Пламя дракона

      После всего произошедшего Бэкхен предпочитал игнорировать существование Чанёля. Они находились в одном доме, спали в одной постели и ели за одним столом, но почти не говорили друг с другом. В силу того, что его муж был единственным человеком в доме, знавшим знакомый Бэкхену язык, омега вынужден был самостоятельно искать себе развлечения. Однако все книги, которые ему удавалось найти, были написаны на ихтире, и читать их он попросту не мог, а никому из ближнего окружения помощь Бэкхена была не нужна, более того, служанки почти умоляли его не вмешиваться в их работу. Чанель как назло стал гораздо больше заниматься делами, и Бэкхен принялся потихоньку знакомиться с деревней.       Первые дни его знакомство ограничивалось походами до дома Минсока и обратно. Старший омега всегда тепло встречал его и обязательно спрашивал, не голоден ли Бэкхен и не устал ли, если они занимались несколько часов к ряду. Он терпеливо объяснял Бэкхену элементарные вещи и учил выговаривать простые фразы на ихтире, ни разу не упрекнув. Сам Минсок идеально говорил на обоих языках, и поначалу Бэкхену было неловко заниматься с таким грамотным человеком, однако через несколько дней стало проще и естественнее. Несмотря на то, что Минсок был добр и терпелив, он никогда не позволял Бэкхену халтурить во время занятий, потому что знал, что верховному омеге нужно было как можно скорее освоить чужой язык. Пару раз в доме Бэкхен встречал и Чондэ. Они общались простыми незамысловатыми фразами, потому что альфа говорил по-человечески довольно примитивно, но омеге приятно было слышать родную речь. Через неделю Минсок пригрозил мужу и заявил, что Бэкхен уже достаточно занимается для того, чтобы изъясняться на драконьем языке, и это послужит ему более полезной практикой, чем корявый человеческий Чондэ.       После занятий Бэкхен обычно не сразу шел домой, потому что знал, что Чанель все равно будет занят, а слоняться по длинным коридорам в одиночестве ему не хотелось. Он отыскал у кромки поселения небольшой ручей, скрытый высоким кустарником, и обычно пару часов просто сидел у воды, пытаясь прочитать книгу сказок, которую ему велел изучить Минсок. Иногда после занятий голова совсем не работала, и тогда Бэкхен просто размышлял о том, что ждет его в будущем.       Через несколько дней после ссоры Чанель немного оттаял, и они начали перекидываться простыми бытовыми фразами, чтобы не сидеть в давящей тишине. Альфа теперь относился к нему как к случайному сожителю, а не мужу, и Бэкхен все никак не мог понять, нравится ему это или нет. Идея для начала просто нормально познакомиться и стать друзьями прельщала его гораздо больше обязанностей супруга вожака, но Бэкхен вечно изводил себя мыслями о том, что при первой же течке Чанёль, как и любой другой альфа, просто возьмет его, игнорируя их прежние потуги в нормальные отношения.       Любимой частью дня Бэкхена стал послеобеденный час. На обед он возвращался домой и ел вместе с Чанёлем, а затем отправлялся к Ханю. Несмотря на то, что он все еще казался Бэкхену странным и подозрительным, проводить с ним время было интересно. Хань всегда разговаривал на человеческом, не обращая внимания на наставления Чанёля. Заставить его замолчать было почти невозможно, и Бэкхен с ужасом понимал, что либо перенимает эту черту у старшего омеги, либо просто постепенно расслабляется в чужой среде, потому что после таких походов в гости ему обязательно хотелось с кем-то поговорить, и за неимением достойных кандидатов он начинал по вечерам изводить болтовней Чанеля, иногда упоминая даже то, что было вовсе не важно для повествования и не несло никакой смысловой ценности.       