7. Неловкость и морфин
16 апреля 2020 г. в 21:47
Улица встретила нас солнцем, что было довольно странно. В апреле, мать вашу, в апреле! Дожили с этой чёртовой погодой. Пока мы с химиком проделывали нелёгкий путь до выхода из школы, наш тандем вызвал явный интерес, особенно у девочек, которые на Максима Николаевича с закрытым ртом смотреть были не в силах. Уверена, ему доставляло внимание малолеток, во всяком случае, судя по его осанке, он чувствовал себя более уверенно, когда мы проталкивались сквозь гущу подростков. В отличие от меня, ненавижу толпы, мне-то они особой уверенности не прибавляют.
Тем не менее я без особых приключений, но и без особой грации вылезла на улицу вслед за моим мучителем, наспех надевшим серое пальто.
— И как же ты докатилась до жизни такой? — хмыкнул он, со своим этим рюкзачком больше напоминая студента-переростка, нежели преподавателя. И спутница под стать образу — лохматая, недовольная и ростом не удавшаяся, даже до плеча ему не достаю.
— До какой такой? — мрачновато решила переспросить я, чтобы снова не ляпнуть что-то несуразное.
— По ночам пьянствуешь в свои-то годы, из кустов выпрыгиваешь и на людей бросаешься...
Угарает, падла. Я это поняла, взглянув на него искоса. Едва улыбку сдерживает, а глаза смеются, да ещё так искренне, словно он анекдоты про котят травит.
— Я понимаю, что вам сейчас уже возраст не позволяет, — язвительно хмыкнула я, решив не вестись на его очаровательную моську, — но вы в молодости веселиться не пробовали, да?
— Да нет, пробовал, — химик сдержанно хохотнул, всё ещё глядя на меня с доброй насмешкой.
— Вот и давайте забудем об этом недоразумении, — перебила я его и отвела глаза. Вышло почти умоляюще, ну и унижение.
Тем временем мы дошли до школьной стоянки, где Максим Николаевич крайне выёбисто распахнул передо мной переднюю дверь чёрной ауди, молча приглашая запрыгнуть в его карету. Ну, грех не подчиниться, может, он хотя бы водит получше автобусных автогонщиков.
— Да ты не переживай так, Лебедева, я никому рассказывать не собирался, — произнёс он, занимая водительское место. Кажется, его слегка задел мой тон, потому что улыбаться он перестал. Ага, значит мистер, мать его, секс у нас далеко не стукач, запомним. — Будет у нас с тобой маленький секрет.
— Вы меня локальными приколами подкупить не пытайтесь, я химией всё равно обмазываться не собираюсь, — выдала я, поняв, что моей репутации ничего не угрожает, и потому слегка обнаглев.
— Понимаю, тебе не до уроков. Уроки приличным девочкам нужны, правильно? А ты... — Максим Николаевич замолчал, явно не придумав оскорбление, не нарушающее принципы профессиональной этики, и растерянно уставился в лобовое стекло.
— А что я? — я провокационно усмехнулась, теряя остатки совести.
Ну, давай, скажи это громко.
— А ты пример полной распущенности и пофигизма, — самодовольно заявил он наконец и завёл машину.
Проститутка, одним словом.
— Ну да, мне мама примерно то же самое говорит, — я беспечно пожала плечами. — Видимо, в вашем возрасте люди похоже мыслят...
Я украдкой покосилась на учителя, надеясь, что слова о возрасте его хоть немного уже, но заденут. Но нет, он буквально профессор Похуй.
Всю дорогу я молилась, чтобы мы попали в аварию, потому что даже пробитая черепушка казалась мне менее страшным событием, чем треклятая химия. Но нет, этот пидор водил просто блестяще, ощущения были такие, словно я еду на небесной колеснице, а не на машине.
Жил Максим Николаевич примерно в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома, а к Юльке ещё ближе. Ну, это и неудивительно, город-то не самый масштабный. Это был какой-то новомодный жилой комплекс, хотя ещё лет пять назад здесь зияла чёрная дыра, в смысле, пустырь.
— Ого, я недалеко живу. А у вас своя квартира или вы снимаете? — решила спросить я, когда мы подошли к подъезду, потому что минута молчания как-то уж слишком затянулась.
