Пламя дракона

— Поэтому я сказал всем, что тебя схватили кочевники, как только ты оказался у кромки леса. Ни слова о побеге, — закончил Хань, нанося на щёку Бэкхёна заживляющую мазь, резко пахнущую полынью. Омега вздрогнул от неприятного жжения, но не отодвинулся, позволяя лекарству глубоко впитываться в поврежденную кожу. — Но Чанёль ведь все равно знает? — тихо спросил Бэкхён, и так уже догадываясь об ответе. В соседней комнате что-то громко зашумело и послышался звук разбившегося стекла, заставляя омег одновременно повернуться в сторону двери. Они находились в лазарете уже два дня, но Бэкхён проснулся только сегодня утром, сразу заставая у постели Исина, который возился с лекарствами поблизости. По бокам от Бэкхёна стояли еще две кровати, на которых спали раненые в бою драконы. В двух соседних комнатах так же разместили пострадавших на поле боя, а вот Сухо положили в отдельной комнате, кабинете лекаря, где Исин хранил лекарства и настои. Причину подобного распределения Бэкхён так и не понял, потому что на все вопросы и Хань, и Исин находили увиливающие ответы, ничего толком не объясняя. Хань рассказал, что после того, как Кенсу, Чонин и Сехун помогли Бэкхёну и Сухо спастись от преследователей, они оба были настолько обессилены, что их сразу пришлось нести в лазарет, а альфе накладывать кучу швов и отпаивать травами, потому что он пострадал гораздо больше Бэкхёна. Самому омеге Исин прописал постельный режим, еду по расписанию и перевязки. Несмотря на то, что Бэкхён уже мог свободно покинуть лазарет и уйти домой, при одной мысли о том, что ему придется разговаривать с Чанёлем, становилось дурно, поэтому он трусливо коротал время в постели, заваливая Ханя вопросами, пока Исин занимался больными неподалеку. — Я бы, может, и не стал ему ничего говорить, но Сехун сам все рассказал, — виновато признался Хань, поджимая губы. Он пока ни разу не упомянул о том, что сам думал о побеге Бэкхёна, не отразив это ни в своем поведении, ни в словах. — Было бы нечестно, если бы он не узнал, — в конце концов выдохнул Бэкхён. — Он разозлился? — Ну, не обрадовался, — замялся омега, — сомневаюсь, что подобные новости кому-то доставили бы счастье. — И он не пришел, потому что разочарован? — самостоятельно додумал Бэкхён логическую цепочку. В глубине души ему было обидно, что человека, о котором он постоянно думал в плену, не оказалось рядом во время его пробуждения, но разумом омега понимал, что не имеет права ничего требовать от альфы, тем более, после подобной выходки. — Он вчера целый день просидел тут как сторожевой пес, — Хань покачал головой, отнимая пальцы от лица Бэкхёна и закрывая крышкой коробочку с мазью. — Но ты так и не очнулся, а сегодня в поселении собрание, поэтому Чанёлю пришлось уйти. И как бы ты ни хотел, мне придется вернуться домой и сказать ему о том, что ты проснулся. Вам нужно поговорить. Хань поднялся со стула рядом с постелью, убирая мазь на тумбу, и снимая со спинки плащ. За окном вторые сутки лил дождь, действуя омеге на нервы, но в этот раз в поселении хотя бы все было спокойно. Относительно, конечно, но все самое страшное осталось позади, и у Ханя было слишком много забот, чтобы обращать внимание на погоду и призраков прошлого. — Что теперь будет? Чанёль отошлёт меня назад? — Бэкхён приподнялся на подушке, морщась от неприятного тянущего чувства под ребрами. Хань неожиданно засмеялся и закатил глаза. — Если ты думаешь, что пара синяков избавит тебя от этих теплокровных, то ты глубоко ошибаешься, — с этими словами Хань зашагал к выходу, на ходу натягивая плащ. Через несколько секунд дверь тихо затворилась, и Бэкхён услышал, как за стенкой омега разговаривает с Исином. Бэкхён сразу почувствовал себя одиноко. Диалог по соседству было не слышно, драконы на соседних кроватях крепко спали, вернувшись совсем недавно, а покинуть лазарет ему было страшно. Дождь застучал по окнам с новой силой. Спать тоже не хотелось, а маяться от неизвестности было так же тяжело, как и решиться выйти к Чанёлю. Через некоторое время в комнате показался Исин, а за ним мальчик лет десяти, его помощник, неся в руках тазик с водой и чистыми тряпками. Лекарь помог Бэкхёну приподняться на постели и раздеться, а затем осторожно промыл рану на бедре и перевязал ее новыми бинтами, пытаясь ободрить омегу тем, что рана неглубокая и скоро заживет, оставляя за собой лишь небольшой светлый шрам. — А что с Сухо? — спросил Бэкхён, отвлекаясь от ноющей боли после перевязки. — Жить будет, — Исин улыбнулся, в