Шесть мелодий черной флейты

♫ IAMX - Scars ♫ Max Richter - On the Nature of Daylight ♫ Eagleowl - Sleep the Winter

Тишина вокруг приятная и умиротворяющая. На столе мягко потрескивает свеча; от почти догоревшей курительной палочки в воздух взвивается синеватый дымок, который пропитывает комнату успокаивающим мысли ароматом. Вэй Ин давно привык к этим запахам: свежего дерева, прохладного горного ветра, хрустких бумажных свитков и сандала. Он часто засиживается допоздна в этих покоях, которые даже Лань Чжань по умолчанию уже считает его. Это куда лучше, чем пещера на Погребальных Холмах, где он работал, спал, ел, мучился от ночных кошмаров и до рассвета, что почти не отличался от сумерек, думал о судьбах тех, кто ему дорог. Все это в прошлом, и Вэй Ин много лет назад принял решение жить без сожалений. Но вот так замереть с занесенной над записями учеников кистью в пальцах и на пару мгновений задуматься о том, насколько же «сейчас» лучше, чем «было», все же может себе позволить. Он улыбается и возвращается к своему прерванному занятию. Что тут понаписал Лань Цзинъи? Его почерк напоминает ему кривые иероглифы Цзян Чэна в юности. Если бы Цзян Яньли вовремя не заметила это безобразие, в котором все черты плясали в разные стороны, Цзян Чэну пришлось бы нанять отдельное доверенное лицо, которое писало бы все за него. Главе клана не пристало так пренебрежительно относиться к искусству каллиграфии. Благодаря стараниям сестры в прошлом, сейчас приказы, написанные лично самим Цзян Чэном, можно выставлять как образцы. Чего не скажешь о Лань Цзинъи. Вот что это за слово? Вэй Ин прищуривается, и улыбка, тень которой еще осталась на его лице, бесследно исчезает. «Морок». Он встряхивает головой и перечитывает запись еще раз. Он слишком задумался, так что проверял лишь манеру и четкость изложения, как привык, почти не вникая в суть. Это отчет о вчерашней ночной охоте, которую он пропустил из-за того, что был слишком занят собственными экспериментами. Вместо него, на нее отправился Лань Чжань. Лань Цзинъи пишет о том, что они наткнулись на существ, что сначала походили на обычных черных ночных мотыльков. «Мы не придали этому значения. Лань Сычжуй только отметил, что в воздухе присутствует странных запах, похожий на очень сладкие благовония или даже аромат, что порой можно уловить от женщин в процветающих поселениях. Потом мы почувствовали головокружение». Вэй Ину требуются все силы, чтобы не смять пальцами свиток. Он крепко сжимает зубы и откладывает его в сторону, поспешно начиная перебирать остальные. Где отчет А-Юаня? Он, как всегда, оставил его на потом, чтобы в очередной раз насладиться чувством гордости за него. Но сейчас важно не это. Найдя нужную запись, он быстро разворачивает ее и погружается в чтение. По мере того, как его глаза бегают по аккуратным и ровным строчкам, в груди тяжелеет и сжимается все сильнее. Они не успели как следует поговорить с Лань Чжанем, потому что тот, вернувшись с ночной охоты, сразу отправился к дяде, который дожидался его по срочным вопросам. Когда он пришел в цзинши, Вэй Ин уже был занят сам, так что Лань Чжань только привычно поцеловал его в макушку и отправился спать. «Ханьгуан-цзюнь прибыл вовремя. Мы нарушили правила, сойдя с первоначально намеченного маршрута, и примем за это наказание», — пишет Сычжуй. — «Если бы не своевременно оказанная нам помощь, мы были бы подвержены влиянию Мотыльков Морока. Данные существа не водятся в наших краях, потому ученикам столь мало о них известно. Прошу у Учителя разрешения собственноручно внести записи о них в книги знаний Гусу Лань. По нашему предположению, они были завезены торговцами из южных земель. Следующим шагом мы должны…» Вэй Ин отодвигает от себя свиток и трет пальцами лоб. Он и сам не так много