***
Элеонора Забини была женщиной немного эксцентричной. Непокорной. Свободной. Узнав, что Министерство пожелало приставить охрану к ее поместью, женщина взорвалась от возмущения и образовала магический купол над территорией дома, чтобы каждого мракоборца, посмевшего шагнуть на земли Черной Вдовы, ударило защитными чарами дома, да так сильно, чтоб отлетали аж на 40 метров. Волшебники молча ликвидировали чары и начали патрулировать особняк итальянки, стараясь не контактировать с хозяйкой во избежании нового бунта с ее стороны. В какой-то момент женщина просто пропала. Никто не видел ее в течение всего дня, и она даже не вернулась к ночи, что заставило Министерских работников объявить красный код и заявить о предполагаемом похищении. Однако волшебница просто решила спрятаться в гостинице на пару дней, потому что не хотела мириться с принудительной опекой над собой. Ее оскорбляло нарушение личного пространства, да и сама причина слежки мракоборцев, якобы к ней могут ворваться гулящие на свободе Пожиратели, была верхом абсурда! Аврорат решил, что раз уж миссис Забини категорически против защиты и постоянного наблюдения мракоборцев, то нужно было просто упрятать ее в далекое место, где итальянку точно не будут искать. — Чай? Кофе? — спросила Андромеда, присаживаясь на диван, рядом со своей новой гостьей, которая выглядела мрачнее тучи. — Вино, — лишь ответила итальянка. Миссис Забини, как о ней ходили слухи в высшем обществе, олицетворяла собой изысканную и загадочную красоту, способную околдовать мужчин серьезнейших кругов. Высокий рост придавал ей изящество и уверенность в себе. Ее черные волосы обрамляли лицо и спадали на плечи, добавляя шарма облику. Глаза миссис Забини были глубокого темного оттенка. Взгляд был интенсивным, полным уверенности и некой скрытой страсти. Выразительные брови и прямой нос придавали лицу особую грацию и решительность. Лицо миссис Забини было симметричным и имело легкую, но подчеркивающую красоту улыбку. Ее загорелая кожа придавала здоровое сияние и экзотичный вид. Стиль в одежде был изысканным и утонченным. Она предпочитала нейтральные цвета, которые подчеркивали природную красоту, и элегантные стильные наряды. В каждом ее движении ощущалась грация, подобная кошке. — Вино так вино, — согласилась Андромеда. — Сейчас 10 утра, — укоризненно сказала Нарцисса, сидя в кресле напротив. — Ну мы же за знакомство пьем, есть хороший повод, — ответила Андромеда, затем позвала своего эльфа. По ее зову в комнате возник эльф в чистой белой наволочке, напоминавшее больше приличное платье, чем бедную робу. — Фокси. Принеси нам вино Château Margaux 93-го года из запасов. — Madonna! No! — недовольно воскликнула брюнетка. Элеонора выпрямилась и повернулась всем корпусом к хозяйке коттеджа. — Только не эту туалетную воду! Aspetta! Элеонора подошла к своему чемодану и открыла его взмахом палочки. Направив палочку, она произнесла Акцио, и в ее руку прыгнула бутылка вина. — Раз уж пить, то нужно пить красиво! — волшебница вручила эльфу бутылку и села обратно на диван к Андромеде. — Zabini Regale Rossо, 1987. Со знаменитых и богатых виноградников семьи Забини из Тосканы. В 100 раз лучше вашего французского пойла! — Ну, оценим по достоинству! Цисси? — Андромеда посмотрела на сестру с вопросом. — Пас. — Значит нам больше достанется! Фокси, подавай бокалы!***
— Мой третий муж был тем еще идиотом! — итальянка расслаблено сидела на диване, поджав под себя ноги. — Был алхимиком, мечтал воссоздать работы сеньора Фламеля, — миссис Забини потянулась за своим бокалом и пригубила, наслаждаясь терпким вкусом вина. — Тот еще нарцисс, хотел создать эликсир вечной молодости, чтобы избежать морщин. — И что с ним стало? — внимательно слушала Андромеда. Она была повернута к миссис Забини всем телом, отзеркаливая ее позу, подперев щеку рукой. Нарцисса сидела молча целый час и делала вид, что читает книгу, пока две другие женщины уже заканчивали свою вторую бутылку вина и, похоже, не были намерены останавливаться. Они были подвыпившими, хотя еще далеки от полного алкогольного опьянения. Фокси, домашний эльф, уложил маленького Тедди в кроватку, избавляя миссис Тонкс от хлопот. Он давно не видел свою хозяйку такой энергичной, такой полной