Закулисье Т.К.

Время тянулось мучительно медленно. Я тонул в зыбком тумане невесомости и неопределенности, не зная, куда идти и чем себя занять. Я едва помню, что происходило в Лондоне, и как потом вернулся в Киев. Все это время Тина молчала. Все мои попытки хоть как-то связаться с ней были тщетными: ни одного ответного сообщения, ни одного звонка. Она просто исчезла. Предвидел ли я это? Да. За то короткое время, что мы провели вместе и были по-настоящему близки, я не успел прорости в ней покоем, уверенностью и ответами на ее сложные вопросы. Ее поведение было очень предсказуемо. В душе я это знал еще тогда, прощаясь с ней в аэропорту. Но оказался абсолютно не готов вот так все потерять... От рвущих на части переживаний меня спасало кратковременное забвение в алкоголе и беспокойных снах. Я почти ничего не ел, не выходил на улицу и игнорировал все входящие запросы в мое личное пространство и мысли. Я искал спасение в музыке, часами просиживая за синтезатором, но в моих ушах лишь истошный выл кардиограф в момент остановки сердца. Из этого замкнутого круга меня на какое-то время вытащила сестра, которая как раз была проездом в Киеве. Мы встретились в маленьком кафе, и она даже не сразу меня узнала, ужаснувшись моему внешнему виду. - Господи, что с тобой? – она обхватила мое заросшее щетиной, помятое лицо руками и взъерошила и без того растрёпанные волосы. – Почему ты весь горишь? Ты не заболел? - Физически нет. – Я тоже ощупал свой лоб, еще с утра ощущая какую-то непривычную температуру тела. Голова раскалывалась, но я оправдывал это внушительным переизбытком алкоголя в организме. - Выглядишь ужасно... Еще бы... За обедом мне удалось немного отвлечься благодаря эмоциональному щебетанию Санды, которая без перебоя рассказывала мне последние новости. После этого я повез ее в съемочный павильон Голоса, так как она давно просила меня об этом. Мы прошлись по всем площадкам, и я с удовольствием рассказывал ей, как устроен весь съемочный процесс, познакомил с ребятами, которые были уже на работе. Предварительная встреча тренеров с командами перед съемками Боев была запланирована на завтра, поэтому я не надеялся встретить никого из них. Но в какой-то момент в другом конце коридора из гримерки шумно вывалилась рослая фигура, и я сразу же узнал Потапа. Он бросил на нас заинтересованный взгляд (особенно его заинтересовала Санда), странно подмигнул мне и быстро зашагал в другую сторону, лишь махнув нам в спешке рукой. Проводив сестру в аэропорт, я несколько часов носился по вечерней трассе, огибающей город, врубив на всю громкость динамики и вырубив все мысли. Звуковые волны действовали, как дефибриллятор, вырывая меня из статичного состояния оцепенения, и на какое-то время я полностью перестал слышать измученного себя, растворившись в музыке. Ночью мне не удалось поспать. Мысли о завтрашней встрече с Тиной раскраивали все то живое, что осталось во мне. Голова раскалывалась еще больше, а жар так и не проходил. Я выпил таблетку парацетамола и на рассвете меня немного попустило. Что я скажу ей? Что она скажет мне? Скажет ли что-то вообще? Я ничего от нее не ждал и ни в чем не винил, мне просто было чудовищно больно от того, что я позволил себе испытать рядом с ней и что больше никогда не повторится. Утром я вызвал водителя, решив не садиться за руль в таком состоянии, и уже через час, немного покиснув в пробках, я вошел в съемочный павильон. По пути в гримерку в коридоре я встретил Диму. - Дружище, ужасно выглядишь, с тобой все хорошо? - Нормально, - протянул я, старательно отыскивая в голосе оттенок пофигизма. - Кофе хочешь? - Не знаю… не сейчас. Я дико нервничал, и меня немного подташнивало от этого. Единственное, чего я хотел, это увидеть ее. И это было не просто желание. Это была ломка зависимого человека, который погряз в этой своей зависимости с головой. Я вошел в гримерку, закрыл дверь и приблизился к столику с зеркалом в глубине комнаты. На нем все еще стоял флакончик с духами, которые я наносил на ее тело какую-то горстку дней назад. А вроде пару жизней прошло с тех пор… Увидев свое отражение, я тоже пришел в некий ужас. От «дерзкого, самовлюбленного, непокорного красавчика-авантюриста» (как любят подслащивать пошлые заголовки отечественные СМИ) осталась