Дыши со мной

Дядя Вернон рассматривал его прищуренно и похотливо, отчего Гарри, едва не потерявший от слабости сознание посреди гостиной, лишь смутно осознавал, что будет дальше. Все будет так же, как и на прошлой неделе, как и две недели назад, как и в начале лета… Сил на то, чтобы давать отпор, не оставалось. Возможно, если он поест, если ему дадут еды с запасом — хотя бы пару кусков, — у него появятся силы на то, чтобы бежать из этого дома, чтобы бежать куда глядят глаза, но сейчас он мог лишь обессиленно прижиматься спиной к стене, борясь с подступившей к горлу тошнотой при воспоминании о еде. Его пальцы везде. Отвратительно-грубые, до боли сжимающие исхудавшие запястья, поворачивающие и буквально впечатывающие в стену. Гарри не мог остановить истерику, которая неизменно сопровождала каждый раз, когда это происходило. Он знал, что не продержится на ногах и десяти секунд, и как только дядя толкнул его еще грубее — сполз по стене, машинально цепляясь ногтями за рельефные обои, что, естественно, ничего не дало. Его снова подняли. Снова впечатали в стену. Он уже знал, что вслед за сдернутыми брюками наступает резкая боль, и не мог понять, почему не способен больше с этим бороться. Больно. Больно до белых пятен перед глазами, а издевательское «Привыкнешь, мальчик мой… привыкнешь» прозвучало над ухом так шипяще, что он вздрогнул, лишь на миг отвлекшись от боли, но она вновь накрыла его с головой, заставляя крепко сцепить зубы в ожидании какого-нибудь выхода, которого не было. Полумрак лаборатории мягко перекрыл резкие белые блики перед глазами, пока Гарри до боли в пальцах сжимал подлокотник дивана. — Возьми, — прозвучало тихо и не настойчиво, однако он не сказал бы, сколько времени ушло на то, чтобы сфокусировать взгляд на протянутом ему стакане воды, а взять его и вовсе оказалось делом чересчур трудным: пальцы неумолимо дрожали, и Гарри даже не попытался крепко их сжать. — Это было самое тяжёлое? — поинтересовался профессор, спокойно удерживая стакан в руках до тех пор, пока Гарри не придет в себя окончательно. — Я не… не пытался… — попробовал сформулировать он, но слова не выстраивались в предложения, так что Снейп закончил мысль за него. — Ты не пытался противостоять. Это нормально. Когда Гарри наконец взял воду, он успел сделать только пару глотков, прежде чем активно замотал головой. — Не нормально. — Регулярное насилие рано или поздно приводит к тому, что сопротивление исчезает, — возразил профессор, указывая кивком головы, чтобы тот продолжал пить. — Это один из защитных механизмов психики. Это не означает, что ты захотел смириться или что регулярность повторений уменьшила значимость каждого из событий. Ещё несколько минут Гарри просидел в полнейшей тишине, не комментируя слова профессора и не пытаясь что-то ему возразить. Он приходил в себя и восстанавливал дыхание, на что ему в этот раз понадобилось гораздо больше времени, чем в любой другой, и отвлекся от собственных мыслей только когда тот его позвал. — Пробуй вспомнить. Пробовать не хотелось. Аккуратно стараясь вспоминать отдельные фрагменты, он с удивлением отметил, что точно знает все, что происходило, однако уже в который раз это выглядит так, будто ему кто-то давно об этом детально рассказал. То, что только что вызвало настолько серьезный отклик, вплоть до нехватки кислорода, теперь оказалось лишь припыленным воспоминанием о давно прошедших событиях, словно минуло несколько десятков лет. Вслед за внезапным отсутствием боли, к которой он при воспоминании подобных эпизодов уже привык, плавно наступило ощущение лёгкости. Профессор Снейп был прав, когда говорил, что недавно заглушенные воспоминания к утру снова станут немного ярче, но сейчас они вызывали не истерику, а лишь неприятный осадок, что можно было считать огромным успехом. Стало легче дышать. Гарри даже огляделся по сторонам, сам не понимая, для чего, поскольку ему показалось, что то, что его окружает, имеет значение лично для него. Эта лаборатория, в которой он проводил время уже не первую неделю. Стеллажи, изученные до мельчайших деталей, с десятками полок, заставленных