***
— Здравствуйте, мы из ФБР, агенты Холт и Уилсон, примите наши соболезнования. На Винчестеров из-под чёлки взглянула миловидная блондинка низкого роста. Её глаза были красными и заплаканными, время от времени она их тёрла маленькими ладошками. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. — Благодарю, — убито сказала она и отвернулась, пропуская Винчестеров в дом. Сэм даже не успел открыть рот, чтобы задать первый, рвущийся наружу, вопрос, как к их с Дином ногам были резво пододвинуты тапочки. Дин понимающе ухмыльнулся и без лишних острот, каких было вполне справедливо от него ожидать, переобулся. Зайдя в просторную гостиную, Дин и Сэм про себя решили, что выглядят очень нелепо — в костюмах и тапочках. Хозяйка принесла большой пузатый чайник и поставила его на низенький столик, стоящий у дивана. Сэм достал блокнот и с некоторой опаской присел на диван рядом с Дином. — А, да, — сказал Сэм, — мы хотели бы узнать, что вы сами думаете о произошедшем несчастье. — Моя сестра была очень весёлой и любила развлекаться. Она не заслужила подобного... — всхлипнула блондинка, так и не поставив чашки. — Как по-вашему, это похоже на самоубийство? — Вы что же, хотите сказать, что она сама себе могла выжечь глаза? Вы в своем уме? — О нет, нет, что вы, об этом нет никакой речи. Но у нас работа такая, вы извините. Мы понимаем, что для вас это большое горе, но мы ничего уже не можем сделать, кроме как расследовать дело и просить вас о содействии. — Как будто в этом вашем рас-расследовании есть какой-то смысл. Дину было жалко на неё смотреть. По прошествии беседы они с Сэмом выяснили, что девочку зовут Эмма, она очень любила свою сестру, сестра любила её, у них есть кошка, родителей нет. Бекки очень любила ходить по магазинам, была фанатом TDG, врагов, которые могли бы ей желать смерти, у неё не было. — Ничего существенного, — буркнул Сэм, с наслаждением оставляя пушистые тапочки в доме позади. — И не говори. — Дин бегло оглядел фигуру брата, прежде чем сесть в машину и начать изучать жиденькие факты, написанные в блокноте Сэмом. — Мы отсюда теперь не уедем, пока не разберёмся с этим, потому что интуиция мне подсказывает, что это не последняя такая смерть. — Не только тебе подсказывает. И это точно не самоубийство. Потому что у самоубийц очень редко бывает такой огромный отпечаток лютого ужаса на лице. — Ты поразительно догадлив, Дин. Но я пока что даже предположить не могу, с чего нам начать. — Заново поройся в памяти и мифологии. Может, божок какой-то есть, который озлобился на людишек. — Надо проверить труп. — Я тебе говорил, что это ничего не даст. Всё абсолютно чисто, хоть в музей отправляй. Сэм, чего ты мечешься, пока что ещё нет второй жертвы, так что зачем так волноваться? Нам никогда ничего просто так не давалось. Сэм раздражённо бросил перчатки в урну и отвернулся к стене. Дин рассматривал его напряжённую спину, и в его голову начала приходить мысль, что сейчас он не очень-то рад появившемуся делу. — У Бекки были какие-то подруги? — Ну да, а почему ты спросил только сейчас? Дину не понравилась идея Сэма. Он совершенно не горел желанием идти в тот бар, где он встретил девушек. Бармен за стойкой был другой, людей было меньше и музыка была тише, казалось, что только запах алкоголя отсюда ничем не вытравишь. Он медленно поднялся на второй этаж, долго ходил вдоль сероватых дверей с табличками, указывающими цифры, и не мог вспомнить дверь номера Мэгги. Где-то рядом Дин услышал хруст, а потом женский истошный визг, в памяти сложилась картинка дороги, и он опрометью бросился в сторону, откуда слышал звук. Около одной двери в нос ударил запах гари. Дин, убедившись, что дверь заперта, выбил её, и тут же прошёл дальше в номер, закрывая глаза и нос, открыл окно. Около кровати горел ковёр, Дин схватил со столика графин с водой и опрокинул его на костерок. Только сейчас он заметил Мэгги. Она лежала на полу, к нему спиной, её правая рука была неестественно вывернута назад и мелко то дрожала, то дергалась. Дин откинул Мэгги за плечо на спину и увидел то, о чём подумал, заметив её на полу. На месте глаз Мэгги были кровавые зияющие дыры, и над ними вился еле заметный розоватый дымок. На кровати и светлом ковре были красные следы. Дин шумно выдохнул и услышал топот шагов в коридоре. — Сэм, — Дин сжимал телефон больше нужного и старался, чтобы голос его не дрогнул. — Ещё один труп.***