Хань не был силен в хозяйстве, и в доме у него постоянно творилось черт знает что, даже несмотря на то, что они с Сехуном держали слуг. Омега вечно сбрасывал ответственность на маленькую непоседливую дочь и мужа неряху, однако со временем Бэкхен заметил, что Хань и сам был очень рассеян. Он не умел готовить и убирать и постоянно забывал, что и куда положил, но у него были способности гораздо важнее этих: он отлично манипулировал людьми. Тогда как Минсок в идеале разговаривал на нескольких языках, Хань так же в идеале заговаривал окружающим зубы и вил из них веревки. Его муж не замечал ни беспорядка в доме, ни рассеянности, ни капризности, стоило только омеге состроить жалостливую мордашку или улыбнуться. В арсенале его оружий были и слезы, и радость, и злость, и всё беспрекословно действовало на окружающих. Хань и Бэкхену в голову постоянно что-то внушал, постепенно заставляя себе доверять и слушаться. Со временем Бэк догадался, что поначалу так отпугивало его в омеге: у того словно было две личности. Бэкхен время от времени вспоминал, как Хань поменялся при первой их встрече, стоило им оказаться за пределами чужих взглядов. При посторонних он был словно актером, однако сказать, что он играет две роли, было бы неправильно – он настолько свободно чувствовал себя в обоих амплуа, что это больше походило на раздвоение личности. Он часами рассказывал о новостях в поселении и соседних деревнях и городах, и иногда Бэкхену удавалось вытянуть из него что-то о прежней жизни среди людей, но Хань сразу переводил тему. — Обещаю, когда-нибудь расскажу тебе, как я здесь оказался, — многообещающе говорил омега перед этим, но день рассказа все никак не наступал. Бэкхену было любопытно, но давить на Ханя он не решался, поэтому однажды перед сном просто спросил об этом Чанёля. Они уже лежали в постели, и омега по привычке старался занимать как можно меньше места, хотя на утро все равно оказывался в опасной близости от альфы. Вопрос на мгновенье повис в воздухе, и Бэк уже было подумал, что муж уснул, однако через несколько секунд кровать прогнулась, и омега заметил, как Чанёль подпер голову рукой, упираясь локтем в матрас и задумчиво смотря на него. — Это долгая история, — вкрадчиво предупредил альфа, однако Бэкхен смело отзеркалил его позу и решительно кивнул головой, заставляя Чанёля усмехнуться. — Ну ладно, — решительно произнес он, — однажды в детстве, когда мне было четырнадцать, а Сехуну десять, мама поехала в город за морем, и мы с братом так просились с ней, что она взяла нас в дорогу. Отец был против, но она всегда умела повлиять на него и, в конце концов, уговорила его, так что мы были на седьмом небе от радости. Даже морская болезнь на протяжении трех дней не могла омрачить наш восторг, — Чанёль мягко засмеялся. — После приезда мы пару дней отдохнули в гостинице и отправились на рынок. В этот день в городе как раз проходил большой праздник, и на площади было очень много людей. Я не знаю, как, но через некоторое время рука Сехуна выскользнула из моей, и он затерялся среди толпы. Найти ребенка среди тысячи человек в жаркий день, когда все запахи смешиваются, а шум стоит такой, что сам себя не слышишь… Это было почти невозможно. Несколько дней мы без устали искали его по всему городу, но никто из жителей не видел детей, похожих на Сехуна, или видел, но представь, сколько черноволосых десятилетних мальчиков в городе. Мама была в ужасе, я очень сильно испугался, — признался альфа, и Бэкхен неожиданно понял, что кольцом сжимает его запястье. Он хотел отдернуть руку, но понял, что Чанёль почти не замечает этого, погруженный в болезненные воспоминания. Вместо этого омега несмело огладил его кожу, ожидая продолжения. – Мы уехали. Если у нас не получилось найти его вдвоем, мы решили отправиться на поиски с отцом и просить помощи у сородичей. Я думал, отец будет в ярости, ведь он изначально был против поездки, но, на удивление, он ничего не сказал матери, а меня отчитал за невнимательность. — Наверное, он очень любил ее, — задумчиво предположил Бэкхен. — Да, иногда его любовь доходила до безумия, — признался Чанёль. – А вот мама… Она его совсем не любила. Иногда даже ненавидела.       