16
— А ну резче! — рыкнул Так. — Не филонить! По тренировочной площадке наматывало круги усталое стадо вверенных ему пиздюков. Это была месть. За опоздание и за споенного волка. Генины вялой трусцой утекали за рог скалы и, немного погодя, выныривали уже с другой стороны. Кто бежал с молчаливым стоицизмом, кто-то поскуливал по пути, а кто — задыхался. — В самом деле… Дети и так никакие, — укорила его Мирай, уперев в бока кулаки. — Дал бы им отдохнуть после поезда. Еще даже вещи не успели оставить, а ты — сразу за тренировку… — Нет. Шутки кончились. Здесь совсем другая атмосфера. Чем раньше они осознают, тем лучше. Мирай вздохнула. Она, разумеется, понимала: разреженный воздух. К физическому труду в таких условиях лучше привыкать сразу. Такеши и сам ощущал дурноту в этом лагере, зависшем на непривычных высотах. В этой пропитанной солнцем полуденной дымке. Пока стадо похмельных генинов наматывало сороковой круг, последовательность строя успела перемениться. Приметная желтая макушка не появлялась подозрительно долго. Вбегал за скалу он вон за тем, в синей куртке. — Может, ты и прав, — нехотя согласилась Мирай и добавила ворчливо: — Но все же тренировку можно было отложить до вечера. Сачкуют, падлы. Так пересек площадку, лавируя в потоке бегущих, вскочил на скалу, домчался до самой вершины. Оперся ладонью на ствол одинокой сосны. Снизу в тумане мелькали бегущие фигурки. Бежали не все. Пиздюк Хачидайме, собрав на затылке руки, неспешно прогуливался по площадке. Рядом с ним таким же неспешным шагом плыли Джуни и Шикадай. Думают, я не замечу. Такеши скрипнул зубами и проорал: — А ну бежать! Вы трое! Ребят передернуло, и тут же они припустили бегом. Так хмыкнул. Эти балбесы о своей беспечности пожалеют.****
Мост между скалами ощущался на удивление крепким. Не качался, доски не гнулись и не скрипели. Из скалы впереди вырастал двухэтажный сруб с огромными окнами — общежитие, предназначенное для Конохи. Остальные ребята уже наверняка разбрелись по комнатам. Их-то не задержали на штрафные отжимания. Вот же гемор… — Ой, Боруто! Тот, задыхаясь, перся в хвосте. Шикадай дождался, пока товарищ подгребет поближе, и заговорил вполголоса: — Чтоб больше не смел без толку палить наш козырь. Понял? — Лан-лан, — вяло пробурчал Боруто. У него не было сил даже спорить. — Но что такого-то? Я ж просто, это… — он прикрыл глаза в попытке сосредоточиться. — Только чуть-чуть думал Хирайшин использовать. Срезать круг. — Нельзя использовать Хирайшин «чуть-чуть», — прошипел Шикадай. — Это как чуть-чуть забеременеть. — …пустота, — невпопад изрек Джуни. Мокрый от пота, он, тем не менее, уже восстановил дыхание. Не то что некоторые. Хм. Этот задохлик выносливее, чем кажется. Боруто, тут же воспрянув, подтянулся к перилам и обрушился на них сверху. — А-а, крутя-як! Зырь-зырь, Шикадай… Интересно, чего там внизу? Шикадай тоже глянул вниз: подножия скал терялись и таяли в клубах тумана. Внутри все сжалось, потому что от этой молочной дымки, головокружительно бесконечной, их отделяла одна только полоска моста. Мозг автоматом выкинул с десяток вариантов, как выжить в падении с такой высоты. — Слышьте, а давайте вечерком туда слазаем? — ввернул ехидненьким голосом Боруто. — Ты правила вообще не слушал? Мэндоксэ, — Шикадай цыкнул. — Нам запрещается покидать лагерь. Или свое общежитие, или площадка вокруг центральной скалы. К другим общагам и вниз нельзя. — Да знаю я, знаю… — пробубнил Боруто. — Я ж не говорю, что мы по правилам слазаем, ттэбаса! — Можно и слазать, — мирно согласился Джуни. Шикадай приложился ладонью о потный лоб. Эта парочка раздолбаев. Как же ему не хватало Сарады временами. — Вы в курсе, что нас за такое накажут? Еще