14
Знаешь, как она раньше называлась? «Ночь, когда можно говорить». © Мариам Петросян
Сквозь полусон колыхались застойные запахи пищи, железа, теплых тел и чего-то еще неприродного, нудно дерущего нос. Под лапами мягко, привычно покачивался пол. Банто дернул ухом, за мерным стучанием заслышав ритмы шагов Мирай. — Банто! — позвал ее звонкий голос. Он щелкнул челюстью в широком зевке, встряхнулся. Напоследок оглядел лысых щенят, тормознул глазами на пухломордом помельче, которого ему поручили сторожить, и выскользнул в проход. Мирай пригнулась и потрепала его по холке. — Прости, но у меня к тебе еще одна просьба, — вздохнула она. — Нужно будет проследить тут за всеми. Ее лапа взметнулась и очертила в воздухе что-то непонятно-широкое. — Понимаешь, я хочу спать. Всю ночь. Или хотя бы половину ночи. Ребята пока ведут себя тихо, но если зашевелятся — разбуди меня. Мирай щелкнула крышкой и поднесла к его морде флягу с таким запахом, что от носа и глотки все тело пробрало жгучей дорогой. Банто передернуло, он с отвращением рыкнул. — Учуешь такой вот запах — тем более буди. И на запах дыма буди. Не давай им спуску. Тебе все понятно? Банто стукнул когтями, и ладонь Мирай коротко прошлась по ушам и макушке. Все было понятно. Следить за звуками и щенками. И чтоб не вытекали мерзкие запахи. Так и быть. Взмахнув хвостом, он потрусил обратно в ту конуру, к своим проблемным щенятам. Нырнул в проем и глухо заворчал, потому что на его месте стояла, расставив ноги, маленькая смуглая самка с белесой шерстью на голове. Эта чего здесь забыла? — Техника переноса разума, — уныло прогундела она.****
Боруто с готовностью подхватил обмякшее тело Иноме. Волк закрутился: его движения и даже, кажется, взгляд изменились, стали более растерянными и человечными. — Техника переноса разума: успех, — лениво заключил Шикадай, пока Боруто укладывал безвольную Иноме на нижнюю полку. Освещенный вагон волной погрузился во тьму. Только лампы над полками остались слабо гореть. — Всем спать! — крикнула Мирай, хрипло надрывая голос. Все еще пыталась казаться грозной. Боруто усмехнулся себе под нос. Зря старалась. Никто ее не боялся. Все равно будет туса, это ж по традиции. Такеши страшный, но он, спасибо, ночует в другом вагоне. В этом вагоне ночевал лишь его нинкен. Он оглянулся на Банто. Волк, ведя белесыми мохнатыми бровями, наблюдал за ним взглядом Иноме. Зверь обезврежен. — Переверни на бок, — посоветовал Джуни. — Так натуральнее. Боруто подтолкнул тело Иноме ближе к стенке и согнул ей руки в локтях. Осмотрел свою композицию и на всякий случай прикрыл ее пледом. Выглядело вроде естественно. — Скоро можно двигать, — полушепотом сообщил Шикадай. В полумраке от ламп его настороженное лицо казалось зловещим. — Мирай быстро задрыхнет. И до утра сама не проснется. Мирай-то быстро. А вот Сарада… У Сарады был чуткий сон, и знала она их гора-аздо лучше, чем Мирай. С нее станется вплыть в разгар тусы, сверкая очками и давя своей аурой, прихватить задник ворота твердой рукой и… Боруто очнулся; с кривящимся ртом вгляделся в пустые полки. В шорохах засыпающего поезда и стуке колес их каюта вдруг показалась какой-то одинокой. Какая Сарада. Сарады нет. Здесь только они с Джуни и Шикадаем. Боруто поджал плечи. Вместо облегчения навалилась горечь. Их подруга так и не объявилась, не дала о себе знать. Сколько он ни наведывался к ней домой, встречал только назойливую Мико. Приходилось довольствоваться заверениями дяди Обито и тети Сакуры, мол, с Сарадой