08
По языку горьковатым ручьем прокатился саке и вязко прогрел глотку. С рычащим выдохом Конохамару хлопнул бутылкой о стол. — Ты какой-то нервный, Конохамару-семпай, — звонко подметила Ханаби. — Ничего я не нервный, коре! От свежей порции алкоголя бросало в жар. Поднос с рисом за стойкой расплывался. В ушах шумело. Или это все цикады? Или фонари гудят электричеством? Ханаби ощутимо пихнула его локтем. — Это из-за твоего новенького? — она расплылась в очаровательной пьяной улыбке. — Хм-м? Конохамару сосредоточился на рисе, изо всех сил стараясь сфокусироваться, но тот окончательно растекся в белое бугрящееся пятно. Он уткнулся лицом в ладони и помассировал веки. — Еще бы, коре… Этот новенький. Он же слепой, коре, — промычал он устало. — И зачем же ты его взял? — Да не брал я его, коре, — огрызнулся Конохамару. — Я рекомендовал своих ребят. А братишка Наруто… Вместо Сарады… Чем сильнее его развозило, тем крепче брала досада. Он ощущал себя обманутым. Дал ребятам рекомендации, а потом вдруг условия изменились и готовая, сработавшаяся команда распалась. Рекомендация — не то, что можно взять и отозвать. Ты или веришь в них, или нет. Черт. Конохамару до хруста и дрожи сжал потный кулак. — Э-э, — протянула Ханаби, невольно выцепляя его из горько-расплывчатой злости. — Думаешь, без Сарады они провалятся? — Да я и так не хотел давать рекомендации эти, с самого начала! — признался он. — Они же дети еще. Их же там покорежит, коре! Так нет же, уломали… А им только на лицах Хокаге рисовать, коре… Ханаби тихонько захихикала. — Шикадаю пойдет. Достопочтенный принц Суны с ведерком и кистью… Конохамару потянулся за свежей бутылкой. Пить он больше не мог, и без того было жарко, но прохладная гладкость сосуда казалась ему опорой в уплывающей закусочной. — За Шикадая я не беспокоюсь, — буркнул он. Не так сильно, по крайней мере. — У него хоть мозги есть. Ханаби с вызовом втянула воздух. — М-м? А у Боруто, значит, мозгов нет? — она потянулась к нему и, чуть не сверзившись с высокого стула, мягко схватила за ворот расстегнутого жилета. — Мой племянник, вообще-то, гений, Ко-но-ха-ма-ру-сем-пай… — Гений, да? Он просто легко и быстро… — Легко и быстро что?.. Конохамару отстранил ее от себя как можно аккуратнее и уставился в стену напротив. Попытался собраться с мыслями и вдумчиво выдал: — Легко и быстро все. Чем вообще таким Боруто выделялся, чтобы его называли гением? Аналитическим даром? И рядом не стоял с тем же Шикадаем. Контролем чакры? У Сарады контроль тоньше. Резервами, выносливостью? Ну… не то чтобы. Естественный потолок его был высоко, но что отличало Боруто от обычного крепкого хорошиста? Что помогало перескакивать запредельные сложности? — Это чутье, — вдруг сказал Конохамару. — М-м? — рассеянно отозвалась Ханаби. — Он как эти… чуваки эти, музыканты талантливые. Дай ему такому инструмент — и ведь сыграет. Без нот сыграет. Да и не знает он нот. — А что-то в этом есть, — мутно взглянув на него, согласилась Ханаби. — В смысле чакры он правда… — Не только в смысле чакры. В смысле всего. Своей бешеной чуйкой Боруто одновременно бесил его и покорял. Он мог не глядя раскидать лишнюю шелуху и мигом прийти к сути; среди протоптанных путей он умудрялся отыскивать новый, нехоженный и совершенно внезапно простой. Особо притом не задумываясь. Мог ловко вывернуться, ввернуть, увернуться и без всяких додзюцу угадывал ход схватки. — Только этого мало, — твердо закончил Конохамару. Слишком поверхностно. Слишком ненадежно. Ханаби, фыркнув, лихо впрыснула в себя еще порцию саке. — Будет тебе, семпай, — выдохнула она примирительно. — Что бы ты ни говорил, он знает много техник. — Все сырое. Фуутон… Хватит на минимальный ущерб. Райтон не лучше. — Суйтон? Он хвастался, что освоил. Конохамару нервно рассмеялся. — Лучше тебе не знать, что он зовет техниками суйтона. — Э-э? — удивилась Ханаби. Он тяжело вздохнул и поскорее сменил тему. — Жаль, что мы не можем поехать с ними. — А чем мы