запахе напряжение. Он редко получал столько внимания от незнакомцев. Ему не раз говорили, что он красивый, но никогда так долго и пристально не разглядывали, тем более в таком количестве. — Я не знаю, как сказать спасибо, — растерянно обратился он к Чанёлю, и тот, кивнув, сам поблагодарил омег. — В ближайшие пару дней тебе подарят много подарков, это традиция, — заговорил альфа, когда незнакомцы скрылись в толпе. Он ненавязчиво потянул Бэкхена в сторону от костра, и на того сразу дунуло вечерней прохладой, заставляя уткнуться вмиг покрасневшим носом в шерсть на накидке. – Гости могут приходить в дом или оставлять дары на крыльце, некоторые даже передавать через твоих друзей и близких. Мы не можем не впустить их, если они вдруг придут, так что не отказывайся, чтобы не обижать их. Для не рожденных драконами посвящение считается вторым днем рождения, это очень важный день, запомни его. — У меня только один день рождения, — оборвал его Бэкхен, вновь показывая, что не собирается причислять себя к чужому роду. Несмотря на то, что слушать Чанёля было интересно, а тембр его голоса волей неволей успокаивал, удержаться Бэкхен не смог, потому что не хотел, чтобы альфа рассчитывал на полную покорность. Если уж расставлять границы дозволенного, то сразу. – День, в который я родился человеком. — Да, а сегодня ты переродился в дракона, будь добр уважать чужие традиции, — не отступил альфа. Хоть он смотрел не на Бэкхена, а на танцующую возле костра молодежь, омега ощутил его раздражение. – Тебе лично никто здесь ничего плохого не сделал, чтобы ты так реагировал на каждое мое упоминание о твоем происхождении. Я не отрицаю того факта, что ты человек, Бэкхен. Но хочешь ты или нет, тебе придется принять свою новую сущность, потому что теперь ты часть другого мира. Я знаю, что это не твое желание, но Кенсу просил богов заботиться о тебе и защищать так же, как если бы ты был рожден нашим сородичем; он дал клятву и поручился за тебя перед драконами так же, как и я. Эти люди вокруг будут принимать тебя за своего, как верховного омегу, мудрого и сильного, который будет заботиться о них и оберегать. Поверь, они ответят тебе тем же, если проявишь понимание и благодарность.       Чанёль повернулся к нему, чтобы увидеть, произвели ли его слова хоть какое-то впечатление. Омега недовольно поджал губы. Возможно, в чем-то Чанёль был прав, и будь на месте Бэкхена кто-то другой, он бы с радостью принял подобную перспективу, но для вышеназванного все это казалось пустыми словами. Бэкхен не ощущал себя частью чего-то настолько большого и сильного, чего-то, что кардинально отличалось от него самого. Эти обычаи, привычки, традиции казались ему чужими и дикими, непривычными и неправильными. Он был глубоко убежден, что сбежав, облегчит жизнь не только себе, но и окружающим, если те просто оставят его в покое. Увидев, что Бэкхен не поменял мнения, альфа только вздохнул, но решил попробовать другую тактику. — В конце концов, что плохого в подарках два раза в год?       На это омеге нечего было ответить, и они в молчании отправились дальше, пока не оказались у шатра с музыкантами. Бэкхен боялся, что Чанель предложит танцевать, и ему придется согласиться, чтобы не выставить мужчину неудачником перед местными и не вызвать его гнев, но тот молчал. — А где Хань? – все-таки узнал Бэк, разглядывая ораву детей, облепивших медведя, пока тот бродил вокруг стола с едой, ожидая, когда маленькие мучители догадаются дать ему лакомство. Под звуки веселой музыки все казалось странным цирковым представлением, и Бэкхен ощутил, как от шума у него кружится голова. На одном из меховых ковров восседал Кенсу, а вокруг него небольшой гурьбой столпились любители погадать на полную луну. — Уже поздно, наверное, отправился домой. Сяомин рано ложится спать, — ответил Чанель, — если ты устал, то тоже можешь идти, твое присутствие больше не обязательно. Ко сну помогут приготовиться слуги, но если захочешь, можешь сделать все сам. Мне нужно поговорить с некоторыми людьми, поэтому я подойду позже.       