— Идиот, ты не мог быстрее? В смысле, только что услышал? Ты почти мог застать то, что это сотворило. Ну ты и идиот! А зачем было прыгать со второго этажа? Тебя же увидеть могли! — Сэм, прекрати орать! Окно открыл, потому что я предусмотрительный. Я, может быть, и виноват, но не помнил, где её номер находится. — Запоминать надо было! — Я не планировал приходить к ней ещё раз. — Идиот. Сэм сел на кровать, быстро провёл руками по волосам, схватил ноутбук, и его пальцы бегло застучали по клавишам. — Может быть, ты нашёл что-нибудь, что их связывало бы? — А вот это тебе уж надо бы знать, ловелас! — Мелкий, прекрати орать. У тебя так вообще послужной список ошибок. — Ну? — Они только дружили. Больше ничего. — Информацией завалиться можно, — процедил Сэм сквозь зубы. Проверка второго трупа, как и следовало ожидать, не увенчалась успехом точно так же, как и первая. Кроме противного запаха, исходящего от мёртвых тел, Сэм с Дином ничего не обнаружили. На месте глаз были обыкновенные дыры, но, что странно, ни малейшего намёка на гарь или запах палёного мяса. Хотя Дин убеждал Сэма, что то, что осталось от глаз, дымилось и жутко воняло. Огонь тут не присутствовал от слова совсем — это было ясно почти что с первого взгляда; словно кто-то очень аккуратно вырезал эти глаза оттуда или вырвал, хотя Винчестеры отметали этот вариант сразу. Сэм покопался в трупах, покопался в бумагах — ничего. Записывание наблюдений он прерывал сетованием на Дина, который только и занимался тем, что ходил вокруг Сэма. — Ты почему ничего не делаешь? — Я думаю! — И что ты надумал? — Наверное, фокусник. — Фокусник? С чего бы ему исполнять чьё-то желание, а потом зверски расправляться с ним? — Откуда я знаю, он ненормальный! — Согласен, но тут, мне кажется, обошлось без фокусов. Дин. Может, всё-таки поможешь череп на место вернуть? Сэм всю дорогу от морга до мотеля дулся неизвестно на что. Он вертел в руках новый выпуск газеты о происшествиях, кусал нижнюю губу от волнения, недоумевал, почему Дин всё время отрывается от дороги и внимательно его разглядывает. Только вот сам Дин совсем не понимал, почему Сэм бесится и становится таким раздражительным, когда они рядом. В голову пришла мысль, что Сэм обо всём догадался, и их тёплым семейным отношениям пришёл окончательный кирдык. Но с тем же успехом появилась другая — «пф, да откуда Сэму знать, что я к нему чувствую. Он же не медиум, в конце концов, хоть и головастый чересчур». Хотя особенного спокойствия ему эта мысль не приносила. Своё молчание Сэм прерывал гневными восклицаниями: «Хватит на меня смотреть!», «Свалилось это дело нам на голову! Вот сидели себе, ничего не делали, так надо было тебе пойти в этот чёртов бар!», «Я сам искал дело, говоришь? Да мне было нужно отдохнуть, чего бы и тебе не помешало. Это ты, видимо, решил мне сюрприз устроить, братишка», «Чего пялишься?», «Сила есть — ума не надо, да, Дин?», «Смотри на дорогу», «Хочу и шуршу, отдай газету». Сэм, не раздеваясь, сразу завалился на мотельную кровать и через несколько минут уже спал, а вот у Дина не было сна ни в одном глазу. Он сел на кровать напротив Сэма, разглядывал его красивые расслабленные черты лица, освещённые уличным фонарём, прислушивался к его дыханию, и думал о своём. Дин не мог наверняка утверждать, что Сэм о нём думал и вообще догадался ли о чём-нибудь, хотя его такая уверенность посещает сегодня целый день, и ему совсем не радостно от этой мысли. Дин раньше времени уже начал себя корить. Уснул он только под