последний раз проводя пальцами по бинтам и проверяя их крепость. — У него сильный организм, но он серьезно пострадал во время драки, поэтому поправляться будет медленнее, чем ты. Бэкхён кивнул, наблюдая за тем, как лекарь промывает ткань от крови в тазике с водой. — Меня несколько раз ударили в живот, — вспомнил он неожиданно. — Сухо сказал, что это очень опасно для омеги. — Да, я видел, что у тебя были синяки, но пока сложно судить о том, будут ли последствия, — вздохнул Исин, поднимая голову и серьезно глядя на Бэкхёна. — Если почувствуешь особенно болезненные ощущения в области удара или начнутся проблемы с циклом, сразу приходи. — Извини, что доставили тебе столько хлопот, — прошептал Бэкхён, уже когда Исин собирался уходить, тихо ступая по полу, чтобы никого не разбудить. После лекарств, которые в него влили, Бэкхёну и самому захотелось вздремнуть, но он не мог отделаться от мысли, что создал Исину кучу проблем. Чувство вины неприятно снедало его изнутри, мешая даже глаза поднять на лекаря. Кто знает, что было бы сейчас с ними, если бы не Исин. — Самое главное, что вы дома, — просто ответил омега, напоследок плотнее накрывая Бэкхёна одеялом. Сразу после этого омега закрыл глаза, погружаясь в дрёму. Полноценно заснуть мешал стучащий по окнам дождь, поэтому Бэкхён находился на грани сна и реальности, то постоянно просыпаясь, то вновь засыпая. В коридоре вдруг хлопнула дверь, но Бэкхён не обратил на нее внимания, лишь немного вздрогнув и подумав, что это Исин наверняка ходит туда-сюда по лазарету, навещая больных. Однако шаги вместо того, чтобы удалиться вглубь дома, где был кабинет лекаря, направились к комнате Бэкхёна. Когда он почувствовал запах Чанёля и услышал осторожный скрип двери, сопровождаемый тихим звуком чужих шагов, сердце в груди заметалось как бешеное, а Бэкхён замер, боясь вдохнуть лишний раз. Чанёль молча присел на стул рядом с постелью, где до этого сидели Хань и Исин, и омега явно ощутил на себе чужой пронизывающий взгляд. Он знал, что Чанёль давно выучил его привычки и понимал, что Бэкхён на самом деле не спит, но все равно боялся открыть глаза и увидеть в чужом взгляде злость или разочарование. — Хватит прикидываться, — прошептал альфа, и Бэкхён, услышав в чужом голосе смешки, распахнул глаза. Чанёль действительно улыбался, но в этот раз его улыбка не была похожа на привычную. Это была не ухмылка и не открытая радость от того, что Чанёлю очень нравилось то, что он видел, это был просто печальный, вынужденный излом губ, такой, будто Чанёль потерял нечто очень важное, но ему приходилось притворяться, быть сильным ради кого-то другого и держать себя в руках. Это была ненастоящая улыбка. Бэкхён прикусил губу, чтобы не выдать свое еще более угнетенное состояние, и оглядел мужа с ног до головы, замечая растрепанные волосы, отчетливые круги под глазами и нездоровый цвет лица. По словам Ханя, он только недавно вернулся домой, но вместо того, чтобы нормально отдыхать, проводил большую часть времени в лазарете. — Скажешь что-нибудь? — спросил альфа после нескольких минут напряженной тишины. Если бы только Бэкхён знал, что нужно было сказать, чтобы убедить Чанёля в том, что ему по-настоящему жаль и все произошедшее не вина альфы, он бы непременно это сделал. — Извини, — только выдохнул омега, опуская глаза. Чанёль молчал, а Бэкхён и не знал, о чем им теперь разговаривать. Он предал чужое доверие и понимал, что Чанёль ждет не извинений, а объяснений, но Бэкхён понятия не имел, как донести то, что происходило с ним с первого дня его появления в поселении. Собственный поступок казался ему детским, нелепым, абсолютно глупым, но Бэкхён не жалел именно о нём. Ему было жаль, что он подставил и расстроил Чанёля, Ханя и многих других, заставил о себе волноваться и заботиться, вынудил людей подвергать себя опасности ради него, потерял дорогие сердцу вещи и многое другое, но в глубине души он понимал, что если бы не попробовал тогда пересечь эту невидимую границу между лесом и территорией клана, то никогда бы не смог понять, что ему действительно нужно. Чувство облегчения, которое застало его в момент, когда он решил повернуть обратно, было одним из самых важных и приятных в его жизни. — Ты не веришь мне, — разочарованно выдохнул омега, когда Чанёль так ничего и не сказал в ответ. — Вовсе нет, — альфа качнул головой, все еще внимательно глядя на Бэкхёна. — Я верю, что тебе жаль. Но не понимаю, чем вызвано твоё сожаление. Тем, что тебя поймали и ты так и не сбежал, или