***
Сразу после обеда Бэкхён отправился навестить соседей, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Он бы мог увидеться с Ханем вечером на празднике, но говорить о вещах, о которых ему хотелось узнать, при таком количестве народа было слишком глупо. В доме было непривычно тихо, а гостиная, в которой они с Ханем обычно проводили время, уныло пустовала. Даже дверь Бэкхёну открыли не сразу, и он уже было подумал, что стоит зайти позже, но в коридоре неожиданно показался Сехун. — Привет, что-то случилось? — спросил альфа, удивлённо глядя на Бэкхёна. — Нет-нет, — омега сразу почувствовал себя дураком, пытаясь придумать, как объяснить, зачем он здесь. Это же надо, притащиться к людям в дом посреди дня без приглашения, чтобы утолить свое любопытство. — Вы так быстро ушли, — в конце концов, сказал Бэкхён, — я захотел проверить, все ли в порядке. — Ты голоден? — спросил Сехун после понятливого кивка, провожая его в столовую. — Я отпустил слуг, поэтому у нас толком ничего нет, но если ты хочешь… — Ничего не нужно, я только пообедал, — объяснил Бэкхён. — Кстати, я так и не успел поблагодарить тебя, — неожиданно опомнился омега. — За то, что ты спас нас с Чунмёном в тот день. — Мы же теперь семья, — Сехун улыбнулся, пожимая плечами, и, заметив неловкое поведение Бэкхёна, сказал: — Кстати, Хань отдыхает в спальне. Если хочешь с ним поговорить, сейчас самое время. Облегченно выдохнув, Бэкхён улыбнулся в ответ и поблагодарил Сехуна, направляясь вглубь дома. Хань действительно нашелся в постели, обложенный одеялами, пледами и подушками так, что на поверхности торчала только светловолосая макушка. На соседней стороне кровати усиленно скакала Сяомин, поднимая ворох тканей к потолку. Бэкхён давно заметил, что девочка любит прыгать на кровати, и дома ей это вполне позволялось. Заметив гостя, она спрыгнула с постели и подбежала к Бэкхёну. — Тихо, папа спит, — шепотом сказала малышка, заставляя омегу тихо засмеяться. — Уснешь тут, — недовольно подтвердил догадки Бэкхёна Хань, приподнимаясь и выныривая из-под покрывала. — Разве можно прыгать на постели, если кто-то из родителей спит? — пожурил дочь омега. Сяомин радостно завизжала в ответ, игнорируя негодование отца, и снова бросилась к постели, возвращаясь к прежнему занятию с еще большим энтузиазмом. — Ужас, — проворчал Хань, выбираясь из кровати. Бэкхён знал, что его недовольство всего лишь напускное, потому что омега никого не любил так сильно, как свою дочь, и даже ограничить ее в мелочах для него было порой непосильной задачей. Хань протопал в сторону гостиной, безмолвно приглашая Бэкхёна за собой и вручая ему бокал с вином. — У тебя все в порядке? — несмело поинтересовался Бэкхён, бесцельно крутя стекло в руках. Пить он не хотел, а тишина начинала затоплять комнату неловкостью. Раньше Хань всегда начинал разговор первым и мог долго говорить на абсолютно разные темы, а теперь молча сидел на диване, медленными глотками потягивая вино. Он был одет в одну только рубашку, и то не свою, волосы находились в беспорядке, и сам он казался каким-то потерянным и выпавшим из жизни. — Один идиот по имени Чунмён испортил мне настроение, — проворчал омега. — У меня до сих пор в голове не укладывается, что он рассказал кочевникам про алоим, — Хань нервно закачал ногой. — Черт, да даже я нигде и никогда словом о нем не обмолвился! — механизм возмущения был запущен, и Бэкхён с облегчением видел, как омега распаляется, все больше сетуя на новоприбывшего гостя. Ему гораздо проще было видеть привычного эмоционального Ханя, чем погруженного в себя печального незнакомца. Он еще несколько минут гневно высказывал все, что думает о Чунмёне, а затем так же резко замолчал, тяжело вздыхая. — Все равно это уже не имеет значения, — грустно протянул Хань. — Изменить ничего нельзя. Остается только молиться, чтобы новый алоим можно было обезвредить. Или что у него другие эффекты. — Думаешь, они все-таки используют его на драконах? — спросил Бэкхён, надеясь, что Хань ложно успокоит его и даст наивные надежды на безболезненное решение проблемы. — Конечно, — омега нахмурился. — Хорошо еще, если они не пустят его в ход при первой же возможности, то