Lady XXI

Внезапно я поняла, что полна сил. Точнее, энергии. Давно я не чувствовала такой легкости, внезапно вспомнилось детство, я тогда так легко носила свое маленькое тельце по свету. Кстати, свет… Очень ярко. Д У Ш А Что это было?! Я огляделась, но никого не заметила. — Душа. Но голос ведь есть! — Кто ты? — Спросила я, и вздрогнула, услышав свой голос. — А кто ТЫ? Голос звучал размеренно, словно его обладатель был в глубокой задумчивости, а я его потревожила. — Я? Ну… Эм, я… Я… — Ты — Душа, — прекращая мои неуверенные попытки назваться, констатировал он. И тут я поняла, что легкость в теле была обманчивым ощущением, построенным на воспоминаниях и прошлом моем опыте. У меня не было никакого тела вообще. — Что? Как это, — я не была напугана, почему-то, я легко приняла то, что я больше не «плоть и кровь». — Я призрак? — Призрак — это то, чего не существует, существуешь ли ты сейчас, или тебя нет? — В вопросе прозвучали легкий намек на насмешку. — Я мыслю… значит, существую, — это было известное выражение в моем привычном мире, но оно как нельзя лучше объясняло всю суть моего нынешнего состояния. — Я чувствую, что я просто свое же сознание. — Может быть. Воцарилась тишина. Никто больше не пытался со мной заговорить. Я огляделась по сторонам, хотя, скорее, я просто обратила свое сознание к окружающему меня пространству. Вокруг было белым-бело. — Ты Бог? — Спросила я осторожно. — А ты знаешь, что такое Бог? — Что-то вроде интереса прозвучало в этом вопросе. Я задумалась, все, что я знала о религии, никак не объясняло то, что со мной сейчас происходило, с тем, что я наблюдала в данный конкретный момент моего «существования». — Нет, — подумав, ответила я. — Значит, ты не можешь знать, кто я. Мы вновь замолчали, и на этот раз, казалось, прошло больше времени, чем в первую паузу, если можно применять это понятие в данном случае, прежде чем я заговорила. — А где ты? Я почувствовала, что атмосфера изменилась, по всему моему существу, как бы оно не выглядело, прокатилась волна резонанса. Что это было? — Я везде, ты осознаешь себя внутри моего сознания, пока я мыслю — ты существуешь, — ответил он. — Ты… Вы, — быстро исправилась я, — только что смеялись? Я почувствовала это. — Потому что ты думаешь о странных вещах, Душа, — отозвался он. — Не должно ли тебя волновать, что с тобой случилось в прошлом и что ждет тебя впереди? Повинуясь наводящим словам, я задумалась о ситуации. Очевидно, я мертва. Я помню, как останавливалось мое сердце, как исчезало зрение, как силы покидали тело, или это была сама моя душа? За этим воспоминанием потянулись остальные события того дня, того последнего дня моей тихой, жалкой жизни. Я проснулась далеко за полдень, не вставая с постели поработала над текстом недописанной песни… Ах да, песня так и останется неоконченной, ну, все равно. Никто не будет об этом сожалеть, никто ее вообще не увидит. Белое пространство вдруг словно бы моргнуло, свет стал ярче, а потом вновь стал прежним. — Душа, о чем ты сожалеешь? О чем? Я жила так, как мне хотелось, даже если я врала себе мыслями вроде «я могла бы зарабатывать больше денег» или «я могла бы завести отношения с интересными людьми», я знала, что ничего предпринимать, выходить из своей скорлупы в мир, что однажды уже отверг меня. — О чем ты сожалеешь? И все же, было кое-что, о чем я мечтала всю свою жизнь, все четыре десятилетия существования. — Чего ты не имела, но желала? — Настойчиво повторял он свой вопрос. Свет становился горячее, ярче, словно пытался проникнуть в мои мысли. — Я мечтала о любви, — чистосердечно