и деревня попадет на квоты. Мы можем подставить Коноху. — Хэ-э… это что ж, получается, можем папане насолить? — рассудил Боруто. В его простодушном взгляде затаился мутный интерес. — Только попробуй, — проворчал Шикадай. — Пиздючьи игры ты оставляешь в Конохе. Шутки закончились. О где же ты, Сарада. Геморрой-то какой. По вырубленным в камне выступам они заползли на веранду и пробрались в здание. За пустым коридором открылось просторное помещение. Всю правую стену заменяла скала. Они прошли мимо широкой лестницы, ведущей в подвал, миновали яркие торговые автоматы, разделенные пальмой в горшке. За автоматами тянулась барная стойка. Сквозь устье ее половинок можно было проникнуть в окаймленную кухонными тумбами зону. Все подготовили для того, чтобы гости могли заварить себе чай и разогреть пищу. На барной стойке лежал ключ. Вместо номера на пластиковой бирке был выведен символ «X». Последний. Мендоксэ… Все лучшее разобрали до нас. Шикадай прокрутил ключ на пальце и сжал в кулаке. Напротив кухонной зоны, на узкой стенке, одиноко торчащей посреди зала, висел плазменный телевизор. Вложилось Облако, не пожалело бюджета. Шикадай хмыкнул: на месте Райкаге маманя приготовила бы генинам-участникам в лучшем случае казематы. Если бы вообще не погнала нас добывать жилье где-то в пещерах. Друзья разбрелись. Джуни затормозил и снова застыл в волнах своего далекого эфира, а Боруто улизнул за стенку с плазмой. Шикадай прошел за ним. Гостиная распахнулась панорамными окнами. В сумерках потемнели выросты скал, а за ними в туманной розовеющей дали готовилось утонуть алое солнце. Боруто с блаженным выдохом растекся на мягких сидушках, и Шикадай отвлекся от видов заката. В гостиной стояли четыре полукруглых черных дивана, а между ними в самом центре — круглый журнальный столик. На этих диванах и подушках разместились бы все участники от Конохи. Вот оно что. Место для собраний. В углу у окна, на каменной экспозиции, бил фонтанчик — мелкая статуя писающего мужика. Обнаженного, мускулистого. Шикадай проморгался: на миг ему почудилось, что лицом качок смахивает на господина Райкаге. Просто показалось. Надеюсь. — Пойдем, — позвал Шикадай, неожиданно для себя примешивая к своему тону стальные ноты. — У вас три минуты. Этот Боруто с безумными идеями, Джуни, который непременно последует за ним и может сослепу сверзиться с моста… Стоило собрать их в одном месте под ключ. — Через три минуты я закрываю наш номер, — добавил он и буркнул себе под нос: — И не забудьте вымыть потом свои потные ноги, мендоксэ. Кажется, он вживался в роль суровой матери-одиночки. Закат за стеклом догорал в розовой дымке. Мебель источала аромат свежей древесины. Шикадай, скрестив ноги, сидел на облюбованной кровати, поглядывал за окно и вяло наблюдал за тем, как Боруто потрошит свой бездонный рюкзак. Тот уже вытряхнул приставку, пачку чипсов, мятые бургеры, разноцветные диски и флешки, несколько колод карт и даже полупрозрачные оранжевые очки. Шикадай качнул головой: он, разумеется, тоже не прочь был время от времени погонять в ту же приставку, мог чипсы пожрать, но в Облако собирался как на миссию. По принципу минимализма. — Боруто… тебе не кажется, что ты взял слишком много? — прервал молчание Джуни. — В таких местах лучше не отвлекаться на лишнее. — Вот именно, — подхватил Шикадай, обрадованный адекватностью нового напарника. — Как можно быть таким… — Я взял только необходимое, — оповестил Джуни, извлек из кармана небольшой камень и с аккуратным стуком выложил на тумбочку. Шикадай глотнул было воздуха, но прикусил язык. — Ты сейчас серьезно? — выдавил он. — Камень?.. — За ним стоит присматривать, — объяснил слепой Джуни.****
