Дыши со мной

За все проведенное здесь время Гарри успел запомнить приблизительный график Снейпа, и то, что он не вернулся ни через час, ни через два после окончания занятий в Хогвартсе, стало неожиданностью. По большому счету ему не было до этого дела, но сам факт выбивался из привычных событий, так что, когда профессор ближе к ночи все-таки появился дома, Гарри был уверен, что тот не по улицам гулял все это время, любуясь городскими видами. Они не так давно разговаривали о том, что Темный Лорд намерен вскоре собрать своих ближайших приспешников, но ни причины, ни цели этого Снейп не рассказывал, как и не называл точной даты, вероятнее всего, потому что он ее не знал. — Проходи, — кивнул Снейп устало, когда тот заглянул в его лабораторию. Не сказать, что по собственной инициативе, поскольку они ещё утром договаривались, что по возвращении профессора Гарри ждёт очередной сеанс внутривенного питания, и, руководствуясь тем, что отторжения они не вызывали, а польза была ощутимой, Гарри спокойно пришел для очередной процедуры сам. — Вы были у Волдеморта, — не спрашивая, констатировал он, усаживаясь на диван и равнодушно наблюдая, как тот устанавливает ему очередную капельницу. Это больше не задевало его — во-первых, привык за несколько дней, а во-вторых, ходить по дому, не держась за стены, ему нравилось гораздо больше. — Не совсем, — поправляя капельницу, ответил Снейп, после чего направился вглубь лаборатории, туда, где, как Гарри заметил еще во время своего первого появления здесь, стояли разделочные столы, котлы и прочее, что требовалось для приготовления зелий. — А где? — спросил он снова, заметив, что рассказывать Снейп не собирается. — Выполнял одно поручение, — опять немногословно пояснил тот, не внося никакой ясности, но Гарри не стал допытываться: пожал плечами и уставился на один из шкафов, рассмотреть флаконы в котором не мог из-за того, что они были слишком мелкими. — Как самочувствие? — спустя почти полчаса поинтересовался Снейп, когда отвлекся от разделочного стола, и Гарри, оторвав взгляд от его рук, за которыми машинально наблюдал, осмотрев все остальное в лаборатории, только сейчас понял, что тот уже пару минут как не орудует ножом. Гарри скорее смотрел даже сквозь него, не обращая внимания на сам процесс, но все-таки где-то на краю сознания отметил, что управляется с ингредиентами профессор куда быстрее, чем он сам на уроках зельеварения. — Лучше, — спокойно кивнул он, видимо, проникаясь атмосферой немногословия. Хотя он, на самом деле, всегда отвечал именно так: односложно, безо всякого желания расшифровать сказанное, но если в больничном крыле это всех раздражало, то Снейпу, как оказалось, большего и не требовалось. — Завтра вечером попробуем провести первый сеанс, — отсоединяя капельницу и осматривая Гарри диагностическими чарами, Снейп останавливался подробно буквально на каждом органе, как понял сам Гарри. Собственно, ему было все равно, потому что такой тип диагностики не требовал тактильного контакта. — Я уже не умираю, что ли? — хмыкнул он, по просьбе профессора то вставая с дивана, то поднимая и опуская руки, то вертя головой из стороны в сторону. — Относительно, — сосредоточенно проговорил профессор, полностью сконцентрированный на осмотре. По этому поводу Гарри абсолютно ничего не чувствовал. Мадам Помфри несколько раз в сердцах заявляла, что если он не будет лечиться, то быстро умрет, но он никогда не рассматривал свою смерть в качестве исхода анорексии: когда тебя всю жизнь пытается убить сильный темный волшебник, другие риски становятся менее существенными. Видимо, сейчас уменьшилась вероятность, которой он так и не ощутил на себе, несмотря на слабость и другие симптомы. Болезнь, от которой, насколько он знал, умирали в магловском мире тысячи людей, совершенно не вязалась именно с его возможной смертью, потому что ему было всё равно. — Ты начал писать в дневнике? — между делом поинтересовался профессор, заканчивая свой осмотр и жестом давая ему понять, что теперь он, в принципе, может быть свободен. — Пару листов, — ответил он равнодушно, а потом добавил, не особо вникая, почему решил это сказать. — Посвятил их директору. — Вот как, — Снейп только приподнял бровь, отходя на достаточное расстояние, чтобы Гарри