Я твой друг

- Я люблю тебя, ясно?! Не отворачивайся! Слышишь?! Я тебя люблю! Он не ответил, только ускорил шаг. - Да скажи ты хоть что-нибудь! - пришлось бежать за ним по темному коридору, - Неужели это ничего не значит для тебя?! - Ты милая, - он даже не обернулся, не попытался скрыть свой холодный безразличный тон, - Но отдай все это кому-нибудь другому. Мне это не нужно. Я остановилась, налетев на невидимую стену, хватая ртом воздух, как рыбка, и прижимая к груди дрожащие руки. Казалось, там, под ребрами, крошится и царапает грудную клетку дурацкое разбитое сердце. Почему? Почему?! После всего, что было - почему он говорит это?! - Пожалуйста! - снова собралась с силами и догонала его, - Посмотри на меня! - Хватит! - Макс обернулся и его холодные голубые глаза гневно сверкнули в свете неоновой барной вывески. Я вздрогнула - и проснулась. ** Тьфу! Только этого не хватало! Макс всегда снился в те ночи, когда все и без него катилось к чертям. Я подскочила и теперь нарезала круги по комнате, в которой заснула какой-то час назад, наконец перестав ворочаться, всхлипывать и прокручивать в голове одни и те же печальные мысли. Когда Торин унесся прочь с осколками Аркенстона, всему отряду ужасно хотелось знать, что же все таки произошло между нами за закрытой дверью, куда девался камень - а главное, куда, собственно, помчался их король. Вместо объяснений я рявкнула "Оставьте меня в покое!" - и тоже сбежала прочь. Как передать, что ты чувствуешь, когда дружба, которой так дорожил, которую всеми силами спасал, рушится у тебя на глазах?.."Я думал, у гномов нет друзей", - вспомнила я слова Беорна. Наверное, так. Наверное, и правда нет. ** Утро я встречала в отвратительном расположении духа, сидя в кухне и гипнотизируя взглядом закопчённый котел ростом с меня. В нем уныло булькало, время от времени всплывали белесые щупальца. Кряхтя, я помешивала их помелом - ни дать ни взять, ведьма, такая же всклокоченная и злобная. Ну, разве что помело у меня было почище и мешала я не веником, а длинным деревянным метловищем, сошедшим вместо здоровенной ложки. "Ничего себе, завтрак!" - радостно ахали гномы. Судя по их лицам, спали далеко не все: совет очередной у них там был или они всю ночь Торина искали...Вот это вот вообще не мое дело! - А что ты варишь, Мари? Пахнет как-то...подозрительно. - Простыни, - ответила я максимально неприветливо. Это и в самом деле были простыни для Палат исцеления. Мы с Оином нашли их в Эреборе еще неделю назад - и сразу принялись разгребать в ожидании Битвы Пяти Воинств. Кое-как нам удалось вынести истлевший мусор, осколки, обломки и...Эру! до сих пор волосы дыбом...останки гномов, которые искали там спасение, а нашли лишь погибель. Мы вымели пыль, отмыли столы и взломали замки на кладовых. Настала очередь постелей - и я с утра кипятила морготовы пыльные простыни. Труднее всего было наполнить котел водой: одной здоровой рукой таскать ведра от самого Хрустального озера по этим крутым каменным лестницам - развлечение для мазохистов! А просить помощи ни у кого не хотелось. Радовало только то, что кварцевая пещера вокруг водоема, мерцающая сотнями огромных кристаллов, точно замок фей. ...Рассевшиеся как на именинах седовласые Траин и Балин о чем-то тихо переговаривались, пристально глядя на меня. Только что пальцем не тыкали! Я даже удивилась - случись это где-нибудь в Хоббитоне, я бы уже ни на шутку взмокла и вся извелась: да что они там обо мне говорят?! Случись это уже в Лихолесье, я бы подошла и спросила в лоб, чего уставились. Под Горой мне было так удивительно безразлично, что я просто продолжала делать свое дело. Гэндальф спустился как всегда "вовремя": как раз поспела каша и сварился кофе. Спасибо Бомбуру за то, что мы все еще не сдохли от голода. - Я поговорил с Торином, - возвестил он почти радостно, по огромной кухне прокатилось эхо, - Все объяснил ему. Полагаю...