Химия на кончиках пальцев

Чего же я ожидала после похода на дом к Максиму Николаевичу? Ну, более человеческого отношения, наверное. Хотя он мне ничего плохого-то и не сделал, разве что двойку тогда поставил, но будем честны, я в самом деле её заслужила. Но почему-то мне казалось, что после нашей ночной прогулки и, тем более, интимной перебинтовки он должен был ко мне уже чуть ли не по-дружески относиться. А он в мою сторону даже не посмотрел, подлый трус. Хотя я в столовой чуть дыру в его спине взглядом не сделала. — Спалишься скоро, — шепнула Юлька мне на ухо, в то время как я остервенело откусила кусок булки, всё ещё глядя на Максима Николаевича. — Чего? — я перевела на неё ошалелый взгляд, чуть было не отпрыгнув от неожиданности. — Можно подумать, я твоих взглядов не замечаю. — Совсем больная?! Да я ему ногу перебинтовывала, говорила же, вот и смотрю, живой или нет! — с набитым ртом протараторила я. — Посмотрим, как ты выкрутишься, когда он тебя в школьном туалете трахать будет, — Юлька многозначительно подмигнула мне, после чего сразу же получила локтём в бок. Совсем уже оборзела. И всё же я не выдержала, заглянула к нему после уроков. Он как раз развалился на стуле и, сняв ботинок, окидывал взглядом своё боевое ранение. Подняв глаза, Максим Николаевич увидел меня и от неожиданности чуть со стула не грохнулся. — Лебедева, стучаться не учили? У меня, между прочим, сердце уже не молодое, — проворчал он, сердито нахмурившись, а мне вдруг захотелось чмокнуть его в лобик, как маленького котёнка, чтобы он расслабился и не дулся больше. — Извините, я не думала, что вы тут любуетесь своей пяткой, — я как можно беспечнее пожала плечами. — Кстати, как ваша нога? — Болит, — он тяжело вздохнул и посмотрел на меня даже как-то жалобно. Желание чмокнуть его усилилось, ну зачем он так со мной? — До свадьбы доживёт, — заверила его я и, подойдя к первой парте, уселась напротив. — До чьей? — он насмешливо приподнял бровь. — Ну... До вашей, наверное, — я замерла, испугавшись, что опять пизданула какую-то дичь. — А, ну, до моей-то точно заживёт, — он быстрым движением натянул ботинок и, сев прямо, посмотрел мне в лицо, улыбаясь краем губ. Тёмная прядь упала на его лицо, но он тут же смахнул её небрежным движением. — Ни разу не видел ран, которые бы до самой смерти не заживали. — О, так вы отшельник, — Лебедева, что ты несёшь, остановись, завали ебало. — А я думала у вас жена, дети... — Они невидимые, — Максим Николаевич подмигнул мне и тут же зарылся в какие-то бумаги, лежащие на столе, поэтому не заметил моего блаженного выражения лица. А я тем временем ещё и на его руки успела залипнуть, ну не дура? — Максим Николаевич, — я смущённо кашлянула, — а за то, что я вам вчера помогла, вы не могли бы мне побольше четвёрок ставить? — Вот это ты выдала, — он аж от бумаг отвлёкся и присвистнул. Клянусь, я шла сюда не за этим. Я вообще не знаю, зачем сюда шла, наверное, муки совести заели. Навязалась со своими никчёмными знаниями, ещё и зелёнку разлила... А теперь ещё о таком просить наглости хватило. Но нет, я просто не знала, что ещё сказать химику, а поддержать разговор почему-то хотелось. — Да, это я, конечно, переборщила, — я нервно почесала голову, но тут же отдёрнула руку, понимая, что выгляжу, как блохастая обезьяна. — В качестве благодарности могу подвозить тебя до дома, всё равно рядом живём, — как ни в чём не бывало произнёс Максим Николаевич, снова утыкаясь в свои драгоценные бумаги. Я чуть воздухом не подавилась. — Да вы что? Не нужно. Мало ли кто увидит, напридумывает ещё всякого... Лишнего, — я вся покраснела и, понимая, что ничем хорошим наш разговор не закончится, взяла рюкзак и метнулась к выходу. Максим Николаевич от такого манёвра аж дёрнулся и уставился на меня охуевшим взглядом. — Уходишь? — спросил он, излишне подозрительно косясь в мою сторону. Подумал, наверное, что я совсем уже спилась. Или из ума выжила. — Да, пора мне. У меня, эт самое... — Кошка рожает или свинья взбесилась? — улыбаясь краем губ, подсказал химик, опустив взгляд в документы. — Всё и сразу, Максим Николаевич, всё и сразу, — я ещё немного потопталась у выхода, ожидая если не