У Мирай дергался глаз. Им с Таком как смотрителям отвели шикарный люкс на первом этаже, но расслабиться и насладиться комфортом не выходило никак. То чудилось ей, что кто-то из бестолковых генинов удирает в сумерки с базы, то ноги чесались от острого желания проверить и перепроверить, чем заняты дети в номерах. Не хватало снова позволить им упиться. Хватит. Не дай дьявол, натворят что-нибудь на чужой территории. Так прав. Шутки кончились. Она налила в стакан свежей воды и вышла к панорамным окнам в гостиной — наконец выдохнуть, издалека полюбоваться подсвеченной скалой в центре лагеря. Все было в порядке. Вроде бы. Никто не косячил. Никто не поранился, не умер, не задохнулся. Пожара, наводнения и короткого замыкания пока не случилось. Буклетики с правилами она раздала. Санкциями Скрытый Лист по ее вине не забрасывали. Никто не косячил. Буклетики раздала. Все комнаты обошла. Никто не косячил. Никто не… Сумерки прожгла ярко-рыжая точка. Вниз пролетела, как мотылек. Окурок от сигареты. Холодный стакан хлопнул о подоконник. Мирай шуншином сорвалась с места, толкнула дверцу и вкатилась на балкон этажом выше. — Какого черта?! — возмутилась она. — Я правила для кого раздавала? На ее крики с ленцой обернулся полуголый Арума Датэ. Высокомерно скривился и вдавил початую сигарету в перила. — Тебе-то че? — В общежитии нельзя курить, пра-ви-ла! — Мирай ткнула пальцем в его смуглую грудь, покрытую волосами и черной сеткой тату. — Тут дети, ты понимаешь это, в конце концов? Да и давать сейчас легким лишнюю нагрузку… — Завались, обезьяна, — Арума сделал к ней шаг и неприятно навис, так, что она отступила. — Достала уже всех. Че ты указываешь, взрослая, что ли? — Я чунин! Щеки и шея горели. В груди расклокоталась досада. — «Чунин»? — фыркнул Арума. — Ты просто уродливая буйная баба. — Уродливая? В смысл… Мирай задохнулась. Спиной она чувствовала, как на шум собираются дети. Но этот, Арума, не ребенок. От него пасло сигаретной вонью, а еще чем-то тяжелым и гулким, что не имело вроде бы общего с его крепким взрослеющим телом, но гадко с ним сочеталось. Гадко настолько, что вместо окрика в глотке вспухал металлический ком. — А че, красивая, хочешь сказать? — приподнял бровь Арума. — Видала вообще себя в зеркале?.. Мирай сглотнула. Это глупая провокация, нельзя же, в самом деле, на такую ерунду поддаваться… — …ты ж вообще как мужик. «Как мужик»? Она чувствовала, что если попробует говорить, то голос взлетит до позорного высоко. И как можно так задеть простым оскорблением, даже к сути шиноби отношения не имеющим? — Какого хрена? — из ниоткуда возник Такеши и оттолкнул Мирай за спину. От него бахнуло колючим ледяным ки. Арума отшатнулся. Так угрожающе надвигался медленным пружинистым шагом, а неожиданно растерявшийся генин все теснее прижимался к перилам балкона. — Извинился, живо. — Пшел к черту, вонючая псина. Мирай и моргнуть не успела — Арума очутился задницей на перилах, кувыркнулся назад и исчез. Внутри похолодело. Там же… пропасть. Общий счетчик детей сменил цифру с ровного «33» на «32», автоматом удалил неполную команду и остановился на «30». Что я скажу Хачидайме?! Продумать извинительную речь она тоже не успела — с воплем «Говнюк!..» Так вскочил на перила и спрыгнул следом. — Стоять! — запаниковала Мирай. — Так! Убьется! Внизу раздался топот, кажется, что-то на полном ходу врезалось в стену. Топот стал гуще, застучал в сторону кухни. Что-то разбилось. Гаркнул вопль Арумы, матерщина Такеши. Мирай метнулась к перилам, перегнулась и заорала: — Та-ак! Нельзя бить детей! Ты слышишь?! Как бы там ни было… черт! Она бросилась внутрь, к лестнице, соскочила на первый этаж — кучка любопытных генинов кинулась следом за ней и