окончательно перестал чувствовать дискомфорт. Они довольно быстро выяснили, что такое расстояние в среднем составляет пару метров, когда он спокоен, и в два раза больше — когда его лучше не трогать. — Он ведь знал все прекрасно, — произнес Гарри, пожимая плечами, и внезапно подумал о том, что, наверное, Снейпу хорошо видно, что эта тема небезразлична ему, даже если он попытался сказать это спокойно. — Полагаю, да, — неожиданно отозвался профессор, и, прежде чем Гарри задал бы какой-то вопрос, ещë раз указал ему на дверь, — тебе стоит лечь. Внезапно захотелось заявить, что лечь он может и здесь, диван это позволяет, но он только отмахнулся от глупой мысли и спокойно вышел за дверь, направляясь в собственную спальню. Это было странно: мимолетное желание остаться с кем-либо в одной комнате дольше, чем это необходимо. Для себя Гарри объяснил это тем, что Снейп его не раздражал, и даже когда он озвучил странную мысль о Дамблдоре, тот с ним согласился. Было бы логично уточнить, почему он это сделал, но, представив, что придется снова вспоминать все произошедшее, он быстро ретировался, не желая нарушать спокойствие вечера. Вспоминать все в деталях, как он понял, ему в любом случае предстоит, причем уже завтра, так что незачем было делать это без лишней надобности. *** Вечер следующего дня, неизменно начавшийся с очередного сеанса питания, стал мрачным задолго до того, как они приблизились к основной цели. Гарри не был счастлив тому факту, что он обязан будет в деталях вспомнить и пережить события минувшего лета, поэтому заметно нервничал, но не уходил, поскольку согласился на это сам. — Выпей, — протянутый профессором флакон серебристо-белой жидкости оказался практически на уровне глаз Гарри, и тот сначала фыркнул, а потом все-таки взял его, хоть и без особого энтузиазма. — Успокоительное? — он откупорил флакон, и в нос ударил лёгкий запах трав безо всяких резких примесей, как в зельях, которые они проходили на уроках. — Четверть средней дозировки, — подтвердил тот, и Гарри вспомнил, что несколько дней назад, когда они это обсуждали, он сам отказался и от снотворного, и от больших доз седативных зелий. Сейчас бы он не смог объяснить, почему, но тогда это казалось чем-то важным. Он выпил зелье почти залпом, а потом снова уселся удобнее на диване, чуть не столкнув неаккуратными движениями ту подставку, которая обычно держала его капельницу. — Я произнесу заклинание, — пояснил Снейп, заканчивая какие-то свои приготовления и вставая напротив него, — и вытащу на поверхность одно из твоих воспоминаний. По мере того, как оно будет воспроизводиться в твоей голове, я постараюсь максимально приглушить его, к концу сеанса появится ощущение, что это происходило много лет назад, все прожито и давно забыто, останутся только отголоски. Сколько всего было фрагментов? — Десять, — глухо отозвался Гарри, и в образовавшейся паузе — очевидно, профессор Снейп был удивлен, поскольку полагал, что это ограничилось двумя-тремя разами, — он старался просто не думать ни о чем, потому что попытки думать о предстоящем неизменно приводили к тому, что идея дурацкая, и нужно от нее отказаться. — Чем проще мне будет найти воспоминание, тем быстрее мы закончим. В конце концов спустя ещё несколько минут профессор Снейп наконец наставил на него палочку. Точно так же, как полтора года назад в Хогвартсе, когда пытался учить его окклюменции, то же заклинание, тот же луч, направленный прямо в его лоб, те же ощущения дискомфорта от чужого проникновения в сознание. Гарри не стал сопротивляться, более того — он сам выбрал фрагмент своих воспоминаний, от которого хотел бы избавиться сильнее всего, самый последний день перед отъездом в Хогвартс. — Сюда иди, щенок, — голос дяди Вернона над головой, шипящий в ухо вещи, от которых Гарри тошнило и он покрывался мурашками, был особенно раздраженным, — ты должен запомнить своего дядю хорошенько перед своей уродской школой! Его швырнули в гостиную так, что Гарри, обессиленный от долгого голода и уже даже не смотрящий в сторону еды на обеденном столе, впечатался в стену и едва не сполз по ней, удержавшись на ногах лишь по счастливой случайности. Впрочем, ему это не сильно помогло: уже в следующую минуту дядя, навалившийся сверху, толкнул его на