жизни. — Дурак обмазался зельем, что аж все мышцы лица застыли, словно у него постоянно был лайм во рту, и он не мог полностью открыть рот! — расхохоталась женщина. — Умер от голода, но с красивым лицом! — Мерлин! Какой ужас! — прыснула Андромеда со смеха, чуть не пролив жидкость на себя. — И все думают, что это моих рук дело. Что именно я всех семерых и убила, — вздохнула Элеонора, вертя бокал в руках, наблюдая, как жидкость подчинялась движению руки. — Будто мужчины сами не тупые животные и мрут именно по собственной глупости. У Элеоноры Забини был прекрасный вкус, касающегося почти всего. Почти. Он не был распространен на мужчин. По непонятным причинам женщина была падка на богатых, привлекательных, авантюрных и иногда безмозглых представителей мужского пола, считавших себя правыми во всем, отказываясь слушать чьи-либо советы. Итальянка призналась, что у нее даже была короткая интрижка с самим Златопустом Локонсом. — Серьезно? С этим … — наконец вставила слово Нарцисса, заскучав за книгой, и перебирала более приемлемое обращение к мужчине. — Мерзавцем? — Говори как есть, сестрица, — не церемонилась Андромеда. — Серьезно? С этим олухом? — Lo so, lo so! — Забини стала оправдательно размахивать руками, желая объясниться. — Но он был таким красивым, обаятельным и самое главное … довольно страстным любовником. — Ууу! — протянула Тонкс, оглядывая итальянку взглядом, полном бесят. — Хочу подробности! Рассказывай! — Меда! — закричала миссис Малфой на сестру с укором, напоминая о благородном воспитании и манерах, которые в них взрастили родители. Леди не позволительно слушать подобные вульгарные разговоры и, уж тем более, принимать в них участие. — Да брось, Цисси! Будто тебе самой не интересно, — Андромеда махнула на сестру рукой и снова посмотрела на Элеонору, жажда услышать интимные подробности. — Мы тут все женщины, почему не посплетничать и не поделиться опытом? — Вот, что мне не нравится в вас, британцах! Ваша истощающая сдержанность! — итальянка поставила бокал на кофейный столик и откинулась на спинку дивана. — В вас нет никакой страсти, огня, эм …. задора! — говорила волшебница с сильной жестикуляцией, стараясь максимально донести весь посыл своих слов. — В чем смысл сдерживать себя и волноваться о мнении других? Ведь это не жизнь, а игра! Надо жить в своё удовольствие, здесь и сейчас, не оглядываясь назад! Carpe diem, belli! — Carpe diem! — подняла свой бокал Дроми. — Ни в чем себе не отказывайте, дамы! — Забини подняла бокал, намереваясь дополнить свой тост. — Любите любовь, страстные утехи, а самое главное — самих себя! Salute! — Santé! — поддержала тост Андромеда на французский лад и чокнулась бокалами с брюнеткой. — Вы просто невыносимы. Нарцисса встала с кресла и хотела покинуть двух выпивших ведьм, но Элеонора успела остановить блондинку, схватив ту за запястье. — Basta! Прекрати вести себя как выскочка и выпей с нами! — Забини потянула женщину в сторону дивана, где Андромеда хихикала себе в бокал, так как ошарашенное лицо Нарциссы было той еще уморой. — Да как ты смеешь?! Ты знаешь, кто мой муж?! — Элеонора толкнула Малфой на диван и села рядом, так что Цисса оказалась между чересчур веселой сестрой и суровой итальянкой, которая левитировала третий бокал вина в руки единственной трезвой волшебнице в комнате. — Я знаю, где твой муж, cara, — брюнетка кивнула на летающий бокал перед миссис Малфой и снова взглянула на белокурую волшебницу. — Тебе это нужнее, чем мне. Нарцисса послушно приняла бокал, все еще оглядывая иностранку презрительным взглядом, и выпила содержимое. Вино действительно было вкусным. Оно имело прекрасный аромат, а на вкус было сладкий, но с кислинкой, обогащавшее послевкусие. При упоминании о муже Нарциссе стало паршиво на душе. Было глупо с ее стороны, по привычке, разбрасываться словами о нем, когда он потерял свое влияние и сейчас сидел взаперти в Азкабане. Она скучала. Очень сильно скучала. Ее душа жаждала его присутствия, его прикосновений, его голоса. Воспоминания о том, как они вместе путешествовали, делились моментами счастья и поддерживали друг друга в сложные времена, мучительно вернулись к ней. Теперь она ощущала острую пустоту, которую нельзя было заполнить никем, кроме него. Нарцисса