— Своя, — коротко бросил Максим Николаевич и распахнул дверь.
Теперь я чувствовала себя ужасно неловко, что же это такое происходит, в конце концов? Всё выглядело так, будто химик пригласил меня в гости, и это было, ну... Неправильно? И странно.
— Добро пожаловать, — произнёс он, открывая железную дверь и пропуская меня вперёд.
Я же замерла в прихожей, раздражённая нарастающим чувством неловкости. Квартира Максима Николаевича, честно говоря, не была похожа на типичное обиталище молодого мужчины. Пусть и небольшая, но уютная. Словно маленькие человечки, стругающие мебель для ИКЕА, собственноручно занимались её оформлением.
— А у вас прикольно, — признала я, когда химик закрыл дверь на ключ и повернулся ко мне.
— Ну теперь точно снег растает, раз Лебедева решила меня добрым словом побаловать, — усмехнулся Максим Николаевич и, стянув ботинки вместе с носками, босиком прошлёпал внутрь квартиры.
Я разулась, в отличие от учителя, оставив носки при себе, и последовала за ним.
— Вы бы хоть тапки надели, смотреть жутко, — сказала я, замерев у входа в гостиную.
— А ты не смотри, — спокойно заявил Максим Николаевич, не глядя в мою сторону. Он поставил рюкзак на письменный стол и, вытащив оттуда ноутбук, расслабленно плюхнулся на вращающийся стул, — я вообще-то у себя дома.
— Извините, конечно, но мы химией заниматься пришли, разве нет? — я удивлённо вскинула брови, поражаясь его наглости.
— Ага, — безучастно кивнул он, с каждой секундой всё сильнее залипая в ноут. — Ты присаживайся на диван и повторяй семнадцатый параграф, через двадцать минут спрошу.
— Может, я домой пойду и там повторю, какая разница?
— Не доверяю я тебе, Лебедева. Меня же потом из-за тебя директриса на кулаке вертеть будет, думаешь, мне это надо?
Не выдержав, я рассмеялась. О да, Татьяна Анатольевна и не так может.
В итоге я всё же уселась на диван, как-то даже слишком раскрепощённо, как будто к Юльке в гости пришла. Максиму Николаевичу, к счастью, было абсолютно похуй, наверное, он бы не заметил даже если бы я сейчас сюда пятерых негров привела и вокруг себя расставила. Он самозабвенно бегал пальцами по клавиатуре, с каким-то азартом пялясь в экран. Я временами поглядывала на него, невольно отмечая, что мужик-то всё-таки красивый, но с профессией ему не повезло. Сама того не желая, я подумала, что вообще-то ему неплохо бы убрать эту трёхдневную щетину (хотя ему идёт!), а то колоться будет...
Лебедева, блять!
Нет, это всё химия, мой мозг не желает принимать её, поэтому подбрасывает всякие глупые мысли. Как бы такими темпами до изнасилования не дошло. С моей стороны, конечно.
Я всё же взялась за химию, стараясь не отвлекаться на профиль этого соблазнителя. Ну, а потом случилось то, что должно было случиться.
Максим Николаевич, ничего не подозревая, встал из-за стола и направился на кухню, предварительно захлопнув ноут. Думал, наверное, что я переписку с президентом прочитаю во время его отсутствия. С весьма задумчивым и деловым ебальником он покинул комнату, но не прошло и минуты, как я услышала громкое и гневное:
— Твою мать!
Вскочив с дивана, я бросилась на кухню, надеясь, что произошло что-то, что остановит дополнительные занятия. Пришельцы, иллюминаты, да что угодно, я даже на вампиров уже была согласна. Однако, тормознув на пороге кухни, я увидела лишь Максима Николаевича, каким-то образом засадившего себе в ступню маленький гвоздь.
— Да как так надо было умудриться! — я всплеснула руками, не в силах иначе прокомментировать сложившуюся ситуацию. Говорила я ему тапки надеть, но нет, он же у себя дома. Вот и страдает теперь, самый умный.
Тем временем химик резким движением выдернул гвоздь и, буквально упав на ближайший стул пятой точкой, зашипел от боли. Он уже собирался встать и продолжить заниматься своими делами, но я очень вовремя вышла из ступора и воскликнула:
— Не двигайтесь, вы с ума сошли?! Где у вас аптечка?