все в порядке и она сама вот-вот к нему придет и все объяснит. Джуни, обычно сговорчивый, в поисках не помогал. Боруто чуял: за всеми странностями стоял общий секрет семьи Учиха, в который его просто не посвящали. Ничего. Ничего-ничего. Вот сдам экзамен, получу этого дурацкого чунина, мы стукнемся кулаками… стукнемся кулаками с папаней… Он широко ухмыльнулся. И я уж тогда из него вытрясу. Да. Папа должен знать. Хокаге он или нет, ттэбаса? — Ой, Боруто! — окликнул Шикадай. — Ты с нами? Боруто перестал лыбиться и вернулся мыслями в каюту. Захваченный Иноме волк мягко просочился в проход и, вильнув хвостом, скрылся из виду. Джуни и Шикадай последовали за ним. Если Мирай в хвостовой части вагона, значит, тусу мутили на другом полюсе — ближе к ученым. Они тихой сапой пробрались мимо пустующих боковых полок к паре плацкартов, неброско отсвечивающих в коридор. Свет рассекали человеческие тени, шелестело хриплыми шепотками, и в животе разбудоражилось острое приятное чувство. Волнение. Предвкушение. С верхней полки обрушилась тень. Боруто аж шарахнулся. Ивабе поправил съехавшую чалму и оскалился. — Все-таки пришли, пиздюки, — торжествующе объявил он с высоты своих лет и своего дурацкого роста. — Сам ты пиздюк, ттэбаса! — сердитым шепотом откликнулся Боруто и двинул на него лбом. Ивабе не впечатлился, лишь оттянул его крепкой ручищей и присосался к горлышку фляги, показательно сделав глоток. Боруто тоже сглотнул, на рефлексах, и нервно поскреб языком нёбо. Алкоголь. Он привык считать Ивабе своим, ровесником. Пусть тот и был старше, все равно они с одного курса, вместе махались и хулиганили. Но здесь, сейчас он вел себя не как равный друг, а как покровительственный семпай. Явно ощущал себя в своей тарелке и не мелкой какой рыбешкой. — О, кого я вижу, — на плечо Ивабе бодренько грохнулась крупная ладонь. К ним подкатил один из старшаков, не меньше Ивабе. Даже больше. Старшак был уверенный, полуголый — в одних трениках, а еще по-особому, стильно лохматый. В свете от ближнего плацкарта проступали тату на выпуклых кубиках его пресса. — Сынуля Хокаге? — пренебрежительно бросил он. — Будешь пить с нами? А не слабó? Теперь это стало делом принципа. — Не слабó, ттэбаса! Он шустро выхватил у Ивабе флягу, толкнул к губам и глотнул. Из орбит чуть не вылезли глазные яблоки. Горчило, жгло… адски. Горло как будто выдрали с мясом. — …ничего такого, — выдавил Боруто. — И чего столько шуму из-за этой бадяги?.. Как они это пьют?! — Э-э! — Ивабе выдрал у него флягу. — Куда присосался. Это мои запасы! Боруто хотел ответить ему что-то едкое, но пекущее горло пока отвернуло его от болтовни. — О, и ты тут, глиста, — старшак тем временем толкнул плечом безучастного Джуни. — Я думал, тебя исключили. Он противно заржал и завернул в одну из открытых купешек. Боруто давился горьковатой слюной, едва сдерживаясь, чтоб не потереть горло. Туса уже не казалась волнительной шалостью. Она прессовала чужой атмосферой уверенной зрелости: это был не их праздник, а вон тех, старших. Таких, как Ивабе и этот полуголый ублюдок. — Ты его знаешь? Джуни кивнул. — Арума Датэ. Учились в одном классе. Боруто закусил щеку и остолбенел. С подозрением покосился на Ивабе. Этот на пару лет старше, Джуни тоже. Шикадай куда-то исчез. Я что ж здесь, единственный пиздюк, получается?! — Че стоим, погнали, — Ивабе зазывающе хмыкнул, притянул их к себе за плечи и потащил в плацкарт, где исчез Арума. Полутемный проход расступился перед ними последней каютой. Пахнуло