Давай расстанемся, когда клен опадет.

Дни сменялись ночами, а ночи вновь сменялись днями. За каждым закатом следовал рассвет, а каждый рассвет встречал свою судьбу, имя которому закат. После случившегося прошли недели, все это время маленькая Мэйлин была наказана за то, что произошло в лесу. Девочка множество раз пыталась оправдаться и сказать, что она ничего не помнит и вообще не при чем, чувство несправедливости разъедало юное сердце, на что дядя лишь каждый раз и множество раз говорил, что наказание тяжелыми физическими тренировками и заучиваниями цитат из сборников благодетели помогут избавиться от ветра в голове и дурных манер. Прошли месяцы, Мэйлин больше не говорила о том, что произошло, больше не задавала вопросов и не провоцировала наставника. Она перестала улыбаться, практически перестала говорить, ведь каждое необдуманное слово приводило ее к письменному столу, где она просиживала ночи напролет, чтобы переписать какую-нибудь осточертелую цитату из сборника, обличающую неразумность сказанного, а если это было действие, которое дядя счел неправильным, ей приходилось бегать с мешком камней за спиной вокруг поместья. Так прошел год. Это был тяжелый год, казалось, будто жизнь раньше была другой, она была проще, дядя был добрее, окружающий мир не был так жесток, но сейчас в глубине души Мэйлин чувствовала, что все поменялось, теперь она ощущала себя более одинокой, чем тогда. Теперь «тогда» казалось ей лучшим беззаботным временем в ее жизни. Почему же сталось так? Чем могла провиниться так сильно она, маленькая леди с чистым искренним сердцем и душой? Разве можно перестать заботиться о ком-то из-за маленькой ошибки? Как же много мыслей крутилось в голове, окутанной волнистыми волосами цвета багряного клена. Так она, как обычно, сидела в своей комнате, смотря на пейзажи из окна в своей скромной комнате, в которой была лишь кровать, пару полок и стол, а еще огромный стеллаж с книгами и исписанными ее рукой свитками. Девочка наблюдала за тем, как солнце в очередной раз оставляет небесный свод и куда-то исчезает. С самого раннего детства она всегда хотела знать, куда оно уходит и откуда приходит, но дядя запрещал даже думать о таких глупостях. Он всегда говорит, что не то, о чем должна помышлять госпожа из знатной семьи, а тем более правящего клана. — Несмотря на то, что солнце покидает небо каждый день, каждое утро оно всегда возвращается, чтобы согреть нас вновь своим теплом…— прошептала Мэйлин, не отводя глаз от небольшого окошка. — Дядя, в ваших книгах сказано, что любовь родителей сравнима с солнцем и луной, что дают тепло и свет. Но где же мое тепло? Где же мой свет? Где мои родители? Даже солнце и луна, каждый день не гнушаются того, чтобы дать свои тепло и свет даже самым примитивным формам жизни, а мои родные родители ни разу в жизни не приезжали ко мне, не видели моего лица, не называли моего имени. Даже имя, что у меня есть - дано мне дядей, разве все это не говорит о том, что они правда меня бросили? Дядя всегда наказывает меня за лишние вопросы и всегда отвечает, что я скоро я увижусь с ними. Теперь я понимаю, что все это ложь, все это ложь! Зачем вы мне лжете, дядя..? — Продолжала говорить в слух девочка, едва сдерживая слезы. Ее дыхание совсем сбилось, эти мысли, словно ком, наслаивались одни на другие, не давая покоя ни сердцу, ни душе. Мэйлин внезапно схватила кисть и небрежно окунула в чернила, расплескав их по столу. Найдя кусочек бумаги, она начала писать. Ей казалось, если написать на листе бумаги все то, что так хочется прокричать в слезах, стоя перед дядей, родителями и всеми теми, кто оставил ее здесь, то станет легче. Она считала, что это отличный способ справиться с терзающими мыслями и эмоциями, ведь насколько бы проницателен не был наставник, он никогда не узнает о том, что она все также, как и всегда, чувствует несправедливость, что в ее сердце