***
Комната Оби-Ван выходила на заливной луг, и она с некоторым сожалением вспомнила прохладную чашу озера, которая дышала свежестью в окна ее прежней спальни. Вздохнув, девушка прислонилась ладонью к витражному стеклу, глядя на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь цветное стекло, и погладила кончиками пальцев живот. Невольно, в грудь закралась тревога. Малыш пока не шевелился. Не шевелился ни разу. Складка расчертила гладкий лоб Оби, и она прошептала: — Толкнись разочек. Ну… толкнись. Она ощущала, что с ним все хорошо. Он жив, и каждая клеточка его тела работает правильно. И она знала это как джедай. Но как мать, она была встревожена и знала, что малыш уже в шесть месяцев должен был толкаться, пихаться, переворачиваться. Сглотнув тревогу, она встрепенулась: в дверь к ней постучали, и дальше, по обыкновению без спроса, как и всегда, вошла Сатин. — Оби? — нежно позвала она и сдула с лица светлую прядь волос. — Милая… я тут тебе кое-чего принесла… вместо твоих джедайских тряпок… Заметив грустный взгляд подруги, улыбка на лице Сатин немного померкла, и она растерянно опустила на широкую кровать со столбиками стопку одежды. — Не уверена, что в животе тебе некоторые платья подойдут… — продолжила она медленно, скользя по фигуре Оби глазами. — Оби. Что стряслось? Сморгнув, джедайка тряхнула рыжими локонами. — Все хорошо! — севшим голосом сказала она и кашлянула. — Правда, все хорошо. Я ведь беременна! Вполне могу и всплакнуть без причины. — Только не ты. Сатин была встревожена. Вглядываясь в лицо подруги, она взяла ее за руку. — Поделись со мной. Полегчает. А может, и правда? Оби-Ван улыбнулась, на душе стало светлее. — Я все расскажу тебе… давай как обычно? Вечером? Сатин улыбнулась в ответ, и в глазах ее зажглись теплые огоньки. — Давай! — радостно сказала она. — Я распоряжусь, дройды все подготовят к посиделкам. А пока располагайся и отдыхай, дорогая! И не думай ни о чем. Когда ты расскажешь мне все, тебе не о чем будет переживать.***
Вечер и впрямь выдался просто чудесным. Сначала девушки вспомнили прошлое, поболтали за ужином, и за небольшим бокалом красного Оби-Ван помянула память Квай-Гон Джинна, своего незабываемого, доброго мастера. Не удержавшись, она утерла маленькую слезинку из-под ресниц. Сатин шмыгнула носом, нырнув в свой бокал с вином. — Когда я узнала, что он мертв… — она сглотнула. — Я поняла, что мир не будет прежним. Он был чудесным человеком и одним из мудрейших — не только среди джедаев. — Если его духу будет легче, — прошептала Оби-Ван, — мастер отомщен. Так уж вышло, что я стала убийцей его убийцы… разрубила ситха пополам, и он упал в коллектор. Сатин вздрогнула, и наполовину пустой бокал вдруг выскользнул из ее рук и разбился на тысячи осколков, разлетевшихся по каменному полу террасы. Это не укрылось от Кеноби, которая нахмурилась, ощутив интуитивно, что здесь что-то не так. — Все в порядке? — уточнила она, стиснув запястье Сатин. Руки у герцогини слегка подрагивали, но она усилием воли взяла себя в руки и втянула воздух губами. — Да… да. — Прости, — посочувствовала ей Оби-Ван. — Я понимаю, как ужасно слышать все это… все эти слова о мести. Но я не сожалею о том, что сделала, правда, никак не могу забыть его глаза и лицо. Девушка замолкла, отпив еще глоток вина и отставив бокал в сторону. После ужина на свежем воздухе, девушки поднялись наверх и долго еще проговорили в комнате Оби-Ван за чашечкой горячего какао. Оби рассказала подруге о своем грехопадении с мандалорцем (чьего имени она так и не назвала), а также — о том, как новость о ее беременности восприняли в Ордене. Она остановилась на том моменте, как гранд-мастер попросил ее взять временную передышку, как вдруг издали послышался преисполненный боли и страданий, громкий мужской крик. Оби-Ван могла бы поклясться, что кричали в доме, а не снаружи, и встрепенулась. — Кто это? — резко спросила она, поднимаясь с кровати и невольно вкладывая в руку свой световой меч. Сатин поднялась следом. — Постой, Оби! Ты мне поведала свой секрет, а это… — она с мольбой вгляделась в лицо девушки. -… а это — мой секрет. Позволь я расскажу о нем немного позже. Когда все прояснится. Но прошу, не беспокойся. Просто этот человек… очень болен, и я занимаюсь его лечением. — Этот человек дорог тебе? — Оби-Ван беспокойно нахмурилась. — Больше, чем я могла бы пожелать, — Сатин опустила взгляд. Похоже, девушки выросли и у них появились друг от друга тайны. Так или иначе, Сатин приютила подругу, так что Оби-Ван, стараясь игнорировать странные крики, в первую ночь пребывания на Калевале уснула относительно спокойно.***
