По закону совести

Мол сидел на полу против неплотно закрытой двери в комнату. Тусклая закатная звезда, здешнее солнце, озаряло паркет, крытый толстым ковром со строгой мандалорской вышивкой. Там, в большой просторной спальне, подключённая к системе с питательной бактой, спала молодая мать, а в прозрачной кювезе возле неё был новорожденный сын. Он весьма походил на отца, как всякий мандалорский младенец походит на своего родителя. Оби-Ван была светлой и рыжей, с круглым добродушным лицом. Лицо же Джанго было смуглым, волосы — курчавыми, нос — мясистым и прямым, а не курносым, как у Оби-Ван. Родившийся мальчуган был смуглым, а к его маленькому хрупкому черепу прилипли чёрные волосики. Робот-помощник ворковал возле кювезы, он совсем закружился в делах с этими женщинами. Сатин Крайз тоже была сама не своя. Она выписала робота-няньку последней модели с Корусанта, потому что ни она, ни Оби-Ван, очевидно, не планировали сидеть с ребёнком денно и нощно. Сатин спала на бумагах в своём кабинете. Она положила голову на локти, а локти — на стол, и уснула поверх продовольственного годового отчёта. Но она не волновала лорда Мола. Он знал повадки мандалорцев мстить за своих, и знал, что один клан безжалостно вырезает другой подчистую, если они конкурируют. Когда на свет появился малец, он потерял покой. Это было что-то из ряда вон в однообразной и вполне логичной цепочке его жизни. Впрочем, ничего логичного в последнее время не случалось. Всё летело к хатту в глотку. Ни Оби-Ван, ни Сатин Крайз в конечном счёте его не волновали. Мол знал, что его притянул к себе, как кораблик планетарной орбитой, именно мальчик, который был первопричиной его пробуждения. Джедайский щенок. Совсем юный Мол прикончил бы мальца; теперь он научился думать прежде, чем ступить на путь ярости. Учитель вложил в него понимание, что всякое существо в Галактике может быть полезным в бесконечной игре за власть. И Мол вёл эту игру всегда, даже за спиной учителя. Такова была природа тёмной стороны. Герцогиня Крайз была ему очень полезна. Она полагала, забрак был в неё влюблён. Да, она нравилась ему. Да, накануне он готов был убить за неё. Но что есть влечение к женщине перед всеобъемлющей волей Силы? Ничто. Только ещё большая воля той стороны, которой Мол держался, которую ни на мгновение не предавал. Он смотрел на тихую комнату в узенькую дверную полоску и думал: на нём — повязки с бактой. Ему уже куда лучше. Ничто его не держит здесь, кроме ребёнка, которого пока он не мог бы забрать с собой, какой бы потенциал ни чувствовал в нём. Мол прикрыл глаза рукой и потёр веки. Он очень устал за эту ночь, за целую жизнь, но уже принял решение и полагал, что оно верное. Дарт Мол, придержавшись ладонью за стену, встал. Он побрёл по пустому коридору к кабинету Сатин Крайз. Он наизусть помнил расположение комнат и даже сейчас, когда слипались глаза, а воздуха по привычке недоставало в груди — его слишком долго накачивали фильтрованным кислородом и обезболивающими препаратами в маске. Он дошёл до тяжёлой двери из каменного дуба и толкнул её. Ему открылся вид на большую светлую комнату с окнами, полуприкрытыми тяжёлыми портьерами. Полуденное солнце падало на спокойное лицо спящей молодой герцогини. Мол бесшумно вошёл. Он знал, что не попадётся, и что уйдёт, как хотел, тихо и незаметно. Задумчиво осмотревшись, он прошёл к каминной полке и взял с неё тяжёлый ларь. Он был заперт на код-замок, но Мол хорошо знал, как с такими справляться, и легко открыл его. Он повёл рукой, Силой воздействуя на внутренний механизм и прекрасно представляя, как он работает, а затем медленно откинул крышку. Внутри лежали бумаги. Письма, векселя, чеки, закладные. Личная переписка с конфиденциальной информацией касаемо Дозора Смерти. Мол внимательно изучил их и прошёл к сейфу. Взломав и его, он нашёл голокопии личных дел, и среди них — дело госпреступника Пре Визслы и ещё нескольких заинтересовавших его лиц. Теперь за своё ближайшее будущее он был спокоен. Втайне от учителя он перевёл часть своих чёрных доходов на банковский счёт Онны Каносо, и хотел наведаться в свой тайник, чтобы забрать документы на это имя. Мол хотел зализать раны. Набраться сил и влияния. Умереть на время, будучи убитым джедайским орденом. Словом, исчезнуть и не выдавать себя никому. Даже учителю. Особенно учителю. Он хорошо помнил, что даже за мельчайшие промахи Дарт Сидиус наказывал очень жестоко. Он не хотел думать, что будет с ним, если он сейчас придёт на ковёр: раненый, измотанный, утративший контроль над ситуацией. Сейчас имели ценности только две вещи: его собственная жизнь и способность восстать из оков обстоятельств, а ещё — ребёнок, который в будущем должен будет достаться не сенатору Палпатину, а ему. — Я присмотрю, — прошептал одними губами Дарт Мол и опустил взгляд на Сатин. Он положил ладонь ей на щёку и согрел своим теплом. Медленно оскалился. Он знал, что однажды увидится с ней снова, но тогда будет в уже совсем другом положении, и то, что он планирует сделать с ней и с её народом — то, что уже определил как часть своего плана — быть может, всё испортит. Но Мол знал. Нет и не было никогда пары, которую Сатин Крайз нарисовала в своём воображении. Он напомнил себе, что единственное имеющее значение — тёмная сторона. Развернувшись, Дарт Мол покинул Сатин и вернулся к спальне роженицы. Задумчиво постоял перед дверью. А потом вошёл.