тем, что тебе вообще пришло это в голову? О чём именно ты жалеешь? — Чанёль вздохнул, глядя, как Бэкхён непонимающе хмурит брови. — Бэкхён, ты хоть понимаешь, что я чувствовал, когда Сехун показывал мне письмо Ханя? Это было ночью, я должен был высыпаться перед боем, но вместо этого постоянно перечитывал письмо и не понимал, почему ты ушел. Но хуже всего было даже не это, ведь просто твой побег мог окончиться тем, что ты уплыл в столицу или вернулся к себе, а то, что тебя легко могли схватить. В лесах полно разбойников и наших врагов, а я даже понятия не имел, что с тобой произошло. За всю ночь я ни разу не сомкнул глаз, а утром принял решение отослать Сехуна. Ради тебя поселение пришлось покинуть даже шаману. В тот день мы чуть не проиграли, потому что я не мог толком направить людей, и командовать пришлось Ифаню. Не все из нас могут обращаться драконами, а с таким дезориентированным вожаком они были бы обречены на поражение. Я разрывался между тобой и своими людьми, а потом сутки сидел у твоей постели, пытаясь наглядеться на твое лицо и осознать, что ты живой и невредимый. И теперь я хочу тебя спросить, — Чанёль резко замолчал, пытаясь успокоиться, но на последних словах голос все равно предательски срывался, грозясь перейти на крик, — твой побег того стоил? Бэкхён дышал через раз, чувствуя, как горло неприятно сжимает подступающими слезами, а запах Чанёля опасно меняется на агрессивный и подавляющий, но вслушивался в каждое слово. — Да, но… — ответил омега в конце концов, и отвел глаза, собираясь с мыслями. — Мне очень жаль, что тебе пришлось переживать и подставлять своих людей. И мне жаль, что меня поймали, и что мне пришло это в голову, и что твоим близким пришлось рисковать ради меня жизнью, но если бы я не попробовал, то жалел бы об этом всю жизнь. Я почти сразу повернул назад, но было слишком поздно. Ты имеешь право злиться, не верить и обижаться или… — Бэкхён замялся, — отослать меня. Но я сделал это не тебе назло и не потому, что хотел, чтобы тебе было больно или плохо, или чтобы ты проиграл войну. Я просто хотел попробовать, — в конечном итоге слёзы все-таки хлынули из глаз, вырывая из горла оборванные всхлипы. — Ладно-ладно, тише, — сдался альфа, меняя гнев на милость. Он пересел на край кровати, мягко вытирая чужие щёки и беря Бэкхёна за руку. — У нас с тобой неприятности, — констатировал он, поглаживая чужую ладонь. — Но мы все наладим, да? — Я больше не уйду, — пообещал омега и кивнул, утыкаясь носом в чужое тепло. Как же приятно снова было чувствовать его рядом. — Мне не нужны обещания, Бэкхён, — поправил его Чанёль, приподнимая чужой подбородок и заглядывая в застеленные пеленой слёз глаза. — Я не хочу, чтобы ты оставался только потому, что попал в большие неприятности, а меня не было рядом. Ты будто выбираешь из двух зол меньшее. Я хочу, чтобы ты остался, потому что сам этого хочешь. Для этого тебе нужно прекратить мыслить предрассудками и стереотипами и довериться мне. Ты ведь и сам хочешь этого? — он дождался утвердительного кивка и удовлетворенно прикрыл глаза. — К тому же, я гораздо более пострадавшая сторона, чем ты, — вдруг по-детски надулся альфа. Когда он дождался вопрошающего взгляда, то пояснил: — Я влюбляюсь в тебя гораздо быстрее. — Это только твои проблемы, — гундосо фыркнул омега, чувствуя, как в груди расплывается что-то тепло-нежное, как румянец на его щеках. — Если для того, чтобы ты остался, мне придется влюбить тебя в себя, я это сделаю, — серьезно объяснил Чанёль. Бэкхён вздохнул и кивнул, позволяя уложить себя на постель. Альфа остался на месте, поглаживая Бэкхёна по шее. На ней все еще остались отпечатки чужих пальцев, но Чанёль касался осторожно и будто изучающе, словно пытаясь уверить, что все в порядке. — А пока мы будем партнерами. Честными и верными, договорились? — Хорошо, — Бэкхён слабо улыбнулся, млея от чужих прикосновений. Тело соскучилось по привычному теплу и запаху, и теперь спокойно расслаблялось, убаюкивая сознание. — Если ты хочешь, то можешь поехать в город, — вдруг предложил Чанёль. — Сейчас здесь все равно слишком опасно. Минсок и Хань с радостью составили бы тебе компанию, — Бэкхён понял, что Чанёль все же боится того, что омега опять начнёт коситься в сторону леса и строить планы о побеге, но Бэкхёну сполна хватило приключений. — Когда все закончится, съездим вместе, — еле слышно сказал он, подставляясь под чужую ладонь. — Я хочу быть с тобой. Если для тебя так важно, чтобы я был в безопасности, я буду здесь.