затаилась глубокая обида, что она ни в чем виновата, что она все также не согласна со всем, что говорит ей дядя. Он никогда ни о чем не узнает и больше не накажет ее, потому что мысли, оставленные на бумаге, которую сожгли, невозможно прочесть. Это станет ее спасением. И пусть она никогда не получит ответы на свои вопросы, зато они будут, будут ее чувства, будут мысли, будут слова, пусть хотя бы этот лист бумаги станет свидетельством ее справедливости. Исписав один лист бумаги, девочка принялась за второй. Это были слова, наполненные болью и обидой, она писала о ненависти и печали, о разочаровании и отчаянии, силой давя на кисть, выцарапывая черными чернилами линии на отсыревшем от слез пергаменте, эти фразы были столь небрежно выведены, этот почерк отличался от того, каким Мэйлин прописывала цитаты из сборников великих философов. После того, как второй лист был завершен, глубоко вздохнув, она принялась сжигать их в пламени трех свеч, стоявших на бронзовом подсвечнике. Так закончился этот вечер. — Мэйлин! — раздался громогласный мужской голос. От испуга девочка вскочила на месте. Осмотревшись вокруг, она увидела Бальдура, стоявшего в паре шагов от нее, а также осознала, что уснула за столом, пока сжигала письмена. Полностью придя в себя, она замерла, уставившись на дядю. В этот раз его взгляд сильно отличался от того, каким обычно он ее одаривал. Даже когда дядя отчитывал свою подопечную за любую оплошность, его глаза и голос всегда излучали мертвую невозмутимость и холодное спокойствие. Но сегодня что-то изменилось. Мужчина медленно поднял правую руку на уровень груди, зажав в пальцах кусочек мятой опаленной бумаги. Мэйлин перевела взгляд с его лица на тот самый бумажный ошметок. Вдруг, к ее горлу подступил огромный ком, девочка метнулась к столу, чтобы проверить то, что она всеми силами пыталась скрыть. Поняв в чем дело, она замерла и опустила голову вниз, уставившись в одну точку. С каждой секундой дышать все было тяжелее. Она знала, какая бы часть письма не осталась в живых, ее в любом случае ждет суровое наказание, ведь каждое написанное слово было запретом в этом доме. — Это то, чему я тебя учил?— спокойным низким голосом разбавил напряженную тишину мужчина. — Я думал, что ты научилась отличать черное от белого, я думал, ты становишься достойной молодой госпожой своей семьи, а ты стала еще более непочтительной!— продолжил Бальдур, повышая тон. — Я написала то, что думаю, я написала правду— ответила тихим голосом Мэйлин, не поднимая головы. — Да что ты можешь знать! Какая у тебя может быть правда!— швырнув, клочки бумаги, сорвался на крик мужчина. — Я больше не глупая маленькая девочка! Хватит! Я все знаю, я знаю, что я не нужна своим родителям, они никогда не заберут меня отсюда! И я не понимаю, зачем я нужна вам, зачем вы меня держите здесь? Ведь я никто для вас! Вам просто приказал мой отец держать меня здесь, поэтому вы и не можете от меня избавиться! Вы меня не любите и никогда не любили, и мои родители меня никогда не любили! Зачем я вообще нужна в этом мире?! — также сорвалась и Мэйлин, более не в силах все это терпеть. После этих слов в комнате на какое-то время повисло молчание. Тяжело было сказать, о чем именно думал Бальдур, услышав такие слова от своей воспитанницы, но точно можно сказать то, что ему действительно было нечего ответить, ведь большая часть из того, что сказала Мэйлин было правдой. Хозяин поместья на миг запутался в своих собственных мыслях, казалось, будто его переполнял гнев, но вместе с тем и печаль от того, что такие слова говорит совсем еще маленький ребенок, который не достиг даже подросткового возраста. — Вы молчите, потому что все это правда. Просто назначьте мне наказание, заставьте переписывать сборники, или что там еще у вас припасено, мне уже все равно. Не нужно больше давать мне пустых надежд, можете вообще убить меня или замучить до смерти. Я не поменяю свое мнение. Если заставите меня писать, то я хоть тысячу раз готова написать то, что писала в этом письме. Мне все равно, что вы со мной сделаете…— добавила, бормоча девочка, подняв голову и уставившись на наставника абсолютно безжизненным взглядом. — Тогда чего ты хочешь сейчас?