призналась я. Свет стал нежным, он мягко обволакивал меня, чем бы там я ни была, гладил мои раны, заполняя и залечивая их. — Бедная, несчастная Душа, — горько произнес голос, короткие волны резонанса прокатывались по мне одна за другой, словно ободряющие похлопывания, и я поняла, что он и был Светом. Когда я поняла, что со мной говорил Свет, окутывающий меня, я почувствовала себя в безопасности. Уверена, ничто не может навредить мне здесь, меня бережно держат в теплой невесомой хватке. — Я знаю, чьей любви ты жаждала, и горечь об утрате которой пронесла сквозь свою жизнь. — Свет убаюкивал меня, голос его и нежная дрожь, касающаяся грани моего сознания, давали мне чувство покоя. — «Луна застыла в небосклоне Затихли птицы и ветра, Когда она, согревши в лоне, На свет дочурку принесла…». — Слова Света едва заметно захватывали мое внимание. — Знаешь ли ты этот стих? Я попыталась вспомнить, но среди тысячи прочитанных мной произведений можно было найти несколько похожих между собой, с полной уверенностью мне нечего было сказать. — Он кажется мне знакомым, — честно ответила я — Этот стих, отныне, принадлежит тебе. Внезапно я почувствовала, что волны резонанса стали сильнее, они колыхали мое сознание, но даже так, я не могла скинуть внезапное желание заснуть. — Но что это значит? Зачем? Когда Свет заговорил, в его голосе звучало что-то доброе, красивое, что-то похожее на улыбку: — Ты прожила жизнь не найдя ее смысла. Поэтому, в наказание за бездействие, тебе дается вторая попытка. Внезапно я почувствовала, что Свет двигает меня, подталкивает куда-то. Я почувствовала знакомое ощущение тяжести, тепло внезапно сменилось неприятным липким холодом, мне стало страшно, я потеряла ощущение безопасности, Свет оставил меня, и бесконечное горе захлестнуло меня с головой. И я издала протяжный, полный боли и обиды, крик. «Ты многое знаешь о человеческом мире, используй знания для исполнения своего сокровенного желания», — прошептал Свет в в мое правое ухо. А затем окончательно смолк, ушел. От чувства потери я заплакала навзрыд, а когда что-то коснулось моей оголенной и кожи, я затрясла руками и ногами, пытаясь скинуть что-то. Я не в настроении. — Девочка, — сказал голос. Но не тот, не голос Света. — Здоровенькая, вона как брыкается! — Да уж, — подхватил еще один голос, и тоже не тот, — госпожа на славу постаралася, такое дидятко выносила… Аки бычок молоденький, здоровенькая и есть! — Дайте… мне, — прозвучал третий голос. Этот голос был слабым, и, в отличие от предыдущих двух, особым энтузиазмом не отличался. — Госпожа, только гляньте! Как только вас услышала, сразу умолкла! — Вот ты какая, — сказал третий голос, он был слабым, но что-то в его интонациях казалось знакомым. — Маленькая… Лицо как яблочко… — и шепотом «госпожа» добавила, — печеное. Я попыталась сфокусировать взгляд на хозяйке голоса, но не могла понять, что не так с моими глазами, все вокруг было вверх ногами, лишь яркие золотые ленты — или волосы — мелькнули на секунду и тут же исчезли из виду. — Ну все, хватит, — меня пихнули прочь, в чьи-то шершавые руки. — Я устала, буду спать, — это был все тот же отстраненный слабый голос. — Мужа ко мне не пускайте, сил нет на его дерганья смотреть, — холодно добавила она, — отдайте ему Лиору, пусть нянчится. — И через паузу, — только следите, чтобы он ее правильно держал! Не спускайте с него глаз! — Слушаемся, госпожа. — Хорошо, госпожа. Меня, покачивая на руках, обмотали какой-то тканью и куда-то понесли. Теперь я поняла, что со мной. Я только что вышла из утробы матери.