***
Джинни устроилась на полу в гостиной Гриффиндора, ее рыжие волосы легко упали на подушки. Взгляд был наполнен вниманием и заботой, когда она повернулась к своему жениху, Гарри, который сидел на полу перед камином, уставившись в пляшущие в пламени огоньки. Поднимая брови, она задала вопрос, который давно волновал ее. — Ты никогда не замечал, что Джеймс ни разу не обратился к Мионе как тетя Гермиона или тетя Миона? — ее голос звучал мягко, но в нем была некая озабоченность. Она поднесла руку к губам и начала медленно тереть их, глядя на своего парня. Гарри поднял голову, его очки сверкали в отсвете огня. Он на секунду задумался, словно вспоминая прошлые моменты, когда находился в присутствии детей и Мионы. Его выражение стало более сосредоточенным, и он взглянул на рыжие волосы Джинни. — Неособо, — ответил он, словно пытаясь вспомнить эти детали. Джинни улеглась поближе к жениху, положив голову на его колени. Гарри посмотрел на свою девушку с нежностью. Какая же она красивая. Ее глаза скользили по комнате, атмосфера была такая, словно они уютно устроились у камина в своем доме. Тихо и спокойно. Лишь они вдвоем, кто существует. Она задумчиво провела пальцами по волосам, продолжая говорить. — Он, как и Уильям, называет ее по фамилии, будто… не знаю, будто они так близко с ней не знакомы, — слова были наполнены некой тревогой. Все чаще она замечала странные детали в поведении своего сына и племянников, словно что-то скрывали. Казалось, что они вполне открыто общаются с ней и другими членами семьи, обращались к ним как «дядя» и «тетя» без какого-то колебания, даже ее сын назвал назойливую Браун одной из своих любимых тетушек, что вызвало только рвотный рефлекс со стороны рыжей. Гарри уставился на огонь, словно пытаясь прочитать ответы в его пляшущем пламени. Его брови нахмурились, а глаза выражали смешанные чувства беспокойства и раздумий. — Раз уж ты об этом упомянула, то да… — Гарри задумчиво протянул, поправляя свои круглые очки на переносице. — Это действительно кажется странным. Особенно то, что она проводит так много времени со Скорпиусом. Джинни слегка подняла брови, голос стал более расслабленным. — Не стану врать, Гарри, но он довольно милый мальчик, — призналась она, улыбаясь немного. — Он вежливый, честный и уж точно за словом в карман не полезет. Гарри немного покачал головой, но выражение оставалось натянутым. — Только не говори, что и ты тоже попала под его чары, — Поттер устало потянул шею, а затем сузил глаза, глядя на свою невесту. — Он грубый и несносный, прямо как Малфой, только младше. Джинни встретила его взгляд, ее улыбка оставалась легкой и спокойной. — Милый, — она села прямо, приподнявшись на локтях, и взяла его лицо в руки. Ее глаза были наполнены нежностью и уверенностью. — Он просто сердитый ребенок, который нуждается в нежности и заботе. Гарри взглянул на нее, выражение стало более угрюмым. Он взял ее ладони в свои, опустив взгляд, собираясь с мыслями. Тяжелый вздох вырвался из груди. — Ты не видела его глаза, Джинни, — его голос звучал настороженно, словно он переживал момент снова. — В тот вечер, когда они пришли. Его глаза. В них было столько ярости, столько ненависти. Он будто сам хотел убить меня. Он сорвался и чуть не сжег нас заживо. Гарри замолчал на мгновение, словно пытаясь вернуться к тем моментам и понять, что же на самом деле тогда произошло. Его взгляд словно утонул в пламени камина, а брови нахмурились, выражая внутреннюю борьбу. — Он обвинял меня в смерти своей семьи, Джинни, — Гарри вновь встретил её взгляд, и его голос стал глуше. — Будто я сам пришел к ним в дом и… — он запнулся, словно слова застряли в горле. Потом он перевел дыхание и снова посмотрел Уизли в глаза. — Мне страшно, Джинни, — признался он наконец, его голос стал едва слышим. — Я думал, что наконец-то мы сможем зажить по-новому, но… — И мы будем, дорогой. Не теряй надежду. — Я не доверяю ему, Джинни, — сказал Избранный, шепча слова, наполненные подозрениями. — Скорпиус… он не просто ребенок, он Малфой. И мне кажется, что в нем живет нечто, что может разжечь огонь, который мы так старались погасить. Его сестра этому явное доказательство.***