спиртягой и жгучим дымом. Тут уже скопилось немало народу. Мест не было: даже пол заняли волк и несколько задниц. Арума, мачовито присогнувшись, болтал с рыженькой девушкой на нижней полке. Над ними устроились несколько сестренок — те негромко смеялись и вразнобой болтали голыми ногами. В хаосе незнакомых силуэтов мелькнул знакомый топорщащийся хвост Шикадая. — О, Шикадай! — обрадовался Боруто и вырвался из-под тяжелой лапищи Ивабе. Каким-то образом Шикадай не смотрелся в этом скопище потерянным пиздюком. Взгнездившись на верхней полке с видом песчаного принца, он о чем-то беседовал с пацаном постарше. Закинул руки за голову, многозначительно нахмурился. Боруто пронырнул между болтающимися ногами и полез к ним наверх. Раз оступился мимо полки, поскользнулся на чьих-то коленях. В лоб прилетело пяткой, и он, потеряв равновесие, спрыгнул. Отчего-то покруживалась голова. Боруто полез было снова, но что-то потянуло его за шиворот вниз. — Куда лезешь, давай сюда. Он плюхнулся задом на полку и нечаянно ткнулся локтем в живот уйкнувшему Джуни. — А, прости-прости! Джуни подтянулся и удобнее устроился в своем углу. Видать, Ивабе расчистил им местечко. У носа замотылялись силуэты ног, уже других. Верхняя полка опасно поскрипывала. Сколько их там? От пойла Ивабе во рту все еще стоял гадкий привкус. — Есть чего глотнуть, ттэбаса? — погромче спросил Боруто. — На, держи, мелкий. И передай дальше. Сидящий на столике парень сунул ему большую бутылку с прозрачной водой. Боруто с благодарностью запрокинул горлышко в саднящую глотку и тут же от горечи поперхнулся, весь передернулся. А-а-а, опять! Да они издеваются! Он зажмурился, приоткрыл рот и принялся часто и мелко вдыхать, надеясь незаметно развеять противную горечь. Бутылку забрали из рук. Воздух и темнота постепенно отвлекали, сглаживали впечатление… — …и тут он вспарывает ему живот, вот так вот, накрест… Боруто сглотнул и невольно навострил уши. — …приподнимает треугольный пласт кожи с мясом и начинает выковыривать печень, — увлеченно рассказывал хриплый шепот откуда-то справа. — А она крупная, во флакон ему не лезет, и он прям там начинает ее шинковать и по банкам распихивать. — Нахрена? — с ленцой уточнил голосок с верхней полки. Тонкий, девичий. — Коллекцию собирает? — Так пацан-то этот, у кого печень была, он же из клана этих… Черт, не помню, как их. У них печень вдвое больше и мощная, капец. Любые токсины расщепляет. Он может вот так бухать вот, и ему хоть бы хны. — И какой интерес? — Хрен знает. И печени лишился, больно желающих на нее много было. Ослабевшими пальцами Боруто прощупал бок. Печень должна была быть где-то там. Его надежда на избавление от впитанного яда. — Эй, Джуни, — он потянулся к другу. — А у нас не такая? Мы ж Узумаки… Джуни дернулся, будто очухиваясь от транса. — Что? — Печень. Печень у нас получше, чем у других? Чтоб не пьянеть. — С чего ты взял? — Ну, так ведь… — Боруто снова попытался нащупать в боку свое потенциальное сокровище. — «Выносливость Узумаки», есть такое понятье, верно? И печень… О, слушай. А ты видишь ауру моей печени? Как она? — Печень как печень, — пожал плечами Джуни и уставился в пустоту. Вернулся в свой транс. Не видит. Надо будет у мамани потом про печень спросить… Или не. Сейчас сам все узнаю. Если не опьянею, то, значит, непростая все-таки у меня… В руки снова попала бутылка, и Боруто, не желая выглядеть лохом, рассеянно глотнул. Вкус неожиданно оказался теплым и… никаким. Он присосался еще раз, чтобы