почувствовала, как сквозь тоску пробивается горечь. Горечь от потери того, кто был ее супругом, человеком, с которым она разделила столько лет и моментов. Теперь он был лишен свободы, и она не могла ничего сделать, чтобы изменить этот факт. Она могла только молиться о его безопасности, надеяться на его освобождение и ждать того дня, когда он снова будет рядом. Нарцисса запрещала себе думать о самом худшем. — Вино действительно вкусное, — ловко перевела тему разговора Нарцисса, не желая говорить о муже. — Вы лучше и не найдете, — с ностальгией всматривалась в свой бокал Элеонора, придаваясь приятным воспоминаниям. — Ты любила? Хоть какого-то из них? — поинтересовалась Дроми. — Лишь один мужчина покорил мое сердце, — вздохнула итальянка, направив свой взгляд в потолок, расслабленно откидывая голову назад. — И он был хорош так же, как и его вино. — Мистер Забини? — Дон Доменико Санте Забини. — поправила Тонкс брюнетка. — Меня выдали замуж молодой, едва мне исполнилось 17, как тут же я оказалась под венцом. Я была послушной и тихой, не смея перечить своему мужу, который был главой семьи, да и Доменико буквально боготворил меня, зачем было жаловаться? Хоть и вышла я замуж за незнакомца, но он был галантным, умным и таким красивым! Я влюбилась до беспамятства. — Что произошло? — спросила Нарцисса, допив содержимое бокала. Через секунду он снова наполнился вином. Похоже, Фокси решил споить всех троих ведьм в доме. — После четырех лет счастья, он умер, — ответила Забини, в ее голосе был слышен стон тоски. — Драконья оспа! Такая глупая смерть. Я думала, что заболевание быстро пройдет, однако пошли осложнения и … Ну, вы поняли! — Мне очень жаль, — Андромеда погрустнела от рассказанной истории своей гостьи. Взгляд ее был полон искреннего сочувствия, и она понимала боль Забини, которая пронизывает каждое слово, каждый вздох. Хоть Элеонора старалась сделать вид, что давно отпустила свою любовь, Дроми ощущала, как воспоминания словно кинжал пронзило сердце Забини, открыв старые раны, которые кровоточили в душе. Андромеда хотела было обнять свою гостью, поддержать ее в этот сложный момент, но слова были всем, что она могла предложить. И она слушала, сочувствуя и понимая, что ничто не сможет вернуть утраченное, но, возможно, они могли хотя бы поделиться этой болью. — Помимо всего имущества, он оставил мне самый дорогой моей душе подарок. Блейз — la mia vita, — упоминание о ненаглядном сыне заставило улыбке появиться на красивом лице миссис Забини. Она решила не возвращаться ни к девичьей фамилии, ни брать фамилию своих последующих мужей. Носить фамилию покойного первого мужа, словно хранить его частичку в себе. К тому же фамилия Забини была защитой для нее и сына, который вскоре должен унаследовать весь винный бизнес и не только по окончании своего обучения. Женщина переехала в Великобританию из-за очередного замужества и решила остаться, наслаждаясь сменой обстановки, найдя покой, в котором нуждалась из-за раны на сердце. — Мы с Тедом познакомились в Хогвартсе, — проговорила тихо Андромеда, поставив бокал на кофейный столик. — Сначала я не обращала на него никакого внимания, но он был настойчивым и милым, и таким добрым. А его взгляд… Он смотрел на меня, как будто во мне было что-то, чем стоило восхищаться, — Тонкс не заметила, как начала всхлипывать, удерживая водопад слез в глазах. — Я так скучаю по нему! Мерлин! Каждый день я просыпаюсь в нашей постели и тяну руку к его стороне кровати, но ощущаю лишь холодные простыни. Я думаю, что если бы он остался со мной, может, все было бы иначе? Мне даже не дали нормально похоронить его тело! Элеонора встала со своего места и оказалась рядом с плачущей женщиной. Она притянула ее в свои объятия и стала гладить волшебницу по спине, позволяя ей выплеснуть все. Все, что было на душе. Все, от чего она бежала, стараясь жить дальше ради своего внука. Слезы, крики, жалость к себе — абсолютно все. Нарцисса, сидевшая рядом с сестрой, протянула свою руку к ладони Андромеды. Она сначала неуверенно прикоснулась, будто спрашивая разрешения, но затем крепко сжала. Словно мгновение их близости вернуло во времена детства, когда они были неразлучными. Былые обиды казались теперь такими мелкими и пустыми. Они были молоды и глупы и слишком ослеплены своей гордостью или собственными проблемами, не обращая внимания на то, что чувствует другая. Сейчас ее сестра нуждалась в поддержке, не оправившись от смерти супруга и дочери, и Нарцисса была намерена дать ей все, что могла. Она снова станет ей подругой. Опорой. Семьей. Она снова станет ей сестрой.***