утро, разглядывая Сэма и о чём-то сожалея. До этого он сидел на кровати, редко прохаживался по номеру, старался вести себя тихо, чтобы не разбудить Сэма, и занимал себя мыслительными процессами. Сэм наверняка обо всём догадался; до этого он не был таким раздражительным, не бесился только от одного вида своего брата. И, продумав почти всю ночь, Дин был уверен, что Сэм не считает его уже за брата. Всякий раз Сэм отводил глаза, встретившись взглядом с Дином, и Дин с уверенностью думал, что тому тошно на него даже смотреть. «Правильно, Сэмми, такой плохой оказался у тебя брат. Ты имеешь полное право меня сейчас презирать, и это правильно».***
Дин проснулся и первое, что он увидел и почувствовал, был стакан с холодной водой. Который очень метко плеснули ему в лицо. Он сел, отряхивая себя от воды, и увидел, что не раздевался. — Ты плакал во сне и кричал, чтобы я не уходил от тебя, — пояснил Сэм. — А, — сказал Дин. — Что я ещё говорил? — Что любишь меня. — А, — повторил Дин и сразу как-то поник. — Ты чего? Я же ведь тебя тоже люблю, Дин. — Правда?! — Конечно! Ты же мой брат! Дин выдавил какое-то подобие улыбки и встал с кровати. В глазах слегка потемнело от неудобного сна в одежде и от того, что он слишком поздно лёг спать. — Вода была лишней, Сэмми, — пробурчал он. — Мог бы просто разбудить. — Я пытался, — честно ответил тот. После душа, умывания и переодевания Дин повеселел и заметил, что Сэм тоже сегодня в духе. Не успел Дин спросить о причине, как Сэм суёт ему под нос ноутбук с какой-то статьей. В памяти Дина отыскался вчерашний день, и он вспомнил о деле, с которым им предстоит разобраться. — Смотри, Дин, — радостно говорит Сэм. — Что это? — Дарума. Японское синкретическое божество, приносящее счастье и удачу. Изображается в виде куклы-неваляшки, олицетворяющей Бодхидхарму. Кукла не имеет рук и ног, потому что по легенде после девяти лет медитации у Бодхидхармы атрофировались конечности. Кукла обычно бывает окрашена в красный или, реже в зелёный, жёлтый или белый цвета. На ней изображается борода и усы, но глаза рисуются без зрачков. — Глаза? — Да. И Дарума — это одно из имён Бодхидхармы. В монастыре Шаолинь, по преданию, в течение девяти лет он предавался медитации, созерцая стену. С этим связано много общеизвестных историй про чай из оторванных в гневе век Бодхидхармы. — Отлично, именно то, что я ожидал услышать. Но что-то из этих общеизвестных историй я ни одной не знаю. — Потому что где ты, а где предания. — Спасибо, что напомнил. — Вот, дальше. Дарума используется в ежегодном новогоднем ритуале загадывания желаний: её владелец, загадав желание, рисует зрачок в одном из глаз куклы. На подбородке дарумы часто рисуется имя её владельца. В течение года дарума хранится дома на видном месте. Если к следующему новому году желание сбывается, даруме дорисовывают второй глаз, а если нет — куклу относят в храм, сжигают и приобретают новую. Как правило, сжечь даруму можно только в храме. Сжигание дарумы — это ритуал очищения. — От глаз, — Дин взял воду. — Ну, Сэм. Пойдём хреначить огромную куклу-неваляшку. — Чем ты слушаешь, Дин? Я же тебе прочитал, что это древнее божество. — Древнее, говоришь? Значит, оно всё-таки сможет потягаться с тобой в крутости причёски. — Дин. Вот давай сейчас без острот. Я понимаю, что ты ночью опять где-то пил, а пришёл только под утро, и тебе сейчас плохо, но давай закончим дело и уедем отсюда. — Как? Ты же вчера весь день ходил с выражением лица, словно у тебя в кармане иголки и этот карман сзади, а сегодня ты опять тот же Сэм, спокойный и невозмутимый. — Дин осушил полбутылки воды. — Я чего-то не понимаю? Тебя вчера словно чёрт какой-то дёргал за причинное место. — Дин, прекрати. У меня вчера было очень плохое настроение. Я хочу быстрее закончить это дело. — Ты мне вчера сказал, что душа твоя возжелала отдохнуть. — Прекрати, Дин. Хватит. Ты словно опять хочешь вывести меня из себя. — Ладно. Чую, мы опять разругаемся. Как