— переменившись в настроении, спросил мужчина, подойдя к окну. Этот вопрос был не тем, чего ожидала юная госпожа семьи Яо. — Что…?— изумленно спросила девочка, широко вытаращив выразительные глаза, цвета изумруда. — Твои слова заставили меня кое о чем подумать. Помнишь, я тебя учил, когда меняется цель, могут измениться и средства. Иными словами, от цели зависят методы и средства. Так чего ты хочешь добиться? Что ты больше всего хочешь получить?— Более настойчиво спросил мужчина, собрав руки в замок за спиной. — Накажете ли вы меня, если я скажу то, что вам не понравится...? — настороженно спросила в ответ девочка, недоверчиво поглядывая на своего наставника. — И когда ты успела научиться такому...— немного усмехнувшись, пробормотал Бальдур. — Ты можешь ответить, что хочешь, но только в этот раз. Можешь сказать, как есть— ответил он, вновь сменив выражение лица на более серьезное. — Я хочу выбраться отсюда. Хочу узнать правду. Я не хочу больше ждать, когда моя семья приедет за мной, я хочу найти их сама и узнать, почему они оставили меня здесь. Я хочу знать, действительно ли я виновата, хочу увидеть, как живут другие люди, хочу увидеть другие семьи, чтобы понять, что на самом деле является черным, а что белым...Это все...— нервно ответила Мэйлин, скребя ногтями пальцев по деревянной поверхности письменного стола. — Вот как— безо всякого интереса в голосе ответил мужчина. Походив туда сюда из стороны в сторону, он остановился и о чем-то глубоко задумался. Затем, как ни в чем не бывало, он направился к выходу. Остановившись в дверном проеме, он повернул голову через плечо. — Если ты так хочешь свободы, то придется заплатить огромную цену. Помни, люди твоего происхождения платят гораздо большую цену, нежели остальные. Ты согласна заплатить такую цену?— вполголоса спросил мужчина. — Но у меня нет денег. Нужно очень много, да?— с неким разочарованием в голосе спросила девочка. — А говорила, что не глупая маленькая девочка... Есть более ценные вещи, чем деньги, есть вещи, которые причиняют больше страданий, чем одиночество. Можно платить деньгами, а можно временем или даже жизнью, также как пустота или холод причиняют боль, боль также может причинить свет и тепло— тяжело выдохнув, промолвил наставник юной госпожи. Медленно развернувшись лицом к своей подопечной, мужчина задал вопрос: — Подумай хорошо, Яо Мэйлин, если сейчас ты скажешь, что готова преодолеть все трудности ради правды, твоя жизнь изменится. Ты получишь желаемое, но будет очень больно, будет сложно, тебе придется повзрослеть и измениться, а также многому научиться. Это цена твоего желания. Ты можешь отказаться от нее, но тогда ты никогда отсюда не выйдешь и твоя семья никогда не вспомнит о тебе, а я все также буду следовать приказу и держать тебя здесь взаперти до самой твоей смерти. Чего ты хочешь? Нужна ли тебе эта мнимая свобода? Подумай хорошо!— Спросил Бальдур с небывалой доныне серьезностью. — Я хочу, что бы все было честно. Я уже привыкла к наказаниям, поэтому это не так страшно. Я готова, дядя— воодушевленно проговорила Мэйлин, выпрямившись и пристально уставившись на своего наставника, ожидая от него реакции. — Вот же глупая девчонка...