поможем? На арену они пойдут без нас. Или ты боишься, что они в Облаке потеряются? — усмехнулась Ханаби. — Может, и боюсь. Тебе хорошо говорить, коре! Хитоши и Цубаки… Вышколены только так. А мои бандиты… — М-м… Новенький? — Может, и новенький. — Да ладно тебе, — Ханаби хлопнула его по плечу и захихикала. — Не станет же он ронять синкансен на резиденцию Райкаге. Она икнула, прикрыв рот рукой, и добавила: — Наверное… Конохамару обнял себя руками и нахохлился, словно сидел на насесте, а не на барном стуле. — Я там знаю, коре? Сама-то что? — перевел он стрелки. — За своих совсем не переживаешь? Ханаби опустила голову и стиснула горло бутылки своей тонкой рукой. — Переживаю, естественно. И за племянников, и за своих… — За Хитоши, — понял Конохамару. Конечно. Он же тоже твой племянник. Ханаби качнула головой. — Да. Но он готов. Как и Цубаки. Больше боюсь за Васаби — она на их фоне смотрится… невнушительно. Ханаби слабо улыбнулась, невидящим взглядом тараня стойку. Конохамару положил руку ей на плечо и ободряюще сжал. Теплая ткань приятно ласкала ладонь. Все в Ханаби было такое нежное: и одежда, и бархатистая кожа под ней, и густые блестящие волосы, щекочущие кончиками его руку. И в то же время он не мог избавиться от мысли, что эти ее нежные белые пальцы убивали тоже мягко и очень изящно. Он оставил ее плечо и навалился локтями на стойку. — Я смотрю, ты уверена в Хитоши, — проговорил он с сомнением. — А ведь он считает Боруто соперником. Значит, что же это… Они равны? Эх-х. Мне бы немного твоей уверенности, коре! — Еще б была не уверена, — буркнула Ханаби. — Как ни приду, он двор выносит. В своих тренировках. Она запрокинула голову и с бульканьем влила себе в глотку саке.****
Рука отца, мелькнув у самого лица, обожгла чакрой щеку. Хитоши судорожно глотнул воздух и отступил назад. Задняя стенка глаз пульсировала мягкой болью. Взгляд проникал сквозь отцовскую плоть и фиксировался на голубом течении кейракукей, выдавливал яркие точки тенкецу. Все труднее было удерживать концентрацию. То и дело редкие тенкецу блекли, растворяясь в голубых переливах. Неправильно. Чтобы выполнить комбинацию, нужно было сосредоточиться и увидеть их все. Хитоши напряг сухие глаза, и точки проступили снова. Он подскочил вперед, замахнулся, выталкивая с ладони чакру. Отец хлестким ударом отбил его руку, чужая чакра жгуче впиталась в плоть. Хитоши прогнулся назад. Отец двигался очень быстро. Он едва успевал замечать его атаки. Хитоши с надрывным выдохом отразил очередную атаку, но сгруппироваться и принять удар ногой не успел — пятка отца больно врезалась в живот. Он кубарем откатился назад и, вмиг вскочив на ноги, принял стойку. От усталости подкашивались колени. Было дьявольски досадно за свою слабость: отец-то все это видел, каждую осечку, каждое проявление его утомления, а сам даже не запыхался. — Достаточно, — раздался уверенный голос. Нахлынувшее облегчение вперемешку с отчаянием ослабили давление в глазах, и тенкецу, уже местами погасшие, проявились вновь. — Отче, — выдавил Хитоши. — Продолжим. Отец не возразил. Лишь чуть нахмурился и встал в стойку. Сияющие точки вдруг определились в цельную систему. Толчок инстинкта велел Хитоши атаковать. Он развернулся назад вполоборота и налетел на отца, размашисто занес ладонь. Удар нарвался на блок. Еще удар — блок. С ударами схлестывались волны чакры. Хитоши стиснул зубы. Быстрее. Четыре удара. Он изо всех сил лупил немеющими руками. Блок. Блок-блок. Черт. Отец резко стряхнул последний удар и рванул на него. Хитоши отскочил, на мыске крутанулся, бросая себя в динамическое равновесие, и сфокусировался на собственных тенкецу. Пустился в кружение. Все тело прошила волна невесомости: устремилась наружу чакра и закрутилась вихрем. Кайтен. В вихре эхом гасли отцовские атаки. Хитоши толкал и толкал свою чакру, выжимал последнее. Толкал себя кружиться дальше — еще, еще, мало, еще… Давай… Ток чакры прекратился, он сам едва не упал — вовремя отставил