слышал о Мотыльках Морока, потому что места, где они еще встречались, были слишком отдаленными, так что и записей о них хранилось мало. Сами по себе эти существа не могли нанести вред обычным людям. Вэй Ин еще в юности слышал от дяди Цзяна, что эти красивые черные мотыльки, что были размером чуть больше обычных бабочек и имели длинные и острые на концах крылья, служили редким и крайне дорогим товаром. В богатых поместьях их выпускали в закрытые внутренние сады. Просыпаясь по ночам, мотыльки наполняли воздух благоуханием, схожим с ароматом кожи прекрасной женщины. Пыльцу, что оседала на их крыльях, даже добавляли в косметические масла. Не причиняющие никакого вреда людям Мотыльки Морока являются опасным оружием против совершенствующихся, а потому запрещены в землях, находящихся под их защитой. Их аромат пьянит, но повреждает духовные силы. И от этого нет никакого лекарства. Если вовремя не принять меры… Вэй Ин отвлекается от своих размышлений, когда слышит за приоткрытыми дверями рабочих покоев тяжелую поступь. Он вскидывает голову и успевает только подняться с места, когда видит в темноте, не тронутой светом от свечи подле него, фигуру Лань Чжаня. На нем нет верхний одеяний, и он идет так, словно каждый шаг приносит ему чудовищные мучения. У Вэй Ина кровь стынет в жилах. — Лань Чжань! — зовет он, бросаясь к нему. Лань Чжань даже не поворачивает головы. Он продолжает куда-то идти. Вэй Ин распахивает двери и выходит к нему в погруженный мрак и тишину основной зал цзинши. За широкими оконными сводами безмолвно падает снег. Сейчас глубокая ночь — почему Лань Чжань вдруг проснулся? Куда он направляется? Вэй Ин обходит супруга, который так и продолжает продвигаться к выходу из цзинши, пытается взять его за руки, заглянуть в лицо. Черты Лань Чжаня искажает гримаса боли, когда он кладет ладонь на его плечо. Вэй Ин отдергивает руку. — Лань Чжань, — потерянно произносит он, когда видит, что глаза Лань Чжаня открыты, но он словно смотрит сквозь него. Его белые нижние одеяния смяты, словно он не мог найти удобное положение для сна, хотя Вэй Ину отлично известно, что он спит в идеальной позе на спине, аккуратно сложив руки на груди. Разумеется, до тех пор, пока к нему не присоединяется поздней ночью сам Вэй Ин, ныряя в его объятия. Левое плечо Лань Чжаня обнажено. Легкая ткань сползла с него, повиснув складками у локтя. То, как он двигается, как тяжело ступает, говорит о том, с каким трудом ему дается каждый шаг. Вэй Ин не знает, как остановить его. При каждом его прикосновении Лань Чжань либо отстраняется, либо содрогается от боли, и Вэй Ин с ужасом понимает, что не может определить причину этой боли. На коже Лань Чжаня нет ни единого повреждения, она такая же бледная и гладкая, как раньше. Взгляд падает на обнаженный участок его плеча. Широкая полоса рваного шрама тянется со спины к выступающей ключице. Вэй Ин закусывает нижнюю губу. У него начинают дрожать руки, хотя он еще не до конца осознает, почему. Лань Чжань собирается выйти на улицу. Он босиком. На нем только тонкие нижние одеяния, а снаружи царит морозная и напоенная горным холодом зимняя ночь. В цзинши очень тепло, и Вэй Ин каждый вечер наслаждается этим ощущением защищенности и уюта, пока за окнами тихо падает снег. — Куда ты? — беспомощно спрашивает он, не зная, как дотронуться до Лань Чжаня, не в силах смотреть на боль, которую ему причиняют эти прикосновения. — Лань Чжань, там очень холодно! Лань Чжань! В отчаянии он все же берет супруга за запястье, чтобы остановить, но тот выдергивает руку. Он всегда был сильнее Вэй Ина физически, но никогда не пользовался этим преимуществом с тех пор, как увел его из Безночного Города в ту роковую ночь, что во снах и воспоминаниях всегда наполнена тяжелым смрадом крови и дыма. — Не