Теодор сидел на берегу Черного Озера, погрузившись в тяжелые раздумья. Его обычно такая мрачная и загадочная фигура сейчас казалась особенно усталой и угнетенной. Волосы чуть заслоняли лицо, а глаза, обычно полные решимости и хладнокровия, сейчас просто потускнели. Последние события тяжело взвалились на его плечи. Впервые за долгое время погода утихомирилась, словно даже небо разделяло его настроение. Серость облаков, как зеркало, отражала его внутренний мир, создавая унылую и грустную атмосферу. Салазар, как же он устал. На душе слизеринца было паршиво. Теодор углубился в свои мысли, пытаясь осознать и обдумать свои действия. После срыва на Скорпиуса Тео стал более молчалив, не желая разговаривать со своими друзьями. Парень злился на себя. Злился за свой гнев на мальчика. Злился, что заставил юного Малфоя плакать. Срыв на Скорпиуса тяготил душу. Он вспоминал, как его слова ранили мальчика. Раскаяние пронизывало его сущность. Сжимая руки в кулаки, он ощущал невидимый груз в груди. Ему было жаль Скорпиуса, этот парнишка пережил многое. Вся семья убита на глазах, любимая сестра была убийцей и слугой Лорда, он каждый день видит лица близких людей, и, возможно, в его разуме проскальзывают воспоминания, как эти же люди были убиты. Он понимал, что своим гневом и оскорблениями нанес раны не только Скорпиусу, но и себе. Он ведь тоже был таким. Мальчиком, который просто пытался выжить. Слушал беспрекословно своего отца, который пихал единственного сына, как свинью на убой да только получить одобрение от Темного ублюдка. Сейчас этой свиньей стал и его сын. Редмонд Нотт. Редмонд. Имя было выбрано Дафной, он был уверен. Его милая Дафна. Он так хотел уберечь ее от самого себя. Еще в конце пятого курса он закончил их долгие отношения, которые брали начало еще со второго года обучения. Они встречались с двенадцати лет. Их отношения пережили множество этапов, начиная с крепкой дружбы, которая влилась в невинную детскую влюбленность, что развилось в страсть, вдохновленная гормонами и пубертатом, что помогла им построить нерушимую связь, которую никто не посмел бы нарушить. Ни они сами, ни весь мир. Он не хотел ей такой судьбы. Она не заслужила этого. Она не заслуживала ничего из этого. Он не мог сам навязать ей жизнь Пожирателя Смерти, он слишком сильно любил ее. Он заботился о ней. Больше, чем о себе. Было бы гораздо проще, если бы Дафна действительно послушала его, слова сказанные летом после войны, когда он закрылся от всех и прогнал ее из своей жизни. Тогда он наговорил многого. Говорил, что между ними быть ничего не может. Говорил, что больше не хочет ее видеть. Говорил, что больше не любит. Просил, чтобы нашла себе другого волшебника, с которым действительно могла построить нормальную спокойную жизнь без клейма Пожирателя. Мысль, что она могла быть с кем-то другим… Что она могла обнимать кого-то другого, целовать кого-то другого, дарить свою любовь кому-то другому, но не ему… Раньше Теодор думал, что скорее умрет, чем отдаст ее кому-либо, но потом осознал, что его счастье — это она. Она была его приоритетом. Он готов был пойти на самые большие жертвы, чтобы защитить ее от всего, что могло бы навредить. Даже от самого себя. — Тео… Нежный голос послышался позади парня, но он никак не отреагировал, узнавая владелицу. Это было уже ее двенадцатая попытка поговорить с ним после случая в гостиной Слизерина, где он дал слабину и позволил ей перейти черту, которую он провел, желая уберечь ее. Парень встал с каменистого берега, отряхнув мантию, и пошел прочь в сторону замка, даже не взглянув на блондинку. — Хватит убегать от меня! Тео! — крики Гринграсс были настойчивы, пока под ногами громко шуршали камни. Она бежала за нами, стараясь догнать, хотя его один шаг был равен ее трем. — Нам надо поговорить! Ааа! После внезапного вскрика Нотт наконец обернулся и увидел, как слизеринка лежала на земле, облокотившись руками, пока губы были плотно сжаты, чтобы не издать