сотнями зелий. И сам профессор Снейп, который наблюдал за ним на расстоянии нескольких метров, а когда, видимо, убедился, что все в порядке, спокойно отошёл к своему рабочему столу, бросая по пути несколько слов. — На сегодня можно отдыхать, через четыре часа жду тебя здесь. Если будет кружиться голова или появится ощущение голода, можешь прийти раньше, — то, как он раскладывал перед собой какие-то приборы, похожие на разделочные ножи, говорило о том, что теперь он намерен заняться совершенно другими делами. — Профессор, — позвал Гарри тише, чем говорил до этого, и не особо вкладывал в свои слова эмоций, — можно мне остаться здесь? — Оставайся, — кивнул тот, обернувшись, а затем указал в сторону одного из стеллажей в дальнем углу лаборатории, где помимо шкафов стояло ещё несколько кресел и журнальный столик. — Там есть книги, если хочешь отвлечься. За одной из книг Гарри действительно встал, причем взял любую из них, не особо вникая, что именно там написано на обложке, но отвлечься это не помогло. То, что он забыл о своих эмоциях в нескольких из воспоминаний, не означало, что он не пытался думать об этом. Наоборот, теперь анализировать стало немного легче, поскольку эмоции не душили так сильно, как раньше. Решение остаться было странным даже для него самого. В конце концов, это место ассоциировалось с пережитыми здесь заново яркими видениями и должно было причинять дискомфорт, но здесь же они и практически исчезли, оставляя только дымку неприятных воспоминаний многолетней давности. Он предпочел не анализировать свое решение, уткнувшись в какие-то надписи на форзаце книги, однако уже через пару минут захлопнул ее, потому что так и не смог прочитать ни единого предложения. — Он раньше был другим, — произнес он в конце концов, имея в виду именно своего дядю, хоть воспоминания о нем и отзывались не особо приятными ощущениями, в том числе и в области живота. — Насколько раньше? — уточнил Снейп, и Гарри заметил, что за это время тот успел нарезать какие-то корешки, закинуть их в котел, а потом взяться за один из цветков, который, видимо, собирался измельчить едва ли не в пыль. Наблюдение за этим успокаивало. — Не знаю… я перед этим приезжал на Рождество на несколько дней, — Гарри пожал плечами, повторяя ногтем сложный витиеватый золотистый узор на обложке книги, — все было в порядке. До этого лета он бы так не сказал. Трудно говорить «в порядке», когда ты нелюбимый и приемный ребенок в семье, но сейчас он был уверен, что это — «в порядке», поскольку ему было с чем сравнивать. — Он говорил о теории, — произнес Гарри снова спустя время, когда профессор Снейп закончил зелье, томящееся теперь на медленном огне. — Теория о людях и уродах. Он человек, я урод, уроды рождены, чтобы служить людям. Все волшебники — уроды… Он всегда плохо отзывался о волшебниках. Но раньше не использовал это слово, как будто знал, что… — он внезапно запнулся, хотя собирался до этого сказать о том, что дядя будто знал, что Гарри с каждым годом и сам ощущал себя все более странным, все более непохожим на других. Причем именно на других волшебников. — В этом основная проблема близких родственников, — неожиданно отозвался профессор Снейп, усаживаясь напротив него и призывая с одной из полок чайник с уже заваренным чаем и две чашки. — Как врачи-садисты, они знают, где самые больные места. Одна из чашек, от которой веяло то ли мятой, то ли мелиссой, была оставлена на столе напротив Гарри, и тот не сразу взял ее в руки, но в конце концов взял, решив, что это хороший способ согреть пальцы. — Это нечестно, — пробормотал он, уставившись в чашку, аромат от которой странным образом не раздражал. Хотя чай, тем более без сахара, было сложно принять за еду. — Если бы мир был честным, было бы проще, — не опроверг его заявления профессор Снейп, который в свою очередь сделал несколько глотков из чашки и тоже оставил ее в руках. Он не акцентировал на этом внимания, ничего не сказав о чае, но это не значит, что Гарри не заметил попытки аккуратно дать ему возможность медленно вернуться хотя бы к подобию еды. — Мне завтра вечером нужно будет на несколько