есть, в следующую бойню. Видимо, я избавил этих наивных поклонников судьбы от тирана, чтобы они снова вляпались в какую-то хрень. Хань раньше никогда даже вскользь не упоминал о том, что убил отца Чанёля и Сехуна, и Бэкхён напрягся, но, кажется, старший сказал именно то, что хотел сказать, и слова не вырвались случайно. — Кстати, если тебе интересно, я не почувствовал никаких угрызений совести, когда сделал это, — Хань плеснул в бокал еще вина, залпом выпивая половину. — Было приятно перерезать ему глотку посреди ночи, — он заговорил тише, погружаясь в воспоминания. Со стороны спальни раздался детский смех и голос Сехуна, что жутко контрастировало с темой их разговора и пустыми глазами омеги. — Смотреть, как кровь капает на простынь и слышать его предсмертные хрипы. Меня пытались убедить, что это плохо, что я поступил ужасно, убил человека. Но он был не человеком, Бэкхён. Это было что-то абсолютно другое, — Хань ненадолго замолчал, а младший не осмелился прерывать поток чужих мыслей. — Знаешь, я целую ночь перед этим ворочался в кровати. Меня колотило как никогда. Я все вспоминал и вспоминал, как он угрожал убить меня или нашего ребенка, полукровку, шантажировал мною Сехуна, оскорблял и унижал меня, как он постоянно хватал меня за руки и оставлял отпечатки пальцев на запястьях, как дал мне пощечину накануне. У него была тяжелая рука, знаешь ли, — Хань нахмурился, вливая в себя остатки вина. Бэкхен был уверен, что без горячительного разговор дался бы старшему гораздо тяжелее, но язык у него уже начал постепенно заплетаться. — Кенсу постоянно говорил мне прекратить думать об этом. Якобы негативная энергия плохо влияла на ребенка. Знаешь, что по-настоящему плохо влияло на ребенка? Видеть довольную рожу этого ублюдка каждый божий день. Если бы я не убил его… Клянусь богом, если бы я его не убил, он бы окончательно сошел с ума и умертвил всех, кто когда-либо состоял в этом глупом клане, — Хань помолчал, злобным взглядом глядя в стену, а Бэкхён пытался подавить иррациональный страх, охватывающий его при взгляде на омегу. — Тебе, наверное, интересно, чем были заняты остальные, — на удивление спокойно продолжил старший. — Так вот, они вряд ли смогли бы предпринять то, что пришлось делать мне. Ну ты знаешь, все эти басни про кровное родство, единство и преданность. У них в голове и не было мыслей о том, чтобы избавиться от этого урода раз и навсегда. Они готовы рядами вырезать врагов, но только не своих. По мне так это глупо, — Хань отстранённо улыбнулся. — Если в стаде есть паршивая овца, от нее лучше сразу избавляться. Чанёль был молодым и неопытным придурком, а Сехун — ребенком, — глаза омеги неожиданно заблестели от непролитых слез. — Я не мог заставить его это сделать. Он был таким светлым, добрым и верящим в то, что все будет хорошо. Он только что потерял самых близких людей, свою семью, я не хотел, чтобы он брал на себя это бремя, потому что знал, что ему будет еще хуже, чем мне. Он бы испытывал вину и стыд, а сейчас он счастлив, — Хань улыбнулся привычной радостной улыбкой, несмотря на мокрые дорожки на щеках. — Я подарил ему ребенка. И если нужно будет, я все сделаю для того, чтобы у него все было хорошо, — Хань громко всхлипнул и утер слезы. Бэкхён, несмотря на противоречивые чувства, все-таки подался вперед, успокаивающе обнимая старшего. Ему сложно было представить, что когда-то поселение отличалось от того, что он видел сейчас, но легко — что Ханю показалось, что единственный выход — убийство. Вспоминая сейчас свои страхи и переживания по прибытии в клан, он с жалостью понимал, с чем пришлось столкнуться Ханю, который подвергся не воображаемой, а реальной угрозе. — Может, я бы не стал так радикально мыслить, но я был беременный, — отстранился омега, все еще удерживая чужую руку. — Когда речь идет о жизни ребенка, все предстает совсем в другом свете. Ты сам скоро это поймешь. Если бы ты был на моем месте, сделал бы то же самое. — Я тебя не виню, — Бэкхён поспешно покачал головой. — Я не хочу показаться эгоистом, — начал он, сжимая руку Ханя, — но я рад, что ты это сделал; что я не застал… всего этого. Благодаря тебе мы здесь. — Хоть кто-то