стон боли. Брюнет подбежал и ловко приподнял ее на ноги, замечая, что плотные шерстяные колготки были порваны, а сами коленки разодраны в кровь. — Говорил тебе, что от этих каблуков только одни проблемы, — ворчал Тео, пока осматривал ее колени, оценивая как сильно она поранилась. — Если бы ты не убегал от меня, то я бы не упала! — Если бы ты не бегала за мной, то не упала бы, — спокойно ответил Нотт, затем убедившись, что девушка была способна стоять на своих двоих, отошел и направился прочь. — Тео! Прекрати! Поговори со мной! — кричала девушка ему вслед. — Нам не о чем говорить, Гринграсс. Дафна чувствовала, как внутри нее загорается пламя. Горечь и разочарование переплетались в сердце, заставляя каждое биение быть болезненным напоминанием о том, что произошло. Ей было больно от падения и от пораненных коленей, но еще больнее было от осознания, что он продолжал игнорировать ее, избегая своих же чувств. В глазах горел огонь обиды, и она с трудом сдерживалась, не желая показывать ему, как сильно он задел ее. Его слова отразились в уме словно удар, и она чувствовала себя уязвленной до глубины души. Ее взор следовал за ним, когда он удалялся. Ей казалось, что он никогда не поймет, насколько она страдает из-за его равнодушия. Она была готова на все, чтобы доказать, что стоит большего, что могла любить его, несмотря на все плохое, что произошло с ними, но его холодное поведение разбивало все надежды. Она бросила последний взгляд в его удаляющуюся спину, желая, чтобы он остановился, чтобы они могли поговорить, чтобы он почувствовал хоть немного ее боли. Но Тео продолжал идти, и в этот момент она почувствовала, как неразрешимая тоска наполняет душу. Быть невидимкой для него было гораздо больнее любой физической боли. Дафна закричала. Крик, полный гнева и разочарования, вырвался из ее души, словно долгожданный взрыв, который она старалась сдержать. Ее голос звучал грозно и мощно, словно она пыталась передать всю свою ярость через каждый звук. — Ты несносный хладнокровный слизняк, Нотт! — ее слова были наполнены горечью и презрением. — Ты считаешь себя таким умным, но на самом деле ты просто жалкий, высокомерный, лживый ублюдок! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу! Чертов эгоист! Горло саднило от криков. Она перестала кричать, снова упав на камни, игнорируя холод и боль, что испытала на своих ранах. Взгляд устремился в глубину озера, прекратив слушать мир вокруг себя. Резкие шаги заставили Дафну повернуть голову, сильные руки Нотта подняли ее с земли. — Эгоист?! Я эгоист?! — зарычал Тео, схватив девушку за руку крепкой хваткой, возможно, оставляя синяки на гладкой коже аристократки. — Я, к черту, пекусь только о тебе! Почему ты не хочешь просто понять?! Тебе пора отпустить меня! — Ты думаешь, что можешь просто вести себя так, будто ничего не было?! Что я смогу отпустить последние шесть лет, забыть и продолжить жить?! Нет, я не позволю тебе так поступать со мной! — ее голос зазвучал еще сильнее, а глаза сверкали от решимости. — Хватит врать, Теодор Нотт! Хватит указывать мне, что делать! У меня есть право выбора! Право решать, чего я хочу! С каждым словом она выражала свои давно сдерживаемые эмоции, пытаясь противостоять ему и его презренной уверенности. Ее крик был как гром в тихой ночи, и она наконец-то осмелилась выразить все то, что долгое время боролась скрыть. Она попыталась оттолкнуть его от себя, но хватка была крепкой. Дафна ударила Тео по груди, каждый удар был пропитан яростью и отчаянием. Она не хотела быть слабой, она не хотела оказываться в такой зависимости от него, но все попытки были тщетными. Кулаки беспомощно стучали по его телу, словно она боролась с невидимой стеной. Тео не ослабил хватку, боясь, что она может повредить себе еще больше. Его глаза выражали заботу и тревогу. Он чувствовал, как ее сердце бешено бьется, как она тяжело дышит, словно пытаясь набрать воздух после бега. Девушка растаяла в его объятиях от бессилия. Она устала. Устала от сопротивления, устала от нерешительности, устала от сложных чувств, которые