Странные дни

      — Мэтт! Мэттью, стой! — Кройсс замер на пороге комнаты, протягивая руки вперёд. — Мэттью, милый, перестань. Положи мой ноутбук на место, пожалуйста.              Ребёнок, строя такое же суровое лицо, как и у Картера, поднял руки над головой, стараясь как можно крепче сжать маленькими пальцами ноутбук. Лютер каждый раз удивлялся тому, что у ребёнка ничего от него нет, разве что любовь к красивым вещам. Весь пошёл в Кейна, не только внешностью, но и характером.              — Мэтт, зайчик, не надо. Просто положи назад. Ты же знаешь, что я работаю, — брови сына хмурятся сильнее, и Кройсс почти в отчаянии, понимая, что сейчас никакие разговоры не помогут. — Не делай вид, что ты меня не понимаешь. Ох, как же будет папа ругаться.              Расстраивало, что Картера не было дома, да и Цезаря тоже. Этого мелкого бандита только пёс и мог отвлечь. Мэттью уже четыре года, он умеет говорить, бегать, понимает кучу взрослых — отчасти — вещей и ненавидит, когда Лютер работает. Именно поэтому Кройсс старался не брать работу на дом, потому что если раньше, будучи беременным, работать можно было, то сейчас, когда за своевольным ребёнком нужен глаз да глаз, доделать что-либо просто невозможно. Особенно сложно, когда Мэтт ведёт себя так: злится, ничего не говорит и грозится сломать дорогие вещи. Мало того, он специально грозится именно такими вещами, прекрасно зная, что профайлер тут же обратит внимание.              — Мэтт, ну хватит капризничать. Я закончу работу и тут же займусь тобой, обещаю, — попытался договориться Кройсс; это оказалось куда сложнее, чем вправлять мозги малолетним преступникам.              Мэттью замахнулся, весь выгнулся назад и покачнулся от веса ноутбука.              — Эй-эй-эй! — Лютеру хватило скорости пересечь порог комнаты, добежать до сына и резко поднять того на руки, отбирая ноутбук. — Вот посмотри, ты чуть не упал. Мэттью, посмотри на меня.              Хоть сын и схватился за пуловер Лютера, но голову отвернул и всё ещё хмуро глядел в сторону. Профайлер вздохнул и спустился на первый этаж, положив ноутбук на кофейный столик в гостиной. Ребёнок всё ещё дулся и, скорее всего, его злость была вполне обоснована. Кройсс из-за объявившегося маньяка-педофила проводил на работе слишком много времени, иногда он не ночевал дома. Такому рад не был и Картер, но у мужчины хотя бы хватало ума не вести себя так же, как и их сын.              — Ну прости меня, крошка, — с появлением ребёнка ласковые слова влились в речь профайлера и выливаться обратно не собирались. — Плохой дядя опять бедокурит в городе. Как же я туда тебя поведу снова, если он такое там творит. Вот мы его поймаем с моей помощью, и я возьму выходные, чтобы проводить больше времени с тобой.              Мэтт, наконец-то, посмотрел на своего отца. Кройсс улыбнулся ему в своей привычной манере и незамедлительно почувствовал ладонь на своих губах.              — Ты только посмотри, и тебе не нравится, — Лютер поцеловал руку сына. — Два сапога пара просто.              Взъерошив короткие волосы ребёнка, Кройсс пошёл на кухню. Работать ему суждено только ночью, что, собственно, он и собирался сделать. Лютер баловал Мэтта постоянно, как и Цезаря. И сейчас, посадив ребёнка не на стул, а на барную стойку, взял его за руку — чтобы в случае чего быстро среагировать — и принялся открывать и закрывать близлежащие ящики и шкафы.              — Картер, — цокнул мужчина, находя в одном из выдвижных ящиков пистолет с полным магазином.              — Папа скоро придёт? — подал голос, наконец, Мэтт, и Кройсс повернулся к нему.              — Хочешь поябедничать? — улыбнулся Лютер. — Скоро. Наверное, уже идёт домой. Принесёт тебе что-нибудь интересное из леса. Мёртвую лягушку, например, или хвост ящерицы.              Лицо Мэттью скуксилось, и Кройсс рассмеялся, снова подхватывая сына на руки. Конечно, профайлер шутил, но он не мог не пошутить. Реакция не такая бурная, как у Картера, но есть в этом что-то общее. Наконец, Кройсс нашёл, что искал, и дал Мэттью холодящую конфетку светло-голубого цвета.              — Только папе не говори, хорошо? — ребёнок кивнул, запихивая леденец в рот, а фантик отдавая профайлеру. — Умница. Поцелуй меня.              Мэттью, схватив за лицо Лютера, прижался губами к губам и быстро отстранился, обняв за шею. Кройсс любил такое проявление чувств от маленькой копии Картера, учитывая, что сейчас от мужчины из-за работы и ребёнка такое не получить. Мэтт плохо спит в собственной кровати и засыпает либо на руках у Картера, либо у Лютера. Кройсс погладил ребёнка по спине и развернулся.       Благодаря открытым окнам он услышал шелест травы, который быстро затих. Это было нетипично, потому что Картер не скрывает того, что приходит домой, да и Цезарь — мальчик громкий, он бы уже давно оповестил всех, что вернулся. Профайлер нахмурился и тихо двинулся в гостиную. Мэттью хотел было посмотреть, но Лютер прижал его к себе рукой и тихо шикнул. Ребёнок тут же напрягся и вцепился в брендовую одежду сильнее, обхватив Лютера ногами. Снова раздался шорох, и Кройсс постарался припомнить всё необычное, что он вчера и сегодня утром видел. Ничего, хотя благодаря Картеру и у самого психолога появилась эдакая паранойя, с разницей в том, что Кройсс её сдерживал удачнее. Близко к окнам в гостиной он не подошёл, выглядывал издалека. Медленно сгущались сумерки, и самого профайлера хорошо было видно в доме, в то время как ему улицу видно было плохо — отсвечивало.       