это сказал, — Хань слабо улыбнулся. — Изначально я надеялся, что его убьет Чунмён. Но когда его изгнали, он присоединился к кочевникам. Было бессмысленно ждать. Хотя если бы он это сделал, стал бы вожаком. Честно говоря, думаю, что Чунмён бы больше подошел на эту роль, но Чанёль оказался на удивление неплох. Ему пришлось быстро взрослеть и брать дело в свои руки, но уж лучше так, чем раньше. — Я согласен. И ты все-таки сохранил свою семью, значит, оно стоило того. — Не совсем, — Хань снова внезапно разразился слезами. — Сначала весь этот кошмар, потом убийство, суд, скандал с Чанёлем и Кенсу. Однажды я просто проснулся от боли в луже крови, и Исин сказал, что ребенка больше нет. — Выкидыш? — ошарашенно выдохнул Бэкхён. — Кенсу назвал это расплатой, — Хань уткнулся лбом в ладони, пытаясь остановить слезы. — Мне до сих пор снится та ночь. Я просто стонал во сне, пока Сехун не почуял запах крови и не разбудил меня, у меня было что-то вроде шока. Я и не спал, и не бодрствовал, чувствовал боль, но глаза открыть не мог, — Хань будто ассоциативно удерживал руку на животе, и Бэкхён почувствовал, как его шею сдавливает спазмами. — Хватит уже, — в комнате неожиданно появился угрюмый Сехун. Он сразу подошел к дивану, а Бэкхён понял, что уже некоторое время не слышал их с Сяомин голосов. — Ну же, пошли, — Сехун поднял омегу под коленками, пытаясь закинуть его руки себе на шею, но Хань был в полупьяном состоянии и безостановочно плакал, поэтому Бэкхён помог. — Извини, но… — начал было Сехун, но младший и так уже понял, что дальше здесь справятся без него. — Да, мне уже пора, — прервал его омега, поднимаясь с дивана вслед за парой. Он в последний раз заботливо провел ладонью по спине Ханя и направился к двери, слыша недоуменные вопросы девочки о том, почему папа плачет. Оказавшись за дверью, Бэкхён сразу почувствовал себя паршиво. Он не доводил омегу до слез и даже не просил ничего рассказывать, но внутри все равно ощущал вину и неприятную горечь. Он бы и хотел помочь Ханю, но не знал, как. Все, что он мог, он уже получил — муж, ребенок, хороший дом и обожание народа. Лишить его памяти Бэкхён не мог. Еще немного побыв возле крыльца, омега все-таки отправился к дому, не вслушиваясь больше в чужие голоса, доносящиеся из окна.***
На приеме у Чанёля был Ифань, поэтому Бэкхёну пришлось коротать время в одиночестве. Ему пора было возобновлять занятия с Минсоком, но в последнее время тот чувствовал себя неважно, и омега не хотел навязываться, приходя без приглашения. Вместо этого он нашел книги на ихтире посложнее и сам занимался изучением языка. Он мог бы, конечно, дойти до лазарета и увидеться с Сухо, но после утреннего происшествия и разговора у Ханя Бэкхён хотел собраться с мыслями и не выслушивать еще одну точку зрения на все произошедшее. Как бы он ни хотел, винить Чунмёна у него все равно не получалось. Чанёль тоже не испытывал к дяде особенно отрицательных чувств, но Бэкхён видел, что альфа был обеспокоен тем, что удалось узнать. Сам Бэкхён отчасти понимал Сухо. Он не знал, как поступил бы в подобной ситуации, но раньше в клане все было так запутано и сложно, что даже предательство вроде этого не казалось удивительным. Когда Чанёль закончил беседовать с Ифанем, ему пришлось уйти в дом советов, а служанки предложили Бэкхёну начинать готовиться к праздничному вечеру. Девушки рассказали, что на сегодняшнем костре, как и обычно, будет много танцев и музыки, потому что вечер устраивался в честь того, что драконы одержали победу в важном сражении и вернули Бэкхёна домой. Однако главным поводом для праздника было то, что в их землях наступала осень, а в ее преддверии в поселении всегда устраивался вечер с таинственными гаданиями, которые проводил Кенсу. Вся молодежь толпами выстраивалась в очередь к шатру шамана, чтобы хоть одним глазком заглянуть в свое будущее. Бэкхёну тоже интересно было узнать, что может ждать его в жизни. В отличие от церемонии посвящения теперь его одели в гораздо более спокойные цвета, больше подходящие для осеннего праздника увядания и умиротворения. Рубашка была персикового цвета, брюки — темно-коричневого, плащ и обувь — песочного. Так как