не давали ей покоя. Ее тело содрогалось от слез, которые она пыталась сдержать, но они наконец-то нашли свой путь наружу. Она чувствовала себя сломленной и уязвимой, словно весь мир рухнул вокруг нее. В этот момент она позволила себе быть именно такой, какая она есть — ранимой, испуганной и испытывающей множество эмоций. Ее чувства были сложными, переплетались друг с другом, но в этом была искренность. Она не пыталась скрывать свои эмоции, она просто была собой в этот момент — слабой и искренней. — Я бы отпустила тебя, но … — Дафна сдержала вздох, словно в ее словах звучала вся сложность и печаль ее положения. — Лишь один взгляд на нашего сына заставил меня поверить, заставил надеяться, — прошептала она слабым голосом. — Надежду на счастливую жизнь, с тобой и нашим сыном. Да, она была короткой, но у нас есть шанс. Шанс на жизнь, где мы будем вместе. — Я просто хотел, чтобы у тебя была жизнь в этом мире… — прошептал Нотт, его слова звучали как молитва, как тихий вызов судьбе. Он нежно погладил ее по румяной щеке, заглядывая в глаза слизеринки, в которых крылась мольба, его прикосновение было полным нежности и заботы. — Тогда к черту этот мир! — Дафна снова закричала, взор ее искрился смешением отчаяния и решимости. — Я не могу жить без тебя в этом мире! Я умру без тебя! — слова вырывались из нее, как искры из горящего огня. Она сложила руки на его шее, желая быть ближе, словно это могло найти путь к их спасению. Его глаза были всем, в чем она нуждалась. Ее воздухом стали его прикосновения, а его сердце — прибежищем. Любовь, которую она испытывала, была столь сильной, что девушка готова была пойти на любые жертвы, чтобы остаться с ним. Она видела в нем свою надежду, свою семью, свою судьбу. Любовь заставляла смотреть в глаза опасностям и бороться за будущее, которое они оба так жаждали. — Тео… пожалуйста. Не отрезай меня от себя, — прошептала Дафна слегка охрипшим голосом, крики унесли последние силы. Она посмотрела на любимого глазами, в которых блестели слезинки. — Позволь мне быть частью твоего мира. Будь моим миром. Одинокая слезинка скатилась по щеке волшебницы, которую Нотт смахнул, затем прижал упертую слизеринку к себе. Его обветренные губы встретились с ее мягкими. Он не смог удержаться. Ее слова тронули его сердце, заставили вспомнить все те теплые моменты, которые они пережили вместе, как они разделили свой первый поцелуй, который был уж слишком неловким из-за неопытности обоих. Их первое свидание, где они взялись за руки, и Теодор сказал ей, что никогда не отпустит ее ладошку. Их первый раз, когда им было обоим страшно, но страсть, охватившее их сознания, помогла снять напряжение первой ночи. Их первое «я тебя люблю». Ее губы приобрели соленый привкус от слез, которые девушка не могла сдерживать. Несмотря на долгую разлуку, губы все еще помнили друг друга, принимая как родных. Нотт был чересчур нежен, все еще не мог осознать, что снова целует свою Дафну, истосковавшись по ней. Его мягкие прикосновения напомнили Гринграсс их первый поцелуй. Тогда он тоже был осторожен, так как не хотел сделать больно девушке, боясь, что может испортить их особый момент своей неуклюжестью. Дафна сильнее прижалась к Нотту, желая углубить поцелуй. Ее губы быстро двигались, оттягивая губы Теодора. Она провела по его нижней губе языком, прося большего, но слизеринец был другого мнения, опешив от напора своей возлюбленной. Нотт оторвался от девушки, всматриваясь в глаза, полные удивления и неверия. — Я маг без гроша! Министерство конфисковало все мое наследство! — начал уговаривать брюнет девушку, давая ей последний шанс отступить, бросить его и оставить позади ради хорошей жизни. Жизни, которой она заслуживает. Дафна сильнее схватилась за его предплечья, не желая отпускать. Ни в этот раз. — Моего приданого хватит на нас обоих! Я позабочусь о нас! — А твои родители? Они точно не будут в восторге от Пожирателя Смерти в качестве зятя! — продолжал Тео, стараясь увидеть хоть капельку сомнения в ее глазах, услышать нерешительность в голосе. — Бывшего! Бывшего