Бэкхен опешил, и это очень явно отразилось на его лице, что сразу заметил альфа. — Он выкрал ее из деревни за лесом, зная, что в ней течет кровь драконов, и вынудил выйти за себя замуж. Он постоянно угрожал убить ее семью и сжечь деревню, поэтому она согласилась и большую часть жизни его ненавидела. Когда мы родились, она сосредоточила всю свою нерастраченную любовь на нас. Одержимость отца легко позволяла им манипулировать, только мама могла усмирить его злость или как-то повлиять на него. Поэтому со временем она научилась скрывать свои настоящие чувства и просто спасала от его гнева тех, кто остался. Иногда его поступки не поддавались логике, он был жесток и, как ты понимаешь… — Чанёль вздохнул, — не очень хорошим человеком. Если бы не мама, наш клан мог бы быть ввязан в еще десятки ненужных войн, а от драконов сейчас бы осталась маленькая невзрачная кучка из десяти человек.       Бэкхен невольно сравнил свое положение с ситуацией, в которой оказалась мать Чанёля. Несмотря на то, что альфа относился к нему хорошо, омега начинал бояться, что в Чанёле могут проявиться отцовские гены. Бэкхен считал себя не настолько сильным и умным, чтобы научиться контролировать тирана. Заметив его настороженность, Чанель снисходительно закатил глаза. — Успокойся, Бэкхен, к твоему счастью, ни я, ни Сехун не унаследовали его жёсткость и кровожадность. У нас перед глазами был слишком хороший пример того, чем это могло обернуться.       В который раз омега почувствовал, как щеки стыдливо заалели, и просто кивнул на чужое заявление. Он все еще не отнял руку, и теперь методично постукивал указательным пальцем по ладони альфы. — Так что там с Сехуном? – напомнил он. — Мы нашли его через две недели после того, как приехали в город снова. Сехуна приютила семья Лу. Знаешь, они тогда были очень богатыми и занимались благотворительностью, а деньги у них сыпались из всех карманов. Когда их сын притащил в дом грязного заплаканного ребенка, они попытались разузнать, откуда он, а когда поняли, что преодолеть море в поисках его семьи – задача нелегкая, просто предложили подождать. Что самое интересное, Сехун отпустил мою руку и затерялся в толпе, потому что увидел у киоска с апельсинами красивого мальчика. Хань по доброте душевной помахал ребенку рукой и улыбнулся, а этот самый ребенок потащился за ним по всей площади до дома, потому что понял, что потерялся. Я не знаю, как его не выпороли в итоге, потому что это был самый глупый поступок в его жизни. На тот момент, разумеется, — Чанель ухмыльнулся. – В дальнейшем все глупые поступки совершались, конечно, с подачи Ханя или по его желанию. Через некоторое время я заметил, что Сехун перестал играть с детьми на поле, и я часто находил его в облике дракона, поэтому как-то раз проследил, куда он улетает после завтрака. Видимо, переплывать море за три дня ему не понравилось, так что теперь он просто обращался в дракона и по знакомой дороге летел в лес около города, где менял облик, и мчался к Ханю. Несмотря на то, что Хань был старше на два года, среди всех своих взрослых друзей он отдавал предпочтение мелкому альфе из-за моря. Конечно, Сехун влюбился. Он признался мне в пятнадцать. Хань был из другого мира, красивый, нежный и любопытный. Если он не допытывался, как Сехун так быстро переплывает море, то валил его целоваться и совращал, проверяя, как быстро ему удастся свести моего брата с ума. — Ты сейчас серьезно? – не веря, спросил Бэкхен. Он догадывался, что Хань не лыком шит, но чтоб настолько! Чанель засмеялся при виде его реакции и