напутствия, то даже не знаю чего. — Ну, вы давайте, поправляйтесь. А то как мы тут без вас, повымираем от химозного голода. Сказала это и пулей из кабинета вылетела, не дожидаясь ответа. Надо бы в монашки податься, а то не дай бог скоро со всеми мужиками так себя вести начну. Хотя, наверное, это что-то психологическое. Просто нормальных мужчин в стенах нашей тюрьмы ещё не было, а школьников я вообще за людей не считаю. Вот и дорвалась. Когда я вернулась домой, предки ещё были на работе, поэтому я сделала себе парочку бутербродов и врубила сериал. Ближе к шести вечера в двери скрипнул ключ, и батя громогласно объявил: — Дочь, мы дома! В ответ я промычала что-то нечленораздельное, просто чтобы подать знак, что я жива. Вылезла на свет божий только когда предки засели в гостиной и врубили телик. Опять начали смотреть какую-то передачу с ведущими, втирающими несусветную хуйню и напоминающими бездушные манекены. — Как дела в школе? — батя повернулся ко мне, всеми силами делая вид, что ему действительно интересно. Мамка же моментально напряглась. Наверное, ожидала услышать, что я бросаю учёбу, потому что беременна после оргии с бездомными. — Нормально. У нас, кстати, новый химик, я не говорила? Лучше той твари, которая мне жить не давала. — Соня! — возмущённо воскликнула мать, чуть не подпрыгнув на месте. — Не выражайся в доме! — А разве «тварь» — это ругательство? — непонятливо посмотрел на неё отец. Ему тут же прилетело пультом, поэтому он поспешил объясниться: — Ну, тварь же божья... — Вы оба меня доведёте, — мамка демонстративно вырубила телик (за что лично я только благодарна была) и молча удалилась на кухню. — Чё это с ней? — нахмурилась я, глядя ей вслед. — Да кто ж её знает, — отмахнулся батя и широко зевнул. — Спать не хочешь? — Пап, ещё даже семи нет. — Ах да. — Я пойду погуляю, дашь денег? — Это ещё зачем? — он подозрительно покосился на меня. От матери паранойей заразился, честное слово. — На мороженое, — на пиво. Но ему об этом знать вовсе не обязательно. В итоге мне всё же удалось выклянчать у папы пару сотен, пока Большой Брат прикрыл лучезарную дельту маман не видела. Гулять я отправилась под аккомпанемент мамкиного ора о том, что меня изнасилуют сатанисты. Я ей ответила, что тётя Лида так поздно не гуляет, и тут же смылась. Прежде чем покупать пивасик, я решила немного пройтись. Всё-таки погодка была на редкость чудная, а закат был ну просто загляденье. Я даже пару раз сфоткала его, пока никто не видел. Не знаю, как, но ноги сами привели меня к дому Максима Николаевича. Ну вот, ещё томно вздыхать под его окнами не хватало. Однако я всё же сделала пару кругов вокруг дома и, осознав, что прекрасная принцесса из своей башни не вылезет, собралась идти уже наконец-то за пивасиком. Но не тут-то было, я ведь совсем забыла, в каком городе живу, когда отправилась гулять в такое замечательное время суток. Ко мне стремительно приближался какой-то великолепный гопник с кастетом в руке. Думали, такие вымерли ещё в конце нулевых? А вот и нет, наш город действительно умеет удивлять. — Эй, пупсик! — весело крикнул он, в то время как я прибавила шагу, понимая, что если побегу, то он побежит за мной. А я в беге абсолютно не сильна. — Мужчина, вы обознались! — крикнула я, не оборачиваясь и чувствуя, как внутри растёт тревога. Людей вокруг не было от слова совсем, а из окна прыгать и спасать мою честь никто не собирался. — Да ладно, ты чего такая вредная? — он всё-таки догнал меня и очень уж по-хозяйски закинул руку мне на плечо. — Давай, что ли, эт самое, познакомимся, потанцуем, туда-сюда, ну, ты знаешь, как это у взрослых людей бывает. — Не-а, не знаю, — я широко улыбнулась ему прямо в лицо. Меня тут же обдало таким перегаром, что я сама чуть не опьянела. — Так узнаешь, зайка, — он резко затормозил и, схватив меня за плечо, толкнул в сторону ближайшего дома. — Я буду кричать! — воскликнула я, но тут же оказалась прижата к стене. Он слишком резкими для пьяного человека движениями распахнул моё пальто и, задрав свитер, приложил к моей бочине что-то холодное. — Заорёшь, уебу, — угрожающе прошептал он и резко схватил меня за шею. — Поняла, шлюха?! — Да, поняла, мой