топала, топала. — Так, это непедагогично! Внизу творился хаос. Ребята в гостиной оторопело жались в диванные спинки, стены и тумбы, отпрыгивали в стороны. Щуплый Каминаримон прикрыл голову подушкой. Арума, как дикий скакун, перемахнул через диван, Так сдернул с Денки подушку и швырнул со всего размаху в противника, но тот подушку словил и бросил обратно. — Падла, — выплюнул Так. — Сейчас будет педагогично! Ремень мне, живо! С барного стула соскользнула унылая Иноме и стянула с пояса широкий красный ремешок. Арума вломился в кухонный угол, прыжком вскочил на тумбу и по-обезьяньи перебрался на лестницу. Толкнул пяткой микроволновку, та грохнулась на пол. Так на бегу вырвал ремень из рук Иноме и пронзительно свистнул. Из люкса с воем вылетел Банто, едва не сбил Мирай с ног и погнал по лестнице на второй этаж. — Эй вы-ы! — надрываясь, заорала Мирай. Ей было обидно за себя, дико стыдно… Но хоть кто-то должен был проявить взрослость! Этот придурок Арума. Какой бы ни был, он был тридцать третьим. Он нужен был к экзамену целым! И еще эти двое не должны тут все разгромить! Не должны были… — Та-ак! — она взлетела на второй этаж вслед за погоней. — Блять! — вырвалось у Арумы, когда Так смачно съездил ремнем по его голой спине. Беглец ломанулся в приоткрывшуюся дверь чужого номера. Так влетел за ним. — Эй вы… Вы чего, даттэбаса! — взвился перепуганный голосок. Дверь навернулась о стену и мелко задребезжала. Громыхнула в падении мебель, удар — кто-то растянулся на полу. — Гребаные карты! Ремень вновь смачно шлепнул по голой коже. О дедушка-Третий! Мирай уже подлетела к номеру, но вспотевший Арума вдруг вылетел сверху из дверного проема, спрыгнул с потолка на пол и рванул по коридору. Ее мощным толчком отбросило в стену — из номера вырвался Так. Арума кинулся было к балкону, но напоролся на Банто и отскочил назад к лестнице. Перевертыш — за ним. Мирай на всякий случай заглянула в номер седьмых и осведомилась: — Вы в порядке? Гардина съехала, по полу распластались мятые карты. Шикадай ошарашенно покивал. Боруто прижимался к стене с таким видом, словно только что пережил Четвертую Мировую. Джуни сидел на кровати и аутично полировал подолом футболки какой-то камень. Доисторическое оружие высших приматов? — Эм… ладно, — Мирай не нашлась, что сказать, и назидательно выдала: — Ведите себя хорошо. Поняли? — Поняли, ттэбаса, — с непривычной кротостью отозвался Боруто. Внизу что-то вновь обрушилось, на этот раз особенно тяжело. Арума низко завопил, и в такт ему завыл скорбной песнью волков Банто. Так! Мирай ринулась обратно на первый этаж. По развороченной гостиной расползлись напряженные притихшие дети. Статуя господина Райкаге валялась на полу, перевернутая, и мочилась фонтаном в сторону потолка. Из тупикового коридорчика у люкса доносились звуки ударов, звон пряжки и хриплые выдохи. Мирай обернулась. Арума скрючился в углу, подвывал, а Такеши с остервенением отхлестывал его покрасневшие плечи ремнем. Мирай оцепенела. Нервно дернулись пальцы. Такеши-тайчо всегда казался очень опасным, когда злился и источал Ки, подкрадывался или надвигался с неумолимостью запущенного экспресса. Но она еще ни разу не видела, чтобы он в такой ярости избивал человека. — Так… — голос дрогнул. — Так! Хватит уже, слышишь?! Он хлестнул свою жертву в последний раз и зыркнул на Мирай мутным смазанным взглядом. Арума перекатился на колени и, отскочив, дал деру. Зачем так жестоко?.. Просто потому что этот меня обозвал? Такеши намотал ремень на кулак и молча толкнул дверь их люкса. Окликнуть его никто не посмел, даже Мирай. Она стояла, будто вкопанная, и ошарашенно вслушивалась, как на пол накрапывали капли из перевернутого фонтана. — Ты, это, не