вопрос с камнем наконец-то закрыт. - Ты прав, - раздался с лестницы бодрый голос, который я едва узнала после всех этих дней безумия. Дубощит спустился вприпрыжку, перемахнув через перила внизу. Он был весел, деловит, а главное - подозрительно всем доволен. Как будто у нас забрали того, сумасшедшего Торина по гарантии, а вместо него выдали ту версию, которую я с удовольствием обзывала бородатым авантюристом и валяла на сеновале. Он швырнул на стол замшевый сверток, постучал по столешнице, привлекая внимание, и заговорил: - Полагаю, вы заметили - в последнее время все катилось в тар-тарары. О, да. Мы заметили, балрог тебя поцелуй! -...Я чуть было не лишился рассудка, Эребора и, что самое прискорбное, вашего доверия, друзья мои... Да пошел ты... -...Причиной безумия, как и много лет назад - к моей огромной печали...был Аркенстон. Поэтому я принял решение...уничтожить камень. И я сделал это. Я расколол камень королей. Гномы ахнули так громко и синхронно, что я не сдержалась и захихикала. Их сердитые ошарашенные взгляды снова меня не тронули - подумаешь! Гораздо интереснее другое: почему это Торин "расколол камень королей"?! Он же сам вчера меня чуть за это не прибил! -...Я уверен, что это было единственно верное решение, - неожиданно заявил Дубощит, глядя прямо на меня, - Поначалу я сомневался... Это был непростой и очень тяжелый выбор. Но, в конце концов, я понял, что иного выхода нет. В общем, вот... Он развернул свою тряпицу и перед нами засверкали уже виденные мною осколки Аркенстона. Радужные блики, которые раньше зачаровывали меня, больше не вызывали никаких эмоций. Я отвернулась к котлу. Пусть гномы сами чахнут над своими сокровищами, это без меня... - Я принял решение, - Торин повысил голос и я все же обернулась, - Разделить его осколки между нами. - Ты с ума сошел! - выпалил Балин, прежде чем подумал, - Такая ценность... - Нет, мой друг, как раз наоборот, - усмехнулся Подгорный король, - Я исцелился. А это...Теперь это просто память. Наша с вами общая память: о походе, о том как был убит дракон Смауг, о том, что мы уже пережили и что еще переживем в самом скором времени...Я прошу вас: возьмите себе по осколку - и это будет знак величайшей моей вам признательности. В каком бы виде вы его не сохранили, как бы ни огранили, ни оправили - это будет знак того, что выше вас в Эреборе только король. Знак того, что Одинокая гора для вас открыта в любой час. Знак памяти - и почитания, который будет передаваться из поколения в поколение вместе с титулом. Правда, титул я еще не придумал. Ничего себе! Я невольно присвистнула, глядя, как ошалевшие от восторга и удивления гномы чуть не лбы себе не расшибли, выбирая осколок по вкусу. После них настал черед Бильбо и Гэндальфа - они не торопились подходить, но Торин их позвал. - В самом деле, это уже слишком... - скромничал хоббит, при этом широко улыбаясь, - Ну куда мне такое сокровище?.. - Моя дружба, мастер Бэггинс, может быть и не такая блестящая штука, однако ее вы приняли - значит, примите и эту безделушку, - Дубощит с улыбкой похлопал его по спине, заставляя подойти поближе. Ну, просто праздник какой-то. Я подхватила свое помело - и была бы рада на нем улететь подальше от этой дружеской идиллии - но вместо этого взялась ожесточенно ворочать простыни в котле. За спиной вежливо и осторожно - кто бы подумал, что он так умеет - кашлянули. А затем почти что робко, насколько это вообще возможно для Подгорного короля, поинтересовались: - Мари...