пытайся меня остановить, — произносит Лань Чжань, и его голос будто ударяет Вэй Ина наотмашь. В нем нет ни привычной глубокой мелодичности, ни тепла, что Вэй Ин слышит всегда, когда Лань Чжань говорит с ним. Лишь ледяная, застывшая на грани агонии боль. — Я должен его найти. — Кого? — сквозь ком в горле спрашивает Вэй Ин, сжимая пальцы руки, которой касался его кожи, в кулак. Не зная, что еще делать, он выходит следом за Лань Чжанем на широкое деревянное крыльцо. Лица, шеи, не защищенной воротом, и рук тут же касается ледяной воздух. Снаружи никого — внутренний двор погружен в почти священную тишину. Нападавший за это время снег полностью укрыл ступени, каменные дорожки и мерзлую землю. Лань Чжань не обращает внимания на холод, от которого содрогается даже Вэй Ин, несмотря на поддерживающие его тело духовные силы. Он еще три года назад развил Золотое Ядро в теле, в котором переродился, почти полностью перестав использовать энергию Тьмы. Разумеется, эксперименты никуда не делись, и по этому поводу Лань Цижэнь каждые семь дней вызывает его к себе для бесед и отчетов. Вэй Ин уже свыкся даже с этим. Учитель Лань даже стал проявлять неподдельный интерес к его изобретениям, когда понял, что они работают на благо. Вэй Ин спускается по ступеням вместе с Лань Чжанем. Внутри все сжимается, когда он видит, как его босые ноги подгружаются в ледяной снег. Он прекрасно знает, что Лань Чжань привык к испытаниям тела и духа, а также способен простоять под стылым водопадом в Источнике полдня во время медитации, но не может не обращать внимания на это теперь. Они должны быть в цзинши. Лежать, обнявшись, до самого рассвета, пока Лань Чжань не проснется и не начнет осыпать его лицо поцелуями, а Вэй Ин будет притворяться, что еще спит, потому что это его любимая часть утра. Вот так в полудреме принимать эту ласку, эту нежность, которой никогда не бывает много. Лань Чжань делает еще несколько тяжелых шагов, прежде чем осесть на колени. Края белых одежд устилают снег у его согнутых ног. Он опускает руки и вцепляется пальцами в мерзлую землю, слепо шаря перед собой. Вэй Ин с бьющимся в самом горле сердцем падает перед ним. Налетевший порыв ветра путает их распущенные волосы. — Лань Чжань, перестань, — шепчет Вэй Ин. — Что ты делаешь? Что ты ищешь? Им и раньше снились кошмары. Они и к этому привыкли. И с этим научились жить и справляться. Тяжелее всего просыпаться, вырываясь из когтистых лап ужасных снов и воспоминаний, только чтобы понять, что тот, кто рядом, мучается от них одновременно с тобой. В такие моменты они обнимают друг друга, дожидаясь, пока туман кошмаров окончательно рассеется, а после занимаются любовью, чтобы напомнить себе, что прошлое осталось в прошлом. Что они рядом, и это уже никогда не изменится. Но ни разу никто из них не ходил вот так по ночам, не отделяя видения от реальности. Лань Чжань продолжает буквально рыть руками землю, собирая в ладони снег и растирая его в пальцах, словно пепел. Вэй Ин с дрожью замечает кровь в тех местах, где его ногти оказываются сломаны об промерзлую почву. Он снова хватает его за запястье, пытаясь прощупать пульс. Успевает уловить лишь хаотичные удары, прежде чем Лань Чжань снова вырывается. Его губы шевелятся. Вэй Ин прислушивается к этому еле различимому шепоту. — Вэй Ин… Хоть что-нибудь… Осталось ли хоть что-нибудь?.. Сердце замирает, чтобы в следующую секунду болезненно дрогнуть и ухнуть вниз. — Я здесь. Лань Чжань, я здесь. Прямо перед тобой, — произносит он сквозь сжавшееся горло. — Вэй Ин… Вэй Ин смаргивает обжигающие глаза слезы и протягивает руки, берет лицо Лань Чжаня в ладони. Он весь ледяной и не смотрит на него. Вэй Ин готов в этот момент отдать все, чтобы он, наконец, взглянул на него своими таящими настоящий солнечный свет