Из сказанного Чанелем сложно было понять, на что Бэкхену настраиваться ночью, но он поспешил отнять руку и уйти подальше от шума. Несколько раз заблудившись, он все-таки доковылял до дома, постоянно чувствуя за спиной внимательный взгляд. В комнате ему пять долгих минут пришлось убеждать служанок, что их помощь не понадобится, а когда те, наконец, поняли и оставили омегу одного, в дверь как назло постучали. Вспомнив слова Чанеля о гостях, Бэкхен заставил себя подняться с кровати, на которую рухнул в попытке переварить все произошедшее за вечер, и отправился к двери. На крыльце нашелся Исин, а сердце Бэкхена разочарованно рухнуло куда-то в пятки. Не трудно было догадаться, зачем лекарю приходить к омеге перед брачной ночью. Когда в Бэкхене с новой силой поднялась волна злости и удушающего страха, Исин беззаботно улыбнулся и всунул в руки омеге прозрачный бутылёк с неизвестным наполнением. — Прости, я не успел поздравить тебя раньше, пришлось весь день просидеть с тяжело больным, — сказал лекарь, — когда я освободился, ты уже ушел в дом, но я не мог оставить тебя без подарка в такой важный день! Я заметил по твоим ответам и поведению, что ты совсем плохо спишь и страдаешь от кошмаров. Это масло обязательно поможет. Можешь капать его в воду, когда купаешься, или оставлять в комнате открытый сосуд.       Почувствовав небывалое облегчение, Бэкхен даже умудрился вполне искренне улыбнуться, поняв настоящую причину прихода Исина. Он вежливо принял подарок, а когда вернулся в комнату, вспомнил об оставленной на тумбе коробке. Внутри обнаружились красивые меховые перчатки. До зимы было еще прилично, но Бэкхен все равно был рад. Раньше ему редко дарили подарки, а такие дорогие и того реже.       Отвлекаясь на разглядывание новых вещей, Бэкхену удалось скоротать время до прихода Чанёля. Он умылся, снял украшения и нашел в сундуке длинную ночную рубашку. Когда он хотел было уже натянуть еще и штаны, которые хоть и не предполагались для сна, но напрямую влияли на спокойствие омеги, в коридоре хлопнула дверь, и Бэкхен отбросил эту идею, закутываясь в одеяло до самого подбородка.       Чанель лишь окинул его насмешливым взглядом и скрылся за дверью в купальню. Чтобы не смущаться лишний раз, омега решил притвориться спящим, но тайком все равно поглядывал на обнаженную спину, крепкие ягодицы и длинные ноги альфы, когда тот вернулся в комнату и принялся одеваться. Когда кровать прогнулась под чужим весом, Бэкхен уже действительно находился между сном и реальностью, но непривычное присутствие на постели еще одного человека так напугало его, что он как ужаленный подскочил на матрасе, едва не рухнув на пол. Чанель удержал его за локоть и потянул обратно, а в глазах его мелькнуло что-то похожее на обиду. — Успокойся, я не собираюсь тебя трогать, — недовольно сказал альфа и тут же отпустил его руку, когда Бэкхен красноречиво скосил на нее взгляд. На мгновенье ему даже стало стыдно, но в конце концов от постоянного напряжения ему и не такое в голову лезло. Привыкать нужно было постепенно, но у Бэкхена не было на это времени. — Тогда можно мне спать в другой… — Нет.       В голосе прорезалась сталь, и Бэкхен вздохнул, снова укладываясь на постель. Чанель не разрешил уйти в другую комнату, а позже аргументировал это тем, что Бэкхену надо привыкать к близости и теплу чужого тела, чтобы не бросаться наутек при намеке на альфу. Он раньше никогда не делил ни с кем постель, да и на таких больших мягких кроватях не спал. С непривычки заснуть было сложно, и он старался даже дышать тише, закутанный в одеяло и мучающийся от жары. Не вовремя вспомнив про исиновское масло, он хотел было все-таки встать, побоявшись промаяться от бессонницы всю ночь, но испугался, что потревожит альфу. Настроение у того и так было не ахти, мало ли, что взбредет в голову. Наедине огрызаться и показывать характер было сложнее.       Однако стоило Чанелю заснуть и засопеть рядом, Бэкхен почувствовал злость. Он тут, значит, развернуться не так боится и дышит еле-еле, а кое-кто спит без задних ног. Откинув покрывало, омега насупился и наклонился, убеждаясь, что альфа заснул. Дальше Бэк назло в свое удовольствие ерзал по всей кровати, пока Чанель сквозь сон не притянул его к себе за талию, моментально заставляя успокоиться. Омеге ничего не оставалось, как принять чужое тепло и позволить себе постепенно заснуть.