часов отлучиться, — оповестил он, — некоторые ингредиенты для зелий необходимо собирать самостоятельно и в строго отведенное для этого время. — Хорошо, — Гарри только пожал плечами. По большому счету, его это касаться не должно было, но тем не менее он оказался приятно удивлен. Он не думал, что профессор в принципе считает нужным оповещать кого-либо, а тем более его, о своих личных делах. — Пойдешь со мной? — спросил тот, и Гарри, который даже не понял вопроса, растерянно поднял взгляд. — В смысле? — Это недалеко, — вместо объяснения уточнил Снейп, — я уверен, что всерьез устать ты не успеешь, — однако в ответ на абсолютную тишину добавил следующее, — объем питательных веществ, которые ты сейчас потребляешь, постепенно увеличивается. Для того, чтобы входить в прежний ритм жизни, необходимо двигаться активнее, чем перемещаться из одной комнаты в другую. Слух резанул «прежний ритм жизни», и это наверняка не осталось незамеченным. Гарри уже практически забыл о том, что прежняя жизнь вообще существовала, поскольку возвращался к мыслям или разговорам о ней за последние три месяца считанное количество раз, так что не мог сказать, какие чувства вызывала идея к ней вернуться. Вероятнее всего, никаких, поскольку возможным это не представлялось. — Если я предложу воспринимать это как прогулку на свежем лесном воздухе в лечебных целях, ты прекратишь взвешивать плюсы и минусы? — отвлëк его Снейп, и Гарри, легко фыркнув на то, как точно тот определил, чем он сейчас занимался, согласился. В конце концов ощущение слабости больше не появлялось, по крайней мере в последние несколько дней, а головокружения стали куда более редкими, так что сменить обстановку, возможно, в самом деле могло оказаться полезно. *** — Куда ты? От меня не убежишь… Слащавый хриплый голос дяди прочно впечатывался в сознание, словно каждое его слово, каждую интонацию вбивали в его голову намертво. Гарри пытался кричать, его рот тут же оказывался заткнут рукой или, что еще отвратительнее, куском подобранной с кухонного стола тряпки, на которой после использования оставались жирные следы. — Вот так вот, — бормотал дядя сбивчиво, — вот так будет получше, правда же… Он пытался увернуться, отползти, но чем сильнее старался избавиться от боли, тем резче и с головой она его накрывала, не оставляя никакой возможности, кроме как скулить сквозь зубы. Дышать становилось с каждым разом все сложнее: каждый новый вдох давался тяжелее предыдущего, а через время он уже не осознавал необходимости набирать в лёгкие кислород, поскольку в непрекращающемся круговороте боли, унижения и отчаяния это не имело никакого смысла. — Еще немного, мальчик… мой… еще чуть-чуть… Он задыхался, каждой клеткой тела ощущая, как в него вбиваются все резче, и не мог принять никакого решения, поскольку все это было невозможным настолько, что в конце концов оказалось неважным. — Ты слышишь? Гарри, — раздалось совсем рядом, и он отреагировал практически сразу, резко отшатнувшись на диване куда-то в сторону. Глубокий вдох оказался тяжёлым настолько, что его можно было назвать практически болезненным, но по мере того, как Гарри медленно открывал глаза, осознание, где он находится, возвращалось. Отголоски пережитого все ещё проявлялись нервными подрагиваниями пальцев, из-за чего стакан норовил выскользнуть из руки, но с каждой секундой эта вероятность стремилась к нулю. — Я… почти ничего не помню, — оповестил он, когда уже без напоминания решил сам снова погрузиться в то же самое воспоминание. Как именно это работало, он не мог понять до сих пор, ведь он точно знал, к какому именно воспоминанию должен вернуться и как оно должно выглядеть, но при этом не испытывал к нему практически ничего. Это выглядело так, словно он недавно посмотрел фильм — и теперь воспроизводил в голове картинки из него: память есть, но эмоции практически отсутствуют. — Хорошо, — кивнул Снейп, убедившись, что все шло так, как должно было. — На этой неделе больше не станем, остальные эпизоды проработаем позже. — Почему? Все же нормально, — тут же отозвался Гарри, который уже ждал возвращения лёгкости после сеанса, и