Воздушная тревога

      Ошеломиссимо, как говорит наш зам по тылу.       Ч-ч-ёрт.       Итак, что мы имеем. Нас будет двое, из которых один контуженный, впридачу девчонка из аналитики, почти ребенок, а скажут, скажут что нас было трое! Впрочем, какая мне разница, что скажут. Нам, очень может быть, скоро будет уже всё равно. Мы шныряем между бетонными блоками и кирпичами, обходя мирно спящую в будке собачонку. Она явно не охранник здесь, скорее, развлечение для рабочих — полный игнор на двух чужаков на стройке. Пахнет свежим цементом.       Настроение паршивое. Я тут только жить надумал, между прочим. Дачка, баба, огород. Интересно, возьмут меня лесничим?       — Может, прикинемся, что он нас тоже пришил, и рванём в Турцию контрабандой? — дышит над ухом Малиновский, когда я зависаю на хлипком заборе, чтобы посмотреть, что за пустырь идёт дальше, за стройкой. Мысли читает, что ли?       — Не будем портить девочке карьеру, — отвечаю я и перемахиваю через забор. Тихо приземляюсь и жду, пока рядом материализуется ЧК.       — Согласен, хрен убежишь теперь. Ты видел, как она бульдогом смотрит? Но, Жданчик, девочка не простая, послушай старого еврея. С секретиком. Не интересно ключик подобрать?       — Она просто не в твоем вкусе, друг мой Буратино. Так что оставь ключи черепахам, не трожь земноводных.       Чекист бесшумно заржал.       — Если такое будет в моём вкусе, то можешь поставить посмертный памятник моей потенции. Но наши девочки способны и не на такой маскарад. Фигура там имеется, между проч.       — Она не наша, она из аналитиков. Там всякие Клавы случаются.       Мы тенями скользим по пустырю. Впереди сияет какая-то дискотека. В принципе, уходить этой дорогой можно, если что. А почему-то мне кажется, что «если что» обязательно наступит. Да кому я вру, оно каждое задание наступает, каждый раз разное.       Да ладно! Ну пришил четверых! Мы-то живы. Мы-то лучшие! Были. Будем были, если что. Жаль, что в русском нет какого-нибудь будущего давнопрошедшего времени, пригодилось бы. Сухая трава бьёт по джинсам, в воздух поднимается пыльца и пыль. Сюда, или, как говорят в Одессе, сюдой уходить, конечно, можно, но глупо. Пустырь легко простреливается с шести объектов вокруг. Катя-Математик. Мышь. Хитрая крыса? Да шиншилла она безобидная. Только умная. Выглядит, конечно, скучно как для девчонки двадцати с хвостиком лет. Не то, чтобы совсем уродливо — в толпе не выделится, но блузка глухая, юбка ниже колена, дуля на голове — бухгалтерша, одно слово. Брекеты на зубах — вообще атас. Ни за что не подумаешь, что она может заниматься госбезопасностью, даже если будешь сильно стараться и фантазировать. И это очень хорошо — можно будет использовать. Нам сейчас, в обстоятельствах, мать их, эпохальных, всё может сгодиться.       — Грифон, давай обратно. Тут всё ясно. Вон там вход на дискотеку, вон — выход на дорогу. Уходить так можно. Но покажись мы там в такой пыли, среди народа праздного и чистенького, нас щёлкнут как три орешка для Золушки.       Мы разворачиваемся обратно, пересекаем стройку — собака так и не проснулась — аккуратненько заходим в ржавую калиточку. Атлична.       — Так вот, я не договорил, — заводит волынку Рома. Он и занудный как эта самая волынка. — У неё очки без диоптрий, видел?       — Они с напылением. Компьютерные?       — Зачем ей компьютерные очки дома и в аэропорту? — змеёй прошипел ЧК и потопал, отряхивая пыль. А это уже интересно, дорогой друг. Малиновский — гад крайне наблюдательный. Вот чего он к ней полез обниматься — он очки рассматривал, пижон!       — Допустим. Что ещё?       — Пистолет. Она взяла его очень чётко, уверенно, я б даже сказал — с любовью, по Фрейду, если ты понимаешь, о чём я говорю. Так не берут компьютерные девочки из аналитического отдела.       