***

      Проснувшись утром в кольце чужих рук, Бэкхен с непривычки напугался, чувствуя незнакомый запах и тепло за спиной, однако осознание происходящего пришло быстро. Он жутко хотел размять затекшее тело и развернуться, но разбудить Чанеля означало бы загнать себя в ловушку. Омега совершенно не понимал, как должен общаться с мужем, и потому старался не создавать неловких ситуаций, сводя все к перепалкам или насупленному обиженному молчанию. Оказалось, что все, что он знал с детства о драконах, было неправдой или только частичной правдой, и Бэкхену пришлось встретиться с другой реальностью, к которой привычные шаблоны поведения не подходили. Большую часть жизни ему приходилось отстаивать право на свободу и независимость, даже после того, как родители погибли и он остался совсем один в нелюбимой деревне. Однако даже это не спасло его от того, что случилось в дальнейшем, потому привычные установки давали сбой, поселяя в голове Бэкхена полный хаос и неразбериху.       Принюхавшись к исходящему от альфы запаху, он заключил, что тот все же приятный, хоть и слишком явно затмевает собой остальные. На удивление, он не казался тяжелым, яростным или сковывающим, но как и ко всему новому, к нему приходилось привыкать.       Бэкхен и подумать не мог, что вожак драконов до полудня дрыхнет в постели, но так оно и оказалось. Чанель лежал неподвижно и дышал размеренно и глубоко, крепко сжимая руки вокруг омеги. Выбраться так, чтобы не потревожить альфу, было невозможно, поэтому Бэкхен валялся на постели вместе с ним, сгорая от жара и неловкости, когда понял, что определенные части тела Чанеля просыпаются быстрее хозяина. Омега хоть и был необразован, знал о простых биологических установках человеческого тела. Запах пробуждал реакцию, это всем было известно.       Когда альфа, наконец, соизволил зашевелиться, Бэкхен выдохнул с облегчением и сразу закрыл глаза, притворяясь спящим и избавляя себя от неловкого утреннего приветствия. Он терпеливо ждал, пока Чанель окончательно проснется и поднимется, но тот предпочел еще с полчаса валяться в полудреме. Бэкхен откровенно психовал, не понимая, как такой важный человек может позволять себе проводить в кровати столько времени, однако их никто до сих пор не потревожил. Сам омега был жаворонком и поднимался рано, даже если не высыпался, потому что лишний час сна иногда мог стоить слишком дорогого. Но всё же нельзя было не признать, что не вскакивать с теплого матраса сразу после пробуждения было приятно. Постепенно Бэкхена и самого начинало снова клонить в сон, а Чанель вскоре проснулся и покинул спальню, скрываясь за дверью в купальню. Омега скинул тяжелое одеяло и выдохнул с облегчением, удовлетворенно осматривая пустую комнату. С улицы слышалась возня местных, шум, голоса, крики детей, но в доме было тихо, даже слуги не шумели, предпочитая готовить завтрак в тишине. Видимо, все вокруг знали, что Чанель спал допоздна.       Не успел Бэкхен вдоволь насладиться одиночеством, дверь заскрипела, и он, досадно цыкнув, снова принялся притворяться. Чанель возился возле сундука, одеваясь, затем постоял пару минут у письменного стола, и через мгновенье матрас снова прогнулся, заставляя омегу покрепче зажмуриться. Бэкхен ожидал, что альфа останется на своей части постели, читая что-то или глядя в окно, но с ужасом понял, что Чанель наклоняется к нему. Когда его дыхание уже отчетливо касалось щеки Бэкхена, у омеги как назло сбилось дыхание от волнения, но поцелуя, которого он ожидал, не последовало. Вместо этого он ощутил