теперь, по мере успокоения, был рад этому давно забытому состоянию. — Да, но это не означает отсутствие потенциальных побочных эффектов. Два-три дня отдыха не помешают. Пожав плечами, Гарри задумчиво потянулся за яблоком на краю тарелки с нарезанными фруктами. Спорить с профессором Снейпом не хотелось. Хотя бы потому что все предпринятые до этого попытки успехом не увенчались, а неукоснительное следование его советам дало свой результат. — Не тошнит? — профессор указал кивком головы на яблоко. Гарри отчего-то казалось, что тот предпочтет не замечать его попыток что-либо съесть, но это выглядело бы странно, а вопросы в данной ситуации куда более логичны. — Относительно. Если анализировать не пытаюсь, не тошнит, — пояснил он. Внезапно промелькнула глупая мысль, что от нескольких тысяч калорий в день внутривенно ему не плохо, а от какого-то яблока должен случиться чуть ли не нервный срыв. Это звучало странно, если только не задумываться чуть глубже, чем на уровне базовых рассуждений, не требующих погружения в собственные воспоминания. *** Вечер выдался на удивление теплым. Гарри открыл окно с помощью палочки, чтобы проверить, насколько тяжело ему даются базовые заклинания, и остановился около него на несколько минут. Он был почти уверен, что придется брать с собой на прогулку кофту или использовать согревающие чары, но теперь, если погода меняться не планировала, без этого вполне можно было обойтись. — Собрался? — спросил профессор, который, заглянув к нему в комнату, взял с полок шкафа несколько мелких вещей. Гарри не вникал, что именно они должны собирать и что им для этого понадобится, поэтому в его голове это звучало именно как «прогулка за ингредиентами», что его вполне устраивало. — Мне особо нечего собирать, — он пожал плечами, отходя от окна. Это в самом деле было так, разве что только какие-нибудь бодрящие зелья прихватить на случай, если почувствует слабость, но Гарри был уверен, что об этом профессор Снейп уже позаботился. — Дневник с пером возьми, — предложил профессор неожиданно, даже заставив его задуматься, но потом он решил, что затея не лишена смысла, и к тому моменту, как они уже практически собрались, из камина лаборатории донесся невнятный звук, напоминающий тихую трель. — Подожди в спальне, — моментально попросил Снейп, повторяя свою просьбу жестом, и Гарри без каких-либо вопросов скрылся за дверью своей комнаты, сразу же пытаясь определиться, чем именно занять себя на ближайшие пару минут. *** Визиты Дамблдора в дом Снейпа были редкими. Настолько, что чаще всего они означали информацию, которая не может ждать. Но даже несмотря на это, подобным гостям профессор не был рад, в особенности когда это происходило без предупреждения. — Как идут дела, Северус? — первым делом поинтересовался Альбус, занимая одно из кресел, на что Снейп ответил аналогичным действием, предугадывая, что коротким разговор назвать не получится. — Стабильно, директор, — не стал он вдаваться в подробности. — Есть новости? — Боюсь, что и радостные, и не очень, — директор покачал головой, а затем нахмурился, — но вначале мне бы хотелось узнать, как продвигается лечение Гарри? Тебе удалось добиться результатов? — Пока трудно сказать. Методы экспериментальные, так что сложно предугадать дальнейшее развитие событий. Погружаться в детали ему категорически не хотелось. Снейп знал, что директор видел это в его ответах, но не стал давать других пояснений, по крайней мере до тех пор, пока об этом не было отдельного вопроса. — Хорошо, Северус, — кивнул тот со странным выражением скорби, что заставило нахмуриться уже Снейпа, но директор заговорил раньше, чем он успел бы что-либо переспросить. — Я боюсь, наши худшие опасения подтвердились. Я говорю о бессмертии Темного Лорда, ты понимаешь. Он действительно понимал. Теперь стало ясно и стремление директора срочно связаться, и его долгое исчезновение в неизвестном направлении, и даже настолько озабоченный вид, и единственное, что удивляло, это то, как быстро Альбус выяснил необходимую информацию. — Вы говорите о крестражах? — уточнил Снейп, скорее чтобы дать себе время, поскольку