Пожирателя Смерти! И мне плевать! Моя жизнь — мне и решать, за кого выходить замуж! — твердо ответила Дафна. Она должна отстоять его. Ради собственного счастья. Ради их счастья. — Ты готова выбросить всю свою жизнь и стать изгоем общества? — прошептал слизеринец, понимая, что это была его последняя капля. Если она сейчас скажет «да», то он не посмеет ее отпустить. Примет ее решение, обещая, что сделает все возможное, чтобы сделать его любимую… Девушку, готовой бороться за него до конца, несмотря на все препятствия… Он обещает сделать ее счастливой. — Если это значит, что я наконец-то смогу быть с тобой, то да! Сотня, тысяча, миллион раз… Да! Ты не отвертишься от меня, Теодор Нотт. Я готова бегать за тобой куда угодно, хоть на край света! — сказала Дафна, затем снова прильнула к губам Тео, желая скрепить их обещание. Он не отпустил ее в этот раз.***
Запретный Лес никогда не казался Лиссандеру пугающим, хотя его сверстники имели противоположное мнение. Никто не смел вступать и близко к таинственному месту, где обитали магические создания и нечисть, неизвестная юным волшебникам. Все курсы начали опасаться разгуливать вблизи Запретного Леса после события с пятью гриффиндорцами. Виновника так и не нашли. Студенты перешептывались между собой, рассказывая разные слухи, что ходили по замку, один хуже другого. Сокурсники парней с Гриффиндора поведали, как студенты шутили о том, как приструнили Пожирателя Смерти, в гостиной своего факультета. Первокурсники затем вспомнили, как Скорпиус Малфой пропал с занятий на пару дней в связи полученными травмами, которые он получил по подозрительным причинам. Все начали тыкать пальцами в белокурую красавицу со Слизерина, что ходила по замку как ни в чем не бывало, словно уши Малфой были заткнуты ватой, она была не в состоянии услышать подозрения в свою сторону. «Леди Малфой души не чает в своем брате, конечно, она разозлилась!» «Она держит всю школу под каблуком, кто посмел бы тронуть её брата». «Я к этому Малфою в жизни не подойду, связываться с их семейкой себе дороже». Слухи о Селене вскоре приутихли. Слизеринцы, словно по щелчку пальцев, начали распространять новую информацию по школе. Слухи говорили, что гриффиндорцы были замечены у входа в Запретный Лес вечером предыдущего дня перед нахождением. Видимо, группа смельчаков решила прогуляться перед ужином в лесу, так и не вернувшись в замок. Затем пошли слухи о чудовище. Монстр, что обитал в лесу, растерзал юношей, посмевших пробраться на его территорию, затем повесил их тела в воздухе, как предупреждение каждому, кто снова решится пересечь границы его убежища. Лиссандер лишь пожимал плечами и махал рукой на просьбы друзей не пропадать надолго в лесу. Он знал, что с ним ничего плохого не случится. Мальчишка сидел на толстой ветке высокого дерева, размышляя обо всем, и делал расчет в голове. Скамандер — наблюдатель. Он наблюдает, обдумывает, делает выводы, затем предполагает исход нескольких возможных сценариев, что строились в его светлой голове. Лиссандер делился своими расчетами только с кузеном, и то редко, все-таки были некоторые вещи, о которых дальнему родственнику лучше было оставаться в неведении. — Кузен! Лис лениво склонил голову в сторону, высматривая среди деревьев платиновую макушку, что маршировала по лесу в поисках родственника. Он легко спустился с дерева, приземлившись на твердую землю, затем направился к месту, откуда раздавался голос его родственника. — Иду, братец! Иду! Скамандеру не нравилось слово «кузен». Для него оно казалось слишком официальным, чересчур формальным для него. Его кровная связь с Малфоями была уже шаткая, зачем же отдалять родственников еще больше? Пандора Лавгуд, в девичестве Розье, кузина Люциуса Малфоя и, по совместительству, бабушка Лиссандера вышла замуж по любви, но ниже себя по статусу, тем самым потеряв контакт с семьей и родственниками, отчего дети кузенов даже не догадывались, что могли быть связаны кровным родством. Flashback. — Видишь? Пандора Розье и наш дедушка были кузенами, — Селена указывала своим пальчиком