***

Вечером того же дня Исин отправил Бэкхёна домой, вручив список лекарств и мазей, которыми он должен был пользоваться, чтобы полностью восстановиться. Омега спрашивал разрешение на посещение Сухо, но лекарь отказал, аргументируя отрицательный ответ тем, что альфа все равно слишком слаб для разговоров. Бэкхён нехотя согласился, хотя подумал, что при первой же возможности все равно поблагодарит Сухо и спросит у него насчет прошлой жизни в поселении. Домой они шли вместе с Чанёлем, хотя «шли» было сказано слишком громко, потому что Бэкхён большую часть времени вис у альфы на шее в силу того, что ходить самому ему все еще было трудно. Дом встретил его привычной суетой и приятно знакомым запахом. В коридор сразу сбежались служанки поглядеть на пропажу, и Бэкхён смущенно благодарил их за беспокойство и заботу, краснея как рак и пытаясь двинуть локтем фыркающему поблизости Чанёлю под ребро. Альфа занёс его в спальню и приказал слугам приготовить купальню, а Бэкхёну сказал, чтобы тот пока отдохнул, но у омеги сна не было ни в одном глазу. — А кто такой Сухо? — спросил он, поудобнее устраиваясь в кровати. Чанёль отошел от стола, где занимался новыми письмами и бумагами, присаживаясь на край матраса и плотнее кутая омегу в одеяло. Туда-сюда сновали служанки с чанами воды, а из купальни уже тянуло приятным ароматом цветочного масла. — Раньше мы его звали Чунмён, — немного помолчав, ответил Чанёль, — он был братом отца, то есть нашим с Сехуном дядей. А когда ушел, решил поменять имя. Рот Бэкхёна от удивления сложился в идеальную букву «о», а глаза походили на блестящие круглые монеты. Он предполагал, что альфа мог быть дальним родственником мужа, но как самого брата вожака занесло в логово кочевников? Чанёль, заметив чужое изумление, мягко усмехнулся. — У нас необычная семья, как ты понял. — Но как тогда вышло, что вожаком стал ты? — в замешательстве спросил омега. — И почему Сухо… то есть Чунмён был не с вами? — Раньше, когда дядя еще жил в поселении, отцу могли перечить только два человека: он и наша мама Джухён. Но если к ней отец всегда прислушивался, даже если сначала разражался гневной тирадой, то наставления Чунмёна его злили и раздражали. У него постоянно была паранойя насчет того, что дядя хочет занять его место и стать вожаком. Так было не всегда, но в последние годы особенно обострилось. К тому же, образ мыслей мамы и Чунмёна часто был схож — они оба хотели только лучшего для драконов. У отца появлялись нелепые подозрения о том, что Чунмён пытается увести у него жену, что она изменяет вожаку с собственным братом и выставляет его посмешищем, — Чанёль устало вздохнул и откинулся на ладони. — Мама была очень красивой женщиной, но я уверен, что дядю она не интересовала в подобном плане. Да, они хорошо общались, можно сказать, даже дружили, но он заботился о ней скорее как брат или друг, нежели любовник. Насколько я знаю, Мёна обычно интересовал другой человек. Так или иначе, после смерти мамы, когда отец совсем слетел с катушек, Чунмён стал раздражать его еще больше, и в итоге, когда дядя на совете открыто сказал, что если отец не изменит политику, то наш род погибнет, его обвинили в измене. Отец бы казнил за такое, но сделал поблажку, потому что всегда с трепетом относился к родне, чтя чистоту крови. Чунмёну пришлось уйти. Позже я узнал, что он примкнул к кочевникам, но не думал, что он останется с ними так надолго, — Чанёль задумчиво нахмурился. — Но я рад, что так вышло. Он помог тебе сбежать. Бэкхён заторможено кивнул, пытаясь переварить полученную информацию. В голове до сих пор не укладывалось, что он имел дело с дядей мужа. Вот кого Сухо так отчаянно напоминал ему. Даже в его жестах прослеживался отпечаток рода вожаков. — Думаешь, он помог мне просто так? — неуверенно спросил омега, перебирая пальцами выбившиеся из одеяла ниточки. — Как бы обидно это ни звучало, мне кажется, он использовал тебя, чтобы вернуться сюда. Я не могу изгнать его, да и не хочу, если честно, а с тобой под боком он обеспечил себе определённые привилегии, — признался Чанёль. — Но он всегда был добрым и сострадающим, так что, полагаю, это не единственная причина. Когда он очнется, нам предстоит долгий разговор. К этому времени служанки оповестили, что вода готова, и Чанёль помог Бэкхёну подняться, отводя его в купальню. Из глубокого чана поднимался пар и легкий запах лилий, и омега радостно принялся сдергивать с себя грязную одежду, совсем позабыв о том, что за ним наблюдают. Молча освободив служанку от обязанностей, Чанёль помог Бэкхёну развязать шнурки на рубашке и стянуть порванную кое-где ткань. — Я просто помогу, — успокоил альфа, когда Бэкхён неловко вздрогнул, отводя глаза. — Тебе самому будет сложно. Вместо того, чтобы действительно помогать, Чанёль украдкой разглядывал порезы и синяки на чужом теле, ощущая, как в груди поднимается буря злости. Несмотря на то, что Бэкхён еще ни разу не жаловался в его присутствии, его раны выглядели очень болезненно, а порез на бедре постоянно сочился кровью. Заметно было и то, что омега вновь потерял в весе, хотя Чанёль раньше всеми силами пытался заставить Бэкхёна нормально питаться. Светлая челка отросла и теперь могла полностью