чужие губы на шее, и едва удержал себя от возмущенного писка. Он сам не понимал, зачем продолжал притворяться, ведь момент для того, чтобы накинуться на альфу с обвинениями, был идеальный. Но Бэкхену все еще не хотелось прекращать игру, потому что в глубине души он с любопытством ожидал дальнейших действий Чанеля и не желал сдаваться первым. Чужие губы легко оставляли следы на тонкой коже шеи, и Бэкхен с интересом и волнением прислушивался к своим эмоциям, позабыв о собственном упрямстве. Через несколько секунд губы скользнули выше, оказываясь возле уха, и горячее дыхание опалило мочку омеги, а зубы альфы несильно сжали хрящик, тут же зализывая едва заметное покраснение языком. — Доброе утро, — тихо засмеялся Чанель, когда Бэкхен не выдержал и сжал пальцами покрывало, явно выдавая свой секрет. – Актер из тебя никудышный, — выдал альфа, когда Бэк резко открыл глаза, замечая самодовольное выражение лица напротив. — Ты обещал меня не трогать, — сердито напомнил омега, поднимаясь на постели и злобно щуря глаза. Проницательность Чанеля его раздражала, а собственная наивность – еще больше. — Ну извини, — ответил альфа без намека на вину, поднимаясь и отходя от кровати, — но ведь ты не сопротивлялся, хоть и не спал, а вполне себе наслаждался происходящим. Я уж хотел продолжить, но думаю, ты мог слишком сильно вжиться в роль, и в следующий раз выпрашивал бы поцелуи, притворяясь спящим. Мне бы все-таки хотелось видеть твои глаза.       Бэкхен пораженно уставился на мужчину. От такой наглости у него даже слов на ответ не нашлось, а Чанель только довольно улыбался, наблюдая за возмущением омеги. Он вообще на удивление часто улыбался, хотя поначалу показался Бэкхену уж больно серьезным, но всегда было трудно определить, что скрывалось за его улыбкой: веселье или насмешка. Самое неприятное, что Чанель был прав, и Бэкхен не остановил его, когда должен был, хотя преследовал другие цели, нежели думал альфа. Самому устанавливать границы и самому же их игнорировать было неправильно. — Жду на завтраке, — в конце концов произнес альфа, выходя из спальни.       Через несколько минут в дверях появились служанки, и Бэкхен пропустил их внутрь, понимая, что впереди долгий день и сам он с выбором одежды не справится. Сначала его отправили в купальню, затем предложили несколько комплектов, из которых омега выбрал самый простой и невзрачный, одели и причесали. Все это время он витал в облаках, позволяя служанкам делать с собой все, что душе угодно. Мысли его были далеко от приготовлений, он все думал про утренний инцидент и каждый раз чувствовал, как щеки нещадно алеют при воспоминании о губах Чанеля так близко к его коже. Коря себя за любопытство и глупость, Бэкхен с ужасом пришел к мысли, что сам дал альфе сигнал к действиям, и теперь ожидать от него можно было всего, что угодно. Чанель вполне мог неправильно интерпретировать его покорность утром и решить, что ждать согласия непонятного омеги дальше бессмысленно.       За завтраком они молчали, потому что Чанель в рекордное время справился с едой и скрылся за дверью, которую Бэкхен обозначил как его кабинет, потому что сразу после завтрака слуги начали провожать туда людей. Как-то раз, когда Бэкхен уже покидал кухню, по широкому коридору в сторону кабинета прошел Сехун, вежливо улыбнувшись и поздоровавшись на ихтире. Бэкхен кивнул головой и еще десять минут слушал громкий смех братьев. Решив, что альфа занят насущными делами и решает чужие проблемы, он с легкой душой отправился к себе, но через некоторое время