переживай, если что, — прозвучал звонкий голос, в этой тишине неуместно бойкий. Мирай подняла взгляд и встретилась глазами со стриженной девочкой. Та протягивала исписанный картонный квадратик. Как же ее… Изуно Васаби. — Ты… ты о чем? — пробормотала Мирай. — Да о том, что этот подлец Арума тебя оскорбил! — жарко воскликнула Васаби. — Мол, «уродливая», «мужик». Ничего он не понимает, короткие прически на стиле, да и вообще ты можешь быть какой хочешь… Мирай лишь моргнула. — …все остальное — гнилые пережитки патриархата, — девчонка впихнула ей в пальцы картонку, что при внимательном рассмотрении оказалась наскоро сваянной визиткой. — Записывайся в наш клуб феминисток. Собрание уже завтра. Васаби по-свойски выбросила в ее сторону два пальца, развернулась и отошла. Мирай тупо разглядывала визитку. По белой кромке жирным зеленым маркером было выведено: «Тренинг для сильных и независимых, с 6:00 по 6:30, комната Q, вт. эт…» Для сильных и независимых, значит… Поправив прическу — ровно такую же, как у этой Васаби, — Мирай решительно двинула в люкс. Нужно было поговорить с Таком. Перевертыш стянул водолазку и швырнул к жилету. Потный, взъерошенный и все еще злой. — Зачем ты так жестко? Такеши-тайчо остро взглянул на нее. — Мы на чужой территории. Гребаные пиздюки обязаны выполнять наши приказы. — Этому… Аруме через пару дней на экзамен. Из-за побоев он будет не в форме, — уперлась Мирай. — Может даже погибнуть. Такеши фыркнул. — Первый экзамен не смертельный. И вообще, он на тебя нагнал. Какого черта ты его защищаешь? Мирай вздернула подбородок. Тянуло отвернуться: к щекам приливала кровь. Уродливая, как мужик. Неужели он тоже так думает? Они все… Потные пальцы теснее сжали визитку. Плевать. — Защищаю, потому что я ответственное лицо. Личное — это личное, — выдавила она. Шея пылала. — Миссия — это миссия. За поголовье детей я отвечаю лично перед Хачидайме! Как и ты. — Она ткнула в его сторону карточкой. — И за состояние предоставленного общежития тоже! Вы разбили микроволновую печь. — Хм. — Такеши-тайчо погладил указательным пальцем подбородок. — Ты права. Нужно было отвесить еще за печь. Мирай зарычала. Сейчас Так выглядел не разъяренным волчарой, исходящим жаждой убийства, а просто упрямым мальчишкой. Пусть и крупным. Размером с мужика. Раздался тихий стук, и дверь приоткрылась. Придерживая руками спадающие штаны, в номер пробралась Иноме. Она перекатила на языке леденец и уставилась на Перевертыша глубокими печальными глазами. С укором. — Мне бы мою вещь. Так глянул на кровать. Ремень красной змеей валялся рядом с его шмотками. — Потом верну. Мне пригодится. Иноме безнадежно развела руками. Штаны опали и зависли на бедрах, оголив смуглую кожу боков. — Служу благому делу, — бесцветно заключила Иноме и поплелась в коридор, на каждом шаге рискуя потерять штаны окончательно.****
Наруто захлопнул ноутбук, и по плечам вниз как будто стекло давящее бремя. Приготовления к грядущим голосованиям завершены на все сто — осталось схлестнуться с другими Каге лицом к лицу. Он хлопком вырубил свет, вышел из кабинета. В темный коридор сочилось из окон холодное сияние уличных фонарей. От этой молчаливой неподвижности все существо пронизывало тупой тягучей тоской. Днем жизнь текла живее. Мозг забивали отвлекающие заботы, в кабинет вбегали люди. Поздними вечерами же он был полностью предоставлен самому себе. Вот и сейчас уже лопатками ощущал, как ночные страхи подкрадываются, проползают в сознание. — Мы уладили дело с Йондайме, — коснулся ушей девичий голосок. — Нам с тобой есть о чем поговорить. Наруто напрягся… и мягко выдохнул. Страхи смело резким порывом. Внутри вспыхнуло теплым и светлым. Сарада в порядке. С папаней