Ну, эт перегибает Малиновский. Катя — диверсантка? Засланный казачок? Нас проверяют? Сливают? Чё-ё-ёрт… Хотя нет. Вон как она побелела, когда появился шанс получить пулю в затылок, тоже мне, хорёк-диверсант. Но согласен, всё это подозрительно.       — У аналитиков идёт общевойсковая подготовка, не совсем они черви дрожащие. А очки могут быть как психологическая защита, — парирую я, подходя к освещённому крыльцу подъезда. Цветочки, вазочки, фонари пушкинские. Благолепие, поле пустыря-то.       — Твари.       — Чего?       — Ну твари дрожащие. Грифон, ты когда последний раз книжку читал?       — В госпитале. «Альтернативную диагностику» Подоляка.       — А не по специальности? Андрюх, скучный ты. Может, потому что женатый, не знаю…       — Не напоминай, будь человеком!       На квартире Катя как-то одновременно чёркает в наших распечатках и быстро-быстро барабанит по клавиатуре. Аналитик-радистка, швея-гитаристка.       — Как успехи? — спрашивает она, не отрываясь даже чтобы на нас посмотреть. Перед её ноутом пустует тарелка с бубликами. Не слабый аппетит у Клавы.       — Нормально. Расположение хорошее, пути к отступлению нашли. Катерина, а что, ужина не будет? — полез по кастрюлям Ромка.       — Приготовишь — будет, — всё тем же тоном, не отрываясь от работы.       За одно только выражение лица Малиновского нашему аналитику можно было бы поаплодировать. И, главное, она даже не напряглась!       — Выкусил, Чекист? Хочешь жрать — готовь.       Падаю на стул напротив Катерины. Очки без диоптрий, говорите? Ну это мы сейчас выясним.       — Кать, сколько диоптрий?       На заднем плане подпрыгнул Малиновский с бутербродом в зубах, а Катерина даже не отвлеклась от предложения, которое пишет поперек листа.       — Ни сколько. Это хамелеоны, от лишнего света.       Светобоязнь. Нет, ЧК, с таким диагнозом она точно не диверсантка, ну никак.       — А с оружием давно?       Прыгучий ты, Рома.       — С семи лет. Папа военный, была возможность ходить на стрельбы. Это допрос?       Катерина наконец-то отвлекается от бумаг. Огромные глаза, внимательные. Какая-то насмешка в глубине. Будто она ждала, пока мы сдадимся и спросим. Интересная ты дивчина, Катя Пушкарёва. Прав Ромка — всё равно с секретом. Но, кажется, дела это не касается. Правда, я всё равно за тобой наблюдаю.       — Нет. Что-то нарыла?       — Ещё полчаса и дам полную сводку.       — Не дольше. Нужно хотя бы часа четыре на сон, а мы до сих пор не знаем, откуда к этому делу подступиться.       — Из порта.       Она так это сказала, будто я знать должен!       — Наркотиков идёт много. Очень много. Авиа и фуры, таким образом, отпадают, ими везут килограммов до пятидесяти. Остаётся жд и суда, эти могут. Здесь четыре основных порта — Одесский, Ильичёвский, Южный, частный. Есть Измаильский и Ренийский, но они далеко, маленькие, грузооборот последние годы сильно упал, всё на виду. Николаевский и Херсонский тоже вряд ли. Опять же, пока довезешь, а ещё отправка дальше по точкам — здесь и в Европу. Искать нужно здесь.       Ромка со вторым бутербродом садится за стол, открывает ноут, кликает карту Одессы — съёмку из космоса.       — Частный порт — это вообще лихо. Жданчик, ты зацени. У нас максимум на частный самолёт олигархи способны. Козырно живёт Одесса-мама!       — А потому что не зря она мама, — с пониманием отвечает Катерина и подпирает кулаком щёку. — Но на хозяина нет информации. Ни открытой, ни закрытой. Никакой. И о грузопотоке нет. Ни о чём.       — Лады. Тогда завтра едем на разведку. Катя, всё, что нарыла, распечатай нам.       — Изучим ночью в постели, красавчик? — игриво предлагает Ромка, а я сдерживаюсь от подзатыльника. Надо думать, надо очень много думать. И спать.