одно из кресел, и происходящее дальше показалось самым страшным из возможных снов, но это происходило в реальности, и ничего, кроме как впиться зубами в обивку кресла, чтобы не скулить вслух, ему не оставалось. — Гарри, — позвали его тихо, но он никак не отреагировал, лишь согнувшись едва ли не вдвое на диване, и шумно дышал, полностью игнорируя несколько скатившихся по щекам слез. Тело знобило так сильно, что, казалось, стоит ему разогнуться и перестать держаться за собственные колени, — и он тут же замерзнет напрочь, но при этом дышать было совершенно нечем. — Гарри, посмотри на меня, — ещё раз попросил профессор, на которого он обратил внимание только сейчас. Тот склонился над ним, протянул стакан с водой, которую Гарри медленно выпил и лишь после этого поднял осознанный взгляд. — Вспоминай то же самое ещё раз. Строго до момента, на котором остановился, — попросил Снейп, забирая стакан обратно, и Гарри, настороженно нахмурившись, попытался воспроизвести в голове то, что только что довело его до очередного приступа, при котором он практически задыхался от душащих воспоминаний. Вспоминалось смутно. Он точно знал, что именно происходило, но не детальнее, чем если бы ему рассказал об этом кто-то со стороны, поэтому практически никаких эмоций это не вызвало, о чем он и сообщил, хоть и крайне медленно, подбирая слова так внимательно, словно ошибись он хоть в чем-то — и все вернётся, тем более что физические отголоски все ещё чувствовались. — Продолжаем, — кивнул Снейп, удовлетворившись ответом, и вновь поднял палочку, давая ему несколько секунд, чтобы скрипя зубами, вытащить на поверхность сознания продолжение того воспоминания, которое только что частично перестало причинять боль. Дядя стаскивал с него одежду так яростно, словно хотел по меньшей мере на этой же одежде его и повесить, и его ногти оставляли следы на теле Гарри, отзываясь неприятными ощущениями, которых он почти не замечал на грани истерики. Когда дядя, удовлетворившись видом, собственнически огладил его спину и ягодицы, к горлу подкатила тошнота, однако когда тот резко, безо всякой подготовки, вогнал свой уже колом стоящий член в него практически полностью, все тело охватила настолько острая боль, что казалось, ещё несколько минут — и он потеряет сознание. — Руки сюда. Руки дай, я сказал, — грубо дёрнул он его, сам заводя руки Гарри за спину и связывая их чем-то так сильно, что уже через минуту пальцы начало покалывать. Гарри пытался кричать, но сил не хватало. Он пытался не плакать, но через несколько минут и на это не хватило выдержки, он лишь вгрызался в обивку кресла до боли, словно это могло отвлечь от ощущения, будто тебя разрывают наживую, и это продолжается очень, очень долго, до тех пор, пока реальность не начинает расплываться перед глазами нечеткими пятнами, а тошнота, до этого подкатывавшая с завидной регулярностью, не исчезает совсем. Гарри не сразу понял, что дядя больше не удерживает его, а, вытерев себя его рубашкой, которую на его же руках не посчитал нужным развязать, оставил его прямо в кресле, заливающегося слезами и едва справляющегося с тем, чтобы не задохнуться. — Дыши, — снова мягкий голос, на который не было обращено внимания. Гарри все ещё находился там, в своих воспоминаниях, он не мог сказать, в каких именно, но в них, в своих, в настолько сильных, что умереть хотелось не меньше, чем выбраться из них. — Гарри, — опять позвал Снейп несколько раз, и в конце концов его имя, произнесенное раза три подряд, привлекло внимание. — Дыши спокойно, вместе со мной. Первые попытки сделать спокойный вдох увенчались полным провалом, потому что он буквально задыхался, но, вглядываясь в профессора, наблюдая за тем, как тот делает медленный вдох, а затем выдох, Гарри и сам невольно подстроился под его темп и вскоре мог дышать уже практически спокойно. Как только его взгляд стал осмысленным, а очередной стакан с водой в руках больше не дрожал так сильно, как до этого, Снейп в очередной раз попросил: — Вспоминай все то же самое. Вспоминать было страшно. Гарри точно знал, что истерика, которая его только что накрыла, была связана с тем, что ему было больно, очень больно, однако, пройдясь в своем сознании по событиям, которые он только что так ярко помнил, он наткнулся