уладили. И Сарада вправду прежняя. Мне не приснилось. — Пойдем ко мне в берлогу, — обернувшись, пригласил он и честно сознался: — Жрать хочу, аж живот сводит. — В бе… берлогу? — Сарада с озадаченным видком поправила очки. Сразу потеряла в невозмутимости. — Это как? — Ну, — он потянулся к шее. — Понимаешь, я ж почти не живу дома… Это тут. В Резиденции. Наруто вывел ее по коридору в давно облюбованный чулан. Зашуршал ключом, провернул круглую ручку. Каморка дыхнула на них темнотой и спертым запахом специй. Через окошко под потолком сквозь листья фикуса проникал лунный свет. Наруто щелкнул выключателем. — Располагайся. Сарада кашлянула в кулачок. — Где именно? Большую часть его «спальни» занимала широкая раскладушка. В тесной полосе между лежбищем и стеной едва умащивались сплоченная гора упаковок рамена, раковина и тапки-лягушки. И мелкая прикроватная тумба с лягушкой-ночником. Над всем нехитрым богатством нависали бельевые веревки с сохнущими семейниками. Наруто хрипло хихикнул. — На раскладушку, что ль, забирайся. Только трусы головой не задень. — Шаннаро… — прошипела Сарада, но обувь стянула и на лежанку все-таки забралась. Наруто развязал плащ и вывесил у раковины на полотенце. Ощупал висячие труселя, посрывал их с веревки и затолкал в таз под кроватью. Извлек оттуда же чайник, плеснул воды из крана и воткнул в розетку у тумбы. — Так что вы там порешали с папаней? — мимоходом поинтересовался он у Сарады. — У твоего отца… были причины, — вздохнула она. — Я приняла их. Хоть это не значит, что он прощен. — Он не прощен, — нахмурившись, подтвердил Наруто. — Но, того… Пусть пока останется. Ладно? — Пусть. Он еще нужен этому миру. На душе полегчало. Под бульканье вскипающего чайника Наруто сорвал фольгу с пачки рамена и щедро обдал сухую лапшу специями. — Жрать будешь? — Я воздержусь, — с непроницаемым видом ответила Сарада. Ворчать не стала. Наверное, прикинула, что фирменный суп здесь все равно не сварить. Чайник в последний раз булькнул и щелкнул. Наруто, как в этой тесноте мог, раскорячился над тумбой, залил лапшу кипятком и с наслаждением втянул щекотно-остренький аромат. Запах рамена был настолько живым и отменным, что, кажется, и жабка-ночник заинтересованно блеснула бусинами вожделеющих глазок. Наруто отставил ее подальше от своей чаши, а потом и вовсе убрал в верхний ящик. — Я была на Мёбоку, — оповестила вдруг Сарада, проследив за ночником взглядом. — И Гамамару выдал пророчество. Свое последнее. — Последнее? — «Мы заплутали в изгибах одинаковых троп», — сосредоточенно продекламировала она. — «Забьется ласточка в зеркальной ловушке, и в дрожи кошмаров наконец-то сольются пути». Наруто сглотнул. Изгибы одинаковых троп… в дрожи кошмаров. Старик Гамамару говорил иносказательно, но не настолько. И никогда еще эта иносказательность странная не отдавала в груди такой сильной тревогой. Тревогой узнавания. — Ты что-нибудь в этом поняла… Сарада? — свой голос показался чужим. Сарада качнула головой. — Я долго размышляла. Все выходила запутанная ерунда. Наруто вжался спиной в стену и задумчиво уставился в стакан. Капли в бульоне играли отблесками рыжеватого света. Как жирные слезины, стекали со стенки стакана в лапшу. В дрожи кошмаров сольются пути… — Кошмары, — выдал он с тяжестью. — Знать бы, о чьих кошмарах там речь. — Тебе снятся? Не хотелось выворачивать это из себя, тем более что в этих кошмарах Сарада была частым гостем. Но больше зацепиться было не за что. — А, — отрывисто подтвердил он. — Иногда, знаешь… Сны, похожие на реальность. Я просыпаюсь и, хах, иногда я не знаю, где проснулся, во сне или в своем настоящем. Иногда тебя нет, а иногда ты ничего не помнишь. Как раньше. Поэтому это