Максим Николаевич, держась за свою многострадальную ногу, обессилено махнул рукой в сторону ванной, и я бросилась туда, чувствуя себя фронтовой медсестрой.
Чудом не разъебав загадочные склянки, которыми был заставлен шкафчик в ванной комнате, я уже была готова выскочить из ванной вместе с зелёнкой и бежать спасать принцессу в беде. Но вдруг мой взгляд зацепился за пузырёк, подписанный как «Морфин». Я зависла на несколько секунд, слепо вглядываясь слово и пытаясь понять, не обманывают ли меня глаза, после чего в ужасе отпрянула.
Даже моих скудных познаний хватило, чтобы понять, что что-то здесь нечисто. Морфин — это ведь наркотик, а ещё очень сильный обезбол. На кой чёрт он сдался Максиму Николаевичу? Или он настолько преданный фанат химии, что на дому эксперименты проводит... На себе? Ну, или, может быть, это у него такие приколы, подписать какую-нибудь перекись водорода морфином. Но в таком случае, что за куча склянок, большая часть из которых даже не подписана, а тупо пронумерована?
Да боже, о чём я вообще думаю? Конечно же, это издержки его профессии, даже удивляться не стоило. Глупая, глупая Соня Лебедева.
Я вернулась на кухню вместе с зелёнкой, ваткой и марлевым бинтом, надеясь, что мой мучитель ещё не скончался от потери крови.
— Ну, как вы? Сильно болит? — сходу спросила я и села перед химиком, как бы странно это не прозвучало, на колени.
— Терпимо, — поморщился Максим Николаевич, и я по одной его кислой мине поняла, что он пиздит. Вот уж герой нашёлся, как будто я за правду ему ногу бы отрубила.
— Сейчас немного пощиплет, — предупредила я, открывая пузырёк и чувствуя себя совсем уж как-то по-дебильному.
Видимо, чувство неловкости сыграло свою роль, поэтому дрожащие руки подвели меня, и я выронила пузырёк, попутно разлив половину его содержимого на пол.
— Ну Лебедева, — Максим Николаевич вздохнул как-то скорее устало, нежели сердито.
— Я сердечно извиняюсь! — испуганно выкрикнула я, как можно скорее подняла с пола зелёнку и смочила кусочек ваты. — Вы бы палец убрали, мне всё-таки не его обрабатывать надо.
Химик послушно предоставил мне дырку в своей ноге, а я принялась щедро дезинфецировать её. От моих стараний Максим Николаевич издал болезненный стон, и я, словно заботливая мамаша, тут же подула на его ранку.
— Ну, потерпите немного, что поделать? Не хотите же вы умереть от столбняка.
— Да, от столбняка как-то не очень героически звучит, — согласился он, внимательно следя за моими манипуляциями.
— Вот увидите, и недели не пройдёт, будете как новенький, — торжественно пообещала я, основательно оборачивая его ногу бинтом, после чего поднялась, так сказать, с колен.
Максим Николаевич, тяжело опираясь на стол, но тоже всё-таки встал со стула, и молча направился в гостиную. Ну, как направился, поскакал на одной ноге. А в моей гениальной головушке родился корыстный план.
— Извините за мою наглость, но ввиду пережитого потрясения, могу ли я отчалить домой? — спросила я, прижавшись к дверному косяку в гостиной, и умоляюще посмотрела на химика.
— Да иди уже, — он устало отмахнулся и вновь уставился в монитор.
Радуясь выпавшей возможности, я со скоростью света закинула учебник в рюкзак и уже направилась в коридор, сопровождаемая полупрыгающим-полуковыляющим химиком.
— Вы тапочки-то всё-таки наденьте, — настоятельно попросила я, обуваясь и разглядывая всё ещё босые ноги Максима Николаевича, — а то добром не кончится, уверяю вас.
Он лишь кивнул с молчаливой усмешкой, и только когда я открыла входную дверь, окликнул меня:
— Лебедева!
— Ай? — я аж вздрогнула от неожиданности, больше всего боясь, что он сейчас задаст мне какой-нибудь химически-неебический вопрос. Но нет, он улыбнулся так, что у меня буквально сердце растаяло, и мягко произнёс:
— Спасибо.