понял, что одиночество его совсем не радует, хоть часом ранее он мечтал о том, чтобы запереться в комнате. Сидеть одному было скучно, где достать книги, Бэкхен не знал, а маяться от безделья не привык, поэтому решил занять время изучением дома. Он раньше никогда не бывал в таких больших высоких помещениях, все вокруг казалось слишком огромным для него. Время от времени слуги передавали ему новые подарки, которые Бэк сразу же открывал и рассматривал. Кое-как промучившись до позднего обеда, он решил все-таки поговорить с Чанелем. — Я хочу погулять, — выдал он, когда они оказались за одним столом. — Ты волен делать, что хочешь, — ответил альфа, пожав плечами, однако, увидев мелькнувшую на чужом лице надежду, поспешил исправиться, — разумеется, тебе нельзя покидать границы поселения. Это слишком опасно.       Бэкхен разочарованно выдохнул и кивнул. Этого следовало ожидать, хотя в сердце все равно закралась горечь. — Мне можно пойти в гости? К Ханю, например. — Конечно, если он не против. Можешь познакомиться с другими жителями, хотя без языка это будет довольно проблематично. Кстати, с завтрашнего дня Минсок согласился заниматься с тобой ихтиром. Так как он в совершенстве знает оба языка, то сможет научить тебя сносно говорить.       Бэкхен хотел сказать, что все равно не собирается задерживаться и учить язык ему ни к чему, но вовремя осадил себя и решил, что заниматься все же лучше, чем слоняться без дела и рождать ненужные слухи и подозрения. — А что я вообще должен делать? – нерешительно спросил омега. — Всю работу по дому делают слуги, дальше поселения ты меня не отпускаешь, вокруг куча незнакомых. Я тут со скуки помру, — капризно закончил он. — У главной омеги есть свои обязанности, но ты пока слишком юн для того, чтобы их выполнять, — признался Чанель, пробуждая в собеседнике любопытство. – Они схожи с тем, чем я занимаюсь. У меня есть приемные дни и приемное время. Жители могут приходить за советом, помощью или разрешением спора. Есть вопросы, в которых им необходимо мое позволение или запрет. Так я контролирую жизнь в деревне. Наказываю или поощряю. Твои обязанности будут слегка отличаться. Главный омега занимается вопросами самих омег, проблем в семье, супружеских союзов, благотворительности. Он должен быть мудр, справедлив и спокоен. Думаю, пока эти определения к тебе не сильно подходят, — в голосе снова послышалась насмешка, но подняв глаза, Бэкхен понял, что Чанель говорит по-доброму. Улыбка сбавляла ему несколько лет, и он выглядел гораздо моложе и беззаботнее. — Получается, сейчас в поселении нет верховной омеги? – полюбопытствовал Бэк. – Да, — Чанель кивнул. – По всем вопросам жители приходят ко мне. Раньше подобным занимался Хань, но совсем не долго. Поначалу он был слишком чужой драконам, затем забеременел, и Сехун попросил освободить его от этой должности. И все же, мне кажется, он лучше справлялся с этим, — признался альфа. – Я не омега и не могу понять всех тонкостей их проблем. К тому же, многим неловко отвлекать меня бытовыми вопросами, особенно когда у нас такая нестабильная ситуация с соседями. Именно поэтому тебе нужно как можно скорее выучить язык.       