дальнейшую стратегию поведения необходимо было выстраивать моментально. По его расчетам, овладеть этой информацией директор должен был не раньше, чем к началу зимы, а его долгую командировку можно было расценить как попытку отыскать первый крестраж, что ещё сильнее сокращало время, на которое можно было рассчитывать. — Ты правильно понял, — кивнул тот снова, — как мы и предполагали, каждый надёжно защищён, и, боюсь, ловушки будут значительными, чтобы на это ушли долгие месяцы. — Сколько? Разговор шел так, как он и должен был идти, и Снейп олицетворял внимание, параллельно пытаясь предположить возможные источники информации Альбуса, поскольку это было слишком быстро. — Мы можем лишь предполагать. Семь, — задумчиво произнес директор, но замялся, как будто не решался сказать что-то ещё, а возможно, лишь подбирал правильные слова. В конце концов он прокашлялся, нервно поправил свою бороду и заговорил. — Прости меня, Северус, я должен был сказать тебе это сразу, но я не смог. Дело в том, что семь крестражей — это те, о которых известно Темному Лорду. Но есть ещё один… — И что это? — теперь уже нахмурился Снейп. — Я боюсь, что… это Гарри, Северус. Он восьмой крестраж, которого Темный Лорд не планировал создавать. Наступила недолгая тишина, которая, как наверняка думал директор, необходима для осознания этого факта. Потребовалось несколько секунд и один-единственный вопрос, чтобы составить воедино в своей голове все имеющиеся факты. — И давно вы знаете? — Около полугода, — встревоженно отозвался директор. — Первые два месяца я искал доказательства, потом ещё около месяца потратил на поиски решения, но… его нет. Дело в том, Северус, что в ночь, когда погибла Лили Поттер, должен был погибнуть и Гарри. В течение долгих лет мы считали его сохранившуюся жизнь чудом, но теперь этому есть рациональное объяснение. Выслушивая в течение следующего часа историю о том, как выжил Гарри и чем ему это обернулось, а также задавая наводящие вопросы, Снейп пытался понять, где именно Дамблдор допустил ошибку. Поверить в то, что великий волшебник с потрясающими аналитическими способностями из-за глупого просчета свернул не туда, было сложно. Но факты твердили обратное: вся выстроенная цепочка, которую Альбус так долго собирал воедино, все его доводы, мастерски в нее вплетенные, не имели ничего общего с реальностью, поскольку был один-единственный факт, доказательства которого у Снейпа были неопровержимыми. Крестражем Темного Лорда Гарри Поттер не был. *** В первый час отсутствия Снейпа Гарри занялся заполнением дневника. Второй час был успешно потрачен на поход в душ, чтобы убить время, затем попытки пожевать нарезанные яблоки, а после — бездумное валяние в кровати с рассматриванием потолка. Последнее в свою очередь привело к сонливости, так что когда пошел третий час ожидания, Гарри решил в конце концов выяснить, пойдут они куда-либо или нет. А потом отмел эту идею как абсурдную: не вваливаться же ему туда и не сову посылать в соседнюю комнату. Однако, когда он уже намеревался отвернуться в сторону окна, чтобы задремать, голос в коридоре заставил его прислушаться, поскольку это был, собственно, единственный голос, который он вообще слышал в последние недели. — Я настаиваю, Альбус. Режим — неотъемлемая составляющая лечения! — Мне казалось, мы это обсудили, Северус, — мягко раздалось в ответ, на что Гарри сразу же встрепенулся. Все тревожные события, которые он уже почти научился загонять усилием воли на дальние полки сознания, промелькнули перед глазами моментально, и директор участвовал в них напрямую, возможно, даже сильнее, чем оно было в реальности. Гарри знал, что ему подсознательно нужно было найти виновного, и он его нашел, но это ещё не означало, что все не было именно так, как он думал, поэтому на неторопливые шаги в сторону его комнаты, а также на появление в ней директора он отреагировал настороженно, если не злобно. — Добрый день, Гарри, — поздоровался тот, как только приоткрыл дверь и заглянул в нее, на что он ответил долгим, хмурым взглядом, готовый сказать, чтобы директор остановился, если тот вдруг