Работая в полиции, Лютер научился понимать, что нажить себе врагов проще простого. В прошлый раз это был Шоу, испанская мафия и русские немцы, но всё это случилось исключительно из-за Картера, ведь все они были именно врагами мужчины, а профайлер случайно затесался рядом. В этот раз Лютер надеялся, что ему показалось. Вот только он вспомнил, что не закрыл входную дверь, когда Картер с Цезарем ушли. Он выругался одними только губами и двинулся в прихожую, но дверь открылась. Кройсс прерывисто выдохнул, прижимая к себе сына сильнее и чувствуя его дрожь. Он боится, хотя сам не видит, чего именно стоит бояться. Профайлер стискивает зубы и пятится назад, медленно, заставляя и вошедшего выйти из мрака прихожей. Он на секунду прикрывает глаза, раздражаясь, что у него нет ни мини-гарнитуры, ни умных часов с собой. Он уже давно составил портрет того маньяка-педофила и найти его не могли только потому, что он скрылся за городом. Теперь было ясно, в какой именно стороне. Пускай лысый мужчина с татуировками и бородой был крупным, он не нападал, пока дома был и Цезарь, и Картер, зато теперь, когда остался один только Лютер с Мэттью, решил убить сразу двух зайцев.              — Элайджа Мур, здравствуйте, — Кройсс был так напряжён, что и пятиться назад, на кухню шаг за шагом ему было сложно.              — Умная, сука, — прохрипел мужчина, надвигаясь на профайлера так же медленно. — Как ты меня вообще вычислила?              — Такая работа, — ответит незамедлительно Лютер. — Чем обязан?              Тянуть время Кройсс умел, но не был уверен, что сейчас это уместно. Взрывной характер Элайджи и его нестабильная психика вкупе с ранее поставленным диагнозом «шизофрении» могли сыграть не в пользу психолога, у которого на руках был ребёнок. Будь он один, то нашёл бы способ справиться с Муром. В планах профайлера было дойти до того ящика с пистолетом и взять его в руку, желательно выстрелить, но он волновался больше о том, что может случиться с Мэттом после такого. Лютер психолог по образованию, но он не уверен, что сможет справиться с собственным сыном, да и специализация у него была немного иная.       Мужчина молчал, и до кухни они дошли медленным шагом. Кройсса раздражало, что в этот раз Картер запаздывал со своим появлением. Взглянув мельком на настенные часы, он убедился, что бывший полицейский должен был прийти уже как десять минут назад.              — Знаете, я всё же не советую Вам, — умению Кройсса держать себя в руках можно было только позавидовать. — С Вами может случится что-то ужасное.              — И что ты, подстилка, можешь мне сделать? — уголки губ Лютера дрогнули, он ненавидел, когда его оскорбляли.              — Воздержитесь от выражений, — прошипел он, проводя пару раз по спине дрожащего Мэттью.       — Захлопнись, сука, — рыкнул Элайджа и сделал широкий шаг в сторону Лютера.              Тот моментально отошёл назад и, наконец, наткнулся поясницей на кухонный гарнитур. Ему хватило нескольких секунд, чтобы открыть ящик и вскинуть руку с пистолетом в сторону мужчины. Мур рассмеялся громко и хрипло.              — Ты хоть стрелять-то умеешь?              — Умею, — резко ответил Кройсс и снял пистолет с предохранителя. — Мэттью, солнце, закрой ушки.              Лютер услышал, как всхлипнул ребёнок и затянул тихое «у-у-у», но послушно зажал уши. Профайлер нажал на курок и выстрелил в Элайджу, целясь с помощью мушки в плечо. С непривычки — с последней стрельбы пять лет уже прошло — руку повело в сторону, но Лютер сжал зубы и вернул руку в прежнее положение. Мужчина закричал от боли и схватился за простреленное плечо.              — Сука! — орал он, а Мэттью начал плакать. — Дрянь!              Опустить оружие сейчас профайлер никак не мог, но за спиной Мура он заметил огромную тушу шоколадного дога, которая, цокая по полу когтями, неслась на нападавшего и моментально напрыгнула сверху, заваливая мужчину на пол. Пёс вонзил зубы в чужую шею и, утробно рыча, держал его на полу. Кройсс вернул предохранитель, положил на столешницу кухонного гарнитура пистолет и обнял ребёнка, пытаясь успокоить. Появился через пару секунду и Картер, тоже с пистолетом.              — Лютер! — благодаря тому, что Цезарь держал преступника, он позволил себе подойти к профайлеру. — Всё нормально? Он ничего не сделал?              — Не успел, — Кройсс прижался щекой к голове рыдающего сына. — Вызвал полицию? О, кстати, вот мы его и поймали.              Улыбка получилась максимально натянутой. Успокоить Мэттью оказалось той ещё задачей. Вместе с нарядом приехал и Страйкер, который выглядел хуже, чем всегда: не спавший несколько суток и работающий поболе самого Лютера. Кройсс волновался, что такой сильный стресс разовьёт в Мэттью какие-то психические отклонения, но благодаря тому, что он большую часть расправы над Муром не видел, всё обошлось, пускай и спать им теперь пришлось втроём.