кивнул. — Я подозреваю, что поначалу Хань просто играл. Ему всегда нравилось внимание, а Сехун был загадочным, красивым и быстро повзрослевшим. Конечно, его не пускали к омеге во время течек, но они все равно умудрились перейти все рамки дозволенного. Хань был слишком беспечным и легкомысленным, запах Сехуна он почти не сбивал, а если и скрывал его, то едва ли. Когда ему стукнуло восемнадцать, родители забили тревогу. От сына постоянно несло чужим запахом, а Сехун точно не пара столичному омеге. В итоге Ханю быстро подыскали жениха, а он сдуру устроил такой скандал, что вся улица слышала, что он думает об этой помолвке. К тому времени он уже был в курсе, что именно из себя представлял мой брат. Когда Сехун узнал о вынужденной свадьбе, то сразу уломал Ханя сбежать к нам. Не думаю, что он в тот момент думал о последствиях, и, наверное, в любом случае забрал бы Ханя с собой.       Бэкхен резко почувствовал себя преданным. Хань громче всех убеждал его в том, что стоит смириться со своей судьбой и радоваться тому, что имеешь, а сам при первой же возможности сбежал из дома с альфой, которого, возможно, даже и не любил просто для того, чтобы оставить с носом всех неугодных и не выходить замуж по расчету. — Все не так просто, Бэкхен, — заметил Чанель, увидев горечь в чужих глазах. – Отец был в ярости, когда Сехун привел в поселение человека. Он был против смешения крови и не мог позволить одному из наследников взять в пару кого-то, кого он считал ниже рангом. К тому моменту мама уже умерла, и едва ли что-то могло изменить его решение, но в то время наш род постепенно изживал себя, драконов сотнями убивали и мучали ради интереса, и Сехун попытался использовать это как предлог для того, чтобы Хань остался. Человеческие особи одни из немногих могут понести от дракона без вреда для собственного здоровья и ребенка.       Чанель замолчал, а Бэкхен пытался переварить все услышанное. Он мог представить, с чем пришлось столкнуться Ханю на первых порах, когда у власти стоял такой жестокий человек как отец Сехуна. Вероятно, только существование сына останавливало его от убийства омеги. Однако Бэкхен понял, что Хань лишь один единственный раз упомянул прежнего вожака словами «Чанель сейчас не правит, а исправляет ошибки отца». Если этот человек так долго был вожаком и даже был лично знаком с омегой, почему тот ни разу ничего о нем не рассказал? — Как тебе история? – поинтересовался Чанель, прерывая чужие размышления. — Я в шоке, — честно признался омега, вызывая у собеседника смешок. – Не понимаю, почему Хань никогда не рассказывал мне об этом, он ведь такой любитель поболтать, а эта история безумно интересная. — Приму за комплимент, — альфа улыбнулся, откидываясь на спину и закидывая руку за голову. – Думаю, Ханю стыдно за некоторые свои слова и действия в прошлом. Он сам толком не переварил свою жизнь. Наверное, не думал, что увлечение Сехуном так далеко его заведет. — Мне кажется, ты был не прав, когда сказал, что он всего лишь игрался, — задумчиво проговорил Бэкхен. – Похоже, он действительно любит Сехуна и Сяомин. — Да, сейчас все по-другому, — согласился Чанель.       Бэкхен уже было принял свою излюбленную позу для сна, лежа полубоком на животе, как вдруг вспомнил, что хотел еще кое-что узнать. — Чанель, — позвал он, услышав негромкое «мм». – Что в итоге случилось с твоим отцом? — Он умер, — после небольшой паузы ответил альфа. – Его убили отравленным клинком ночью. — Извини, мне жаль, — несмело подал голос омега, хотя думал не то, что сказал. — Хотел бы я сказать, что мне тоже, — пробормотал Чанель, а затем повернулся к Бэкхену лицом. – Спи, Бэкхен, уже поздно, — он мягко провел рукой по чужим волосам и заправил прядь за ухо, закрывая глаза. Бэкхен заснул через пару минут, угомонив взволнованное сердцебиение.