Бэкхён растерял большую часть своих украшений, служанки навешали на него то, что осталось от мамы Чанёля или от его подарков, но в итоге все походило на аляпистый холст с растекшимися красками, поэтому омега попросил выбрать все сам. Волосы ему как обычно мягко расчесали и привели в аккуратный вид, а на макушку надели венок из августовских цветов, который отлично сочетался с теплым цветом его волос. — Ты выглядишь потрясающе, — вдруг раздался голос Чанёля за спиной, пока Бэкхён перебирал ожерелья, разложенные на столе. Он и не услышал, как Чанёль зашел в дом, слишком занятый выбором украшения. — Да вроде ничего особенного, — пробормотал Бэкхён, тут же краснея и разворачиваясь. — Поможешь? Чанёль подошел ближе, тоже разглядывая нити украшений на столе. Он немного помолчал, затем взял одно из них, с золотистой окантовкой и белыми камнями, прикладывая к шее Бэкхёна. — Нравится? Бэкхён сравнил цвета камней в ожерелье и собственное отражение в зеркале и утвердительно кивнул головой, давая согласие. Чанёль зашел ему за спину, осторожно опоясывая шею цепочкой, и щелкнул застежкой. Кончики его теплых пальцев пробежались по коже омеги, заставляя того неосознанно вздрогнуть. Чанёль, все еще боясь причинить боль или задеть заживающие раны, едва касался его. Бэкхён же сгорал изнутри, стоило Чанёлю хоть на секунду оказаться ближе, чем обычно. Тело как будто назло хозяину реагировало на малейшее прикосновение альфы и всем естеством тянулось навстречу, желая оказаться в крепкой хватке чужих рук. — Это ожерелье моей мамы, — неожиданно сказал Чанёль, не отрывая глаз от чужой шеи. Бэкхён поглядел на собственное отражение. — Если хочешь, я могу снять или… — озадаченно начал он, не понимая, к чему клонит альфа. — Наоборот, — тут же прервал его Чанёль, — тебе оно очень подходит. Мне бы хотелось, чтобы ты носил его чаще. Оно сочетается с твоими глазами. Бэкхён улыбнулся и еще раз глянул в зеркало. Из отражения на него действительно смотрел очень красивый молодой омега. Губы влажно блестели от слюны и бальзама, разрез глаз выгодно подчеркивали маленькие тонкие стрелки в уголках, щеки покрылись едва заметным розовым румянцем. Но в отражении Бэкхён был не один. Взгляд сам собой скользнул в сторону Чанёля. На его фоне омега казался еще меньше, чем обычно, а альфа намного крупнее и сильнее. Бэкхён невольно сравнил их рост и телосложение, пробежался глазами по густым черным волосам, манящим пухлым губам, широким плечам и сверкающим, следящим за каждым его движением глазам. Чанёль был красивым, удивительно красивым для альфы. Несмотря на то, что в его лице всегда были жесткие резкие черты, он давно перестал пугать Бэкхёна нахмуренными бровями или тонкой полоской сжатых губ. Наоборот, все больше в его внешности Бэкхён находил что-то мягко-теплое, заставляющее доверять и следовать за альфой. Его движения всегда были уверенными и спокойными, прикосновения — мягкими и осторожными. Чанёль был одет в более темные цвета, но между собой их одежда сочеталась, будто специально подбиралась по цвету и размеру так, чтобы окружающие сразу понимали, кто перед ними. Рубашка альфы была застегнута не до конца, шнуровка прерывалась на середине груди, давая Бэкхёну тайное удовольствие подольше насладиться видом чужой смуглой кожи — в зеркале различие тонов их тел было видно еще сильнее обычного. Не найдя в себе сил сопротивляться очевидному влечению, Бэкхён слегка подался вперед, мягко касаясь чужих пухлых губ своими. Чанёль, словно только этого и ожидая, сразу же ответил, через несколько секунд нежно проводя кончиком языка по изгибу чужих губ, призывая омегу углубить поцелуй. Рука альфы скользнула к талии, прижимая Бэкхёна ближе, вторая коснулась шеи, осторожно пробегая пальцами по кромке воротника, заставляя омегу вздрогнуть и тихо засмеяться в поцелуй от щекотки. Чем дольше длился поцелуй, тем дальше уплывало сознание Бэкхёна. Язык Чанёля отключал голову и мутил мысли, в уголках рта собиралась слюна, а ладонь альфы бесцеремонно соскользнула сначала на влажную поясницу омеги, а затем ниже, несильно сминая упругие ягодицы. Бэкхён просяще застонал в поцелуй, прижимаясь ближе и обвивая руками чужую