Луна влюбилась в Солнце

      Обито прикоснулся правой рукой к деревянным сёдзи, не решаясь их раздвинуть и перешагнуть порог дома. Он провёл ладонью по неровной поверхности, пальцами прощупывая каждое углубление в дереве.       Учиха знал, что Хатаке дома, мирно посапывает и, лёжа в постели, видит десятый сон. А Обито стоит за порогом, разрывается и мечется от собственных навязчивых мыслей. Его спину, не попадающую под крышу дома, обливает дождь холодными весенними каплями.       Они не виделись с той самой встречи двое суток. Двое суток нукенин мучился, не смыкая глаз, и думал, всё время думал лишь о словах, произнесённых Хатаке.       Больше всего мучило то, что он начал сомневаться в собственной правде. Виной тому Какаши, мелкий гадёныш, который почти разрушил твёрдо вросшую в разум Обито истину. Благодаря ему, его искренним словам Учиха убедился в том, что, оказывается, он способен чувствовать. Ощущать людские чувства, испытывая эмоции.       Для Обито это было настоящим открытием. Он не испытывал что-то подобное долгое время, даже в те моменты, когда приходил в родную деревню понаблюдать за бывшим сокомандником. Хотя теперь Учихе кажется, что и тогда его охватывали какие-то чувства, но он просто не мог услышать их. Они были слишком глубоко в его душе, на самом дне.       Теперь-то нукенин понял, что он вовсе не терял эту способность, а просто спрятал ее очень глубоко, заставив себя не сомневаться в том, что потерял все свои чувства одновременно с самым невероятно драгоценным ему – любовью.       Обито понял, что все его чувства на месте, никуда не девались, а всё время были с ним, но подавленные беспросветной глубиной его души. Только теперь он всё равно сомневался в том, что всё ещё способен искренне любить.       Сейчас он способен лишь ненавидеть.       Стучаться он был не намерен. Глупая затея, да ещё и в столь позднее время суток, когда вся Коноха, в том числе и его «драгоценный» товарищ, сладко спят и видят сны.       Да и когда он последний раз приходил в гости со стуком, ожидая приглашения войти?       Учиха активировал мангекё, проходя сквозь сёдзи. Таким же образом он прошёл дальше, не забывая поглядывать на обстановку в доме Хатаке.       «Выдраено и чисто. Аж блестит при лунном свете».       Подходя к комнате хозяина дома, он остановился. За сёдзи были слышны тихие вздохи и еле слышимое бормотание. Обито прошёл сквозь наполовину, застревая в двери.       Одеяло скомкалось в ногах. Взгляд Обито упал на бледные руки, сжимающие простынь. Лунный свет лился из окна, освещая конечности, из-за чего они казались неестественно белыми, как у Обито. Правда, к себе он привык, но видеть такое у совершенно другого человека ему было и впрямь непривычно.       Вены Хатаке вспухли от напряжения, бледно-зелёным цветом выделяясь на бледной коже, словно переплетающиеся реки, которые растеклись по телу юноши.       Такого же мертвенно-бледного оттенка было лицо Какаши. Лунный свет падал на черты его лица, не скрытые под маской, и казалось, что это яркое свечение вот-вот разбудит юношу, который и так был готов проснуться в любую секунду.       На чужом лбу показалась испарина, а под веками Хатаке Обито разглядел блестящую влагу.       Учиха почувствовал укол проснувшейся, будто из спячки, совести. Он погорячился словами о том, что Хатаке сладко спит и не переживает о случившемся.       «Как же глупо было так думать... Конечно же, этот страдалец мучился».       По подоконнику громко стучал дождь, загадочно мерцающий под светом полной луны, которую не скрывали чёрные тучи. Ливень в полнолуние – два интересных явления в одно мгновение.       Обито за мыслями не заметил, как приблизился к бывшему товарищу и, не задумываясь, схватил его руку, сжимающую простынь.       