лишь жалкая тень. Что снаружи, что внутри... В дверь несмело постучали. Человек не спешил входить, смиренно ожидая моего ответа. Монатик. Он единственный такой тактичный у нас. - Дим, заходи, - нетерпеливо позвал я. Дверь плавно открылась, запуская волну яркого света из коридора и едва уловимый аромат духов с нотами цитрусовых и ванили. Ваниль… Перед глазами яркой картинкой вспыхнуло воспоминание – коридоры галереи Орсе. Я медленно повернулся навстречу гостю и застыл с открытым ртом. Напротив стояла Тина и смотрела на меня как-то настороженно. В висках оглушающе заклокотала кровь, меня снова бросило в жар, ранее старательно заглушаемый таблетками. - Дан, прости… я пропала… - Тина нервно терла лоб, стоя у двери и не решаясь подойти ближе. – Я выронила телефон в салоне самолета… Ее слова долетали до меня в скудном остатке, сгорая на ходу, словно случайные метеориты в земной атмосфере. Я щурился, медленно рассматривая ее контуры, словно пытался удостовериться, что это точно она. И что она пришла ко мне. Я не хотел ничего слушать. У меня не было сил. Не отводя взгляда от ее глаз, полных искреннего сожаления, я протянул руку ей на встречу и мягким жестом поманил к себе. - Иди же… Она поджала губы, сдерживая эмоции, и, помедлив какой-то миг, сорвалась с места, с разгону взлетая мне на руки. Тонкие руки крепко обхватывают шею, бедра сжимают мой таз по бокам, восхитительный аромат обволакивает меня всего – и вот я снова в броне ее тепла, восстанавливаю себя разрушенного едкой ржавчиной тоски. Мои ладони скользят под тонким свитером по голой спине, возвращая теплые оттенки окружающему миру, а она что-то шепчет мне в шею без остановки. Потеряла… заблокирован… не восстанавливается… куча имен каких-то людей… Не понимаю слов, чувствую только горячее дыхание и прикосновения мягких губ на своей коже. Выпустив на волю все слова, она затихает на мне, обмякнув, словно успокоившийся от истерики ребенок, окунувшийся, наконец, в силу и тепло объятий. Нежно и неустанно глажу ее по всей спине и плечам, пытаясь тактильно осознать происходящее, как будто осязание – единственное из чувств, которому могу всецело доверять. - Уууу, - только и слышу от нее. Мурлычет, как котенок. Потом она поднимает голову и с высоты своей позы на моих бедрах взволнованно заглядывает мне в глаза. - …в итоге, Паша заказал мне новый телефон, но я забыла пароль от учетки и не смогла восстановить ни одного контакта… Оооо, это было просто ужасно… - цокает языком и стыдливо хлопает себя по лбу, жмурясь от неловкости. - Я так виновата… - Моя ты юная любовь… - проговариваю медленно, распределяя каждый звук в мерцающем воздушном пространстве вокруг нее. В голосе улавливаю какие-то нравоучительные "родительские" оттенки, когда хочется пожурить чадо за проступки, за время которых ты пережил собственную маленькую смерть, но признание их неосознанности обезоруживает... Убираю непослушные локоны с ее лица, укладываю их за ухо и смотрю в глаза со всей нежностью, на которую только способен. Она вздрагивает от прикосновения, все так же, как год назад, когда я, дурачась, коснулся ее щеки прямо на съемках. – Тина, я ничего не понял, из того, что ты сказала, но верю, что все так и было. В ответ на мой лоб приземляется благодарный поцелуй. - Ты почему такой горячий? – целует повторно, впитывая мой жар своими чувственными губами. - Выглядишь ужасно. Это все из-за меня? – гладит меня ладошками по щетинистому лицу, по обострившимся скулам, расправляя растрепанные волосы. От нее приятно веет январской прохладой, которой впопыхах укутало ее это утро у павильона, и мне от этого становится немного легче существовать в своей раскаленной оболочке. - Из-за тебя? Из-за тебя я стал слишком живой, Тина, - мой голос звучит как-то обреченно. Внимательно рассматриваю ее, словно изучая в ней свое отражение. – Не теряйся больше, ладно? Я сойду с ума. - Я так скучала по тебе. Наконец-то целую ее, столь долгожданную. Губы вдохновенно пересказывают ей то, как страшно я тосковал. Поворачиваю ее спиной к стене и прижимаю торсом, распределяя ее теплую зовущую мягкость по своему телу, как плотный крем. Она задыхается в пылком поцелуе, но мягко прикусывает мою губу каждый раз, как я пытаюсь отстраниться. Невыносимая моя зависимость.