прикрыть любопытные глаза омеги, если он не заправлял волосы за уши. Бэкхён шумно выдохнул, и Чанёль понял, что совсем выпал из реальности. Он и сам не заметил, как начал легко очерчивать контуры чужих отметин на теле омеги, будто пытался стереть их или хотя бы заменить болезненные ощущения на приятное тепло. Опомнившись, он помог Бэкхёну раздеться до конца и усадил на скамью рядом с чаном, тут же встречая умоляющие глаза омеги. — Нет, Бэкхён, Исин запретил тебе купаться в ванне, — строго заявил альфа. — Раны могут открыться. — Ну и зачем тогда это все, — проворчал младший, насуплено глядя на ароматную пену. Он все ждал, когда Чанёль вручит ему мыло и позовет служанку, но тот возился рядом и набирал в небольшой ковшик воду, даже не думая никуда уходить. Подтянув коленки к груди, Бэкхён неудобно уткнулся в них подбородком, стесняясь полностью показаться альфе. — Может, я сам? — пробормотал он, когда Чанёль мягко слил теплую воду с ковша на его голову. По спине сразу пробежали приятные мурашки, а мокрые волосы прилипли к коже. — Слишком опасно, — покачал головой старший. Заметив скованное положение омеги, он вздохнул и положил руку на чужие коленки, осторожно опуская их в нормальное положение. — Бэкхён, ты не поверишь, — улыбаясь, начал альфа, снова возвращаясь к чану, — но я успел повидать обнаженных омег, поэтому ты не сможешь меня ничем удивить и напугать, — по затылку снова заструилось тепло. — Расслабься. Легко ему говорить, подумал Бэкхён, он-то одетый, да и вообще, наверняка не раз делил постель с омегами. Омега все же попытался успокоиться, но его план с треском провалился, когда чужая ладонь оказалась в мокрых волосах, массируя кожу головы и вспенивая мыло. Чанёль методично водил пальцами по прядям, промывая волосы и заставляя Бэкхёна чуть ли не мурчать от удовольствия. Через несколько секунд он уже сам беспрепятственно подставлялся под чужие прикосновения, легонько постанывая от невероятно приятных ощущений. Чанёль только с виду старался удержать смешки, а сам с щемящим сердцем любовался довольным омегой, который наконец-то полностью расслабился и соблазнительно мурчал что-то себе под нос. Чужие синяки Чанёль вылечить не мог бы, даже защитить Бэкхёна у него толком не вышло, поэтому оставалось только нежить и баловать, чтобы хоть как-то помочь. Он снова зачерпнул воду и смыл пену с чистых волос, аккуратно вытирая полотенцем мокрое лицо Бэкхёна, чтобы тот мог открыть глаза. Омега редко позволял по-настоящему заботиться о себе. Раньше Чанёлю все приходилось делать исподтишка, боясь предпринять лишний шаг в его сторону, а теперь ослабленный и разнеженный Бэкхён был слишком ленив и измотан, чтобы вступать в перепалку, и Чанёль нагло пользовался случаем, получая от процесса купания почти такое же удовольствие, что и омега, если не больше. Он налил в руки немного мыла, опуская ладони на чужие плечи и растирая порозовевшую кожу под пальцами. Бэкхён снова немного зажался, но когда понял, что Чанёль действительно просто моет его, расслабился, прикрывая глаза. Мыло смешивалось с естественным запахом Бэкхёна, заполняя комнату приятным цветочным ароматом, а Чанёль изо всех сил сдерживался, чтобы не покрыть мягкие щеки и лоб омеги невесомыми поцелуями. С ужасом альфа вспоминал те дни, когда думал, что Бэкхён уже может быть мертв или избит и изнасилован, поэтому теперь видеть довольное лицо напротив с заломленными от удовольствиями бровями было сродни идеальному сну, от которого так боишься очнуться. Он скользнул руками ниже, мягко очерчивая выступающие ключицы, маленькие соски, ребра и животик, затем перешел на лопатки и спину, оставляя Бэкхёна самостоятельно возиться со своим достоинством, приподнял того над скамьей и коснулся мыльной ладонью изгиба чужой поясницы и упругих ягодиц, спустился к поврежденному бедру, мягкой коже с внутренней стороны и худой розовой коленке, затем на расслабленную икру и тонкую щиколотку, то же самое проделывая с другой ногой и завершая водные процедуры мягкими мыльными пяточками. Бэкхён самостоятельно умыл лицо, пока Чанёль снова выливал на него воду из ковшика, смывая пену и мыло. Бэкхён сам приятно пах чем-то свеже-весенним, а теперь и вовсе благоухал легкими цветочными ароматами, которые ему всучил Исин. Укутав омегу в длинное полотенце, Чанёль вынес того из купальни, сразу укладывая в кровать и вытирая мокрые волосы. Бэкхён под его руками ерзал, выбираясь из кокона, состоящего из полотенца и одеяла, чтобы раскинуться на постели. — Я скажу, чтобы начинали готовить ужин, — предупредил альфа, когда остался, наконец, удовлетворенным проделанной работой. Глазки Бэкхёна сердито торчали из-под покрывала, щеки раскраснелись и распарились, влажные волосы забавно топорщились в стороны и вились у кончиков. — Что ты хочешь? — Что-нибудь с рыбой, — задумавшись, ответил омега, сонно хлопая глазами. Чанёль кивнул и, все-таки не удержавшись, оставил осторожный поцелуй на чужом лбу, покидая спальню. Бэкхён некоторое время счастливо наслаждался привычной домашней обстановкой и приятным до поджимающихся пальчиков чувством чистоты и безопасности, а затем свернулся калачиком посреди кровати, прикрывая глаза и вслушиваясь в тихий шум за стенкой.