эту деревяшку прикончить? — Откуда я знаю. И здесь не написано, потому что с божеством пока что никто не встречался. — Похоже, мы счастливчики. Сэм вздохнул. — Ладно, допустим, это все же дарума. Но почему люди умирают, сжигая эти куклы? — Ты уверен, что они сжигают именно куклы? — Это очевидно. Что думаешь? — Ну, не знаю, может, заклятие какое-то. Сжёг ты куклу, нарисовав ей оба глазика, и у тебя хоп два глазика. — Тут сказано, что кукла сжигается только в том случае, если желание за весь год не исполнилось. И у неё уже нарисован один зрачок, второй пустует. Второй рисуется, если желание исполнилось, тогда кукла не сжигается. — Кружок талантливых и сообразительных в детском саду. Бред какой-то. — Как бы то ни было, но бред этот реален. — Сэм, ты сказал, что кукла сжигается только тогда, когда желание не исполнилось. По-моему, это какая-то своеобразная месть божеству за невыполненное желание. Жертвы сожгли неваляшки, видимо, нарисовав им оба зрачка, вот и поплатились. Значит, желания у них исполнились, а они взяли и сожгли куклы. Божество это восприняло, как неблагодарность. — Вполне справедливо. И что мы будем делать? — Пойдём найдём бутик, где продаются эти деревяшки и, сделав упор на антисанитарию, заставим изъять из продажи. Всего делов-то. — Дин. Мне не кажется, что всё так просто. Здесь может быть какой-то подвох. И куклы могут оказаться не в одном магазине, — Сэм закрыл ноутбук и встал, надевая рубашку. — Я не разделяю твоего волнения. Ещё несколько минут после этого Винчестеры выясняли, где жители города берут этих кукол. Тучи, нависшие на северо-западе ещё вчера, не оправдали себя даже сегодня, и все жители этому были рады, несмотря даже на выпуски газет. Дин и Сэм за полдня обошли множество кварталов, и Дин постоянно ныл по поводу жары; он нёс в одной руке рубашку, которой изредка вытирал лоб, а в другой пластиковый стаканчик с чаем и раздражался, что тот тёплый. А Сэма, в свою очередь, раздражал Дин. Сэм выискивал в толпе лица подружелюбнее и подходил к ним с вопросом. Дружелюбными лицами оказались французы-туристы, завешанные фотоаппаратами. Они сразу согласились на предложение приятных мужчин «показать им больших круглых человечков и рассказать их историю». Положение Сэма спас загорелый, с густыми волосами и в веснушках, гид, который извинился и перебросил внимание туристов на что-то другое. Сэм решил, что этот гид сможет им помочь и обратился к нему с тем же вопросом насчёт кукол. Гид, которому явно не хватало живого разговора и надоели иностранцы, с радостью согласился помочь. Он сразу догадался, что Винчестеры здесь проездом и рассказал про местную достопримечательность — ЦентрМаг, сделав упор на отличительной приветливости продавцов, и посоветовал посетить это место. Про кукол же он заявил, что не знает мест в этом городе, где, возможно, они бы продавались. А в местной достопримечательности — ЦентрМаге он их не наблюдал. По меркам Дина Сэм разговаривал с гидом уже целую вечность, и ему поскорее захотелось прервать их мирный разговор, который вскорости норовил перерасти в приятельский. Ревность, чтоб её. Тем более Джим, как представился веснушчатый, уже мягко взял Сэма под руку, нарёк Дина «пустым местом» и собрался вести его брата в сторону этого ЦентрМага. Дин посчитал это, как минимум, несправедливым и попытался резво отбить Сэма у разговорчивого гида, потому что сейчас ему было просто до колик неприятно, когда его Сэмми кто-то лапает. И пусть катится в задницу и дело, и ЦентрМаг, и гид с куклами. Несколько раз Дин отвлекал внимание Джима на себя, но тот вскорости опять поворачивался к Сэму и придвигался к нему всё ближе. Дин начинал закипать, потому что ему уже стало ясно, как день, что его брат понравился какому-то левому мужику. И этот левый мужик оказался сущим засранцем, по мнению Дина, но очень, как назло, симпатичным, болтливым и харизматичным. И это Дин тоже понимал, но не понимал одного, — почему его Сэмми