кошмары. Поэтому он ей так обрадовался давече. — Иногда, в некоторых снах, и я тебя не помню. Живу, как жил, с заботливой и тихой Хинатой. И у нас Боруто и еще девочка. Все, как ты мне рассказала однажды. В мутном взгляде Сарады мелькнуло проблеском понимание. — Не просто сны, похожие на реальность. Это и есть реальность. — То есть? — Та девочка… твоя дочь. Химавари. Она мягкая, игривая и голубоглазая. С торчащими темными волосами. — Химавари… — завороженно повторил Наруто. Девочка из его снов. Откуда Сараде было знать ее имя? Не говорил он ей. Да и сам, просыпаясь, не всегда помнил имя дочери. Только образ. Он крепче стиснул стакан, почти смял: от накатившей слабости едва не выронил. Чертова усталость. А тут еще это пророчество путаное. — То, что тебе снится… Таким должно было быть твое будущее. Если бы я не отправилась в прошлое. Если бы все не поменяла. — Что ж это, — Наруто скривился, отсмаковал бульон. — Мне снится это, будущее несложившееся? Вроде как призраки будущего? — Похоже на то. Сарада напряженно глядела на него. Потом выдохнула и стянула очки, помассировала натертости у глаз. — Такое бывает. Когда погиб Шисуи-сан, я увидела его во сне. В плаще Годайме, — она поджала губы и жестче вцепилась пальцами в переносицу. — Тогда он как раз должен был принять титул. — Это ж могло быть просто от боли, Сарада. Приснился, потому что приснился. — Или потому что призрак близкого будущего, — с нажимом сказала она. — Такие сны особенные. Это чувствуешь. Одного только не понимаю… — Сарада отняла руку и пусто уставилась в покрывало. — Я изменила многое, разрушила причинно-следственные связи. Будущее должно было сложиться совсем по-другому. А эта реальность как будто пытается вернуться в прежнее русло. Ты женился на Хинате. Родились те же дети. Боруто, Шикадай… даже я. — Что? — охнул Наруто. — И Шикадай? Ну… странно, конечно. Но, в принципе, ну и что? Предки же те же. Значит, нормально, что те же дети родятся. Сарада нацепила очки и строго взглянула на него. — Ты хоть понимаешь, сколько сперматозоидов одновременно стремится проникнуть в яйцеклетку в момент оплодотворения? — отчеканила она. Он моргнул и потянулся потереть шею. Яйце… яйце-что? — Шанс, что родится такой же ребенок, какой был в моей реальности, один к миллиону. Или меньше. Если учитывать… м-м… незапланированные эякуляции. Ее глаза скрылись за блеснувшими очками. — Один к миллиону, — пробормотал Наруто. — А у нас их тут… Боруто и Шикадай такие же. Ты такая же. — И другие мои одноклассники. И Мирай. Слишком много совпадений. Их еще и так же назвали. — А? — Почему «Боруто»? — спросила неожиданно Сарада. — Почему именно так ты назвал вашего сына? — Так, это… Мы решили в честь Неджи. Он погиб, когда заслонил собой меня и Хинату… Стоп, — Наруто с ужасом воззрился на подругу. — Стоп-стоп. Неджи жив, ттэбайо! И та еще заноза, к тому же. Почему мы назвали в честь него нашего сына?! — Вашего сына? — резанул слух ледяной голос Саске. Наруто вздрогнул. Учиха неслышно просунулся в дверь и недобро на него зыркал. — …когда вы успели завести детей, Наруто? — продолжал допрос лучший друг. — Сарада. Что ты делаешь в этом сарае? Сарада особо отточенным движением коснулась перемычки очков. Стекла жутко сверкнули. — Значит, ты меня обнаружил, — процедила она. — Впечатлена, папуля. Казалось, она сейчас выхватит из ножен какой-нибудь меч и пришпилит Саске к двери. Саске настороженно сверлил ее своими колкими глазами, а Сарада как будто подхватила их чудную отцовско-дочернюю игру и ни на миг взгляда не отвела. Лишь нечитаемо мерцали очки. …Саске слегка отвернулся. В игре переглядываний победили очки Сарады. — Я был у Карин, — сообщил друг. — Она вас обоих