намерен подойти к его кровати. К счастью, Альбус решил этого не делать и вошёл в комнату лишь на несколько шагов. Снейп же остался стоять в двери, внимательно наблюдая, но не вмешиваясь в разговор. — Как ты себя чувствуешь? Эти вопросы странным образом раздражали. Странным — потому что сильнее, чем должны были, не говоря уже о том, что обычно в больничном крыле ему на них было попросту плевать. Сейчас же хотелось высказать все, что он думал, но он понимал, что это как минимум иррационально, поскольку вопрос, пусть и от этого человека, был довольно стандартным. — Прекрасно, директор, — ответил он в конце концов, а потом зачем-то взглянул на Снейпа, который коротко ему кивнул, словно в подтверждение, что ответ был достаточным. — У тебя катетер, Гарри? — заинтересованно оглядел директор его руку и даже попытался пересечь комнату, чтобы взглянуть поближе, но он отреагировал моментально: — Не надо! А потом сам удивился своей интонации. Она не была спокойной, как до этого, хотя ему казалось, что это прозвучит именно так. Директор был словно катализатором чего-то непредсказуемого, и если он намерен был продолжить разговор, причем совершенно неважно, о чем именно, едва ли Гарри смог бы продолжать оставаться спокойным. — Я лишь хотел спросить… — произнес тот, но все-таки остановился, а затем повернулся к Снейпу, — это внутривенное питание, я правильно понимаю? Но Северус, оно бесполезно при нервной анорексии, ты же должен знать, Поппи изучала эту тему ещё когда Гарри был в больничном крыле, и это ведёт только к ухудшению… да, я точно помню, к ухудшению… — Это не ваше дело! — заявил Гарри сквозь зубы, прежде чем Снейп успел бы что-либо ответить, и поднялся с кровати, машинально скрестив руки на груди, принимая защитную позу. — Директор, вам лучше выйти, — осторожно посоветовал профессор Снейп, наблюдая за происходящим, и даже попытался взять его за предплечье, чтобы аккуратно вывести за собой, но тот будто этого не заметил. — Отчего же, — он легко прошел ещё на несколько шагов внутрь, словно не замечая напряжённой ситуации, и остановился лишь когда Гарри резко сделал шаг назад, привлекая к себе внимание. — Я не хочу разговаривать. Он был напряжëн и одновременно сосредоточен, но второе, как он сам понимал, было напускным. Это помогало не сорваться в истерику, но проблема была лишь в том, что помогало оно с каждой секундой все меньше. Нервное подрагивание кончиков пальцев было тому доказательством. — Я понимаю тебя, Гарри, — кивнул директор, оставаясь на месте, и продолжил говорить лишь когда дождался, что он поднимет на него взгляд. — Профессор Снейп рассказал мне о том, что с тобой происходило в течение всего лета, о том, каким неприятным вещам ты был подвергнут в течение всех каникул… Гарри машинально схватил первый попавшийся под руку стакан с водой с прикроватной тумбы. Он сжал челюсти до такой степени, что если бы не был разъярен услышанным, ему было бы даже некомфортно, но сейчас он был полностью погружен в то, что говорил директор. Ему было больно. До тошноты, до омерзения, больно от того, что он говорил, и особенно — от того, как он это делал, будто рассказывал о чем-то незначительном. — Неприятным? — буквально выкрикнул он, прерывая спокойную речь Дамблдора своим напором и громкостью. — Вы знаете, что такое неприятным?! — Гарри, уверяю тебя, профессор Снейп мне все доходчиво объяснил, и тебе не стоит так… — Гарри, — тихо раздалось со стороны двери, и когда Гарри, едва удерживая себя в руках, повернул туда взгляд, Снейп спокойно помотал головой, давая понять, что ничего подобного он не говорил. — Уходите, — на пределе возможностей процедил Гарри, сжимая стакан с такой силой, что, казалось, еще немного — и он разлетится во все стороны, поранив и самого Гарри, и того, кто попадет под раздачу. — Я хотел сказать, что это не конец жизни, Гарри… — Уходите! Еще одно слово, еще один шаг в его сторону — и он будет готов накинуться, не разбирая, кто перед ним и что в конечном итоге этот кто-то хочет ему донести. Это было чертовски обидно: все то состояние покоя, которое уже было практически достигнуто и питанием, и