сразу проникается доверием к людям, которые начинают пересказывать ему свою жизнь, как им нелегко живётся, как достала работа, но семью же надо чем-то кормить, правильно? Да. Ну вот, поэтому и работаю, потому что надо. Понимаю. Понимаешь, а почему у тебя такой уставший вид? Тоже работаю. А-а, ну ты тогда понимаешь, как тяжело живётся работающему населению. Да. Мы должны исполнять всё, что прикажет начальство. Да. Мы должны выбиваться из последних сил. Да. А экскурсоводам и того сложнее, путешествия ведь. Да, да. Всё покажи, всё расскажи, языки знать надо. Да, всё верно. Дин думал, что его личной ненавистью станет слово «да». И был уже к этому близок, но тут симпатичный-засранец-Джим протягивает Сэму свою визитку, «звони, если что, мы можем даже куда-нибудь сходить по-дружески, отдохнуть от работы, ты звони». И Дин даже не понял, когда это они успели перейти на «ты» и обменяться номерами. Он тихо зашипел, спрятал гримасу отвращения в кривой улыбке, бросил «извините, но нам нужно срочно идти», схватил Сэма за руку, выбросил стаканчик с чаем в урну и быстро спросил: — Где этот ЦентрМаг? — Что? Какой ЦентрМаг? — Ну, ты же с ним разговаривал, он даже дорогу показать тебе… нам хотел. Ну, где эта хламина находится? — Что с тобой, Дин? — усмехнулся Сэм. — Мы просто поговорили, человек очень общительный, приятный. — Что-то многовато у него зубов для общительного. — Ты разозлился, Дин? Прости, что не по делу завёл с ним разговор. — Если бы не его работа, Кас её сохрани, то, ручаюсь, вы бы начали обсуждать, где берёте девиц и в каких позах. У нас дело есть, Сэм. Ещё кто-то может умереть, а ты решил полялякать с каким-то мужиком. — Извини, Дин. Хорошо, пошли, он мне рассказал, где находится эта «хламина». Дин всё это время дулся, злился на жару, на себя, на Сэма, на гида и на время, что оно идёт так медленно. Поэтому он безумно обрадовался, когда они с Сэмом добрались до ЦентрМага, и над их головами приветливо загудели кондиционеры. Они словно окунулись в какую-то вязкую субстанцию, состоящую из всевозможных пряных запахов, цветов, мишуры и прочего барахла, как сразу решил Дин. Барахла оказалось слишком много, и им были завалены до отказа все прилавки. Начиная от брелков и заканчивая большими автоматами-чудовищами, возле которых толпились дети с потными и уставшими родителями и угловатые подростки. К Винчестерам подлетел с улыбкой до ушей продавец-китаец, по виду порядком измученный за этот день — и жарой, и покупателями. Сэм сразу стал объяснять ему, что им нужно. Китаец побегал взглядом по полкам и потолку, на котором были навешаны разные куклы, фонарики, маски и искусственные цветы; потом отошёл, вернулся с другим китайцем, они вместе почесали репу, оглядели всё и, разведя руками, подошли к Винчестерам. Дин про себя чертыхнулся и с раздражением отогнал от себя назойливую муху. Когда они уже собрались уходить, на лицах продавцов снова расцвели приветливые улыбки и они стали расхваливать другое барахло; Дин отмахнулся от них ровно так же, как недавно от мухи, но Сэм взял всё дело в свои руки и стал стратегически выяснять, где, по мнению продавцов, могли бы продаваться эти куклы. Пришёл третий китаец; все трое посовещались, после чего один вспомнил про какой-то бутик на краю города, но «не ходите туда, ведь есть же мы». Дин с наслаждением оставил позади ужасные запахи, продавцов и в целом весь ЦентрМаг; он накинул на плечи рубашку, и они с Сэмом пешком двинулись в указанную сторону — к концу города.***