господин, — пролепетала я, едва дыша, до смерти напуганная. Ну почему, почему это постоянно происходит со мной? — Хорошая девочка, — этот урод криво улыбнулся, а я чуть не заплакала, настолько страшно мне стало. — А сейчас мы пойдём ко мне и ты сделаешь всё, что я скажу, уяснила? Я лишь молча кивнула, не в силах выдавить из себя ни слова, а он схватил меня за талию и, притянув к себе, потащил к подъезду. Я тем временем нащупала ключи у себя в кармане и, как только гопник отвернулся, резко вытащила их и что было сил ткнула ему в шею. Он тут же отпустил меня и схватился за небольшую ранку, которую я умудрилась оставить. Я же ударила его между ног, не теряя ни секунды драгоценного времени, бросилась к подъезду Максима Николаевича и набрала номер его квартиры. — Ответь, прошу тебя, солнышко, пожалуйста, ответь, — шептала я, в то время как гопник уже бежал в мою сторону — я увидела его боковым зрением. — Кто? — раздался недовольный голос по ту сторону. — Максим Николаевич, помогите, убивают! — заорала я, как ненормальная, и после этих слов меня настиг гопник. Одним ударом он вырубил домофон, а после и меня. Я, правда, не вырубилась, но губу он мне знатно разбил. — Ебаная сука, тебе пизда, просто пизда, — гневно проговорил гопник и, заломив мне руку за спину, повёл прочь от спасительного подъезда. Теперь я уже слёз не сдерживала, понимая, что мне в самом деле пизда. Ну, точнее, пизда ему, а мне — пиздец. Гопник буквально тащил меня в сторону своего подъезда, хотя я сопротивлялась как могла, всё ещё надеясь, что какой-нибудь бог снизойдёт, спустится с Олимпа и спасёт меня от неминуемой гибели. И он спустился. Вот только не с Олимпа, а с пятого этажа. — Эй, ты! — гопник тут же обернулся на зов, ослабив хватку, а потому обернулась и я. И, блять. Если бы у меня был член, он бы тут же встал и стоял колом до самой смерти. Потому что в нашу сторону уверенной (хоть и немного хромающей) походкой, в домашних тапках шёл мой учитель химии, одетый лишь в чёрную футболку и растянутые треники, но боже, до чего горячий с этим взглядом зверя, растрёпанными волосами и повязкой на ноге. Ах да, и с пистолетом в руке. Стоп, что?! — Ох ты ж, ёбушки-воробушки, — вырвалось у меня. — Чё, бля? — гопник встал в боевую позу, тут же отпустив меня. Я, однако, бежать не стала, а вместо этого молча уставилась на Максима Николаевича. — Потанцуем? — он вплотную подошёл к гопнику и посмотрел на него таким грозным взглядом, что тот чуть не обосрался, настолько резко назад отпрянул. А я чуть не кончила. — Ты ещё кто? — недовольно спросил парень, озираясь на меня, как будто бы ожидая, что я прогоню этого знойного самозванца. — Для тебя могу стать последним воспоминанием, — усмехнулся химик, медленно, но с явным удовольствием щёлкая затвором пистолета. Всё ещё не поняла, какого чёрта у него при себе огнестрельное оружие, но если честно, уже как-то всё равно. — Мужик, ты давай, эт самое, без рук, — гопник испуганно вперился взглядом в пистолет и сделал ещё один шаг назад. — Да не переживай, дорогой, конечно, без рук, — Максим Николаевич криво усмехнулся, всё ещё глядя на гопоту до костей прожигающим взглядом. И тут гопник, думаю, совершил самый неожиданный поступок в своей жизни. Он молча развернулся и дал по съёбам, оставив нас с химиком наблюдать за его сверкающими пятками. Вот он, гроза улиц и невинных дев, а стоило всего лишь позвать дядю Максима. — Ну и дела, — задумчиво произнесла я, зажимая разбитую губу рукавом пальто. — Лебедева, — химик вздохнул и перевёл на меня усталый взгляд. — Почему твоя задница так сильно нуждается в приключениях? — Да я просто гуляла, чего вы начинаете? — насупилась я, глядя на него исподлобья. Максим Николаевич подозрительно привычным жестом пихнул пистолет под треники, подойдя ко мне, слегка наклонился и заглянул в глаза. — Сильно испугалась? — серьёзно спросил он. — Ничего, и не такое видала, — бросила я сквозь зубы и отвела глаза, не в силах выдержать его пристальный взгляд. — Дурёха ты, Лебедева, — химик непринуждённым движением потрепал меня по голове. — Идём, подлатаем тебя. Не явишься же ты домой в таком виде? Я вынуждена была согласиться. Не