***

Уснуть у него так вновь и не вышло, потому что в дом постоянно кто-то заходил, стуча в двери. Служанки то и дело бегали туда-сюда, пару раз в комнату заглянули Хань и Сяомин, которая сразу же принялась скакать по кровати как горная лань, чуть не отдавив Бэкхёну еще одно ребро. Позже омега слышал голоса Сехуна и Ифаня, но так и не осмелился покинуть комнату, вслушиваясь в разговор из своего мягкого убежища. Ближе к закату его позвали ужинать, и пришлось вылезти из тёплой кровати и полусонного состояния, неспешно вползая на кухню. К ужину действительно подали рыбу, и Бэкхён слопал все до последнего кусочка, с коварной улыбкой наблюдая за подозрительно-удивленными глазами Чанёля. Они еще немного посидели за столом, обсуждая то, что за последнее время произошло в поселении. Бэкхён знал: Чанёль хотел услышать о том, что случилось с омегой после побега, но сам Бэкхён к этому разговору был не готов, хотя и понимал, что помимо собственных мучений ему также нужно рассказать кое-что важное. Он не имел никакого желания вспоминать все произошедшее и предпочитал делать вид, что все в прошлом и впрочем-то нормально как всегда, а Чанёль не настаивал. Когда альфа уже спал, а Бэкхён у него под боком все никак не мог заснуть, и так большую половину дня проведя в кровати, к глазам вдруг снова подкатила влага. Утыкаясь холодным влажным носом в чужую шею, Бэкхён ощущал, как тяжёлая рука Чанёля сжимает его поперек талии, не давая отстраниться. Раньше это всегда заставало врасплох, напрягало, иногда даже злило, теперь же омега наоборот ждал чужих прикосновений, хоть и не показывал этого явно. После пережитого стресса организм принялся восстанавливаться в ускоренном режиме, не спрашивая об этом хозяина. Бэкхён начал просыпаться позже альфы, есть в два раза больше и постоянно страдать перепадами настроения. Исин на осмотрах довольно сообщал, что он быстро идет на поправку, и обстановка поселения и забота Чанёля замечательно влияют на его самочувствие. Синяки постепенно становились меньше и пропадали, ребро больше не ныло так часто, а бедро не кровоточило, но омега стабильно терял самообладание к вечеру и иногда разражался слезами прямо перед альфой, вгоняя того в удивленное оцепенение. Кстати о нём, Бэкхён теперь даже не пытался обращаться к служанкам за помощью, потому что Чанёль полностью взял обязанности по заботе об омеге на себя. Он отменял все дела и приёмы и водил Бэкхёна к Исину, купал, кормил лекарствами и смазывал раны мазями. Это сильно притупило застенчивость Бэкхёна, потому что Чанёль никогда не позволял себе лишнего, чем вроде и радовал, а вроде и злил. Бэкхён с недовольством понимал, что в глубине души ждет чего-то более откровенного, решительного и открытого, хотя раньше подобных желаний в нем не проявлялось. Все дошло до того, что однажды Бэкхён всерьез пришел к выводу, что просто не привлекает Чанёля внешне и демонстративно принялся переодеваться ко сну, пока альфа был в комнате, пока не получил предупреждающий рык на ухо, когда Чанёль прижался к нему сзади. Пискнув что-то неразборчиво-оправдательное, Бэкхён влез под одеяло, коря себя за глупость и поспешность. Заметив однажды за обедом изменения в аппетите омеги, Хань полюбопытствовал, давно ли у Бэкхёна была течка. Младший сразу подавился, запивая еду и откашливаясь. Хань только хитро сверкнул глазами и пожал плечами, пояснив, что у него к моменту прихода течки всегда повышается аппетит и чувствительность. Бэкхён потом весь день пытался унюхать свой запах и понять, изменился ли он, как это обычно бывало, но так ничего и не понял. Чанёль молчал как партизан, и словом не намекая на изменения в омеге, а спрашивать сам Бэкхён ни за что бы не стал, поэтому ему пришлось идти к Исину. — У каждого омеги признаки индивидуальны, — пояснил лекарь, — но повышение аппетита и переменчивость настроения действительно могут свидетельствовать о скором наступлении гиперактива. — Много ешь, чтобы потом неделю не вылезать из кровати, а вредничаешь, чтобы всю эту неделю Чанёль вытрахивал из тебя душу, — засмеялся Хань, зачем-то потащившись к Исину вместе с омегой. На гневный взгляд блондин только показал язык и затопал к стеллажу со снотворным. Исин молча проводил его взглядом и вернулся к Бэкхёну. — Отчасти Хань прав. Но как ты в целом себя чувствуешь? — Нормально вроде, — пробормотал Бэкхён. Ему всегда неловко было говорить о подобном, а тут Исин сам лез с вопросами. — А какие еще есть признаки? — Например, повышенная тактильная чувствительность. Ты тактильный человек? Если да, перед течкой это может быть незаметно, но если обычно ты избегаешь чужих прикосновений, а в последнее время наоборот тянешься к ним, это тоже может быть подсказкой. Может ныть низ живота или поясница, проявляться слабость и сонливость. — Я сам видел, как он вешается на Чанёля, — снова влез в разговор Хань. — Вали домой, — зашипел ему Бэкхён. Хань проигнорировал чужое