***

      На следующее утро он позволил Чанелю обнимать себя некоторое время взамен на его честность прошлой ночью, но все-таки пришлось выскользнуть из кровати до пробуждения альфы, потому что Минсок уже ждал его. Привычно прогнав уже изученный материал, старший омега предложил поговорить о том, что было интересно именно Бэкхену для пополнения его словарного запаса, и Бэк обрадованно согласился. После занятий он как обычно отправился к ручью и читал, а на обеде расспрашивал Чанеля о проблемах, с которыми к нему приходят. Взамен он поделился небольшими воспоминаниями из прошлого, делясь опытом, который у него имелся в области правления. И хотя Бэкхен толком ничего не понимал в этом, Чанель все равно внимательно слушал и задавал вопросы, если что-то в людском обществе казалось ему непонятным.       Когда Бэкхен пришел к Ханю, тот лениво развалился на диване со стаканом горячительного в руках и жаловался на подступающую жару. Видите ли, от нее у него болела голова, и невозможно было ничего делать по дому. Бэкхен язвительно заметил, что Хань и без головной боли сутками бездельничает, на что тот только недовольно цокнул и перевел тему. Однако Бэкхену не хотелось говорить о другом, и он, набравшись смелости, все-таки спросил, как Ханю удается все держать под контролем, несмотря на то, что он толком ничего не делает и никогда не лебезит перед окружающими. — Эти драконы жутко доверчивые и прямолинейные, — доверительно поделился опытом омега, — мы с тобой гораздо хитрее и умнее. Стоит только понять механизм их мышления, и воздействовать на них будет проще простого.       Сяомин возилась с кошкой в соседней комнате, и Хань время от времени спрашивал, не голодна ли она и не хочет ли она погулять на улице. Теперь Бэкхен понимал часть того, что говорили окружающие, чаще всего это были отдельные слова или даже фразы, но Хань всегда разговаривал на ихтире довольно просто. — Ты тоже учил язык у Минсока? – пронзила Бэкхена внезапная догадка. — Нет, я со школы знаю ихтир, — ответил Хань, беззаботно болтая ногой. Точно, подумал Бэкхен, он же с детства общался с Сехуном. – В месте, где я учился, изучалось несколько иностранных языков, и я выбрал ихтир и южное наречие. Они очень похожи, кстати. — То есть, когда ты познакомился с Сехуном, ты знал, что он дракон? В зале повисла напряженная тишина, и Хань несколько минут молча пил вино, глядя в потолок. — Нет, я думал, что у него просто северный акцент, — наконец, подал он голос. — В школе нас убеждали, что драконы вымерли, как и другие расы перевертышей.       Слушать про школу Бэкхену было интересно, так что он позволил Ханю и дальше развивать эту тему, избегая упоминаний их с Сехуном встречи.

***

— А Сехун знает человеческий? – следующим вечером спросил Бэкхен Чанеля после того, как альфа вышел из купальни. Обычно омега старался в подобные моменты уже заснуть или слиться с простыней, но с недавнего времени у них с Чанелем появилась привычка разговаривать перед сном, и альфа чаще всего покидал купальню в одетом виде. — Почему бы тебе об этом его не спросить? – усмехнулся Чанель, разгребая что-то на столе. — Честно говоря, я его побаиваюсь, — признался Бэкхен, — он всегда такой серьезный и хмурый, мне даже как-то не по себе, когда он приходит домой, а там мы с Ханем. — Он просто притворяется взрослым и самостоятельным, хотя на самом деле он тот еще ребенок. Бэкхен мысленно согласился, вспоминая, как меняется Сехун, стоит Ханю с ним заговорить или проявить игривость. — Сехун знает только общие фразы, — добавил Чанель, приближаясь к постели. – Вроде «я люблю тебя» или «привет». Хань разговаривал с ним на ихтире, а учил только всяким глупостям.       Бэкхен благодарно кивнул и доверчиво остался на слишком близкой к Чанелю части кровати. Он давно перестал замечать, как медленно, но верно меняется его поведение, как он позволяет ненавязчиво касаться себя или подпускает Чанёля ближе, не замечая его внимательных взглядов. Все происходило будто самой собой, вполне естественным путем. Вот только отношение Бэкхёна менялось как нечто само собой разумеющееся, а Чанёль взвешивал каждое свое слово, поступок и жест в присутствии омеги. Он уже понял, что привычными способами поведения ничего не добьется, а флирт и излишнее внимание только отпугивают Бэкхёна, поэтому выбрал другую тактику, которая заключалась в том, чтобы втереться к омеге в доверие и просто начать общаться не озлобленными фразами. Чанёль никогда бы не подумал, что будет так заморачиваться над отношениями с почти незнакомым человеком, но по какой-то причине ему интересно было наблюдать за тем, как меняется Бэкхён, и на место его защитных механизмов приходят редкие улыбки.       