шею, пока правая нога без ведома хозяина опоясывала чужое бедро, почти заставляя Чанёля взять омегу на весу. — У тебя скоро течка, — прорычал Чанёль ему на ухо, отрываясь от нежной кожи шеи. Бэкхён застонал от потери контакта и мутным взглядом посмотрел на альфу. Ему уже было все равно, течка или не течка, причина собственного поведения его не волновала, ему хотелось только одного — чтобы Чанёль продолжал его касаться. — Тише-тише, — шептал старший, пока пытался отстранить Бэкхёна от себя. Омега сопротивлялся и хныкал в протест, но как только тепло чужих губ сошло на нет, сознание начало немного проясняться. — Сейчас все пройдет, потерпи. — Я не хочу никуда идти, — капризничал Бэкхён, все еще крепко сжимая дрожащими пальчиками чужое плечо. — Давай останемся, — протянул он альфе на ухо. — Мы не можем не пойти, солнце, — уговаривал его Чанёль, мягко поглаживая ладонью чужой растрепавшийся затылок. — Все хотят увидеть тебя. Вот увидишь, будет весело, тебе понравится. Ну, не хнычь, — слегка засмеявшись, альфа приподнял Бэкхёна за подбородок, заглядывая в обиженные глаза. — Извини, — в конце концов, выдохнул омега, но хватку не расцепил. — Я не понимаю, что со мной. — Это всего лишь течка. Не бойся, — Чанёль поцеловал его в висок. — Ничего не болит? — Бэкхён отрицательно покачал головой, отстраняясь. Когда возбуждение отступило, начали накатывать стыд и бессильная злость, но позволить этим чувствам захватить себя омега не мог. Во всем теле ощущалась слабость, пальцы подрагивали, поясница ныла, и идти никуда действительно не хотелось. — Я в порядке, — вздохнул Бэкхён, — но запах… — Просто возьми любое ароматное масло. Он еще не такой сильный, — Чанёль кивнул головой в сторону купальни. — Я подожду тебя внизу, хорошо? Бэкхён согласился и скрылся за дверью в купальню, пытаясь угомонить бешено бьющееся сердце.***
Когда они с Чанёлем покинули дом, на площади только-только собирался народ, музыка играла совсем тихо, а под высокими шатрами накрывались столы с ароматными блюдами и кувшинами вина. Некоторые из присутствующих, едва завидев Бэкхёна, сразу отправлялись ему навстречу, чтобы узнать, как он себя чувствует и все ли у него в порядке. Неловко пытаясь говорить на чужом языке, омега старался всем отвечать благодарностью и задавать вопросы в ответ. В конце концов, Чанёль добродушно вырвал его из лап любопытных местных и привел на их привычное место напротив костра. Пламя все выше тянулось оранжевыми искрами и языками, а за ним к небу взмывалась тонкая струйка серого дыма. Чанёль помог Бэкхёну взобраться на пьедестал, и они поприветствовали гостей, которые уже успели собраться на площади. Так как праздник был совсем не официальный, а самочувствие Бэкхёна и так мог видеть любой, говорить много не было смысла. Чанёль объяснил ему, что новости про алоим и войну будут рассказаны позже и скорее всего в другой день, потому что сегодня у людей был праздник и портить его никому не хотелось. Как только вожак с улыбкой сообщил, что вечер начался и все могут заниматься, чем пожелают, Бэкхён отправился к шатрам с едой, пока Чанёль искал Ифаня. Они условились встретиться через час около пьедестала, а пока омега был предоставлен сам себе. Он видел, как Чанёль каждый его шаг сопровождает внимательным взглядом, следя за чужим самочувствием и поведением, однако от всех признаков течки Бэкхён избавился. Подобные сборища в поселении всегда отвлекали его от всего, кроме музыки и еды. Под одним из шатров Бэкхён отыскал Минсока и сразу наткнулся на обиженный взгляд друга. — Ты совсем забыл обо мне? — сердито спросил омега, тем не менее по-отечески поправляя чужой сбившийся воротник. — Не хотел навязываться просто так, ты ведь болеешь, — поспешно оправдался младший. — У меня даже не было шанса толком расспросить тебя обо всем, что случилось. — Я обязательно все расскажу, — пообещал омега, следуя за Минсоком к столам. Кажется, ответ удовлетворил старшего, и он, наконец, улыбнулся, заводя разговор о сегодняшнем вечере. Среди присутствующих послышались приглушенные перешептывания, и омеги попытались понять, в чем причина такой бурной реакции. Большинство взглядов были направлены на