— с еле уловимым раздражением в голосе прокомментировал мужчина и скрылся за проемом двери. Он быстро покинул коридор, отправившись куда-то восвояси. Весь последующий день они оба провели в тяжких раздумьях, каждый о своем. Хозяин поместья целый день провел в своей комнате, даже отказавшись от еды. Множество мыслей терзало его сегодня. Бальдур был очень сдержан в своих эмоциях и поступках, он никогда не давал слабину и не показывал слабых мест людям вокруг него, а особенно самым близким. Даже когда его возлюбленная выходила замуж за другого на его глазах, он не проронил ни единой слезы и не сказал ни единого слова. Даже тогда он продолжил быть на ее стороне и защищать, в качестве личного телохранителя он долгое время находился рядом, пока не был вынужден уехать в далекие края, далеко от мирской суеты и борьбы за власть. Все свое детство этот человек провел, участвуя в интригах знати, все юношество провел на поле боя, теперь же он живет уединенной жизнью, взяв опеку над дочерью своих господ. Такова была его жизнь, он знал многое, но многое скрывал, он повидал многое, но большинство предпочел бы никогда не видеть. Таким был этот сдержанный, бесчувственный и строгий человек. Лишь на едине с собой он мог позволить тревоги или печали просочиться сквозь железный занавес. — Прости, Мари, прости, клан Яо, и ты тоже...— прошептал, тяжело вздыхая мужчина. Грубая замозоленная ладонь скользнула на лицо, а немного поседевшие пряди передних волос выбились из пучка и упали поверх внешней стороны ладони. Так очередной день встретил свою ночь, а судьба вновь сыграла свой очередной приговор. Судьба ли меняет сердце человека или же от сердца зависит судьба? Что движет сердцами людей? Сердца людей, словно колодец, наполненный разными на вкус водами, что исходят от избытка души. Тяжело сказать, предрешено ли все или же зависит от решения, которое принимает человек. Если от решения зависит судьба, то человек стал бы богом, а если все подчиняется судьбе, то зачем тогда бороться и желать свободы? "Что же на самом деле должен сделать человек? Что он может позволить себе сделать?Если акт послушания всегда считался благодетелью, то почему все великие дела свершались через неповиновение?"— размышлял про себя хозяин поместья, безуспешно пытаясь погрузиться в царство сна. "Возможно, если бы я тогда также воспротивился судьбе, то..." — подумал Бальдур, но остановил себя на опасных мыслях, что порой преследовали его. Тяжело вздохнув, он потушил свечи и предался снам. "Неужели, то что сказал дядя - правда?"— размышляла юная Мэйлин, разглядывая незатейливые узоры на потолке. Целый день она не могла найти себе места и просто молча занималась своими делами. В их поместье не было посторонних людей, семья Яо строго запретила нанимать прислугу, поэтому все обязанности приходилось нести молодой госпоже и ее наставнику. Мэйлин не понимала до конца, что сегодня произошло, она не понимала слов дяди, но отчаянно хотела сделать все, чтобы выбраться из этого ада. "Я найду всех, кто бросил меня и заставлю признать меня!"— сжав кулаки и нахмурившись, прошептала девочка, подрагивая от злости так, что можно было услышать скрип свежей постели. "Ба-дам...!" — вдруг раздался грохот. Мэйлин тут же подскочила из своей постели, чтобы понять откуда донесся этот шум. Остановив взгляд на дверном проеме, она увидела дядю, лицо которого было мрачнее самого тучного неба. — Отныне тебе позволено спать не более 4-х часов. Ты должна вставать прежде, чем восходит солнца, а ложиться после того, как луна высоко взойдет на небе— сухо и безэмоционально произнес мужчина. — За мной— добавил он и поспешил уйти. — Но я ведь...— смущенно перебила девчушку, оглядываясь на свою неподобающую одежду для сна. — На это нет времени. Если не будешь успевать переодеваться и приводить себя в порядок, то будешь весь день ходить грязной и в спальной одежде. Я понятно объясняю? Дважды повторять не буду— ответил хозяин, в спешке скрывшись в темноте коридора. Мэйлин также последовала за ним, смущенная своим видом. Они вошли в комнату главы дома. Та комната, в которую юной Мэйлин запрещалось входить. Девочка хотела было ступить на порог, но вспомнив об этом, попятилась назад. Заметив это, Бальдур бросил на нее осуждающий взгляд. — С