Бэкхен задумался. Несомненно, то, что рассказал Чанель, было интересно. Омега в жизни бы не подумал, что будет таким важным человеком, однако он не мог представить себя сидящим с серьезным видом, пока кто-то жалуется ему на то, что у его ребенка сыпь на местах, о которых не принято говорить вслух. — А если я не захочу быть верховным омегой? Не думаю, что справлюсь с подобным. Я не так много видел в жизни, не сильно-то грамотный и даже не дракон. К тому же, твои люди мне чужие, они не будут мне доверять, а я не захочу помогать им. — Все придет со временем, — Чанель поставил точку в разговоре и поднялся из-за стола. Когда он хотел было уже выйти из столовой, Бэкхен вспомнил, что не сказал еще кое-что. Он отодвинул полупустую тарелку и подорвался следом за альфой, нагоняя его в коридоре и чуть не вписываясь в дверной косяк. — Я хотел поговорить насчет того, что было утром, — решительно начал омега. Чанель выжидающе поглядел на него и отправился дальше по коридору, вынуждая Бэкхена идти следом. – Не подумай, что если я ничего не сказал тебе, ты можешь творить все, что вздумается. Я растерялся и не думал, что ты так нагло воспользуешься моим доверием! Я все еще против того, чтобы ты...ну... – он замялся, — посягал на мою невинность, — в конце концов выдал Бэкхен с пунцовыми щеками. Чанель неожиданно остановился, пристально глядя на омегу. Бэкхен тоже интуитивно перестал шагать, удивленно вздрагивая. – Почему ты меня не остановил? – спросил альфа, мигом посерьезнев. От стальных ноток в его голосе по спине пробежали мурашки, и Бэкхен сразу весь подобрался, приготовившись к спору. — Я же тебе сказал, — раздраженно ответил омега, — я растерялся. Мне было неприятно и страшно. — Врешь, — тут же отрезал Чанель, — от тебя не пахло неприязнью, а страхом совсем немного, будто ты неожиданно щеку прикусил. Ты знал, что я остановлюсь, если ты откроешь глаза, но ты этого не сделал и ждал, что будет дальше. Я знаю, что ты никогда не был с альфой, я бы понял твой интерес и любопытство, но вместо этого ты сейчас врешь мне в глаза о том, что тебе было неприятно. Знаешь, почему ты мне врешь, Бэкхен? – дождавшись недовольного вопросительного взгляда, альфа продолжил. – Потому что тебе проще думать, что я мерзкий монстр. Чудовище, которым ты меня себе представлял. Ты ждал, что я привяжу тебя к кровати, буду морить голодом и насиловать, пока ты не нарожаешь мне кучу драконов. В действительности ты сидишь со мной за одним столом, спишь со мной в одной кровати и пользуешься всеми благами человечества. Я стараюсь относиться к тебе по-доброму, хотя, поверь, твоя родня прилично подпортила мне жизнь. Ты чувствуешь вину, потому что не можешь ответить мне тем же терпением, и злость, потому что с каждым нашим разговором у тебя все меньше причин проклинать мой род до седьмого колена и проситься домой.       Чанель довольно красноречиво показал, что разговор окончен, и равнодушно направился дальше по коридору, пока Бэкхен ощущал, как в уголках глаз собирается горячая влага. Он не собирался молчать. — Ты сам меня притащил сюда против моей воли, чего ты от меня ждешь? – закричал омега ему вслед. – Ты меня оторвал от дома, заставил проливать кровь за твой народ, учить твой язык, быть твоим, хотя я этого никогда не просил. Ты лишил меня моего будущего. Ты предлагаешь мне спать с тобой, понести от тебя ребенка, который может разорвать меня на части, и после этого я должен быть тебе благодарен? За то, что ты относишься ко мне как к человеку, а не собаке? – Бэкхен задыхался от ярости и обиды, голос срывался, но остановиться он уже не мог, выплескивая все эмоции, что успели накопиться за время, проведённое рядом с альфой. – Ну почему именно я?! Что я тебе сделал? — Ты что, думаешь, я ходил и выбирал?! – крикнул Чанель в ответ, резко разворачиваясь к нему лицом. – Я ждал, что мне пришлют капризного дикого ребенка, который не то что мне, себе не может