глазами. — Лань Чжань… Лань-гэгэ, я здесь. Я рядом с тобой. Посмотри на меня. Любимый, посмотри на меня. Лань Чжань его не слышит, не чувствует его прикосновений. Он, словно мираж, окутанный самыми страшными и горестными воспоминаниями, из которых нет выхода. Вэй Ин прислушивается к его духовным силам и ощущает, насколько хаотично они циркулируют в его теле. Он заставляет себя думать, хотя его руки бесконтрольно трясутся, а сердце так сильно бьется, что дрожат все кости внутри. Что еще говорил ему дядя Цзян о Мотыльках Морока? Они повреждают духовные силы. Они опасны для совершенствующихся, потому что лишают их способности воспринимать реальность. Потому что способны заменить эту реальность на самое ужасное воспоминание, что терзает душу. — Лань Чжань, проснись, — умоляет Вэй Ин, не зная, что делать. Он пытается применить собственную духовную энергию, чтобы успокоить силы внутри Лань Чжаня, но он еще не настолько развил ее, чтобы сделать что-то со вторым лучшим совершенствующимся их поколения. Стоит ли позвать кого-то? Знает ли Лань Сичэнь, что нужно делать? Учитель Лань вечером отбыл в Цинхэ Не для встречи с Не Хуайсаном. В Гусу сейчас только ученики и старший брат Лань Чжаня. Как Вэй Ин оставит его здесь одного в таком состоянии, пока будет искать помощи? Неужели он ничего не может сделать, кроме как позволить самому дорогому человеку проходить через пережитый кошмар заново в одиночку? Это не просто сон. Для Лань Чжаня это сейчас — жестокая и беспощадная реальность. — Вэй Ин, — продолжает шептать Лань Чжань, и в каждой черте его лица читается невыносимая боль. — Вэй Ин, хоть что-нибудь. Он видит Погребальные Холмы? Снова ищет его останки, которые были стерты в пыль полчищем мертвецов так, что не осталось ничего: ни костей, ни плоти, ни крови? Снова зовет, пытаясь дотянуться до мрака небытия, истекая кровью из не заживших ран? Вэй Ин вспоминает, как несколькими минутами ранее коснулся плеча Лань Чжаня с рубцом от дисциплинарного кнута, и тому было больно, словно эти удары были нанесены совсем недавно. С губ срывается отчаянный всхлип. — Лань Чжань, — сминая пальцами ткань его рукавов, зовет Вэй Ин. — Умоляю, очнись, я не знаю, что мне делать. Я не хочу, чтобы ты снова… — Он замолкает, не в силах произнести это вслух. Лань Чжань выпрямляется, и Вэй Ин отпускает его, боясь причинить боль. Он сидит на коленях, глядя на то, как Лань Чжань ведет рукой в воздухе, и перед ним появляется его гуцинь. Не прекращающийся снег начинает ложиться на гладкий блестящий корпус. На его плечах и волосах тоже снег. Вокруг лишь тишина и холод. Струны вздрагивают. Вэй Ин слышит язык «Расспроса», который со временем уже начал понимать, но, разумеется, не так хорошо, как ученики Гусу Лань и сам Лань Чжань. Однако эти звуки ему и не нужно переводить. Он слышал их в объятиях смерти, в небытие и хаосе, и только они держали его на грани, не давая сорваться в пропасть. Снова и снова. Голова взрывается болью. «Где бы ты ни был…» «Ждать тебя…» «Отзовись…» «Вэй Ин» Тишину раздирает этот надрывный плач струн. «Умоляю». Вэй Ин вцепляется пальцами в припорошенную снегом землю и сгибается, давясь рыданиями. — Я здесь, — плачет он, склоняясь перед Лань Чжанем. Распущенные волосы ссыпаются с плеч, ложась на снег. — Лань Чжань, почему ты меня не слышишь? Теперь настала его очередь взывать к пустоте, которая никогда не ответит? Не в силах больше выносить это, Вэй Ин рывком садится ровно и выхватывает из-за пояса Чэньцин, которую не успел выложить в рабочих покоях, занявшись отчетами учеников. Он концентрируется на своей духовной энергии. Лицо холодит от слез, которые продолжают срываться с ресниц. В звуки струн гуциня вплетаются переливы флейты. У Вэй Ина сводит пальцы от нахлынувших сокрушительной волной боли