Чунмёна. Скорее всего, Исин выпихнул его из лазарета, предлагая пойти повеселиться, но особо веселым альфа не выглядел. Сам лекарь был привычно слишком занят больными, чтобы появляться на празднике. — Так это правда, — обомлел Минсок, во все глаза рассматривая Сухо. Большинство из поселения не имело шанс увидеть Чунмёна после того, как он прибыл обратно, а официально заявлять об этом никто не стал, поэтому деревня наполнялась всевозможными слухами с прикрасами. Теперь же, своими глазами увидев когда-то изгнанного альфу, толпа не знала, как реагировать. Почувствовав неловкость Чунмёна под любопытными взглядами местных, которые Бэкхён сам очень не любил, он хотел было отвлечь альфу на себя, тем самым протянув ему хоть какую-то руку помощи, но рядом с ним вдруг показались Чанёль и Ифань, а Бэкхёна едва не отбросило в сторону движение сбоку. На Минсока на всех парах налетел радостный Хань, хватая того за щёки. — Неужели у кого-то, наконец, будет пополнение? — вис на старшем омега, растягивая слова на детский манер. Бэкхён непонимающе нахмурился, а затем внимательнее посмотрел на Минсока, который с улыбкой отмахивался от прилипчивого друга. — У тебя будет ребенок? — неожиданно догадался Бэк, замечая маленькую ладонь омеги, которая инстинктивно накрыла пока еще плоский живот. — Это должен был быть сюрприз! — негодовал Минсок, хотя невооруженным глазом было видно, что на самом деле тот очень рад и новостям, и повышенному вниманию. — В этом месте от меня нет никаких секретов! — громогласно объявил Хань, наконец, отпуская друга и плавно перемещаясь к еде. Пока Хань был занят наполнением своей тарелки, Бэкхёну выпала отличная возможность пронаблюдать за его нестабильным состоянием. Он выглядел гораздо лучше, чем раньше, и, если бы Бэк не знал, ни за что бы не догадался, что днем произошло что-то неприятное, но даже за пышным лоском праздника он заметил, что омега все еще расстроен. — Поздравляю тебя, — ласково выдохнул Бэкхён через несколько секунд, обнимая Минсока. Тот смущенно улыбнулся и поблагодарил его, а затем обратил внимание друзей на шатер шамана. — Кажется, гадания уже начались, — отметил омега, наблюдая за пока небольшой очередью у входа. — Мне бы тоже хотелось погадать, — протянул Минсок, расстроенно надувая губы. — Ходить беременным к шаману — плохая примета, — напомнил ему Хань. — К тому же, неужели кто-то и правда верит в эти глупости?! — Вообще-то это не глупости, — вдруг обиженно раздалось сзади. Все трое сразу обернулись и заметили нахмуренного Чонина, который наполнял свою тарелку. Заметив недоуменные взгляды омег, тот поднял голову и усмехнулся. — Что? Кенсу меня выгнал! — Конечно, зачем тебе знать чужие секреты? — осадил его Минсок. — Кстати, Бэкхён, ты можешь сходить погадать, тебе ведь можно. — Поверить не могу! — вдруг раздался недовольный голос Ханя. Бэк обернулся, замечая в быстро растущей очереди знакомые фигуры в лице Сехуна и Сяомин. Девочка привычно сидела у отца на плечах, болтая ножками, жуя карамельное яблоко и увлеченно что-то рассказывая. — Разве она не просила об этом весь день? — заметил Чонин, наблюдая за недовольным лицом Ханя. — Наверное, Сехун не устоял и отвел ее, пока тебя нет рядом и ты не вопишь над ухом. — Очень смешно, — огрызнулся омега. — Если бы я не отвечал за одну из палаток, вы бы меня здесь даже не увидели. Я вообще не понимаю, зачем ходить на подобное. — Бэкхён сходит и расскажет нам, — улыбнулся Минсок. Он попытался отвлечь Ханя щекоткой и подтолкнул обоих омег в сторону шатра. — Там слишком много народу, — неуверенно протянул младший. — Очередь быстро пройдет, — встрял Чонин, отправляя в рот кусок мяса и следуя за омегами. — Кенсу очень могущественный шаман, поэтому все говорит сразу и точно! — Зачем тебе туда идти? — хмурился Хань. — Меньше знаешь — крепче спишь. Тем не менее, через пару минут Бэкхён все-таки оказался в очереди возле шатра. Любопытство и подначивания Минсока взяли вверх, поэтому омега решился одним глазком заглянуть в свое будущее. Несмотря на все недовольства, Хань тоже присоединился к своей семье впереди, а Минсок был рядом с Бэкхёном, отвлекая того разговорами. Чонин, как только сплавил