лишь на то, что он помнил об их существовании. Ни больше, ни меньше — только это, что, конечно, не радовало и отзывалось чем-то неприятным, но не настолько, чтобы сходить с ума прямо здесь. — Последний раз на сегодня, — произнес Снейп, едва Гарри успел окончательно восстановиться, и поднятая в очередной раз палочка уже не вызвала такого же ужаса, как и до этого, поскольку теперь он знал, что по окончании воспоминания все будет в порядке. Выпутываться из ткани, стягивающей руки так, что они почти онемели, было сложно. Превозмогая боль, он кое-как сумел стянуть злосчастную рубашку и отбросить в сторону, а потом медленно сполз на пол, закрывая глаза и тут же зажмуриваясь так сильно, словно это помогло бы ему остановить нескончаемый поток слез. Они текли сами по себе: когда он кричал, когда он выл, когда он опустошенно всматривался в пол, пытаясь выжечь взглядом в нем дыру, они текли по раскрасневшимся щекам, обжигая так же сильно, как и несколько минут назад, когда ему было ещë и очень больно. — Забирай свою еду — и проваливай к себе, чтобы духу твоего не было в гостиной! — раздался голос дяди Вернона откуда-то сверху, на что Гарри моментально вздрогнул, а потом суматошно постарался подняться на ноги, однако ноги слушались слабо. Удерживаясь за кресло, чтобы не упасть навзничь, он подтянулся наверх, а потом кое-как по стенке доковылял до чулана, в котором, едва успев закрыть дверь, рухнул на кровать лицом вниз. Ещё в начале лета дядя относился к нему совершенно нейтрально. Намного больше он любил Дадли, это было очевидно, но на безмерную любовь Гарри и не претендовал. А буквально к концу этого лета он уже называл его уродом, рассказывал, что Гарри появился на свет лишь чтобы служить нормальным людям, называл выродком, подонком… Гарри не понимал, за что, и от этого было особенно больно. У него болело тело, у него кружилась голова, его тошнило, и единственное, чего ему хотелось, пока он пытался уснуть, — просто умереть. Ни о какой еде и школе, в которую он должен был поехать уже завтра, он и слышать не хотел. — Гарри. — Все в порядке, — глухо пробормотал он, уставившись в пол. Не хотелось ничего, ни есть, ни спать, ни жить, абсолютно ничего, потому что это было по-настоящему тяжело, и несколько минут он пытался прийти в себя, восстановить дыхание, оглядеться по сторонам, чтобы окончательно осознать, где именно он находится и кто был рядом с ним все это время. Дяди точно не было. Здесь был только профессор Снейп, который терпеливо ожидал, пока он выпьет воды, придет в себя, осмотрится и будет способен говорить. — Вспоминай, — уже привычно предложил Снейп, на что Гарри только кивнул. Он медленно попытался вспомнить последний день перед отправкой в школу. Больно было — да, тяжело, обидно. Но это было — и прошло, оставшись лишь воспоминанием о том, что его дядя поступил с ним просто отвратительно, и никто в мире никогда не имеет права делать то, что сделал он. Однако истерики не было. Ни тяжести в груди, ни тремора, ничего, из-за чего ему снова пришлось бы пить успокоительное. Было… легко. Гарри давным-давно не помнил этого ощущения, если не сказать, что он вообще его не знал, но сейчас, несмотря на все оставшиеся проблемы, было удивительно легко, словно с его души внезапно сняли один тяжёлый кирпич. — Спасибо, — кивнул он Снейпу, который ничего не ответил, а вместо этого направился к своим полкам, чтобы вытащить оттуда одно из зелий: его Гарри уже видел, это было зелье сна без сновидений, так что взял его в руки смело, без лишних вопросов. — Завтра утром воспоминания снова станут немного ярче. Ты будешь помнить около пятидесяти процентов о событиях и около пяти процентов об эмоциях, которые их сопровождали. Если все будет в порядке, продолжим в том же темпе. — Хорошо, — кивнул он ещё раз, не найдя, что сказать, потому что внезапно почувствовал странную усталость, которая, видимо, присутствовала давно, но дала о себе знать лишь сейчас, так что, поблагодарив снова, спокойно прикрыл за собой дверь. Просто спать. Без мыслей, без воспоминаний, без чего бы то ни было, просто спать, как посоветовал профессор. Это единственное, что ему было нужно, а разобраться в себе и в том, что изменилось, в любом случае придется, так что лучше делать это с утра.