на семейное древо семейства Малфоев, пока два блондина завороженно смотрели то друг на друга, то обратно на семейное древо. — Это значит, — протянул когтевранец, неуверенно поглядывая на слизеринку. Мальчик, сам того не подозревая, начал заикаться, не смея произнести слово, застрявшее в маленьком горле, — м-мы…м-м-мы… — Родственники, все верно! — девушка погладила мальчика по светлым волосам, которые имели теплый оттенок, отличаясь от холодного платинного тона Малфоев. Его невинные светло-голубые глаза, отдававшие серым, встретились с добрым взглядом серых глаз девушки. Селена повернулась в сторону брата и притянула его к себе в объятия своей свободной рукой, при этом целуя его в щеку. — Скорпиус, знакомься! Это наш кузен! Скорпиус радостно улыбнулся сестре, затем кинулся на шею когтевранца, все еще стоявшем в ступоре, едва отходя от удивления из-за неожиданной новости. — Кузен! Дружба мальчиков давно переросла рукопожатия. — Скорпиус, только не задуши его, — попросила Селена, аккуратно укладывая древний фолиант немалых размеров обратно к себе в сумку. Библиотека Малфой Мэнора была вне досягаемости для молодых наследников, однако Селена могла спокойно призывать журналы, дневники, книги к себе, в которых хранились записи и история семьи Малфой, благодаря древней семейной магии, что было невозможно разрушить даже самому Министерству. Этому трюку ее научил дедушка, когда Селене было семь лет. Лишь первенцы и наследники семьи были способны подчинить такую старинную магию себе. Скорпиус, официальный наследник Малфоев, все еще не мог освоить на вид такое простое заклинание, несмотря на старания отца и деда, которые пытались обучить его. Скорпиус расстраивался отсутствием результата, однако слова бабушки всегда поднимали ему настроение. Бабушка Цисси сравнивала своего внука с цветком, который все еще не расцвел. Маленькому Малфою просто нужно было больше времени и заботы, чтобы он смог расцвести и показать свои таланты. — Скорпи, расскажешь ему о нашем девизе? — спросила Селена. — О, точно! Слушай сюда, Лис. Мотто нашей семьи очень важно для нас и относится к каждому родственнику, неважно — близкому или дальнему, — начал увлеченно рассказывать слизеринец, пока Скамандер внимательно слушал, поглощая еще больше информации. — Оно звучит так. Кхм — кхм, — младший Малфой прокашлялся, затем положил руку на сердце, вспоминая слова, которые сестра заставляла его учить каждый день, пока они не стали выгравированы в его сознании. — «Семья — это все. В крови, связи и верности к ней мы находим силу и власть. Мы не выбираем, а были выбраны. Общей кровью, что течет в нас. Семья превыше всего, лишь верность семье мы должны защищать, везде и всегда». Немного занудно, но… — Нет, ты что? Это же здорово! — Лис перебил блондина, увлеченный секретами, которыми были ему неизвестны о семье. — Иметь древний девиз. Должно быть, у вашей семьи такая богатая история. Я хочу больше узнать о бабушке. — Я могу покопаться в записях, может, что-то и найду, — заверила родственника Селена. Скамандер мягко улыбнулся и посмотрел на слизеринку глазами, в которых отражалось благодарность. — У Ала просто голова лопнет, когда я расскажу ему, — весело сказал Скорпи, представляя выражение лица среднего Поттера от новости, что его двое самых близких друзей внезапно оказались родственниками. — Селена, ты не натыкалась на Поттеров в нашей родословной? Может, Ал приходится мне троюродным племянником? Мальчики захихикали, не замечая, как блондинка скривила лицо от упоминания самой известной фамилии всего волшебного мира. Ее мутило от мысли, что Поттеры могли приходиться ей кровными родственниками хоть каким-то образом, что, скорее всего, было весьма вероятно, зная как древние волшебники любили кровосмешения ради сохранения чистоты крови. — Альбусу не стоит говорить о нашем родстве, и, вообще, держите все в секрете, так будет лучше для всех. — Почему? — недоумевал слизеринец. — Вы же не хотите обижать Альбуса, заставив чувствовать его обделенным в вашей троице, — объяснила Селена, затем ее взгляд