представляю, что сказала бы мать, если бы увидела меня всю в кровище. — Да, это явно не лучшая идея, — я последовала за ним и покосилась на пистолет, торчащий у него из-под резинки треников. — А можно вопрос? — Это зажигалка, — быстрее, чем я успела сообразить, бросил Максим Николаевич. — Старый трюк, но с гопотой всё ещё работает. — Выглядело убедительно, я даже... Уверовала. Он рассмеялся и как-то слишком по-домашнему запустил пятерню в свои волосы, устраивая ещё больший беспорядок на голове. Но мне даже понравилось. И снова я оказалась в квартире своего учителя. Жутко неправильно, ненормально и безнравственно. Хотя мы же ничего такого не делаем, верно? Значит и стыдиться нечего. Подумаешь, он просто мне помог, что ему, надо было бросить собственную ученицу в беде? Я сидела на краю ванной с зелёнкой в руке, когда шок отступил и до меня наконец дошло, что произошло. По сути я, благодаря оперативности и смелости Максима Николаевича, избежала жестокого изнасилования, а может, даже и смерти. Страшно подумать, что по вечерам девушкам даже от прогулок желательно воздерживаться. Ведь в самом деле могут попасться такие вот уебаны, способные на самые мерзкие и ужасные поступки. Осознание того, что я в самом деле могла умереть довело меня до тремора, и слёзы сами собой покатились из глаз, по новой обжигая и без того горящее лицо. Через несколько секунд я уже тряслась, громко всхлипывая и, кто бы мог подумать, снова уронила чужую зелёнку. — Лебедева, ты чего творишь? — видимо, услышав странные звуки, Максим Николаевич решил ворваться без стука. Зелёное пятно медленно расползалось под моими ногами, а я ревела уже в голос. — Я опять вашу зелёнку разлила, — буквально прорыдала я. Он пару секунд смотрел на меня, явно думая, что же ему больше хочется сделать — поржать или отругать меня. А в итоге он схватил меня за руку, буквально поднимая на ноги, и притянул к себе. — Ну же, перестань плакать, ничего страшного, подумаешь, зелёнка? Как будто в первый раз, — он слабо усмехнулся и успокаивающе погладил меня по голове, а я прижалась к его широкой груди, слушая размеренное сердцебиение и втихаря наслаждаясь исходящим от него теплом. — Я чуть не умерла, вы понимаете? Понимаете, если бы не вы... — задыхаясь от рыданий, сиплым голосом проговорила я, но он меня перебил: — Не думай об этом. Всё хорошо, слышишь? Он отстранился и заглянул мне в глаза. Я поспешила кивнуть, потому что этого пронзительного взгляда долго выдержать бы не смогла. — Спасибо вам, — тихо произнесла я, вытирая слёзы. — Услуга за услугу, — усмехнулся Максим Николаевич, красноречиво поглядывая на свою перебинтованную ногу. — Давай так, ты сейчас намотаешь сопли на кулак, обработаешь боевые раны, а я пока заварю чай. Идёт? Я молча кивнула, а он, потрепав меня по плечу, бросил задумчиво: — Свалилась же ты на мою голову. И, нахмурившись, словно придя в себя, быстрым шагом направился на кухню. Умывшись, я нашла в шкафчике перекись водорода и, буквально залив ей губу, морщась от неприятных ощущений, залепила лейкопластырем. А потом на цыпочках прокралась в прихожую и, натянув пальто с ботинками, как можно тише покинула квартиру своего спасителя. Потому что пить чай с учителем, да и вообще всё это было уже перебором. Конечно же, я была безмерно ему благодарна, но сердцем чуяла, что со мной происходит какая-то дичь, которую необходимо было остановить. И вечерние чаи с симпатичным учителем уж точно этому не способствовали. Дома я напиздела, что упала в подъезде у Юльки, а она меня подлечила. Мамка просто задыхалась от ужаса, утверждая, что меня моё шило в жопе до добра не доведёт. И это был тот редкий случай, когда я была с ней полностью согласна. А ночью у меня внезапно поднялась температура. Браво, я умудрилась ещё и простыть. Хотя в какой-то степени это меня даже обрадовало. Завтра и послезавтра у нас стояла химия, а раз я болею, то не увижусь с Максимом Николаевичем. К моему выходу с больничного он, возможно, забудет о моём существовании, да и я немного успокоюсь. Раз уж бешенство матки не желает прекращаться, я буду лечить его тем единственным методом, который звучит как «с глаз долой — из сердца вон».