в сторону ногу. Глаза резало, двор расплывался на линии. Хитоши выравнивал дыхание, пытаясь унять усталость и это раздражающее чувство досады. Сейчас снова скажешь, отче. — Недостаточно долго. От злости задрожали руки. Отец обучил его мощному кайтену, но удерживать вихрь в порядочных интервалах не выходило. Пятнадцать секунд. Двадцать… вот текущий предел. Ну нет. Нет! Не смирюсь. — Хитоши-кун, — послышался вдруг нежный голос. Кажется, у него даже дернулось ухо. — Ты подрос. Хитоши насупился и резко обернулся: на полированную веранду выплыла та женщина. Узумаки Хината. Держала поднос в своих белых руках и слабо улыбалась им с отцом. — Хината, — лицо отца просветлело. — Снова ты… Не стоило. Хината лишь качнула головой и плавно опустилась на выступ веранды, с осторожностью поставила поднос с тремя дымящими чашами. — Не стоило, — подтвердил Хитоши сквозь зубы. — Мне кажется, вам стоит сделать перерыв, Неджи нии-сан, — возразила она. Хитоши брезгливо приподнял бровь, с видом дайме взял свой чай и уселся на порог как можно дальше от нее. Молча хлебнул, надеясь заморозить недостойную женщину отсутствием реакции. Сердце еще колотилось с напряженной тренировки. В противоположном крыле дома за галереей веранды уже горел свет. Сегодня они задержались. Некогда отдыхать. Я должен… — Ты очень стараешься, Хитоши-кун, — безмятежно нарушила молчание Хината. Хитоши только хмыкнул. — Есть результаты, — заметил отец. — До совершенства, однако, еще далеко. — Ты слишком суров, нии-сан. Я ведь учила Хитоши-куна, он очень талантливый. Хитоши цыкнул. Зачем ты пришла? Он никогда ее не понимал. Не понимал ее выбор. Как можно было предать дом Хьюга и выйти замуж за совершенно стороннего человека? Пусть будущего Хокаге, дела это не меняло. Многие в клане, господин Изао, глядели на нее с настороженностью и едва терпели. Разве было у тебя право выбирать? Ты, химе… По праву рождения она должна была править их домом и хранить их искусство. Но вместо этого… простая учительница. Просто жена Хокаге. — …совсем недавно ведь было, — припоминала между тем Хината, мечтательно улыбаясь. — Чуть ли не во всем лучший. Соревновались с Боруто в Академии… — Не сравнивайте меня со своим недоноском, сенсей, — ядовито перебил ее Хитоши. — Хитоши! — одернул отец. — Все в порядке, Неджи нии-сан, — Хината покачала головой. Так и не перестала улыбаться. — Хитоши-кун… очень похож на тебя в детстве. — Хитоши показалось, что она сглотнула. И почему-то в этот момент как-то особенно стукнуло сердце. — Даже ностальгия берет. Отец взглянул на него сурово, и пришлось извиниться. Хитоши знал, что так будет. И знал, что в ответ она ласково скажет: — Все хорошо. Но, Хитоши-кун, тебе правда не за что ненавидеть Боруто. Вы братья, вам нужно помогать друг другу. Я и Боруто прошу постоянно… Узумаки Хината. Всегда слишком ласковая, мягкая, безмятежная. Он терпеть ее не мог, но с болью и горечью сознавал, что даже дышать в ее присутствии было приятнее. Просто воздух рядом с ней напитывался расслабляющей нежной прохладой. — …предстоит суровое испытание. И в окружении врагов вам больше не на кого будет положиться. Надеюсь, что вы позаботитесь друг о друге. Невыносимо. Хитоши сжал кулак, со стуком опустил свою чашу и поднялся на ноги. — Я ухожу, — сообщил он. — Отдыхать. Спасибо за визит, Хината-сенсей.****
Неджи сделал последний глоток наваристого зеленого чая и тяжело вздохнул. — Извини за него, Хината. Она мягко улыбнулась в ответ. — Ничего страшного, нии-сан. Я понимаю, что ему непросто. Ему-то непросто… А тебе каково? Хината заметила его колебание. — Он ведь еще ребенок. Ведет себя резко, но на самом деле ему не хватает материнской ласки. В нашем клане слишком суровое воспитание. — Всегда это повторяешь, — возразил Неджи. — Но он уже не ребенок. Скоро экзамен. — Да как же… — Хината опустила глаза и аккуратно поставила на порог свою чашу. — Экзамен не делает их взрослыми. Мы лишь возлагаем на их плечи недетскую ношу.