— Никогда не думала, что нам удастся снова так лежать на кровати, — сказала Дроми, глядя на Цисси, что лежала на другой стороне кровати, устремив свой взгляд в потолок. — Будто мы снова прячемся от грома, пока Белла, затаившись в шкафу, так и ждёт хорошего момента, чтобы выпрыгнуть и напугать нас. — Я не скучаю по ней, — призналась блондинка. — После Азкабана она казалась … совсем другой, — выдавливала с трудом слова Малфой, вспоминая, насколько дикой выглядела старшая сестра после своего заточения, напоминая больше зверя, чем представительницу великого дома. — Она … пугала меня. Она издевалась над моим сыном Круциатусом под предлогом, что тренирует его, делает сильнее, — челюсть блондинки заметно напряглась, чувствуя злость на мертвую сестру. — Люциус, узнав об этом, был в ярости. Он прогнал ее из дома, чтобы она больше не трогала Драко, но … Темный Лорд потом замучил его до смерти, наказывая за вмешательство в воспитание нового поколения Пожирателей, — Дроми взяла сестру за руку и сжала ее. — Он был нашим мальчиком, Меда. Мы должны были защитить его, но подвели его… — Не вини себя, — Андромеда прикоснулась к подбородку младшей сестры, отрывая ее взгляд от потолка. — Твоя семья жива — и это самое главное. Нарцисса только тяжело вздохнула. У нее отсутствовали силы снова жаловаться на то, что ее семья лишилась практически всего, сын был наследником пустого воздуха, пока муж был заперт в неизвестности о собственной судьбе. Андромеда легко заснула благодаря выпитому вину, пока Нарцисса продолжала делать невидимую дыру в потолке взглядом. Она думала о муже. В Азкабане больше не держали дементоров в качестве надзирателей, которые при любой возможности высасывали жизненную энергию заключенных, ломая их в эмоциональном плане. Однако все же было тяжко находиться в четырех стенах, полностью изолированным от внешнего мира, не имея даже представления, какой был сейчас день. Ее разум мучал вопрос, как муж справляется с этой ситуацией. Был ли он еще тем же человеком, которого она знала, или что-то изменилось внутри него? Нарцисса прекрасно помнила тот момент, когда он был арестован. Она видела его лицо, его глаза, полные беспокойства и неуверенности в будущем. С тех пор прошло немало времени, и она жаждала знать, как он справляется с этим испытанием. Письма были запрещены. Люциус все еще находился в судебном процессе, так что ему запрещалось хоть как-то контактировать с членами семьи. Нарцисса потянулась к палочке, лежавшей на тумбочке рядом с кроватью, замышляя, возможно, самую глупую вещь из всего, что она делала когда-то в своей жизни. Шансы, что послание будет услышано, были крайне малы, но стоило попробовать. Единственное, что у нее оставалось — это надежда. Пусть и мнимая, но надежда. Нарцисса попыталась вспомнить свое самое счастливое воспоминание. Flashback. Один из самых теплых сентябрьских утров украшал их спальню ласковыми лучами солнца. Воздух был пропитан слегка прохладной свежестью, но нежный свет снаружи дарил обещание тепла и комфорта. Нарцисса лежала в постели, наслаждаясь моментом покоя и близости с любимым мужчиной. Легкое прикосновение губ Малфоя вызвало у нее улыбку, и она ответила на поцелуй с нежностью. Ее руки скользнули по спине, словно она хотела чувствовать каждый миллиметр его тела. Слова, произнесенные ей, лишь укрепляли ощущение полноты этого момента. — Я так бы и пролежала здесь вечность, рядом с тобой, — прошептала Нарцисса, смотря в его глаза, словно говоря этим, что он — ее мир, ее счастье. Люциус улыбнулся, нежно касаясь ее щеки. Он поднялся на локтях, свет солнца играл на его светлых волосах, придавая ему особое сияние. — В таком случае, — сказал он, его голос звучал игриво, но в то же время полным страсти. — Я захватываю тебя в плен, ты будешь заточена в моих объятиях навеки, и я никуда тебя не отпущу! Он набросился на жену с новой порцией поцелуев, носом уткнувшись в упругую