Приятнее всего было находиться с Бэкхеном в постели вечером. Чанёль отчетливо помнил, как запах омеги был пропитан страхом и ненавистью в их первую встречу. Альфа никогда бы не признался, но настрой Бэкхена в тот день его откровенно напрягал. Казалось, он может выкинуть любой необдуманный поступок, который мог хотя бы на сантиметр приблизить его к горячо желаемой свободе; он мог бы покалечить себя или окружающих или вовсе кинуться на альфу с намерением убить, настолько ярко в его запахе это ощущалось. Теперь же в запахе Бэкхена чувствовалось лишь легкое волнение и усталость, а иногда, в особенно приятные вечера, умиротворение и спокойствие. Чанеля радовало, что омега нормально спит и ест, ведь Исин, не скрывая, доложил вожаку в первый же день, что у Бэкхена сильнейшая духовная неустойчивость, он страдает от бессонницы, а иногда и от голода и вредит своему здоровью, потому и общаться с ним нужно внимательно и аккуратно. Поначалу Чанёль не придал словам лекаря особого значения – Бэкхен не выглядел страдающим и загнанным, с ним хорошо обращались и не держали взаперти, однако позже, уже после их нелепой ссоры, посреди которой они оба утратили контроль над собой, Чанёль начал замечать мелочи, которые всерьез беспокоили его. Например, как по ночам Бэкхен ворочался, пока его не прижмешь к себе или не шикнешь, как он каждый раз оставлял после приема пищи половину еды на тарелке, как дрожали у него пальцы, если на улице чуть снижалась температура. Незаметно, но Чанёль старался решать эти проблемы. Конечно, Бэкхен не позволил бы ему так бесцеремонно руководить своей жизнью, да и не было у Чанеля желания гонять омегу как ребенка и заставлять доедать за собой, поэтому он просто делал то, на что хватало сил и времени. Приказывал зажигать камин, если Кенсу сообщал, что следующим утром будет похолодание; позволял Бэкхену наполнять комнату едкими запахами трав и цветов, которые ему всучил Исин, хотя сам альфа не любил посторонние запахи в комнате; предлагал Бэкхену самому выбирать блюдо в то или иное время суток, чтобы точно было вкусно, и омега мог доесть; просил Ханя побольше разговаривать с ним и делиться новостями, чтобы Бэкхен не скучал.       И хотя Бэкхен своим прежним поведением не то, что не пробуждал в Чанёле инстинктов холить и лелеять его, а напрочь их отбивал, альфа понимал, что если они продолжат в том же духе, то никуда не придут или придут к очень печальному концу. Немного изучив манеру поведения и мышления Бэкхена, он понял, что тот не станет идти навстречу первым, он был слишком молод и напуган для подобного, к тому же, никогда толком не имея с альфой дело. Поэтому всю ответственность на себя пришлось брать более взрослому и понимающему Чанелю. Он не хотел повторения истории своих родителей, слишком отчетливо помня, какие ужасы приходилось переживать его матери, и как отец сходил с ума от понимания, что его не любят. Хочешь или не хочешь, приходилось искать к строптивому омеге подход.       Со временем он видел, как Бэкхен открывается больше, и сам стал доверять ему вещи, которые, может, и не нужно было, но одну важную деталь до сих пор ему не сказал. Она касалась их договора. Одним из важных пунктов со стороны Чанеля выступало требование предоставления омеги, способного выносить ребенка. Он ума не мог приложить, почему вожак деревни решил, что омега вроде Бэкхена на такое способен. Исин не осматривал его, как полагается, но Чанель и сам увидел, что Бэкхен приехал к ним ослабленным и болезненным, к тому же, несмотря на то, что омега вступил в брачный возраст, выглядел он младше своих лет и страдал сбитым циклом. Однако не это было тем, что беспокоило Чанеля. Он предпочел позволить ситуации развиваться так, как того требовало время – в наследнике со дня на день он не нуждался и насиловать Бэкхена у него не было никакого желания. Их личная жизнь оставалась скрыта от внимания окружающих, и он не стал ничего требовать от Бэкхена, но свою часть сделки Чанель как-никак обязан был выполнить. Требованием со стороны людей была защита.       