их к шатру, искал себе других свободных жертв, и омега догадался, что у него была важная стратегическая миссия — уговаривать народ погадать у шамана. Наконец, настала очередь Бэкхёна, и он нырнул внутрь, сразу оказываясь в небольшом темном помещении. Единственным источником света в нем были свечи, стоящие на столе в центре шатра, за которым сидел Кенсу. Перед ним были разложены разные травы, склянки и конечности животных, а также красивое позолоченное блюдо с водой. Стол был низкий, поэтому Кенсу сидел прямо на коврике с одной стороны, а на противоположную указал Бэкхёну. — У тебя есть три выбора: будущее, настоящее и прошлое. Если выберешь будущее, духи покажут, что ждет тебя там. Если настоящее, помогут принять решение, если ты затрудняешься. Если прошлое, покажут, где ты совершил ошибки и как их исправить. Что выберешь? — голос Кенсу звучал четко и серьезно, и Бэкхёну даже немного стало не по себе. — Будущее, — решил он через несколько секунд. Кенсу протянул ему кинжал и попросил отрезать прядь волос, что омега и сделал. Затем его волосы оказались в блюде с водой, а в нем Бэкхён заметил плавающую свечу. Несколько минут Кенсу просто молча смотрел в воду, а затем попросил Бэкхёна подать ему руку. — В будущем ты попадешь в место, в котором раньше очень хотел оказаться, — начал шаман, все так же не поднимая взгляда. — Ты будешь не один, с тобой будет спутник, но туда тебя приведут нехорошие обстоятельства, однако скорее всего ситуация разрешится в твою пользу. Духи говорят, что тебя ждет испытание и тяжелый выбор. Для того, чтобы принять его, ты должен разобраться в себе уже сейчас. Ты увидишь, как твой любимый человек страдает или даже умирает. Я также вижу рядом с тобой ребенка, скорее всего, он твой. Будь внимателен, в его крови очень много искр. Человека из своего окружения ты вскоре будешь воспринимать как опасного врага, но ошибешься. Он не хочет тебе зла, но его сложно понять, — Кенсу, наконец, поднял голову. — Это все, Бэкхён, — заметив расширенные в испуге глаза омеги, шаман сжал его руку и пояснил: — Также хочу напомнить, что все сказанное базируется только на том, что происходит с тобой сейчас. Если ты примешь решение, отходящее от линии, которая ведет тебя к событиям, описанным в видении, то все твое будущее переменится, поэтому будь внимателен и позаботься о себе, — Кенсу отпустил его руку. — Глядя на тебя, я даже без мнения духов могу сказать, что тебе нужно отдохнуть. Потанцуй, иди развлекайся. Все сказанное не обязательно сбудется, но просто будь осторожен. — Спасибо, — это все, на что хватило Бэкхёна перед тем, как он покинул шатер, лицом к лицу сталкиваясь с Минсоком. — Как все прошло? — улыбнулся омега. — Все в порядке, — Бэкхён попытался вернуть улыбку, но она получилась настолько натянутой и неестественной, что Минсок сразу же забеспокоился. — Что случилось? Ты напуган? — Я просто ничего не понял, — признался омега. — Кенсу так много и быстро говорил, что у меня все смешалось. И некоторые видения… не понравились мне. — Извини, наверное, не стоило мне тебя подначивать туда идти, — сожалел Минсок, заботливо поглаживая Бэкхёна по ладони. — Это не твоя вина, — омега покачал головой. — Может, пойдем потанцуем? — предложил он, пытаясь избавиться от неприятного осадка, оставшегося после посещения шатра. Народ все еще стоял в очереди, а Бэкхёна весь вечер не отпускало волнение и нервозность. Он пытался понять, о чем говорил Кенсу, прокручивал в голове чужие слова снова и снова, но все казалось слишком запутанным. Он не хотел никуда уезжать, даже в место, куда так желал попасть раньше, ведь, скорее всего, Кенсу говорил о столице, но зачем Бэкхёну ехать туда, еще и при плохих обстоятельствах? Он также не хотел видеть, что Чанёль страдает или умирает, а именно альфу Бэкхён посчитал своим возлюбленным в будущем. Слова про ребенка пугали его пуще прежнего, он был не готов брать ответственность за жизнь еще одного человека. И кто тот странный персонаж, которого Бэкхён ложно примет за своего врага? — Ты в порядке? Омега обернулся, прерывая размышления и натыкаясь взглядом на Чанёля. Тот протянул ему широкую ладонь, вовлекая в медленный танец. — Мы