признаться в том, что он не прав? Я ждал, что мне придется возиться с тобой как со слепым котёнком и трястись над каждым твоим шагом, чтобы ты лишний раз не напугался какой-то мелочи и не ринулся отсюда наутек? Я ждал, что мне придется выслушивать и терпеть все твои недовольства? Да я в жизни бы тебя не выбрал! – Чанель на секунду замолчал, переводя дыхание и продолжая уже гораздо спокойнее, но также хмуро. — Но у меня есть обязанности, которые я, в отличие от тебя, исполняю. Ждешь, что я устану от твоего ора и верну тебя назад? Как ты это себе представляешь? Бэкхен никак этого себе не представлял, он просто хотел свободы. Хотел, чтобы Чанель замолк, прекратил так громко кричать, хотел, чтобы его отвезли в город и научили грамоте, хотел исполнить давнюю детскую мечту.       Альфа хлопнул дверью, а Бэкхен отстранено сполз по стене на пол, понимая, что Чанель не отпустит, не отпустит его никогда.

***

      Кенсу заглянул в круглый чан с водой, всматриваясь в спокойную прозрачную гладь. Со стороны казалось, что он что-то потерял внутри чаши и теперь пытается найти пропажу на дне. Отчасти так и было: в чане он искал предзнаменования. С того самого дня, как Чанель согласился на договор с людьми и привел в дом чужого омегу, все приходящие шаману видения были слишком смазанными и тревожными, и он никак не мог с умом интерпретировать их. Картинки, слова, люди – все мешалось между собой, и единственное, что всегда оставалось прежним – волнительное чувство ожидания, которое слали ему духи. Кенсу знал, что надвигается нечто большое и темное, и его задача состояла в том, чтобы предупредить жителей поселения и защитить их, но как он мог это сделать, если даже не знал, в чем опасность?       Глядя на и так натянутые отношения вожака и чужого омеги, Кенсу не хотел зачинать в сознании Чанеля опасения и предрассудки по поводу Бэкхёна. Портить их и так неустойчивые отношения было себе дороже. Он уже видел, что, сам того не понимая, Бэкхен менял чужое сознание, выводя альфу из привычной зоны комфорта. Несомненно, не просто так из всей деревни выбор старейшины пал на Бэкхена, эти двое были связаны нитью судьбы, но к чему вела эта нить, было непонятно. Кенсу опасался, что новый дракон привнесет в их поселение разруху, смерть и вражду, как это уже однажды произошло несколько лет назад при появлении человека. Однако обвинить пока еще невинного омегу было бы неправильно.       Неожиданно шамана накрыло волной тепла, и со спины к нему примкнуло чье-то горячее сильное тело. Ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Чонин обратился в человека – даже будучи незрячим или не способным чувствовать запахи, Кенсу бы из сотни узнал этого несносного перевертыша. Ему на ухо сердито засопели, и нечеткое видение исчезло, напуганное присутствием постороннего. Однако шаман не разозлился, ласково укладывая ладони на руки, обвитые вокруг его талии. — Я есть хочу, — капризно выдали сзади, — и я соскучился. А ты тут опять в свои чаны с водой глазеешь. — Сначала мыться, — усмехнулся Кенсу, разворачиваясь и натыкаясь взглядом на перемазанного в грязи альфу. В его растрепанных волосах застряли зеленые листья, на щеках и руках виднелись пятна пыли, следы от ягод и земли. Но в глазах поселилась такая щемящая нежность и преданность, что Кенсу не удержался и успокаивающе коснулся губами чужого носа. Он тоже скучал.       Чонин удовлетворенно отлип от его тела и отправился к купальне, а Кенсу, последний раз заглянув в водную гладь, решил, что видения могут подождать еще день.