проверить, не показалось ли. Не показалось. И я еще трев-зый. Все-таки печень… Он протянул бутылку в сторону столика. Забирать ее почему-то не торопились. Боруто помял бутылку в руках, заторможено прислушиваясь к потрескиванию пластика и прицениваясь, кому бы ее всучить. У самого колена, брызгая слюнями на штаны, лакал спиртягу волчара; с хрюканьем зарывался носом в белый стакан, который держала одинокая рука, словно бы и ничья. Ивабе куда-то исчез. Рядом вместо него плыл в полумраке выпуклый лысый затылок. Ген?.. Боруто прищурился. Сухость и обожженное горло отдавали теплом куда-то в солнечное сплетение. Туса уже не казалась чужой и взрослой. Он был таким же, одним из них. Здесь все свои. Вот и Ген — пацан из класса тоже тут… Вот только… Он же вроде вернулся в Храм. Тогда как? Или Храм тоже выставлял своих на экзамен? — Ген! Хотел крикнуть, но голос утонул в шуме неожиданно тихим хрипом. Лысина проигнорировала его зов. Боруто попытался подняться. Легкое и воздушное тело оказалось чудовищно тяжелым. Он уперся локтем в напрягшийся пресс Джуни, ухватил лысого одноклассника за ворот, подтянулся и заорал ему в ухо: — Эй, Ген! Ты как здесь?.. Ген грубо сорвал его руку и обернулся на него чужим злым лицом с узкими змеиными глазами. Лицо было настолько чужим, что Боруто подавился сухостью в горле. — Тебе чего, мелкий? — басом спросил не-Ген. Явно не Ген. — Какой нахрен Ген? — Простить, — промямлил Боруто и легонько похлопал его по плечу. — Обознался, дяденька. Чувак, выдохнув, мотнул своей лысой башкой. — А ты тож из этих? Монахов? Ну, как Ген… Ты, это, может хочешь? Боруто протянул ему полупустую бутыль. — Так, — отозвался монах. — Мелюзга. Запомни две вещи. Во-первых, мне похрен на твоего Гена. Меня зовут Каэдэ. Во-вторых, мы тут общаемся в последний раз. Ясно? Змеиные глаза раздраженно блеснули. — В-третьих, пошел со своим бухлом на… — Каэдэ! С верхней полки на пол соскользнуло женское тело… Четко мелькнула его, тела, широкая спина в фиолетовом топе. Девушка развернулась к ним с решительным видом, взмахнула косой и возмутилась: — Хорош издеваться над младшими! Дурень ты, в самом деле. Так-так… Она склонилась над Боруто и мягко встряхнула его за плечи. Он моргнул, попытался сосредоточиться на ее личике… странном. Вдоль щек и носа струились линии шрамов. Рваные и волнистые, как ошмотья перистых облаков. Или свет на нее так падал? Или просто показалось… — Он вон и так окосел уже, в самом деле, — вздохнув, она похлопала его по щеке. — Эй, мальчик… Боруто, верно? Тебе спать не пора? Тебя, может, довести до кро… — Не надо! — ощетинился Боруто, отпихнув эту слишком заботливую сестренку. — Я не мелкий, понятно? Монах Каэдэ сипло рассмеялся. — Чего?! Горло тянула обида. Какого черта к нему относятся как к пиздюку? Он прошел на этот экзамен, тоже получил рекомендацию. Значит, они все равны. Может, он даже круче, талантливее, раз прошел раньше этих взрослых ребят. — Ничего, — Каэдэ фыркнул. — Один чувак вон тоже твердил, что не мелкий. — И чего этот чувак? — полюбопытствовал Боруто, внезапно ощутив тягучее давление под грудью. — Ой, в самом деле, — засуетилась сестренка. — Вот теперь точно хватит… — Завались, Котоха. Пацан хочет послушать. — Тц, и что это ты вдруг разговорился… — Про Восьмиярусную Пагоду в Стране Ветра слыхал? — со значением уточнил Каэдэ. Боруто мотнул головой. — Так вот, — голос монаха стал хрипше и громче. К ним даже начали оборачиваться. — Это его могила. Невольно передернулись плечи. — Не могила! — цыкнула Котоха. — Вот… в самом деле. Это его обитель. Не могила. Он просто там жил. Все закончилось хорошо. — Бред, — выплюнул Каэдэ. — Послушай… Этот дурак был очень самоуверен. Не видел и собственный нос. Важно ему было только одно: его обделили. Однажды он перестал скрывать от солнца обиду и осквернил их святыню. Порывистое дитя урагана, всего лишь обратить их внимание…****
