Странные дни

      — А что насчёт Вас, мистер Кройсс? — голос Оливера вкрадчивый, но всё это больше похоже на игру и не в пользу профайлера. — Чувствуете ответственность? Может, радость? Я снова здесь, хотя я действительно удивлён.              — Чем же? — спрашивает Кройсс и улыбается.              Их позы расслаблены, они оба уверены в себе, в своих словах, их взгляды тверды, но Шоу скалится, подобно зверю, а голос его — словно патока. Он прекрасный психолог, хотя и был тем ещё психопатом, но отлично читает. Это и пугает Лютера.              — Вашей выдержке, мистер Кройсс, — грубые руки сцепляются в замок на столе, мужчина поддаётся вперёд. — Я всё чую, хотя и являюсь бетой. Ваш запах, мистер Кройсс, в тот день. Разве это не было призывом?              Уголки губ Лютера дёргаются, он прикрывает глаза и сдерживает смех. На него пытаются давить, но после всего того, через что прошёл Кройсс, это не действует. Он убивал людей, он пытал людей — конечно, об этом никто не знает кроме Картера — и чужие слова лишь легонько трогают его струны души.              — Будет Вам, мистер Шоу, — отвечает профайлер и смотрит в серые глаза мужчине. — Вы лучше меня знаете, что это невозможно. Я…              Он не договаривает и кладёт ладонь на живот, стискивая зубы. Резкая боль заставила его замолчать и чуть согнуться, а новый спазм судорожно выдохнуть сквозь зубы и упереться лбом в стол.              — Кажется, Вам не до разговоров, мистер Кройсс, — тихо смеётся заключённый и откидывается на железную спинку стула.              У Лютера шумит в ушах, он с трудом различает голос Шоу и не сразу понимает, как его поднимают со стула и уводят прочь. Ему больно так сильно, что он готов разрыдаться, но упорно держит лицо, даже когда фельдшер в машине скорой помощи спрашивает о состоянии. Кройссу стыдно, что он не может выглядеть так же идеально, как и всегда. Его корчит от боли, он сдерживает стоны боли, но надеется только на хорошее.       В его положении надеяться — это максимум, что он может.       Он пытался несколько раз.       Блокаторы, которые он использовал на работе, позволяли ему отчасти и не чувствовать другие посторонние запахи. В бостонском полицейском участке большинство работающих — беты. Оно и понятно, ведь альфы подвержены феромонам, которые не дадут им нормально работать. Но среди всех бет было и два альфы — Мэттью и Картер — и один омега — сам Лютер. Лютер отчаянно скрывал это, прекрасно чувствуя себя со своими нерегулярными течками и отсутствием адекватной половой жизни. С его эректильной дисфункцией ему в принципе был закрыт путь в страну удовольствий. Блокаторы помогали ему не чуять феромонов Картера и Мэттью, даже когда они заходили к нему в кабинет, наверняка и те тоже пользовались чем-то подобным.       Сложнее было позже, когда до Кройсса дошло, почему он так рвался к убитому горем Кейну. Погибший от рук Каррадо Мэттью Роуз позволил, как бы цинично это ни звучало, профайлеру занять его место, попросту ворвавшись в чужую жизнь. Ещё сложнее стало, когда им сорвало крышу, стоило Лютеру потерять свои блокаторы в тот момент, как они лазали по чужим заводам во Флориде и искали зацепки для собственного расследования. С того дня Лютер перестал использовать блокаторы в принципе и осознал ту вещь, которая в последствии «сломала» ему жизнь.       Он не хотел отношений, не хотел секса, ему было комфортно и так: пререкаться с Картером и показывать, что прав именно профайлер, доказывать что-то, раскрывать этот хитросплетённый клубок загадок. Но раз за разом он сдавался, чувствуя хвойный запах, горчащий на корне языка. Первый раз он поддался, второй раз попытался сопротивляться, в третий — полез сам. Раз за разом секс становился грубее, всё чаще они забывали презервативы, а после — выкидыш за выкидышем. Трус Лютер не хотел знать причины, он не хотел сдавать чёртовы анализы и отгораживался от этого.       