В тот же момент Какаши проснулся. От одного лишь касания, настолько чутким был его сон. Бледная рука юноши вблизи выглядела совсем пугающей. Цвет кожи был чуть ли не в тон правой руки Обито, это настораживало. Ведь сам Учиха знал, почему именно он имел такую особенность, но Какаши… Был нездорово бледен.       — Обито! — услышав собственное имя, нукенин тут же отпустил чужую руку и направил взгляд в глаза Хатаке, которые с болезненной радостью смотрели на Обито. Какаши был искренне рад ему. Даже после мучительного сна, боли в сердце и в душе, он поистине счастлив видеть Учиху.       — Кошмары? — нукенин знал, прекрасно знал, что именно они докучали страдающий разум Какаши, из-за них он мучился во сне, хотя должен был, именно подгружаясь в его объятия, наконец-то залечивать душу и тело.       — Да, Обито, именно они.       По идее, после этого ответа Учиха должен был помочь товарищу успокоиться и прийти в себя, сказать, что всё это не материально, а лишь играющее воображение и внутренние страхи, которые можно побороть. Так ему подсказала совесть, и так он бы обязательно поступил в совсем юном возрасте, но только не сейчас. Совесть отзывалась в его разуме лишь тихим эхом и не могла действенно достучаться до Обито, поэтому он сказал прямо и по делу, что волновало лично его, и ради чего он вообще оказался у Хатаке:       — Из-за тебя у меня проблемы.       Какаши со всем вниманием в глазах уставился на Учиху, ожидая продолжения его реплики.       — О наших… Встречах знают. Возможно. Я догадываюсь, что, скорее всего, это так. И, прежде всего, вина в этом моя.       — Какая вина, Обито? Кто догадывается? — Какаши, пусть уже проснулся, но выглядел сонным и вялым. Глаза слипались, и Учихе казалось, что информация до мозга Хатаке доходит крайне-крайне долго.       — Об этом я тебе не скажу, — нукенин покачал головой. — Вина моя в том, что я допускаю эти встречи и иду на поводу, позволяя себе быть рядом с тобой. Надо было уже давно убить тебя.       — Тогда почему ты этого не сделал?       — Сам не знаю.       За окном громыхнуло, по подоконнику забарабанило ещё сильнее. Обито в этот момент принялся снимать маску, демонстрируя своё искорёженное шрамами лицо. Какаши не мог оторвать взгляд.       — Хатаке… Я ведь могу забрать свой подарок обратно.       Юноша понял намёк и немедленно отвёл взгляд вниз, начиная рассматривать складки мятой простыни. Обито присел на деревянный пол, облокотившись спиной о чужую кровать. Маска осторожно опустилась рядом.       — Даже сейчас я разрываюсь в решениях. Какой вариант правильный: убить тебя или оставить в живых? А? Ка-ка-ши? — поначалу тон голоса Обито был уставший. И правда, создавалось впечатление, что юноша уже очень долгое время думает над одним решением, не зная, насколько оно верно. Имя Какаши он выговорил по слогам, с раздражением и издёвкой, проскальзывающей в его речи уже не раз.       — Насколько он будет верным, ты решаешь сам. Вопрос лишь в том, к чему этот вариант приведёт.       — Если бы я смог видеть будущее…       В комнате повисла тишина. Каждый думал о своём, пребывал в разном расположении духа и настроении. Обито мерно дышал, прикрыл глаза и, кажется, ни о чём даже не думал. Просто успокаивал душу здесь, рядом с Какаши, не переживая о своих проблемах.       Сам же Хатаке продолжал мять простынь, выковыривать в ней дырки и беспокойно таращиться на товарища. Обито. Здесь. Рядом с ним, живой и родной. Сидит сейчас, прислонившись к мебели, и дремлет. Хотелось спуститься с кровати, присесть рядом, облокотившись на тёплое плечо, и, наконец-то облегчённо выдохнув, произнести: «Ты дома, Обито».       Но духа Какаши хватило лишь на то, чтобы опустить ноги на пол и коснуться чужого плеча.       — Ты спишь, Обито?       — Какаши. Наверное, я всё-таки тебя убью. — Учиха сказал это настолько спокойным голосом, что Хатаке и впрямь не понял, сказал нукенин это из вредности, так как его душу побеспокоили, выдернув из умиротворения мыслей, или потому что чётко принял решение. Но всё же Какаши был с ним крайне не согласен. Ему нужно было жить ради обещания, данного самому себе.       — К чему приведёт моя смерть?       — К моему личному спокойствию. Весомая причина сделать это. Ну и… Я смогу спокойно идти к цели дальше. Это главное.       — Ты ведь сомневаешься в своей цели, Обито.       — Из-за тебя.       — Ты простил меня?       Учиха замолчал. Сейчас в голове возникла мысль о том, чтобы уйти. Оставить Какаши одного или вовсе наконец-то убить его. Нукенин не сомневался в том, что это будет не легко, но был уверен в своих способностях и в своём преимуществе. У них совершенно разное отношение друг к другу. Какаши испытывает такое же сильное чувство, но совершенно разное и противоположное ненависти Обито.       Учиха откинул мысль о своём побеге от ответа, решаясь задуматься. Ведь и правда. Простил ли он Какаши? Но если в его душе и сердце всё ещё полыхает ненависть, то о каком прощении может идти речь?       Или Обито перестал ненавидеть Хатаке?       — Иногда я чувствую усталость. Моральную, — Какаши показалось, что именно сейчас Обито приоткрывает ему свою душу. — Она наваливается, словно непосильная ноша. Только и хочется упасть, не вставать и ни в коем случае не нести её дальше.       Какаши осторожно опустился на пол, так же присаживаясь на доски, ближе к Обито.       — Сейчас я испытываю тоже самое из-за кружащих роем мыслей и событий. В моей жизни столько всего произошло, но именно последние происходящие ситуации, конкретно встречи с тобой, Какаши, были наиболее выделяющимися. Мне не было всё равно. Всё то, что я делал за эти пару лет с того самого дня, когда… Делал в забвении, не испытывая ничего. Для меня это и есть, по сути, ничего, лишь шаги к выполнению главного.       Обито замолчал, пытаясь вернуться к главной мысли долгого монолога. Дождь бил по подоконнику всё тише, а серебряную луну начали скрывать тучи, погружая комнату во мрак. Вскоре Учиха продолжил:       — Именно из-за тебя, чёртов мелкий гадёныш, я не нахожу место. Не могу собраться с мыслями. Принять решение. Ты заставил меня сомневаться в собственном жизненном смысле. — Обито лицом повернулся к Хатаке, смотря ему в глаза.       — Я рад, что смог это сделать, Обито. Этот жизненный смысл не твой. Ты никогда сам не двигался бы к такой цели. Не был бы уверен в идеальности этой идеи.       — Откуда ты знаешь, Хатаке?! Всё ещё живешь прошлым и вспоминаешь счастливого меня?! Как же глупо! — Учиха понимал, что Какаши говорит это не случайно. Его слова не глупы, а объяснимы. Кому как ни ему знать, каков Обито был, во что верил? Конечно только Какаши. Нукенина бесила эта правда, противоположная его мыслям. Бесило то, как юноша правдиво и точно сказал, что новообретённый смысл нашёл вовсе не Обито, а будто кто-то внедрил его в разум Учихи.       — Потому что я тебя знаю, Обито. Выбрось эту дрянь из головы.       Учиха готов был послушаться. Как и всегда, когда он был рядом со старым товарищем, нукенин забывал обо всём «главном» в его жизни и просто противоречил сам себе, забываясь. Именно в те моменты ему казалось, что он и впрямь делает всё правильно, но когда возвращался в свою настоящую жизнь, корил самого себя за принятые решения и мысли.       «Может и правда… Мой смысл жизни глуп и стоит поддаться… Чувствам?»       Обито снова разрывался.       — Я так устал, Какаши. Какое решение верное? — Хатаке положил голову на чужое плечо. Учиха проигнорировал это действие, отрешённый от мира и погружённый в собственные думы.       — Об этом стоит ещё множество раз подумать и поразмыслить. Обито… просто закрой глаза.       И Обито послушался.