и эмоций, но он продолжает накрывать ими отверстия на корпусе Чэньцин. Он заставляет себя выровнять дыхание и закрывает глаза, посылая духовные силы к Лань Чжаню. Лань Чжань, это наша мелодия. Ты напеваешь мне ее всякий раз, когда я просыпаюсь в холодном поту, и мне становится легче. То, что я услышал в прошлой жизни, которую считал одинокой и жестокой и хотел забыть. Подыграй мне, прошу. Услышь меня, отзовись. Я всегда буду с тобой. Я поклялся тебе. Мы вместе совершили поклоны, дав обещание защищать не только слабых, но и друг друга. Теперь каждый раз, когда ты позовешь, я отвечу. «Расспрос» затихает. И следом Вэй Ин слышит их мелодию в дрожи струн. Он открывает глаза. Лань Чжань смотрит на него сквозь влажные от слез ресницы, пока его пальцы порхают над гуцинем. Вэй Ин перестает играть. Флейта падает из его рук, когда он подается к супругу и касается его лица. Лань Чжань ладонью накрывает струны, и все вокруг снова погружается в зимнюю ночную тишину. — Лань Чжань… — хрипло произносит Вэй Ин. — Ты слышишь меня? С ресниц Лань Чжаня срывается слеза, оставляя влажный след на его бледной щеке. Он смотрит на Вэй Ина так же, как в тот день, когда впервые увидел после тринадцати лет надежды и поисков. — Вэй Ин. Вэй Ин бросается ему на шею. Гуцинь на коленях Лань Чжаня упирается ему в живот, но он только сильнее сжимает супруга в объятиях. Лань Чжань судорожно выдыхает, убирая гуцинь, и привлекает его ближе к себе. Вэй Ин зарывается лицом в его волосы, на которых еще не растаял снег, кутает в свои руки в бесплодных попытках хоть немного согреть. — Я здесь. Я с тобой. Я рядом. Всегда буду. Они сидят так какое-то время, но потом Вэй Ин все же встает на ноги и поднимает с земли Лань Чжаня, чтобы отвести его в дом. От тепла в цзинши покалывает кожу. Волосы тут же тяжело намокают от растаявшего снега. Вэй Ин промывает Лань Чжаню пальцы, очищая их от земли и крови, обтирает теплой водой плечи, шею и босые ноги. Время от времени он отвлекается, чтобы всмотреться в его лицо, поцеловать. Лань Чжань молчит, все еще скованный остатками морока, но взгляд его осмысленный, а кожа постепенно перестает быть такой ледяной. Он отвечает на каждое прикосновение, тянется к нему, словно слепой, и у Вэй Ина от этого заходится сердце в груди. Он уже понял, что именно произошло на ночной охоте. Согревая Лань Чжаня, кутая его в сухую одежду, не забывая передавать ему духовные силы, Вэй Ин вспоминает еще кое-что из своих знаний о Мотыльках Морока. Их влияние похоже на действие проклятой метки. Пока оно еще не проникло слишком глубоко и не нанесло вред духовным силам, более сильный совершенствующийся может принять весь удар на себя, забрав эту разрушительную энергию. Вэй Ин не сомневается в том, что Лань Чжань сделал именно это, когда ученики случайно наткнулись на этих существ. Он никогда не даст этих юношей в обиду. Никогда не позволит Сычжую вот таким ужасным способом пережить заново самые страшные его воспоминания. Им всем неоткуда было выяснить, как и когда именно приходит в действие влияние Мотыльков Морока. Возможно, Лань Чжань ожидал, что это будет лишь очень правдоподобный сон. Возможно, пытался справиться самостоятельно, не захотев беспокоить Вэй Ина. Они ложатся рядом. Лань Чжань, не моргая, смотрит на Вэй Ина, наблюдая за ним, пока он снимает верхние одежды и устраивается на кровати. Вэй Ин привлекает его к себе, целует снова и снова, желая прогнать морок до конца. У него сел голос от долгого пребывания на морозе и собственных криков, но он шепчет Лань Чжаню на ухо все, что приходит в голову, чтобы отвлечь его: ласковые слова, обрывки их хороших воспоминаний, которых уже стало так много за мирную жизнь здесь. — Глупый Лань Чжань, — произносит он в его волосы. — Почему ты мне ничего не