почуяла. В замкнутом пространстве. Рядом. Наруто поперхнулся бульоном. — Думай, что ты там себе думаешь, ттэбайо, — глухо пробурчал он. Неуютно пошевелил пальцами в тапках-лягушках. — Эй, Саске, раз уж приперся… Тебе снятся кошмары? Ну, или такие ненормальные сны. Как на реальность похожие. Резкая тишина. Саске сжал дверной косяк и сквозь зубы выцедил: — Зачем тебе знать? — Да я ж не из праздного интереса! Это, тут странное явление, понимаешь? По снам гуляют призраки будущего, то есть, скорее, уже настоящего. Настоящего ненастоящего, понимаешь? — Наруто моргнул, осознав, что сам в этой тираде запутался. — Черт, нет… ненастоящего настоящего, вот. Очень реалистичного ненастоящего настоящего. — …что? — Ты видел смерть мамы, папуля? — внезапно осведомилась Сарада. Саске ошеломленно замер. Вроде бы даже стал бледнее обычного. — Проходи, — буркнул Наруто: не хотелось выпускать разговор за стены каморки. — И закрой за собой дверь. С видом несгибаемого воина Саске защелкнул замок, сделал пару аккуратных шагов внутрь чулана и мыском сандалины задвинул под раскладушку таз, полный цветастых трусов. — Откуда ты знаешь, Сарада? Про то, что Сакура… это сон. Мой. Наруто окатило ознобом. Стакан рамена смялся в ладони, так, что остатки бульона лизнули кожу масляным теплом. — Постой… постой-ка, постой, — выдавил он, вперившись в Сараду взором. — Ты мне тогда говорила про Сакуру-чан. Напоминала всегда, как будто я и так запомнить не мог. Так, это, выходит… Сакура-чан в твоей исходной реальности умерла? Сарада опустила голову. — С ее могилы все началось. — Я видел ее могилу, — коротко признал Саске. — Во сне. — Все неслучайно, — заключила Сарада. — Эта реальность пытается повторить исходную. «Мы заблудились в изгибах одинаковых троп». …когда черт знаешь, где сон, а где правда. — Через сны и совпадения наш мир словно стремится к моему старому. Это ненормально. В таких масштабах… Почему это происходит? — И к чему это дерьмо приведет, — кивнул Наруто. — Сарада. Дедан Гамамару сказал еще что-нибудь? — Гамамару… — Саске прищурился. — Понятно. — Мне показалось, он предрекал конец света, — Сарада сгорбилась на раскладушке и обняла колени. — «Если не дотянуться до звезд…» — То что? Что будет? — А дальше ему было «неведомо». Только предложил справляться самим. Черт знает, каким образом. Сны… призрачные реальности. Это не тот слой, где мы можем что-то легко предпринять. В таких сферах мы не ориентируемся. Сарада была права. Они всю жизнь учились бороться с врагами, которым можно навалять. Чакрой или хорошим пинком. Но как обуздать разбушевавшиеся сны? И почему они опасны, если они… сны? Наруто одним глотком допил остатки бульона и вышвырнул мятый стакан в раковину. — Черт, — прошипел он. — Если б хоть хмырь Итачи был здесь… Учиха Итачи был человеком, который, казалось, способен разобраться с проблемой любого характера. Даже если проблема заплеталась где-то в неведомых сферах. На самом деле, на неведомых сферах Итачи в первую очередь и специализировался. — Итачи здесь нет, — заметил Саске. — Зато есть его сын. — Эй-эй! — тут же вспыхнул Наруто. — Собираешься навалить все это на пиздюка неопытного? Даже если у Джуни есть потенциал, и он, как ты любишь говаривать, Учиха… — Я не об этом. У Джуни особый талант. Карин сейчас мне сказала, что он ощущает толчки. — Толчки? — Именно. Периодически Джуни фиксирует необычные искажения. Нефизические. Он описывает их как накладывающиеся друг на друга потоки. Как будто… резонируют какие-то частоты. Наруто переглянулся с Сарадой. — Вполне возможно, — завершил Саске, — что эти его «толчки» связаны со снами и совпадениями. Возможно, он чувствует, как нашу реальность бомбят призраки других.