***

— Я ждала тебя, — сказала Оби-Ван. — Знала, что ты меня навестишь. Мол ничего не ответил. Он сделал от двери осторожный шаг в сторону колыбели и с опаской посмотрел на джедайку. Та полулежала на высоких подушках, наблюдая за ним из полутени, с постели. — Я хотела тебя убить. Но ты помог мне и Сатин. — Оби-Ван помедлила и пристально рассмотрела забрака. Под тёмной плотной рубашкой были видны очертания бакта-повязки. Мол буравил её янтарными глазами в ответ. Оба были ранены, оба были слабы. Он знал, что однажды и с этой женщиной он встретится в таких обстоятельствах, когда он или она убьют друг друга. — Ты хочешь знать, почему? — тихо спросил он. — Так ты умеешь говорить. Ну надо же. «Языкатая. Дерзкая» — подумал Дарт Мол и прищурился. Он уже сожалел, что Сила свела его с Оби-Ван. Она могла бы понравиться ему. — Сила говорит со мной, — ответил он. — Показывает пути и исходы. Я помог, потому что так было нужно. — Нужно тебе? Или твоему учителю? Он смолк и сделал ещё шаг к колыбели. Оби-Ван поджала губы. Она была бледной и тонкой. Не худой, не хрупкой, а скорее — истончившейся, как надломленная льдинка. Как порванное полотно. Он взглянул на её рыжие волосы, забранные в высокий хвост, и тени под глазами. На сухие обескровленные губы и совиные глаза, печальные и холодные. — Будь добр, — сказала она. — Подай мне ребёнка. Я хочу подержать его на руках. Немного. Мол с сомнением склонил набок голову, но подошёл к кювезе. Он посмотрел на младенца в ней — маленький смуглый червяк в серых пелёнках. Мол чуть скривил татуированный рот и с неожиданной мягкостью взял ребёнка в руки, уложив его головку на сгиб локтя так, словно он не занимался всю жизнь убийством разумных, а возился с детьми. Не отрывая глаз от лица младенца, Мол донёс его до Оби-Ван и бережно передал ей. Её бледные руки взяли малыша из его чёрных пальцев, наглухо забитых ситхскими рисунками. Она посмотрела на своё дитя с куда меньшим трепетом, чем Дарт Мол, и сказала: — Я не смогу быть с ним. Оставить его с собой. Не смогу… сделать так, чтобы его не забрал Орден. Мол ждал, когда она выскажет всё, что хотела. Он спрятал руки за спину. Его тень падала на постель и на Оби чёрным столбом. Собою он затмил солнце из окна. Но ей казалось, что тень эта не была зловещей. Впервые за всё время, как погиб учитель, Оби-Ван почувствовала себя в безопасности в присутствии разумного. Так спокойно ей не было уже давно. — Ты не хочешь, чтобы твой ребёнок стал джедаем? — ровно прошелестел Мол. — Мы оба знаем, что он одарён Силой, — произнесла она. — Но ни ты, ни я не хотели бы ему этого. — Какое значение имеет, чего хотел бы я. — Ты уже имеешь на него некоторые взгляды, если спас меня. — Оби-Ван прямо посмотрела в его жёлтые глаза. — И я надеюсь, когда путь Силы снова сведёт нас, ты будешь благоразумен. Дарт Мол смотрел, как она, колеблясь, уложила его на локоть и мягко поднесла к своей груди. Она быстро взглянула на него, чтобы прикрыться. Мол равнодушно посмотрел вбок. Немного спустив свою сорочку, Оби-Ван дала младенцу грудь, и он слепо завозился, почуяв в соске молоко, и очень скоро приник к матери. Лицо Оби-Ван стало светлее прежнего. — Ты уйдёшь в свой храм, — сказал Мол. — Зачем тогда всё это. И она немного помедлила прежде, чем ответить так честно, как побоялась бы сказать даже себе: — Хотела разделить с тобой этот момент. Чтобы ты помнил. Я уйду, но он всё ещё останется моим сыном. Навсегда.