недовольство, поворачиваясь к Исину и показывая тому колбочку с неизвестным содержимым. — Я возьму? Лекарь усмехнулся и кивнул головой. — Не стесняйся, Бэкхён, это ведь обычный естественный процесс. Здесь нечего стыдиться и бояться, — Исин аккуратно взял его за руку. — Наоборот, это значит, что с твоим организмом все хорошо, он здоров и отлично себя чувствует. Если тебе интересно что-то еще, спрашивай. Бэкхён поблагодарил лекаря и отрицательно покачал головой, и сам уже догадываясь, что к чему. Теперь оставалось понять, что ему делать с полученной информацией. Пока Хань болтал с Исином о чем-то отвлеченном, Бэкхён размышлял, стоит ли обсуждать подобное с Чанёлем. Было страшно неловко, но лучше бы предупредить альфу заранее, чтобы потом у того не сорвало крышу за несколько секунд. Или Бэкхён и добивался именно этой сорванной крыши? Пока он думал, в комнату вдруг заглянул Сухо. Он был одет в чистые брюки и рубашку, удивленно бегая глазами от одного омеги к другому. Он выглядел гораздо лучше с их последней встречи и определенно не ожидал увидеть здесь Ханя и Бэкхёна, как и сами омеги. — Извините, — первым опомнился Исин, — у Чунмёна перевязка. Увидимся позже, хорошо? Поняв намерения хозяина их выпроводить, Хань с Бэкхёном направились к выходу, но последний постоянно оборачивался на альфу, пытаясь придумать, как бы поблагодарить его за все произошедшее. Долго думать не пришлось. Вечером, когда он шел от Кенсу и Чонина, которым принес небольшой гостинец за свое спасение и кучу благодарностей, по дороге встретился Сухо. — Как ты себя чувствуешь? — тут же озабоченно спросил омега, подходя ближе. — Как видишь, Исин отлично меня подлатал, — улыбнулся Чунмён. — А вот ты мне соврал, — альфа прищурил глаза. — Говорил, никто не будет искать и лечить тебя, но в тебе тут души не чают. — Глупости, — смущенно отмахнулся омега. — Главное, что Чанёль простил меня. — Так ты все-таки сбежал, — со знанием дела кивнул альфа, словно подтверждая свои догадки. — Так вышло, — признался Бэкхён. — Вообще-то я хотел сказать тебе спасибо. Извини, у меня ничего нет, поэтому… — Не стоит, — Чунмён отмахнулся. — Я помог тебе так же, как ты мне. Бэкхён вспомнил слова Чанёля о том, что Сухо мог просто использовать омегу для того, чтобы его вновь приняли в поселении и напрягся. Что, если он был просто хорошим актером? — Я не смог ничего рассказать Чанёлю о том... — омега задумался, не зная, как правильно выразиться. — Об алоиме и цели твоего похищения? — закончил за него альфа, встречая утвердительный кивок. — Ничего, я сам скоро это сделаю. Я иду как раз от вас. Я просил Чанёля о собрании. Мне нужно будет многое рассказать. Война только началась, — с этими словами Сухо извинился и побрел в сторону лазарета, оставляя Бэкхёна в недоумении смотреть ему вслед.

***

Следующим утром Чанёль действительно объявил о совете. В этот раз все происходило не на площади, да и костер никто не жег. Участники были приглашены в дом вожака, в их число входил сам Чанёль, Бэкхён, Сехун, Хань, Ифань, шаман и его Кай и Чунмён. Всех провели в большой зал на втором этаже, посреди которого стоял круглый деревянный стол, а вокруг него такого же вида стулья. Началось все с простого признания Чунмёна о том, что сразу после изгнания он был так озлоблен и обижен на драконов, что сразу же примкнул к их врагам. Ему пришлось постараться, чтобы доказать свою верность кочевникам, но все получилось именно так, как он этого хотел. План был простой: присоединиться к противоположному лагерю и свести брата на тот свет, занимая его место. — Но я не учел, что кое-кто окажется быстрее меня, — заключил альфа. — Когда вожаком стал Чанёль, мне пришлось менять стратегию. Чанёль по-другому мыслил и действовал, и его стараниями межу нами наступило перемирие. — У него был шаман, которого он слушал, — заметил Чонин, кивая в сторону Кенсу. — Именно, — Сухо кивнул головой. — Ты вел себя прямо противоположно отцу, — он повернулся к Чанёлю. — Я не мог просто захватом взять вас, потому что как бы вы меня ни обидели, вы были не Джунхуном. — Мы тебя не обижали, — не выдержал Сехун, — нам с Чанёлем пришлось умолять его не казнить тебя, а просто дать уйти. Мы надеялись, что ты вернешься после его смерти, но вместо этого ты перебежал на сторону врага как последний трус. Чанёль молчал, позволяя брату высказаться. Он знал, что для Сехуна уход дяди был гораздо болезненнее, чем для него. С детства младший брат был очень привязан к родственнику, заменившему ему отца, и действительно едва ли не умолял не убивать его. Теперь же в его сердце закралась горькая обида. — Прости, Сехун, но в тот момент все выглядело иначе, — Чунмён виновато потупил взгляд, — я посчитал, что меня все предали. Ваш отец прямо сказал, что если увидит меня вновь, то не раздумывая, убьет. Как я еще должен был реагировать? — Я тебя понял, — вдруг подал голос Чанёль. — Допустим, тебе будет прощена измена. Но что насчет сейчас? Ты