разговорами, и почти отсутствием ночных кошмаров, теперь не стоило ничего. Оно превратилось в пыль, стоило этому человеку появиться на пороге его комнаты, и теперь ничто не имело значения до тех пор, пока он находился здесь. Гарри действительно был на пределе. — Альбус, — настороженно раздалось со стороны профессора Снейпа, готового, если прямо сейчас тот не уйдет, что-то предпринять, но директор, как и в прошлый раз, даже бровью не повел. — Ты слишком сильно на все это реагируешь, Гарри, я уверен, что если сесть и еще раз обдумать… Резкий взмах, а затем оглушительный звон стекла от разбившегося о стену стакана, пролетевшего в полуметре от директора, был достаточным доказательством того, что слушать это дальше Гарри намерен не был. Он невидяще уставился на директора, отшатнулся на пару шагов назад, а потом машинально нащупал сзади себя тарелку с фруктами, которой точно так же замахнулся, не разбирая, что именно творит и к чему это может привести, а затем — швырнул туда же, теперь уже ошибаясь всего на пару десятков сантиметров. — Гарри… — директор лишь покачал головой, но к выходу все же отошёл, потесняя в двери профессора Снейпа. — Идите к черту отсюда! Вас не было — и все было нормально! Какого вообще черта нужно было сюда приходить! Кто вас звал?! — надрывно выкрикивал Гарри, пока тот окончательно не закрыл за собой дверь, а последняя тарелка полетела именно в нее. Удаляющихся шагов и тихого разговора он даже не слышал, поскольку единственное, что его волновало, — это отсутствие на тумбе того, что ещё можно было швырнуть вслед этому человеку, чтобы он больше никогда не смел сюда возвращаться. Когда именно дверь открылась вновь, а ладонь профессора Снейпа мягко легла на его плечи, Гарри уже не знал. Он не заметил даже, как сполз на пол, прислоняясь к шкафу спиной, и теперь не мог ни произнести что-то внятное, ни остановить ниоткуда взявшийся поток раздражающих слез, ни даже сформировать в голове хоть какую-нибудь связную мысль. Единственное, что он воспринимал, это тихий голос, к которому успел привыкнуть и который уверенно повторял одно и то же: — Его нет, он не вернётся сюда. Спокойно, дыши вместе со мной. Посмотри на меня, — и когда он поднял взгляд, профессор медленно сделал глубокий вдох, затем точно так же медленно выдохнул, и повторял это несколько раз до тех пор, пока Гарри не пришел в себя и не попытался подняться с пола. Очередная истерика казалась глупой настолько, насколько и неожиданной. Раньше они имели накопительный характер, а теперь… в нем словно что-то переключилось, и он не мог больше спокойно проглатывать все, что до этого накапливал месяцами, а может быть, так лишь казалось из-за того, что равновесие, которому он успел обрадоваться, было слишком хрупким, если не сказать, что иллюзорным. — Профессор, я… — пробормотал он, оглядываясь по сторонам словно в поисках чего-то, а потом забросил эту идею и медленно опустился на кровать. — Я точно знаю… он все знал, он специально… — Он все знал, — подтвердил Снейп, восстанавливая разбитый стакан, а затем наливая в него немного воды, буквально на несколько глотков, — он действительно специально. Я могу оставить тебя на две минуты, чтобы принести зелье? Гарри почти спокойно кивнул. Напряженное дыхание, лёгкий тремор и откуда-то взявшееся, давно забытое, ощущение холода никуда не делись, но по крайней мере ему казалось, что сейчас он уже может нормально соображать. Как же мало ему было надо, чтобы все спокойствие, которым он так гордился, оказалось пустым местом. — Мне нужно рассказать тебе очень важную информацию, — произнес профессор, когда принес обычное успокоительное зелье, а затем опустился на край кровати и внимательно вгляделся в его лицо, выискивая в нем признаки прошлой истерики. — Ты в состоянии слушать? — Да, — почти незамедлительно отозвался тот. Зелье должно было подействовать постепенно, и ожидать его эффекта в первые же секунды было глупо, поэтому он старался справиться своими силами, чтобы не упустить ничего из того, что Снейп был намерен ему рассказать, поскольку, судя по его виду, это должно было быть крайне важным.