Полтора месяца спустя. Жизнь на Калевале была четкой и отлаженной, как часы. Оби-Ван просыпалась пораньше, но никогда — не раньше Сатин, которая в любое время, кажется, бодрствовала. Затем девушки шли на завтрак и прогулку, первую половину дня проводили вместе, после чего Сатин удалялась — по политическим делам или — изредка — в западное крыло, там проводя час или полтора. Что она там делала, Оби-Ван не знала и не спрашивала, но Сатин всегда возвращалась оттуда немного подавленной и грустной, и несколько раз подруга видела на ее лице следы слез. Ребенок развивался хорошо, а будущая мать чувствовала себя отдохнувшей и посвежевшей, однако тот факт, что малыш не шевелился, будил в ней нехорошие подозрения и тяжелые мысли, которыми она поделилась с подругой. Сатин показала ее нескольким докторам, и все обследования показали, что ребенок в порядке… просто, как говорится, затаился. Все шло размеренно, изо дня в день. Дни были светлыми и солнечными, полными радости от общения друг с другом. Ночи — далеко не все, лишь некоторые — порой оглашались снова и снова криком и стонами одного и того же странного голоса. Он словно звал и манил, и однажды, оставшись в особняке лишь с прислугой — когда Сатин вынуждена была улететь на светский прием — Оби-Ван не смогла спокойно заснуть в своей постели. Осторожно выбравшись вниз и осмотревшись, она взошла по западной лестнице, понимая, что если ее поймают с поличным, отвертеться будет трудно. Тем не менее, она шла, несмотря на то, что этой ночью голос молчал и его обладатель не издавал ни звука. Она больше не могла видеть печальное лицо Сатин Крайз и решила во что бы то ни стало узнать правду. Темный коридор освещал лишь свет двух спутников. Оби-Ван прошла вдоль ряда комнат, остановилась возле двойных дверей в спальню Сатин… и вдруг услышала за дверью напротив ритмичный писк медицинского оборудования. Это там. Она осторожно повернула дверную ручку: заперто. Напрягшись и нахмурившись, девушка применила Силу, сдвинула механизм замка и снова толкнула дверь. Та поддалась, и Оби-Ван шагнула в комнату… и замерла на пороге, не в состоянии справиться с оторопью. В комнате, вместо мебели заполненной сложными медицинскими приборами, у дальней стены стояла высокая и просторная бакта-камера, заполненная раствором непривычно зеленого цвета. А внутри раствора, замерев, подобно как в невесомости, подключенный к трубкам и питательному блоку, был он. Ее ночной кошмар, убитый ситх, который должен был уже год как гнить хладным трупом в коллекторе! Но как?! Как он выжил? И он ли это?! Сомнения коснулись Оби-Ван. Она присмотрелась к мужчине в бакте, понимая, что это точно он. Но вот странно — ведь Оби-Ван разрубила его пополам, а у этого рогатого субъекта были ноги! Лицо его было покрыто черной дыхательной маской, глаза скрыты под маленькими накладными темными очками, какие обычно надевали в едких лечебных растворах. Странно, но внутри камеры тип был крепко привязан по рукам и ногам ремнями. Точно повисая на разведенных руках, он опустил голову на грудь и пребывал в дреме. Оби-Ван присмотрелась. Если рассмотреть след шрама на животе, можно понять, он ли это, — подумалось ей. Но талию забрака и его ноги обвил длинный кусок ткани, обернутой вокруг тела и замершей в бакте. Отсюда возможного шрама было не видно, и Оби-Ван, невольно держась за уже внушительный живот, шагнула ближе к камере, понимая, что ее враг все ещё жив. Пока он подключён к камере с бактой, вдруг решила она, можно просто отключить подачу кислорода в дыхательную маску. Ситх он или просто