погрустнел, заметив понимающий взгляд Скамандера. Все-таки не зря Шляпа отправила его на Когтевран, мальчишка был уж слишком умен и проницательным. Родство с Малфоями могло принести ему, крестнику Гарри Поттера, проблемы, с которыми сталкивался другой кузен Малфоев — Тедди Люпин, который разрывался между двух домов. — Никому не говорите, хорошо? Мальчики переглянулись и медленно кивнули на просьбу девушки, неуверенно соглашаясь с ее словами. — Чудесно! — ответила Селена, затем замолчала, посмотрев на маггловские часы на своем запястье. Подарок матери на Рождество. — Скорпиус, у тебя Трансфигурация через 7 минут в другой части замка, успеешь? — Вот черт! Слизеринец, прихватив свою сумку, встал с деревянной скамьи и побежал по коридору, несясь со всех ног, сбивая учащихся на своем пути. — Мне пора на Травологию. Лиссандер хотел уже встать, но легкая рука на плече остановила его, будто ласково прося посидеть еще чуть-чуть. Это прикосновение сильно отличалось от того захвата плеча, которое напугало его, когда он впервые увидел Селену, точнее леди Малфой. — Мотто Малфоев распространяется на всех кровных родственников, Лиссандер, — произнесла Селена, внимательно наблюдая за ним с тенью улыбки на лице, словно она гипнотизировала его. — Я дорожу своей семьей. Я верна своей семье. Мы все должны быть верны своим семьям, не так ли? — Да, моя Леди. End of Flashback. — Братец, что случилось? — спросил Лис, подойдя к Малфою. Блондин выглядел нервным. Братом он начал называть Малфоя в день, когда Скорпиус своей ногой вступил в главный штаб Ордена Феникса, занимая свое место среди участников Сопротивления. Он был его единственным родственником, который остался рядом, не учитывая самих родителей Скамандера, которые не догадывались о запутанной родословной. Малфой попросил Лиса продолжать молчать об их родстве, не желая переносить неприязнь к его персоне в Ордене на единственного человека, которому он, вроде как, не был безразличен. Скорпиус пришел в Орден молчаливым, полным тихой ярости. Он был подобен бомбе, готовой взорваться в любой момент, лишь дай повод. Единственные разы, когда слизеринец открывал свой рот — чтобы огрызнуться в ответ Уизелу, либо самому Поттеру, который иногда жалел, что решил смириться с противным характером блондина. Были случаи, когда Скорпиус срывался и на Лиссандере, но он понимал, что это все не со зла. Скорпиус был очень зол. Зол на судьбу, что забрало всю его семью. Зол на себя, что был бессилен что-либо сделать, что сбежал, оставив сестру одну. Он знал, что это не тот Скорпиус, которого он знает и любит. — Поттер! Он что-то задумал, пока не знаю что, время покажет, — объяснил свою проблему Скорпиус, ходя из стороны в сторону, неосознанно очерчивая круг на земле своими следами. — Попросил меня послать сестре Патронус. — Устраивают ловушку, — ответил Скамандер, давно догадавшись о таком варианте событий, основываясь на жестких методах Уильяма. — Согласился? — Я хотел отказаться, но… — Малфой остановился, сам не понимая, какого хрена он делает. Чертов Поттер. — Долбанный очкарик. — Начал говорить про Селену., — подытожил Лис. — Можешь не продолжать, я все понял. — Салазар! Блядь! Блядский ублюдок! Кулак Скорпиуса встретился с корой дерева, в молодой коже застряли занозы, но сам мальчик был слишком взбешен, чтобы заметить. Он присел на корточки, переводя дыхание, отвернувшись от члена семьи. — Успокойся, Скорпи. Сестрица слишком умна, чтобы попасться на их уловки, — в руках мальчика появилась палочка, которая была направлена на младшего Малфоя. Лис произнес простое заклинание, заживляющее маленькие раны, заставляя занозы буквально вылететь из кожи блондина. — Что бы сделала Селена в этой ситуации? — Для начала она бы не попала в эту ситуацию. — Во имя Кандиды! Просто представь, Скорпиус, — Лис закатил глаза и снова посмотрел на братца, который все еще был под влиянием своих эмоций. — Соберись, ну же! Скорпиус вдохнул побольше воздуха и стал медленно выдыхать, чтобы нормализовать дыхание. Он играл в шахматы с сестрой постоянно, она