Чанель хорошо был знаком с кочевниками и их методами. Обычно они ограничивались грабежом, убийством и насилием, подчиняя себе близлежащие территории, однако при встрече сильного врага не гнушались использовать черную магию и колдовство. К слову, любой дракон знал, что кочевники прокляли их род до десятого колена и ненавидели всех их представителей. Однако деваться было некуда, деревня Бэкхена предоставила ему омегу, а он обязан был по истечению данного вождем срока выступить на кочевников с войной. Выделенное время неумолимо подходило к концу, и буквально через несколько дней Чанель должен был повести людей на бой, но все никак не мог сообщить о своем отсутствии Бэкхену. Он не боялся увидеть на лице омеги радость от такой новости, хотя, разумеется, это сильно огорчило бы его, он больше опасался, как бы в его отсутствие Бэкхен не выкинул чего-то из ряда вон. Деревня будет под слабой защитой, большинство альф будет далеко от дома, не трудно догадаться, что может взбрести в голову омеге. Чанеля так же сильно беспокоил и результат ближайшего сражения, ведь в случае поражения все ясно и без слов, а в случае победы оставшиеся кочевники вполне могли начать мстить. Перевертыши и так натерпелись от своих соседей и не только, и ввязывать свой род в новую войну Чанель не хотел, однако Ифань, его первый военный советник, напомнил, почему они приняли именно такие условия договора с людьми: кочевники уже давно положили глаз на драконье поселение, ведь остальные места скопления драконов были слишком далеко от них.       Устало вздохнув, Чанель прервал поток мыслей и улегся на постель, лицом к лицу оказываясь напротив заснувшего Бэкхена. Тот беспечно сопел в подушку, едва слышно поскуливая во сне. Альфа натянул его одеяло повыше и невесомо провел ладонью по чужой макушке, закрывая глаза.

***

      Следующим утром на пороге их дома показался раздраженный Ифань. Бэкхен и Чанель завтракали в столовой, однако Ифань буквально настоял на том, чтобы вожак принял прямо сейчас, и слугам пришлось уступить. Он залетел в комнату, небрежно держа в руках смятый лист бумаги, и пугая Бэкхена своим неожиданным шумным появлением. Коротко бросив дежурное приветствие омеге, Ифань обратил все свое внимание на Чанеля, спешно что-то объясняя ему на ихтире. Бэкхен различил только то, что дела у них плохи и на нормальное обсуждение совсем нет времени. Кусок не лез в горло от волнения, и он просто смотрел на переговаривающихся альф в ожидании, когда ему кто-нибудь объяснит, что произошло. В конце концов, Чанель раздраженно откинул бумагу в сторону и задумчиво сдвинул брови, над чем-то размышляя. — Бэкхен, не хочешь отправиться к Минсоку? – неожиданно предложил альфа. – Я тебя не выгоняю, но сейчас в доме будет много альф, и будет довольно шумно. Нам срочно нужно кое-что обсудить. А вечером придется собирать костер.       Бэкхен нехотя кивнул, хотя вовсе не собирался так рано идти к Минсоку и хотел послушать чужой разговор, но понимал, что сейчас ничего толкового ему все равно не скажут, к тому же, у Чанеля испортилось настроение. Следом за омегой из дома так же вышел слуга-посыльный, направляясь в сторону хижины Кенсу. По пути к Минсоку Бэкхен видел, что в сторону их дома действительно тянутся альфы, возле соседской постройки он заметил взволнованно говорившего о чем-то Сехуна и серьезно кивающего ему Ханя.       Однако у Минсока дома, как и всегда, царили порядок и уют. Он нисколько не удивился раннему приходу Бэкхена и усадил его за стол, подкладывая в руку булочку и чай. Все занятие Бэкхен нервно ерзал на стуле и поглядывал в окно, что не скрылось от взгляда хозяина дома. — Что-то случилось? – наконец, спросил Минсок. — Кажется, все очень взволнованы, — Бэкхен кивнул головой. – У меня чувство, будто случилось что-то плохое. — Не переживай, скорее всего, это опять военные дела. Всем хочется проверить, из чего сделаны драконы, — Минсок шутливо улыбнулся и отошел от стола, выглядывая в окно. – Ну надо же, все действительно торопятся к вам в дом, а на площади собирают костер. Вечером нас ждут новости.

