Улыбнись бескрайнему небу

      Вернуться на родину к семье — это, пожалуй, лучшая награда после двух лет отлучки. Нана все ещё прекрасна, как никогда, беззаботна и счастлива, а так же все ещё любит его больше жизни. А его сын — будущий босс Вонголы, самая настоящая гордость для отца. Пусть отметки в школе оставляют желать лучшего, но зато он развился в других немаловажных вещах.       Со слов Реборна, Тсуна вырос сильным парнем и интуиция у него с каждым днём стремительно развивается. Он (почти) не отлынивает от тренировок, оттачивает навыки до потери пульса, заучивает истории других семей, изучил древо боссов Вонголы и их самих. А когда они сидели втроём и разговаривали на счёт предстоящего Конфликта Колец, Емицу не мог нарадоваться им. Тсуна на его глазах спокойно принял половинки колец, сказал, что даст бой, и распорядился, чтобы Реборн доставил их каждому Хранителю. А сам он с честью надел на себя кольцо Неба.       И все было просто прекрасно, но отцовское сердце разбивало лишь одно.       Когда он его впервые увидел, то не заподозрил ничего неладного. Тсуна оказался обычным мальчишкой, что с виду не любит своего отца, а на самом деле, в глубине души, просто обижен на него. Он был холоден, отстранён и почти не разговаривал с ним. Но вкупе вместе с Айко, Емицу сразу раскусил его… То, как он смотрел на неё, с какой любовью произносил ее имя, все стало на свои места.       Емицу, хоть и не знает своего сына (его увлечения, хобби, любимую еду), но точно знает этот взгляд. Он чувствует исходящую угрозу и не знает, что за этим может последовать. А неизвестность — всегда пугает. Но он больше не то, что боялся своего собственного сына, а переживал за хрупкую Айко. Худощавая, с искусанными губами, тяжёлым взглядом и шрамом на щеке: ее было искренне жаль. Он всегда хотел иметь дочку, но Нана категорически против ещё одной женщины в семье и решила остановиться на сыне. Глава CEDEF даже думать боялся, что произошло бы, если бы Тсуна родился девочкой.       — Вот, возьми ещё, — складывая на поднос ещё и бананы, приговаривает Нана. Айко весело рассмеялась.       — Я же это все не унесу! — воскликнула она, медленно шагая на выход из кухни, подгоняемая хозяйкой дома.       Асано отлично вписалась в этом доме. Она заботилась о Тсуне, помогала Нане, чем могла, а с ним самим вела себя достаточно мило и обходительно. Савада не видел в ней той угрозы, что якобы чувствовал Реборн, и считал его параноиком. Возможно, лучший киллер в мире всего напросто считает, что будущему Десятому пока не стоит встречаться с девочками, так как это отвлекает от более важных дел. Емицу же считает, что если Айко Действительно хочет быть с его сыном, то в этом нет ничего плохого.       И все же, Аркобалено, каким бы он умным не был, видит совсем не то, что следует. И следовательно, беспокоиться не о тех вещах.       Емицу выходил из туалета, когда она спускалась по лестнице. Она весело прыгала по ступенькам, напевая себе что-то под нос. Он остался ждать внизу.       — Айко, — окликнул тихо и подозвал рукой. — Можно тебя на минутку? — спрашивает он серьезно. Айко сразу же напряглась, хотя старалась этого не показывать. Когда она остаётся с кем-то наедине, ей всегда угрожают, либо читают какие-то морали, пытаются залезть в ее голову.       Она спрыгивает с последней ступеньки, и подходит к нему ближе.       — Что-то случилось? — обращает к нему свои невинные глаза. Когда мужская рука ложится на ее плечо, а он склоняется над ней — беспомощной мышкой, она громко сглатывает. Весь этот день он прикидывался наивным дурачком, вел себя беззаботно и глупо, будто он инфантильный ребенок, а сейчас был таким серьезным. Его взгляд: строгий, осторожный, несколько ласковый — такой отцовский.       Она своего отца уже совсем не помнит. Она забыла, какого это быть на его руках, когда он нежно гладил ее по голове, целовал в макушку. Его голос, его цвет глаз, как он выглядит. В доме от него не осталось абсолютно ничего, словно его никогда и не существовало вовсе.       — У тебя все хорошо? — вопрошает и она теряется. После того, как она перестала ходить к Шамалу, то больше никто и не интересовался ей всерьёз. — Тсуна тебя не обижает? — задает еще один вопрос, и у Айко побежали мурашки по спине: он знает.       — Нет, конечно, — старается непринужденно улыбаться. — Что за глупости, Емицу-сан, — она попровляет волосы. Неужели он и сам такой же?       — Послушай, — говорит тихо и совсей нежностью, что для него не своейственно, но иначе не мог, — если тебе нужна будет помощь, то ты всегда можешь обратиться ко мне…       — О чем это вы тут шепчитесь? — послышался сзади милый голосок. Из-за угла выглядывала Нана с добродушной улыбкой. Руки она держала за спиной, и Айко почувствовала сильную угрозу. Она отскочила от главы семейства и отчего-то ее руки затряслись.       — Да так, — смеётся Емицу, протягивая руки жене для объятий, — обсуждали Тсуну, он у нас такой хороший мальчик! — счастливо пропел, чуть ли не плача. Айко начинает ретироваться.       Нана согласно кивает на слова мужа и прильнула в его сильные, крепкие руки.       Когда Айко заходила за угол, она обернулась. Нана улыбалась ей знакомой, безумной улыбкой, а в ее руке, в свете люстры, блеснул кухонный нож.       Ее пробила сильная дрожь и Айко тут же рванула на кухню. Дыхание сбилось, руки невозможно тряслись, в голове была только одна мысль: «бежать».       Она оставила поднос на столе и выскочила на веранду, оглядываясь назад. Если она пойдёт за ней, то у неё есть два варианта отступления: сразу за угол дома на выход, либо забраться на дерево и оттуда перепрыгнуть на соседний двор.       Она потянулась к карману толстовки, где была пачка с зажигалкой. И нервно достала одну сигарету, а после зажала ее между губ. Пытаясь подкуриться дрожащими руками, Айко постоянно оборачивалась по сторонам. Она встала чуть в стороне, скрываясь за шторами на кухне, и просто прислушивалась к голосам. Было тихо.       — Здесь нельзя курить, — раздался детский голос за спиной, заставляя ее подпрыгнуть.       — Реборн, — растерянно выдохнула она, схватившись одной рукой за сердце. — Не подкрадывайся так, — выдохнула она, нервно улыбнувшись краешком губ. — Чего тебе надо? — спрашивает, проигнорировав его заявление и только медленно затянулась.       Никотин нихрена не помогал расслабиться. Обняв себя одной рукой, она постукивала носком ноги. На ее лице отображались тяжкие думы и она была просто не в состоянии сейчас надевать маску равнодушия и вечного высокомерия. Она глянула на его желтую соску, а затем на дверь дома.       Хоть кто-нибудь в этом мире не будет пытаться ее убить?       — Я хочу одного: сделать Тсуну достойным приемником на роль Десятого Вонголы, — отвечает он. Айко потирает лоб. Как же ее это все доебало.       — Я не в настроении любезничать, Реборн, — выдыхает дым, даже не взглянув на него. — Когда ты уже отъебешься от меня со своим дерьмом? — спрашивает устало, а атмосфера в воздухе накалилась до предела.       Она буквально чувствовала исходящую жажду крови, но она так устала бояться, что ей было абсолютно плевать.       — Послушай, девочка…       — Нет, ты меня послушай, — шипит она, присев напротив него. Такой наглости Реборн ещё не видывал в своей жизни и хотелось прикончить ее на месте. — Тсуна занимается всей этой твоей хуйней, — взмахивает рукой, обобщая этим словом мафию, — только из-за меня. И если я ему скажу, что мне это надоело, либо же я волнуюсь за него, или то, что мне это не нравится, — говорит снисходительно, закатив глаза. — Тсуна забьёт хуй на свою роль «Десятого», понял?       — Тогда, что мне мешает избавиться от тебя прямо сейчас? — говорит он серьезно, наставив на неё пистолет. Она испустила нервный смешок, а затем и вовсе рассмеялась. Она придвинулась ближе так, что дуло уперлось ей прямо в лоб.       — Правда думаешь, что я не предвидела этого? — самодовольно заглядывает в мизерные, чёрные глаза. — Мы недавно болтали с Тсуной, и я случайно обронила, что если меня убьют, то это будет по твоей вине, — усмехается, понимая, что выиграла эту битву.       — Тсуна бы сразу пришёл ко мне, — Реборн нахмурился. Она точно блефовала. Но она делала это так правдоподобно, что невозможно не поверить в это.       — Если состроить невинные глазки и очень хорошо его попросить, думаешь он Мне откажет? — она хлопает ресницами, демонстрируя ему этот взгляд.       Он пару секунд молчит, а после убирает свой пистолет под пиджак. Эта сука знает, о чем говорит. И она смеётся, чувствуя себя победительницей, но на деле таковой не являлась.       Дверь открывается и она в панике оборачивается, посмотреть, кто пришёл. Когда на улицу выглядывает макушка Десятого, она облегченно выдыхает. Затягивается последний раз и ловко запускает сигарету в полёт, которая после скрывается в зелёной траве. Тсуна хмурится на это, но она невинно улыбается.       — Что вы здесь делаете? — острожно спрашивает он, холодно оглядев Реборна. Она и вправду сказала ему, что он может убить ее?       Айко обращает к нему печальное лицо и падает в его объятия, в лучших традициях драмы. Аркобалено закатывает глаза, опустив поля шляпы на лицо.       — Ты нас не оставишь, Реборн? — обеспокоено спрашивает Савада. Плечи Айко подрагивали, будто она плакала. Актриска недоделанная. Но тем не менее мафиози скрылся с глаз. — Что случилось, Айко? — осторожно интересуется, поглаживая ее по спине.       — Ох, Тсуна! — она на секунду заглядывает в его глаза, чтобы потом обнять сильнее. — Почему все против нашей любви?       — О чем ты? — он недоуменно отстранил ее от себя, и чуть встряхнул за плечи. Он попытался ей ободряюще улыбнуться, но ее глаза все ещё были на мокром месте. Если бы ему сейчас не пришлось здесь успокаивать ее, то он незамедлительно приступил бы устранению всех их проблем. — Реборн тебе что-то сказал? — смекнул он, нахмурившись. Она качает головой.       — Прости, Тсуна, думаю, мне лучше уйти, — и она хочет ринуться в бега, но мужские руки лишь крепче перехватывают ее.       — Нет, Айко, пожалуйста, — тараторит он, обнимая ее. — Объясни мне, в чем дело, и мы со всем разберёмся, обещаю!       Она запнулась. И как до него донести, что его мать сумасшедшая, как и он, и она возможно в будущем попытается ее убить? Нереально! Задать прямой вопрос, а сможет ли Тсуна, если не убить, то хотя бы причинить вред Нане? Боже. И о чем она только думает? У неё самой уже крыша начинает лететь.       — Я устала, Тсуна, — говорит она, совсем поникнув. — Хочу уехать, — вспоминает давнюю мечту. — Далеко-далеко.       — Я знаю, Айко, — шепчет целуя ее в висок. — Прости, — за то, что не может сдержать ей обещание. Не сейчас, по крайней мере. И ему стыдно за это, но он надеется, что Айко не будет ненавидеть его. — Когда мы закончим школу, — пытается ободрить ее улыбкой, — я обязательно возьму тебя с собой в Италию. Будем гулять по ночной Сицилии, а днём купаться в океане, ходить в разные красивые места и кушать много сладостей!       — Правда? — она поднимает на него отчаянный взгляд. Он говорил это так уверенно, будто это произойдёт уже на следующей неделе.       — Конечно, Айко, — привычно отвечает он, даже без применения ее гипнотизирующего взгляда. И она поджимает дрожащие губы.       Мать всегда твердила ей с самого детства, что ее никто никогда не полюбит и она сдохнет в одиночестве. И ведь она такая временами противная, постоянно совершает необдуманные глупые поступки, курит, материться. Разве кто-нибудь другой, если бы узнал ее, полюбил бы ее? Нет. А Тсуна другой. Ведь если подумать, он ни разу ещё не обидел ее, не сказал ей обидных, грубых слов, всегда старается угодить ей, быть рядом.       — Я люблю тебя, Тсуна, — и сама же привязывает его к себе навечно. До своего конца.       Если бы она рассказала, что после ее признания Десятый босс Вонголы еле сдержал слёзы, ей бы никто не поверил.