сказал? Почему ты меня так пугаешь? — Прости, — слышит он тихий голос Лань Чжаня впервые за все это долгое время с тех пор, как тот отчаянно звал его на морозе, не отличая реальность от кошмара. Вэй Ин качает головой и обнимает его еще крепче. Лань Чжань обхватывает его сильными руками в ответ. — Тебе больше не больно? — едва прикасаясь кончиками пальцев к рубцам на его спине, спрашивает Вэй Ин. — Нет. Он вздрагивает от воспоминаний о выражении лица Лань Чжаня, что видел, когда тот выходил из цзинши под властью страшных иллюзий. Он испытывал настоящую боль: и физическую, и духовную. Ведь в тот день, когда он узнал о его смерти и бросился искать его след на Погребальных Холмах, его раны еще кровоточили, были совсем свежими. Вэй Ин знает, как их наносили. Оглашая каждое нарушенное правило, каждое имя пострадавшего по его вине члена клана, дожидаясь, пока Лань Чжань согласится с наказанием, скажет, что принимает его, а позже обрушивая удар на его спину. И так тридцать три раза. Он зажмуривается. Лань Чжань тепло дышит в его шею, мягко касается губами кожи, словно без слов понимая, о чем он думает. — Ты самый лучший человек на свете, — произносит Вэй Ин. — Ты знаешь об этом? Дыхание Лань Чжаня сбивается, когда он целует шрам, заходящий на его плечо. Вэй Ин приподнимается, осторожно выскальзывая из его объятий, и стягивает покрывало с его спины, заменяя его тепло жаром собственной обнаженной кожи. Он ложится позади Лань Чжаня, приникает губами к его затылку, выступающему позвонку под гладкими прядями волос. — Когда я встретил тебя, я подумал, что не видел людей красивее. Я по-прежнему так думаю, — продолжает Вэй Ин. — Ты принимаешь это? Лань Чжань хочет повернуться к нему, однако Вэй Ин осторожно, но уверенно удерживает его за плечо. — Принимаешь? — Да, — тихо раздается в ответ. Вэй Ин целует второй рубец, надолго задерживаясь губами на коже. — Спасибо тебе за то, что всегда был добр ко мне, даже когда я отказывался это видеть. Ты согласен принять эту благодарность? — Да. Вэй Ин снова приникает губами к его спине. — Спасибо тебе за то, что верил в меня. — Да. — Спасибо тебе за твое понимание. — Да. Вэй Ин опускается все ниже и ниже к его пояснице, гладит шрамы пальцами, чтобы потом прикоснуться к ним губами, дождавшись, пока Лань Чжань хрипло скажет «да». Он чувствует, как его тело расслабляется под его руками, как отвечает на каждый поцелуй. Морок отступает; Вэй Ин ощущает духовные силы Лань Чжаня, их тепло. Он продолжает снова и снова называть все то, за что так благодарен ему. И в этом списке куда больше тридцати трех пунктов. — Спасибо, что забрал и воспитал А-Юаня. — Спасибо, что ждал меня все это время. — Спасибо, что хранил все наши воспоминания. — Спасибо, что проводишь рядом каждую ночь. — Спасибо за то, что, просыпаясь, я вижу твое лицо. — Спасибо за то, что улыбаешься мне. — Спасибо за то, что доверяешь мне, и я могу доверять тебе, как никому другому. — Спасибо за твою заботу. — Спасибо за то, что ты готов встретить со мной любые последствия моих решений и деяний. — Спасибо за твою мудрость. — Спасибо за твою любовь. … Вэй Ин утыкается лбом в спину Лань Чжаня и быстро мажет пальцами по щеке, чтобы стереть слезы, не дав им сорваться на чужую кожу. Он улыбается. — Спасибо за то, что принимаешь мою любовь. Тридцать три. Вэй Ин хочет продолжить, потому что у него еще столько причин для благодарности, но Лань Чжань разворачивается в его руках и целует его, не давая больше ничего сказать. — Спасибо, что вернулся ко мне, — шепотом произносит он в его губы. Чуть отстранившись, Вэй Ин долго смотрит в его глаза. Он знает, что Лань Чжань ждет от него «да», как до этого ждал он сам, но не может выдавить из себя ни слова, поэтому просто кивает. Спасибо за то, что ты звал, Лань Чжань.