***

      После занятия Бэкхен, вопреки своему обычному времяпровождению, не пошел к ручью и не отправился к Ханю, а сразу поспешил домой. Народу там было не так много, но в зале все равно толпились альфы. Бэкхен терпеливо подождал, пока они разойдутся по домам, но вместе с последним гостем дом покинул и Чанель, кинув на омегу извиняющийся взгляд и пообещав поговорить вечером. На обед он тоже не пришел, зато после в дверь постучал Хань. — Я даже как-то забеспокоился, что ты не пришел, — пояснил омега, заходя внутрь и ведя за руку дочь. Бэкхен раньше редко принимал гостей и толком не знал, что делать, потому что не настроен был на пустую болтовню, но все же решил поступить так, как делал обычно Хань: завел его в зал и предложил выпить. Омега вежливо отказался. — Ты знаешь о том, что происходит? – сходу спросил Бэкхен, играя с Сяомин в ладошки. Девочка была на удивление общительной, даже не разговаривая с Бэкхеном, просто лепетала что-то на своем, периодически жестами показывая, что ей нужно. — Кажется, на твою старую деревню снова напали и убили шамана, — со вздохом признался Хань. – Утром пришло письмо от вождя. Он требует, чтобы Чанель выполнил свою часть сделки и отбросил кочевников. Как будто это так легко! — злился омега. — Как можно за один день собрать отряд и кинуться на эту орду? Они планировали выступить через неделю. — Чанель уедет? – после небольшой паузы уточнил Бэкхен, переваривая информацию. Хань коротко кивнул. — Уедет большинство альф, которых здесь, кстати, не так уж и много. Вот нам будет весело! Сиди и трясись каждую ночь, как бы тебя или твоего суженого не укокошили шальной стрелой.       Бэкхен был в замешательстве. Он понимал, что должен ощущать радость и облечение, и отчасти эти чувства нашли отклик в его душе, но вместе с тем на сердце противно скребло от волнения и страха. Занятый делами в поселении, он забыл о своем плане, что с ужасом сейчас осознал. Ему настолько заговорили зубы и задобрили, что он начал привыкать к новой жизни и забыл думать о побеге. — Ты же ничего не выкинешь, да? – вдруг серьезно спросил Хань. – Не советую тебе соваться в лес в такое время.       Бэкхен неосознанно покачал головой, хотя словам Ханя не придал особого значения. Если он что-то решил, то отговорить его вряд ли удастся. — У меня как назло придет течка, когда Сехун будет черт знает где! – продолжал возмущаться омега, нервно поглядывая на улицу через окно. – Придется оставлять Сяомин с Минсоком, — он еще много чего наговорил, а потом вдруг принялся убеждать Бэкхена, что все обязательно будет в порядке, и рассказывать, как на них и раньше нападали другие кланы, но Бэкхен уже совсем не слушал его, по привычке кивая головой на чужие слова и поглаживания.       Он думал только об одном – единственный человек, способный удержать его от побега, будет заперт в доме и никак не сможет помешать.