Но месяц назад он узнал, что беременный снова и в этот раз понадеялся, что всё будет хорошо. После того, как он почти прописался в доме у Картера, Кройсс словно сошёл с ума и только и делал, что думал о детях, которых хотел завести. Особенно когда на радостях забыл выкинуть положительный тест и его нашёл в ванной Кейн. Лютер в тот день просто похолодел, когда увидел серьёзного Картера со своим тестом на беременность, но после их ждал вполне себе взрослый диалог о семье. Оно и верно — Картеру было сорок, и к этому возрасту уже охота понянчиться с детьми, особенно когда для счастливой американской семьи есть всё: дом, машина и большая послушная собака.       Кройсс не сказал только одного, надеясь, что в этот раз всё будет нормально.       В этот раз это был поздний выкидыш, случившийся на тринадцатой неделе.       Несколько часов мучений на больничной койке, но потом стало легче. Когда подействовало обезболивающее, когда Кройсс смог, наконец, унять слёзы боли и взять себя хотя бы немного в руки. На разговор позвала Джина — врач, с которой он встречался не первый раз.              — Мистер Кройсс, — высокая женщина с острыми чертами лица посмотрела в глаза профайлеру. — Мы обнаружили у Вас признаки хронического эндометрита, что как раз и может быть причиной самопроизвольных абортов или, говоря по-простому, систематических выкидышей. Плод не может закрепиться на стенке матки. Почему Вы раньше отказывались от обследования?              Лютер сцепил руки на своих коленях и отвёл взгляд за спину женщины, в окно, не находя слов для ответа. Ему чуть больше тридцати, а он жмётся, подобно шестнадцатилетней девчонке. От этого никуда не сбежать, но, наверняка, это можно вылечить. Собравшись с мыслями, он взглянул на женщину снова.              — Это же лечится?              — Безусловно, мистер Кройсс, — кивнула Джина и со вздохом положила руки на стол. — Я пропишу курс лекарств, в них будут входить антибиотики тоже. Не забудьте вместе с ними пить и противоаллергическое.              Из больницы он вышел с тяжёлой головой. Сидя в своей машине, снова и снова прокручивал в голове слова, которые должен был сказать Картеру, но опять струсил. «Потом, — думалось ему, когда он пристёгивался, — всегда успеется».       Лютер бегал от Кейна месяц, открещиваясь работой. Он надеялся, что Страйкер окажет дружескую честь и ничего не скажет своему бывшему коллеге. На самом деле, профайлер бы и дальше скрывался, но сделать это было очень тяжело, особенно когда видишь Картера у полицейского участка, курящего явно не первую сигарету, судя по окуркам вокруг. Уж в этот день пришлось оставить машину и сесть в автомобиль Картера, нервно молчать до самого дома и придумывать, что сказать. И невооружённым глазом видно, что живот у Кройсса не рос, хотя он «на третьем месяце беременности».       Кейн молчал всё это время, было видно, что он злой, как чёрт, и говорить лишний раз Лютер ничего не хотел. Они молча прошли за ворота, так же молча прошлись по дорожке до крыльца и переступили порог дома. Профайлер глазами хотел найти спасение, но Картер повернулся. Лютер был готов прямо сейчас встать на колени, потому что такое сильное давление феромонами ощущал от Кейна впервые.              — К… Картер, — просипел омега, прижимая пальцы к носу. — Послушай.              — Лютер, советую тебе сейчас ответить мне честно, пока я не ёбнул тебя прямо здесь, — бывший полицейский был очень сильно зол, заставив даже Кройсса кашлянуть. — Ты сделал аборт?              — Нет, — профайлер открыл зажмуренные до этого глаза, но тут же оказался у стены, ощутимо ударившись о неё головой.              — Ты думаешь, что я не понимаю, что ты мне пиздишь?! — кулак впечатался в стену совсем близко к голове Лютера. — Говори, блять!              Он замер, затаил дыхание, почувствовал боль в сердце. Сейчас ему стало гораздо страшнее, чем было несколько месяцев назад, когда они ловили Оливера Шоу. Кройсс таращился на Кейна и не в силах был открыть рот. Сердце бешено застучало, гулко отдаваясь в голове. Профайлер точно бы обделался, будь он немного впечатлительнее. Как же сейчас не хотелось скандалов — вспомнить хотя бы тот, когда Картер самовольно поставил метку во время секса — но чувствовалось, что иначе не обойдётся.              — Я потерял его, — прошептал Кройсс и скосил глаза на руку, которая оказалась совсем близко, сжалась в кулак, но опустилась. — Прости меня…              Кейн ударил ещё раз, заставив Лютера всё же закрыть глаза и стиснуть зубы. Тягучий запах, не дающий даже нормально дышать, стал, кажется, ещё плотнее. Стоило Картеру отойти, как Кройсс тут же зажал нос, приоткрывая глаза. Бывший полицейский выглядел действительно зло и подавленно одновременно и меньше всего его хотелось трогать, но им стоило уже, наконец, поговорить на эту тему.              — Это не первый раз, — сказал Лютер в чужую спину, оставаясь у стены. — И не второй. У меня была уйма выкидышей. На ранних неделях и на поздних. Этот случился на тринадцатой, прошлый на пятой, ещё один на десятой. Сначала я подумал, что это резус-конфликт, но у тебя и у меня отрицательный, потом проверялся на гормоны, но и они в порядке, несколько раз я болел во время беременности, и тоже случился выкидыш. Сегодня я узнал, что это хронический эндометрит и в этом исключительно моя вина.              Кройсс увидел, как мужчина касается пальцами лба, но молчит.              — Картер, — бывший полицейский разворачивается, выходя на улицу. — Картер!              С хлопком двери профайлер прислоняет тыльную сторону ладони к губам, сдерживая порыв чувств. Ему приходится несколько раз вдохнуть и выдохнуть, но сделать это слишком тяжело. Лишь спустя несколько минут он находит силы, чтобы выйти и заметить, как нервно курит Картер.              — Картер…              — Молчи.              — Картер.              — Заткни свою пасть, пожалуйста, — в выдохе мужчины много усталости, много уходящей злости, всё больше разочарования.              — Я вылечусь, — сказал Кройсс, вставая перед Картером и пытаясь улыбнуться, хотя у самого ком в горле и кажется, будто сейчас он разрыдается прямо здесь. — И смогу иметь детей. Хоть систематические выкидыши и признак бесплодия, но мы всегда сможем прибегнуть к ЭКО. Эй, посмотри на меня.              Лютеру больно видеть такого Кейна. Лучше видеть его немного раздражённым, на взводе или увлечённым каким-нибудь делом, чем наблюдать, как у того на груди кошки скребут. Кройсс сглатывает, из последних сил сдерживая себя.              — Картер, я не против детей, тем более от тебя, — тихо говорит он, взявшись за чужую руку. — Я хочу, чтобы у нас была нормальная семья, хочу возвращаться домой и видеть, как ты нянчишься с нашим ребёнком, как Цезарь играет с ним, хочу обрести семью хотя бы в свои тридцать. Особенно с тем человеком, которого я люблю.              Он целует сбитые костяшки — хватило всего несколько сильных ударов, судя по содранной коже, Кейн продолжил бить крыльцо — и обнимает Картера, сжимая губы в тонкую линию и сдерживая слёзы.              — Если бы я не относился так халатно к своему здоровью, то всё было бы нормально, — сказал Кройсс, снимая очки и утыкаясь носом в чужую грудь. — Прости меня.              Мужчина тушит сигарету и обнимает профайлера в ответ, глядя на выскочившего из-за дома шоколадного дога, играющего со старым бейсбольным мячом.       Им понадобилось много времени, прежде чем в загородном доме Картера Цезарь смог с достоинством охранять маленького Мэттью.