Старший Винчестер был уверен, что у него скоро повалит из ушей пар. Сэму уже кто-то четвертый раз названивал по телефону, и Дина мучила догадка, кто бы это мог быть. Джим сразу показался Дину каким-то подозрительным и странным. Он словно охмурил Сэма, и теперь брат взахлёб что-то весело и, главное, долго с ним обсуждает. Сэм постоянно улыбался, увлечённо разговаривал, шутил, подходил к деревьям (путь лежал через аллею), зачем-то их трогал, возвращался, и до слуха Дина вновь долетали шутки. Требование Дина поставить звонок на громкую связь было успешно проигнорировано. Лишь один раз Сэм сам куда-то позвонил, но точно не Джиму; Дин не обратил на это никакого внимания. — О чём ты всё время разговариваешь с этой выскочкой? — Дин, не мешай. — Ему же работать надо. Рабочее население же до ужаса загружают начальники работой. С таким сложным графиком у него вообще не может быть свободного времени. — Дин! До этого "весёлого путешествия к бутику" Дин собирался насладиться прогулкой с Сэмом, хотел с ним поговорить о чём-нибудь нейтральном. За время пути по аллее Дин подобрел, потому что жара спала, начал уже забывать неприятные впечатления от этого дня. Но, как он понял сразу же после первого звонка, и на что указывало удивлённо-радостное восклицание Сэма: «Джим! Ты чего так быстро?», насладиться прогулкой не получится от слова совсем. В перерывах между звонками Сэм молчал и, молча, улыбался чему-то, на вопросы Дина отвечал однозначно-раздражённо. А что же ещё оставалось делать Дину? Он тоже молчал и, злобно засунув руки в карманы, оглядывал деревья вокруг, которые при иных обстоятельствах порадовали бы глаз своей весёлой зеленеющей листвой. Но Дин был погружён в свои мысли; по дороге им никто не встретился, за исключением одного подростка, проехавшего на велосипеде. Дин медленно проводил его задумчивым взглядом; ему сейчас до ужаса хотелось колесить в Импале вместе с Сэмом по дорогам, а не вот это вот всё. Впереди показались редкие хмурые домики, которые серели среди кустов роз и ярких саженцев сирени. Сэм, слава богам, наконец-то, закончил разговор и отключил телефон. Дин обогнал его и шёл теперь чуть впереди. Дверь за ними медленно закрылась; бутик оказалось найти очень просто, — над дверью красовалась серая табличка с золотой надписью: «СверхУголок». Внутри никого не оказалось, к удивлению Сэма. А к ещё большему удивлению Дина, он услышал, что сзади защёлкнулся замок; Винчестеры синхронно повернулись. Перед ними стоял низкий человек с длинными чёрными волосами, кое-где заплетёнными в косы; на его худые костлявые плечи был накинут такой же длинный чёрный балахон, который волочился сзади по полу; лицо было абсолютно неподвижно, очень смуглое и такое же хмурое, как и обстановка вокруг; орлиный нос и тонкие плотно сжатые губы, густые чёрные брови и борода. Неподвижные чёрные глаза, в обрамлении тонких многочисленных морщин, уставились на Винчестеров, и именно глаза поразили их больше всего. Взгляд у человека был тяжелым, словно свинец, и не всякому захотелось бы пересекаться с ним глазами. — По какому вопросу? — прошелестел человек. — Вы кто? — спросил Сэм, сам удивляясь своему вопросу. — Меня зовут по-разному. Вы можете звать Дамо. — Хорошо. Дамо. — Сэм как-то сразу забыл, зачем они вообще пришли сюда. — По какой надобности? — повторил человек. — Вы здесь один работаете? — Вам на это абсолютно всё равно, тогда зачем вы спрашиваете? Я знаю, зачем вы пришли, но вам дать этого не могу. А ты сейчас глубоко несчастлив, и несчастье твоё происходит от тебя же самого. Язык дан тебе для дельного разговора, а не для излишнего молчания и таящейся внутри тебя злобы. У вас обоих есть, о чём поговорить. Дин с внутренним страхом уставился на протянутую к нему руку с отставленным указательным пальцем. Палец, на удивление, не дрожал. — Не понимаю, о чём вы, — сказал он осторожно. Фигура Дамо не двигалась с места и, кажется, не дышала вовсе. — Понимаешь, глупец. Будет грехом то, что ты держишь сейчас в себе, но вскорости скажешь. Ты любишь собственную кровь. Тебе будет грозить огонь по причине твоих грёз. Никогда не сбудется твоя мечта. — Я не понимаю, о чём вы, — повторил Дин; он начинал чувствовать себя хуже. — Понимаешь! Дин почувствовал на висках давление и лёгкий звон. Перед глазами начало мутнеть и последнее, что он запомнил, взволнованный взгляд и силуэт Сэма и его порывистое прикосновение к плечам.