договорились встретиться час назад, помнишь? — напомнил альфа, совсем не злясь. — Извини, я забыл, — ответил Бэкхён, все еще погруженный в свои мысли. — Сехун сказал, ты был на гадании. Это тебя расстроило? — Немного, — признался омега, отводя глаза. — А ты не ходишь на такое? — Мне не нравится знать будущее, — Чанёль улыбнулся и пожал плечами. — Потом не можешь выкинуть это из головы. Все важное Кенсу и так сказал бы мне. — Наверное, мне тоже не стоило идти, — окончательно расстроился омега. — Бэкхён, эта всего лишь одна линия твоей жизни из множества возможных. Завтра ты вместо того, чтобы сидеть у пруда, останешься дома, и все сразу поменяется. Духи всего лишь просят тебя быть осторожным. Сейчас сложное время, поэтому твоя судьба может меняться хоть каждый день. Не переживай так. — Думаю, ты прав, — пробормотал омега. Оглядевшись немного, он заметил, что люди постепенно расходятся, а все звезды на небе заволокло тучами. Стало вдруг невыносимо тоскливо. — Чанёль, — позвал омега, — ты ведь не умрёшь? — Что за глупости, — альфа засмеялся, — если это Кенсу тебе сказал, я запрещаю вечер гаданий. — Он не совсем это сказал, — омега покачал головой. Настроение его все еще оставалось вялым и отстранённым, поэтому Чанёль прекратил танец и отвел его к теплому пьедесталу. — Еще один недостаток предсказаний — куча возможностей интерпретировать их. Духи могли иметь, что угодно, а ты уже придумал, что я умру, — альфа улыбнулся, заключая маленькую ладонь омеги в свою. — Это не смешно, — Бэкхён поджал губы, разглядывая их руки. — Я не собираюсь умирать, Бэкхён, — Чанёль вздохнул, — по крайней мере, не скоро. Кстати, если это тебя утешит, Кенсу ничего не говорил мне о скорой кончине, наоборот, мы, скорее всего, победим в войне. Тебя это радует? Позволив себе выдохнуть в облегчении, омега кивнул, поддаваясь порыву и обнимая Чанёля. От него тянуло приятным теплом и отпускать не хотелось, но в силу своих обязанностей он не мог постоянно крутиться возле омеги. Поцеловав его в нос, Чанёль оставил его в компании Ханя и Минсока. — Если устанешь, уже можешь идти домой, — сообщил Чанёль перед тем, как уйти. — Я приду чуть позже. Кстати, Минсок, поздравляю, — Чанёль шутливо поклонился и, смеясь, покинул их, замечая удивленное лицо друга. — Исину ничего нельзя доверять! — вспыхнул старший. — Его очень легко разговорить, — хихикая, подтвердил Хань. — Зато теперь мы знаем, что нужно готовить подарки. — А что обычно дарят? — спросил Бэкхён. — Да все, что угодно, — Минсок пожал плечами. — Кстати, к нам должна приехать ярмарка на днях. — Бэкхён, ты уже можешь быть верховным омегой! — уверенно заявил Хань. — Поэтому можешь командовать подготовками к ярмарке. Обычно к ней нужно долго и тщательно готовиться, потому что приезжает много кораблей из-за моря, а без ярмарки и продуктов и вещей, которые мы на ней получаем, пережить зиму довольно сложно. — Я даже толком не знаю, что делать, — отнекивался омега. Заниматься такими масштабными делами ему не хотелось, он боялся наломать дров или все испортить, да и проводить время в свое удовольствие было гораздо приятней. — Мы тебе поможем, — с улыбкой заверил Минсок. — Пока в поселении нет омеги, мы постоянно спорим и не знаем, за что хвататься. Ты бы нас здорово направил. А то приходится все обязанности делить на желающих омег, а потом пытаться собрать это в одну приличную картину. За разговором время пролетело быстро, и пока Минсок и Хань рассказывали об обычаях и приметами, связанных с детьми, а также о том, что всем придется постараться для того, чтобы подготовить поселение к заморской ярмарке, Бэкхён успел понять, что устал. На дворе уже была ночь, да и народу становилось все меньше, а костер все ниже и тише. Первым ушел Минсок под руку со своим музыкантом, ссылаясь на то, что ему теперь постоянно хочется спать и валяться на кровати. Он потребовал, чтобы завтра Бэкхён явился как обычно утром и ушел к себе, а следом за ним Хань отправился искать своих. Когда Бэкхён уже шагал по темной улочке, ведущей к дому вожака, на улице разразился дождь, а низ живота у омеги начал неприятно ныть, напоминая о том, что для него день еще не закончен.