говорил, что все зашло дальше, чем ты думал. — Ты выдал им наши планы и тайны? — прорычал Ифань. — Все гораздо хуже, — Чунмён и бровью не повел. — Я рассказал им про алоим. Рассказал, как его можно использовать. Они готовили его к применению с самого начала, но начали пускать в ход совсем недавно, к этому времени я только узнал о том, что Джунхуна убили, было поздно их останавливать. — Что такое алоим? — шепотом спросил Бэкхён у сидевшего рядом Чонина, пока Чунмён говорил еще что-то о том, как они планировали использовать его на драконах. — Это растение, оно ядовито для представителей расы драконов, — объяснил Чонин, — его запах поражает нервные окончания мозга и даже может свести перевёртыша с ума. Раньше с помощью него пытались приручать драконов. Но насколько я знаю, весь алоим был истреблен и сожжен этими же самыми драконами. Видимо, его выводят искусственным путем. — Его создают столичные алхимики, которых кочевники переманили на свою сторону, — кивнул головой Сухо, — у него немного другое воздействие. Но, в общем и целом, он создавался с целью лишения драконов человеческого разума и их порабощения. — Ты говоришь, что не желал нам зла, но сам создал против нас смертельное оружие? — зло усмехнулся Ифань. — Вот уж спасибо. — Изначально все было не так, — огрызнулся Сухо, — я хотел использовать его только против брата. Это позволило бы взять его под контроль и убить. Но позже кочевники отстранили меня и сами стали заниматься изучением этой темы и работать над созданием алоима. Все вышло из-под моего контроля. Теперь они хотят использовать его против вас в войне. Я пытался переубедить их, но они меня не слушают. Пока не совсем понятно, что ждет дракона на выходе конечного результата этой дряни. Когда я понял, что они не будут больше слушать меня, а потом могут и использовать как подопытную крысу, я сбежал. Бэкхён как раз попался под руку, — Сухо взглянул на омегу. — Да как тебе в голову только такое пришло? — взорвался негодованием Хань, когда в зале повисла напряженная тишина. — Ты понимаешь, что ты наделал?! Если они используют алоим на Чанёле, он слетит с катушек так же, как его отец! О чем ты думал, когда предлагал им разработать его? — О том же, о чем и ты, когда убил моего брата, — сухо бросил Чунмён. — О мести и возмездии. — Я защищал свою семью, — злобно прорычал Хань, — а ты беспокоился только о себе любимом, и теперь нас всех ждет скорая жестокая смерть. — Правда что ли? — Чунмён саркастично приподнял бровь. — Ну и как, защитил семью? Не похоже, что Сяомин родилась в год смерти любимого дедушки. Когда до меня дошли новости о том, что Джунхуна убили, я сразу понял, что это был ты, — альфа жестоко усмехнулся, — любимый племянник приволок в дом убийцу собственного отца. Ты всегда его ненавидел, он подавлял тебя, а когда я ушел, его стало невозможно выдерживать, так ведь? — Если бы не я, ты бы давно сдох, как и все здесь, — выплюнул Хань, выскакивая из-за стола. — Сехун был ребенком, потерявшим мать и дядю в один год, что мне оставалось делать?! Настраивать его убить отца?! — кричал омега. — Вы же все так цените свои родственные узы, вам слова плохого о родне не скажи! Драконы, кровь, преданность — какой же это фарс. Он угрожал мне смертью. И моему неродившемуся ребенку. А еще третировал своих любимых детей. Помнишь, Чанёль, как он сказал, что если ты еще раз посмеешь перечить ему, он лишит тебя права на его место и изгонит? Или как он мучил Сехуна воспоминаниями о Джухён? О себе уж молчу, вам ведь всем плевать. Каким же прекрасным вожаком он был! Как только я перерезал ему глотку, все сразу вздохнули с облегчением. — Ты все равно не имел на это права, — вдруг подал голос Кенсу. — Ты не дракон. — Он уже поплатился за это, — сурово отрезал Сехун, так же поднимаясь из-за стола. Он взял трясущегося от злости Ханя за руку и вывел из зала, громко хлопая дверью напоследок. Никто не попытался их остановить. — Ты прав, Кенсу, Хань не имел права на убийство, он совершил жестокое преступление, — медленно проговорил Чанёль, — но, насколько ты помнишь, возмездие нашло его. И на суде было решено простить ему смерть отца и оставить все как есть. Он принял на себя тяжелый грех и живет с ним, поэтому нет нужды каждый раз вспоминать это, — Чанёль поднялся, облокачиваясь ладонями о стол. — Чунмён будет прощен за измену, потому что спас жизнь верховному омеге и вернул его в поселение, — объявил он. — Кенсу, Чонин и Сехун, вы также будете награждены. Наступают тяжелые времена. Нам нужно держаться вместе, — Чанёль выделил интонацией последнее слово, — и быть за одно. В поселении есть люди, которые идут против духов, наставлений шаманов и даже вожаков, — он внимательно посмотрел на Кенсу, — но сейчас у нас общий враг и вспоминать все старые обиды ни к чему, — альфа повернулся к Чунмёну. — Ты поступил не лучше Ханя. Но вы оба прощены. Вы взрослые люди, найдите уже общий язык. Собрание окончено.