никогда не была близка к победе. Скорпиус находил это забавным, что его идеальная сестра, которой казалось, что превосходит его во всем, была так плоха в настольной игре. Хотя их обучали одни и те же люди, Скорпиус все же играл намного лучше. Он играл интуитивно. Имея шахматную доску перед собой, он мог просчитать всего лишь несколько ходов, чтобы выиграть у своего оппонента, заставить его ходить так, как желал того Скорпиус. Селена всегда оправдывала свою плохую тактику тем, что ей не нравилось играть с неживыми фигурами на доске. Ты же знаешь меня, Скорпи. Я гораздо лучше управляюсь с живыми пешками. Слова сестры пронеслись в его голове, подобно серой туче в теплый летний день. Слишком неожиданно. Ох, он всегда воспринимал эти слова как шутку, недооценивая ее, думая, что его сестра не могла быть искусным манипулятором, который действительно предпочитал играть с живыми фигурами на собственной доске, по собственным правилам. — Она обыграла бы это в свою пользу, — ответил наконец-то блондин, подняв взгляд на Скамандера. — Получила бы свою выгоду из ситуации. Черт, я не знаю… — Знаешь, Скорпиус, ты знаешь! — Лис подошел к кузену и начал трясти того за плечи. — Ты чертов Малфой! Ну же, плести интриги и заговоры у тебя в крови! Селена могла, значит и ты можешь! Скорпиус вымученно взглянул на мальчика, словно упрашивал его не заставлять его. Он не хотел. Он не знал даже как. Скорпиус уже чувствовал себя виноватым, что согласился помочь Поттерам, будто он буквально расписался на бумаге, предвещающей заточение его дорогой сестры в Азкабане, когда он выманит ее сюда. Хоть деду будет сносная компания в тюрьме. Скорпиус всегда был честным. Черта характера, которая была чужда его сокурсникам со змеиного факультета, где студенты переговаривались между собой, скрывая свои мотивы за красивыми речами, дабы добиться желаемого. Ему же нравилось делать все честно и справедливо, как мама учила, она уверяла, что это самый легкий путь. Он не был склонен к вранью, желанию добиваться своих целей не очень благородными действиями. Вместо этого он предпочитал действовать честно и прямо, никогда не скрывая своих мотивов или намерений. Эта непоколебимая честность и правильность характера были неотъемлемой частью его личности, которую он унаследовал от матери и которые сильно беспокоили его сестру. Она думала, что это делает ее брата мягким, слабым. Легкой мишенью. — Лис, прошу тебя… — Скорпиус покачал головой, принимая свое бессилие. — Я не знаю, что делать… Я просто хочу Селену обратно. Хочу снова увидеть сестру. «В оковах? — снова послышался знакомый голос в голове, его подсознание издевалось над ним, давая чувству вины приобрести голос сестры. — Лишь бы были серебряными. Ты же знаешь, как я люблю серебро». — Может, стоит довериться Поттеру? Он сказал, что ей ничего не сделают. — Мерлин, Скорпиус! Не будь таким наивным, — тяжело вздохнул Лис, затем прислонился к ближайшему дереву. — Он бы тебе звезду пообещал бы достать, только иметь шанс поймать Пожирателя Смерти. — Я не знаю, что мне делать, кузен… Родители были слишком мягки с тобой. — У меня нет никаких идей. Дедушка с бабушкой только сюсюкались с тобой, не воспитав достойного наследника. — Селена всегда знала, что делать. Я привык думать, что она всегда будет рядом. Рядом со мной. Слабак. Без своей любимой сестры и задницу подтереть не можешь. — Я так скучаю по ней, Лис. Я скучаю по ней… Малыш Скорпи. Как же ты жалок, малыш Скорпи. Скорпиус сел на землю, не волнуясь, что пачкает свои любимые брюки. Его руки обхватили голову, сжимая платиновые локоны между пальцами от бессилия. Плакать мальчик не стал. Слез уже больше не было. Он выплакал все, когда оставил Селену позади. Лиссандер подошел и сел рядом с родственником, положив руку ему на спину. — Ну-ну, братец, мы что-нибудь придумаем, — говорил Лис, похлопывая слизеринца по плечу. — У нас есть твои любимые дяди и тети со Слизерина. Скорпиус поднял голову и посмотрел на кузена, не понимая, на что именно он намекал. — Уверен, они будут в восторге увидеть своих же детей!