этого дня все изменится. Теперь ты можешь войти, но только с моего позволения— промолвил мужчина, приглашая ее вовнутрь зазывающим жестом руки, на что Мэйлин кивнула и уверенно вошла. Несмотря на то, что поместье было довольно маленьким, она даже не смела и близко подходить к этому месту, поэтому все в этой комнате приковывало внимание юной подопечной. Здесь было довольно много всяких штуковин, которые так манили к себе детское любопытство, но госпожа Яо знала характер своего дяди, поэтому не хотела нарываться на неприятности. Они вместе подошли к огромной стене, которая была расписана множеством изысканных узоров. Прикоснувшись к ним в определенной последовательности, хозяин поместья, запустил механизм, с помощью которого стена пришла в движение и открылся узкий темный проход. Он молча вошел вовнутрь, а ошеломленная Мэйлин потеряла дар речи, но стараясь лишний раз не злить дядю, сдерживала свою растерянность и просто следовала за ним. Пройдя вниз несколько ступеней, они остановились. Бальдур молча отошел в сторону, открыв обзор для своей юной подопечной. Перед лицом Мэйлин открылось бесконечное количество железяк разных форм и размеров. Она с большим любопытством рассматривала каждую деталь. Естественно, ей не было позволено до сих пор видеть оружие, а тем более прикасаться к нему, поэтому девочка не знала, что это и для чего это нужно. — Это оружие. Оно необходимо только для двух целей. Защищать и убивать. Другими словами, если твоя цель свобода, то оружие это средство. В нашем мире защита и убийство тесно сплелись между собой, стали одним понятием, только пишутся по разному— объяснил мужчина, не дожидаясь соответствующего вопроса. — И если ты хочешь добиться свободы, то тебе необходимо уничтожить препятствия, которые мешают тебе ее обрести. Ты понимаешь, о чем я?— добавил мужчина, вопросительно окинув взглядом свою ученицу. — Я...я...— запинаясь, пыталась ответить Мэйлин, представив себе самые страшные вещи, которые можно было бы сделать этими железными палками. — Если хочешь выбраться из этого забытого Богом места, то ты должна победить меня. Сейчас, я - препятствие, которое стоит перед тобой— перебил детский лепет мужчина, схватив один из железяк, которыми была усыпана вся каменная стена. Замахнувшись, хозяин остановил режущее лезвие у шеи своей подопечной. — Я ни за что в жизни не выпущу тебя отсюда, пока не сразишь меня этим мечом— грозно прохрипел мужчина, нахмурившись так сильно, что от этого взгляда все тело, будто пронзало тысячью иглами. Бальдур немного надавил на рукоять так, что на тонкой белой коже просочились алые капельки. — Именно так ты можешь защитить себя и убрать все, что стоит на твоем пути. Это первый урок, который я тебе дам— добавил наставник, пристально наблюдая за реакцией Мэйлин. Девочка же просто замерла на месте. Для нее, будто новый мир открылся только что, неизвестный мир, непонятная ситуация, в которой она неспособна найти ту нить, за которую можно было бы ухватиться, чтобы обрести осознание. Ее сердце сжал страх, искренне она не могла понять сказанных слов, и сама сказать тоже ничего могла, единственное, что оставалось - делать то, что говорит дядя. Что бы не происходило, одно она всегда знала точно, если дядя что-то сказал, то так и будет, она знала, даже если настанет конец света, слова наставника останутся неизменны. Дрожащей рукой юная госпожа коснулась острого лезвия меча, убирая его от своей шеи. Струйки крови хлынули по запястью, стекая на рукава тонкой сорочки из белого льна. Медленно она добралась до рукояти меча, забрав его из руки дяди. — Я отомщу за все — недовольно уставившись на виновника своего заключения, процедила юная госпожа семьи Яо. — Именно таким должен быть взгляд наследника семьи Яо. Запомни это чувство, и никогда не забывай— сев, на одно колено, проговорил мужчина, заключив в ладонь маленький детский подбородок.