Стук колес отдавался в висках щелчками. Душный воздух насытился запахами тел и парами этанола, и Джуни не мог из него вырваться. …его наказали. Это было изгнание. Между ним и его племенем пролегла Демоническая Пустыня. Значит, то было в Суне? Может быть, может быть… — Он прошел Пустыню? — раздался над ухом взволнованный голос Боруто. Слишком резкий на контрасте с заунывным тоном Каэдэ. Почему-то слушать их всех не хотелось. Ни звенящего тревогой Боруто, ни сказку Каэдэ. Сказка расплывалась разводами тяжелой темени, щекотала чем-то оголенные волокна… чего-то. Он был должен сразить чудовище, терзавшее племена по ту сторону пустынной реки. Оно змееподобно, многоглаво, а говорили, что и вообще бесконечно… Это и был его экзамен. Испытание. — Так он его и «сразил». Вообще-то, твой дурак победил. Дошел до конца. Женский голос. Котоха. — Бред, я сказал, — рыкнул Каэдэ. — Сказки для пиздюков вроде тебя. Реальность совсем другая. «Реальность может быть какой угодно, — отзвенело вдруг в голове чуждой мыслью. — Найди ее. Это же просто тень». Я не хочу искать. Просто тень… Уходите… Джуни сдавил виски пальцами. На самом деле он погиб. То ли чудовище его порвало, то ли победил он его, а порвали свои, когда он вернулся. Содрали с него кожу, как с жеребенка. Лишили и того немногого, что осталось. За грех. — Уходите, — шепнул он. — Хватит… Выпрыгнуть бы отсюда подальше, переключить восприятие. За пределами вагонной коробки все проносилось настолько быстро, что он не успевал сосредоточиться. Голова кружилась, чутье вжималось обратно. Теснилось в границах контура. До сих пор останки лежат в Восьмиярусной Пагоде на отшибе, там, где из-за горизонта не кажется солнце… …пятна чакры дрожали и расплывались. Они переплетались отростками, шевелились, вдавливались друг в друга и распрямлялись обратно. Их было слишком много. Джуни часто замечал, как скапливались у раздавленного тела жука огоньки муравьев. Вот и сейчас все повторялось, только огни стали крупнее и он был одним из них. Да еще не было объединившей их в одном месте раздавленной трупной каши. Нет, есть. Нас объединил экзамен… Он чуть шевельнул пересохшими губами. Зачем… …сами пригасили свои очаги. Намеренно выводили чакру из равновесия. Нравилось ли им это? Джуни вот не нравилось. Он лишь коснулся губами жидкости, слизнул языком и дальше пить не стал. Боруто тоже не нравилось, но он почему-то пил. …зачем? Единственным гладким огнем пылал в высоте Шикадай. В его стакане болталась все та же жидкость, а он время от времени подносил ее ко рту и снова убирал, не проглотив ни капли. Сущность Иноме таяла внутри волчьего образа. Джуни уже давно наблюдал, как она постепенно ослабевает: воля молодого волка выдавливала из своего тела непрошенную гостью. Так. Джуни попытался сбросить душное помрачение и потрогал Боруто за плечо. — Время вышло. Друг не слышал. Джуни потряс его настойчивее. Попытался высвободиться, треснулся головой о выступ полки, о котором чутье умолчало. Чакра Иноме, сжавшись яркой вспышкой, испарилась одним мигом. Освободившийся Банто пошатнулся и завалился боком на