нагую грудь волшебницы, щекоча ее. Эти слова вызвали у Нарциссы хихиканье, она чувствовала, как смех прокатывается по груди, наполняя сердце радостью. Она попыталась сдержать смех, но это было бесполезно, и ее хихиканье переросло в громкий смех, который наполнил комнату радостью. — Дорогой! Мне щекотно! Щекотно! — весело кричала она, нежно отбрасывая его ласки. Малфой продолжал дарить ей свои поцелуи, взаимодействуя с ее смехом, словно вместе они создавали неповторимый момент, полной гармонии и любви. — Извини, милая! Но от тебя сложно оторваться, — ответил Люциус, но Нарцисса остановила его, положив руки на лицо любимого, всматриваясь в влюбленные серые глаза. — Тогда, как я смогу сказать о том, что беременна, если ты продолжаешь меня затыкать поцелуями? Люциус взглянул на Нарциссу с удивлением и немного растерялся. Его губы едва лишь оторвались от ее тела, его взгляд был полон вопросов и неверия. — Беременна? — прошептал он, словно слово отражалось в его мозгу, пытаясь найти свое место. Нарцисса не могла оторвать взгляд от его лица. В ее глазах блеск радости и волнения смешивался с трепетом перед тем, как он отреагирует. Руки легко скользнули с его лица, словно она хотела зажать этот момент в своих ладонях. — Да, милый, — ответила она, улыбаясь ему с теплом в сердце. — Мы будем родителями. На мгновение в комнате стало тихо, словно время замерло. Люциус смотрел на нее со смешанными чувствами, его глаза переливались от недоумения к радости, от волнения к счастью. И вот, наконец, на его лице засветилась улыбка — улыбка, которая выразила все, что он чувствовал в этот момент. — Нарцисса, это… это потрясающие новости! — сказал он, и его руки, словно по инерции, сомкнулись вокруг ее лица, прижимая к себе, даря новый чувственный поцелуй. — Мы станем родителями! Теплота его объятий и его слова заставили почувствовать волшебницу невесомой, словно она была готова взлететь от счастья. Она взорвалась радостью, и глаза засверкали в ответ на его эмоции. Она ощущала его счастье так же сильно, как свое собственное. — Да, Люциус, мы станем родителями, — прошептала она, прижимаясь к нему еще крепче, словно хотела перелить всю свою радость в его прикосновения. Они оставались в объятиях друг друга, забывая обо всем, кроме этого момента. End of Flashback. Нарцисса вспоминала тот день с улыбкой, ощущая снова тот прохладный ветер, который дул в окно, и запах осени, наполнявший воздух. Из её палочки вышел светящий поток света, который приобрел телесную форму ежа и она прошептала патронусу свое послание. — Вернись ко мне… Прошу тебя, вернись ко мне, Люциус… Еж пропал, устремившись в неизвестном ей направлении. Нарциссе осталось только надеяться, что её сообщение дойдёт до мужа.***
В одиночной тюремной камере, где Люциус Малфой проводил множество долгих дней и ночей, вдруг засветился силуэт, излучающий яркий блеск. Он вибрировал в воздухе, принимая форму ежа, словно изготовленного из чистой светящейся энергии. Люциус оторвал свой взгляд от пола, удивленно уставившись на это нежное создание. Его серые глаза наполнились удивлением и неверием, а затем засветились надеждой. Этот патронус, эта живая искра света, был для него всем — символом свободы, памятью о той, которая все еще терпеливо ждала его за стенами тюрьмы. Послание, которое несли эти светящиеся иголки, казалось, перекликалось с тем, что он носил в своем сердце. Он слышал каждое слово, которое она шептала, словно ее голос был реальным присутствием в этой мрачной камере. — Вернись ко мне… Прошу тебя, вернись ко мне, Люциус… Слова пронзили душу, как лучи солнца, пробивающиеся сквозь плотные тучи. Он закрыл глаза на мгновение, словно пытаясь восстановить в памяти каждый момент, каждую деталь своей жизни с ней. Он ощущал ее присутствие, как будто она была рядом, прикасалась к его лицу, гладила его волосы, улыбалась ему. Патронус медленно начал исчезать, тая в воздухе. Но его надежда, его вера в то, что они снова встретятся, родилась в сердце. Этот момент, это послание стали для него светлой точкой во мраке, напоминанием о том, что даже в самых темных временах его любовь всегда была рядом с ним. В темной камере был едва слышен шепот бывшего Пожирателя Смерти. — Я вернусь, Цисси… Я вернусь к тебе…