одарённый, о чем спорят в храме до сих пор, но выжить без воздуха он не сможет. Забрак спал. Поднималась и опускалась его грудь, мускулистые плечи и руки неподвижно застыли, натянутые ремнями, а голова обвисла, демонстрируя, что пока он спит. Нужно воспользоваться моментом и сделать это. Решительно подойдя к аппаратам искуственной вентиляции лёгких, Оби-Ван поставила значение кислорода на минимум, уменьшив его доступ, и стала выжидать, наблюдая за забраком. Аппарат противно запищал, подсказывая, что параметры подачи жизненно важного кислорода изменены. Маска раздвинулась на лице забрака на автоматике. Ждать долго не пришлось. Оби-Ван заметила уже через две или три минуты, что что-то в камере пошло не так. Дрогнули пальцы левой руки, а затем — обе кисти, и забрак чуть выдохнул в бакту, пустив тугой пузырь из мощной грудной клетки. Так просто, сразу, он бы не задохнулся, потому придётся все равно присмотреть за ним. Ещё один пузырь поплыл из-под маски, и голова, покрытая венцом рожек, дернулась и снова плавно опустилась на грудь… Прошла ещё минута. Оби-Ван занервничала. Шкала на датчике была уже оранжевой, кислорода забраку не хватало. Поскольку он был крупнее и у него было два сердца и соответственно больше кругов кровообращения, кислорода ему тоже нужно было больше. Он неожиданно дёрнулся, мотнув головой и повисая на натянутых ремнях. Руки напряглись, но судорога, пронзившая его, поразила его все ещё бессознательное тело. — Нет!!! Сатин влетела в комнату, легко отталкивая в сторону подругу и сперва в ужасе вглядываясь в камеру, а уж после подлетая к аппарату ИВЛ и быстро понимая, в чем дело. Она возобновила подачу воздуха: маска вновь туже облегла лицо забрака, вкачивая в него кислород, и он глубоко задышал. Грудь опустилась и поднялась несколько сильнее прежнего, он опал и обвис на ремнях, разжав кулаки и расслабляясь. Сатин повернула к Оби-Ван зареванное испуганное лицо, откинула назад светлые волосы. — Сатин… — джедайка потрясено посмотрела на подругу. — Ты знаешь, кто это?.. Она рассчитывала услышать ответ «нет», но знала, что это непозволительная роскошь. Девушка, которая была ей, как сестра, укрывала у себя в доме убийцу ее мастера, зная, кто он и что сделал. Что было хуже? Это или то, что она не по-джедайски тихо решила избавиться от него? Оби-Ван ещё не решила. — Да, — спокойно сказала Сатин, отступив к камере. — Знаю. Но это ничего для меня не меняет. — Но как?.. — только и вымолвила поражённая Оби-Ван. — Я рассекла его пополам. Я разрубила его! Он упал с такой высоты! Как он выжил?.. — Я все расскажу, — перебила подруга герцогиня, упираясь спиной в стекло и замирая. — Но прошу, сперва выслушай меня, а потом принимай решение, что будешь делать, но убить Мола дважды я не дам! — Что?! И вдруг — удар. И Оби-Ван, и Сатин вскрикнули, не ожидая, что плавающий в бакте забрак рванет на себя один из ремней, растягивая его, и стукнет рукой в стеклянную стенку. А миг спустя ответный удар внутри себя — в живот — ощутила и Оби-Ван. Она вздрогнула, непонимающе схватилась за живот и вдруг четко ощутила, как что-то упирается в ее бок. Ножка или ручка… в следующую секунду живот опал, чтобы ребёнок в нем явно заворочался. Девушки, пристально наблюдая за двинувшимся животом Оби-Ван, подняли друг на друга глаза, и джедайка во взгляде Сатин увидела и страх, и радость одновременно. Радость — за себя, а страх — за него. Она с опаской посмотрела на забрака и, подойдя к одному из аппаратов, подключила что-то, чтобы ремень снова механически был подтянут на место, выпрямляя татуированную руку. Оби-Ван ощутила вдруг ещё один толчок, болезненный и требовательный, а затем — спокойствие и умиротворение, точно малыш повернулся, как ему хочется, и вновь уснул. Дикая мысль посетила голову девушки. Вот так же, как этот забрак в бакте, и ее ребёнок сейчас плавает в ее чреве, ожидая, когда полностью будет готов появиться на свет. Серьезно окинув взглядом своего противника, она сказала Сатин: — Давай выйдем и обо всем поговорим. Я выслушаю тебя. Только прошу, ничего не скрывай, это очень важно.