колени Боруто. Немного погодя он снова поднялся на нетвердых лапах, по-собачьи отряхнулся и завыл густой песней. Отростки ног, свисающие с верхних полок, попадали вниз и навалились на пьяно завывшего волка. — Шухер! — запоздало шепнул кто-то. — Заткните ему пасть, щас как Такеши проснется… Точно как муравьи на жука… Трупная каша. Боруто зашелся теплым хихиканьем и мягко ткнулся ему в плечо. — Такеш-сан… — промурчал он себе под нос. — Не будите древнее зло… — Не смешно, — тихо заметил Джуни. Раздавленные муравьи. Это не смешно. — Это не смешно, поц прав, — поддержал расплытый очаг спереди. — Не будите древнее зло… Вы знаете, как строятся башни? Посреди конструкции стоит большой столб. Случись какой ураган, он сбережет здание. Столбы защищают селение… Руку оттягивала тяжесть обмякшего тела Боруто. Тот терся щекой о плечо Джуни и сопел расслабленно и уютно, как большой дикий кот. Иногда такие забредали к ним на веранду и прыгали на колени, нежно ласкались в ожидании угощения… От этой несобранной нежности стало жутко. Но что есть столб? Просто мусор бетонный, на который богам наплевать. Богам нужна жертва. Обычно это была мать… или младенец. Или мать с младенцем? Их заживо муровали прямо в столбе. — Джуни, спрячь бургер подальше, — невнятно пробурчал Боруто сквозь сон. — Банто проснулся… Древнее зло… Он принялся медленно стекать с плеча вниз. Джуни поддержал его непослушной рукой, невольно нащупав рукав. Ткань, как всегда, ощущалась сухой, почти хрустящей от чистоты. О нем всегда так заботились — драгоценный сын Хачидайме. Сердце защемило от страха. Боруто не был готов. Никто из них не был готов. Напряжение слишком сильное… Оно так и зовется — «столп человеческий». Иногда они запирают себя сами и высыхают прямо там, внутри, во имя своего племени. Становясь бо́льшей силой. И знаете, когда начинается самое страшное? — Когда ломается столб, — прошептал Джуни.****
Шикадай молча глядел в окно с верхней полки. Сквозь темно-серые сумерки наконец-то брезжил рассвет. Ночь оставила на душе тяжелый душок. А за душой — тяжелые выводы. Это была не просто попойка. Целый котел заглушенной информации. Пусть неподробной, расплывчатой, в форме намеков и притч. Как и ожидалось. Демоническая Пустыня, столпы человеческие… Столпы… Замурованные жертвы, потерявшие себя добровольно, чтоб защитить свое племя. Джинчурики. Шикадай свысока оглянулся на притихшую каюту. Боруто мирно дрых на плече Джуни. Наверняка вообще не всек, к чему все это было. Смотрел на вечеринку как на возможность потрепать языком, выпендриться перед старшими… Джуни так и застыл на месте, разинув рот. Его пальцы дрожали. Этот, похоже, сделал выводы. Тем лучше. На одного наивного меньше. Шикадай отодвинул от себя хмельные телеса бывшего собеседника, соскочил на пол и дернул за плечо Джуни. — Эй. Погнали, рассвет. Скоро Так проснется. Джуни повернул к нему настороженное лицо, словно только сейчас вспомнил о его существовании, и беззвучно шевельнул закусанными губами. — Я знаю, — полушепотом убедил его Шикадай. — Я тоже услышал. Перед нами дорога, полная дерьма. Знаю. Но прямо сейчас надо убраться отсюда. Он усмехнулся. — …пока тут не наметилась пробка. Джуни заторможенно кивнул, и они вместе подхватили под руки Боруто и протащили его через плацкарт. Неуклюже обогнули пьяную тушу Банто, загородившую проход, и потянулись к своим местам. В проходе светлело. За окнами проплывали точеные скалы земли Молний. Чужая страна, база врага. Скоро прибудем. Совсем скоро.