можно тебя отвлечь? Как будто если я скажу "нет" - он уйдет! Вдох. Выдох. Стальной трос, которым, кажется, были стянуты все мои внутренности уже несколько недель, немного ослаб. Быть может, еще не все потеряно?.. Жаль только, что я совсем не умею всерьез на него злиться. Стоило бы устроить сцену на весь Эребор, закатить истерику, припомнить все, что он наговорил, в чем меня обвинял и то, что чуть убил, в конце-то концов! Куда там... Стоило мне услышать его прекрасный голос - и я растаяла. Его почти ласковая интонация тоже не способствовала моему критическому мышлению. Я обернулась, опираясь на метлу и пытаясь хотя бы выглядеть все такой же ведьмой. Да ну чтоб его!..В синих глазах мерцают отраженные блики Аркенстона, улыбка робкая, светлая и печальная сияет как лучик солнца, на щеках легкий румянец смущения. В протянутой ко мне ладони сверкает осколок. - Возьми это. Пожалуйста, - почти шепотом, почти уговаривает, - Окажи мне честь. - Кто, я?... Серьезно? "Выше вас в Эреборе только король...". - Для меня такое слишком, Торин... - тоненько пролепетала я, вместо того чтобы фыркнуть и отвернуться - и попыталась спрятаться за метлой. Он решительно отобрал ее у меня и вместо этого вложил в руку сверкающий камушек, сжал своими пальцами и, подойдя почти вплотную, проговорил совсем тихо мне в волосы. - Для тебя этого слишком мало. И ушел, оставив меня всеобщим посмешищем. Потому что только полный идиот мог не заметить, как Торин Дубощит всего двумя фразами превратил мой мозг в дружелюбное желе. ** Вскоре выяснилось - исцелился Торин как раз кстати: пернатая воронья разведка доложила, что на подходе войско эльфов, армия Даина Железностопа и те, ради кого мы все тут собрались: поганые вражеские полчища. День, от силы два - таков был их прогноз. Мы с Оином едва не побратались в госпитале, потому что пахали там без сна и отдыха, причем в полном смысле этих слов. Это было мне по душе: найти дело, которое по-настоящему может повлиять на исход битвы и которое мне по силам! Конечно, я не медик, но курсы первой помощи прошла. К тому же, лишних рук в военно-полевой медицине не бывает, даже если они умеют только бинтовать. Лихорадочно пытаясь успеть как можно больше, мы будто бежали наперегонки со смертью. А она догоняла и кричала вслед: "Я все равно скоро сюда заявлюсь!". Ну а мы тщетно надеялись задержать ее на пороге... Старый флегматичный лекарь по этому поводу превращался в фурию, а я - в комок сосредоточенных нервов. Работа, впрочем, помогала мне отвлечься и почти не думать о том, что нас ждет самое страшное испытание. Меня ждет самое страшное испытание! Потому что я знаю, что должно случиться!!! И у меня нет ответа на самый главный вопрос: как этого избежать?! Давным-давно, еще в Имладрисе, Совет Мудрых, узнав о том, что Торину, Фили и Кили суждено погибнуть в Битве, строго-настрого запретил мне рассказывать об этом им самим. - Ты не понимаешь, что значит осознание собственной смертности, - грозно сказал мне тогда Гэндальф, - Оно способно сломить сильнейших из нас. Рассказывай им все, до мельчайших подробностей, но никогда...никогда не упоминай, что все предрешено. Понимаешь, Мари?.. И мне приходилось понимать. Окутанная липким страхом, я строила и ломала планы, прокручивала в голове события и никак не могла решить, где же в них мое место. Когда настанет тот великий киношный миг, когда появляюсь я - и все спасены?! Торину я заранее рассказала, что наши враги обустроят себе штаб на Вороньей высоте. И он - честь и хвала ему за это - попросту заминировал башню, все подходы к скале и даже лед на Келдуине. В ход пошло все: вспых-заряды Балина, взрывчатка для бурения скважин и даже фейерверки Гэндальфа! Это немного успокоило меня, но я понимала...Даже если взорвать Воронью высоту...Даже если убедить Торина подарить мифриловую кольчугу Бильбо не до, а после Битвы - а пока дать ее погонять кому-нибудь из племянников...Даже если пойти на поле боя самой...Проклятый канон все равно вернется на круги своя. Как выманить у него целых три жизни?! ** - ...Мари, ты одета так, что мне не хочется показывать тебя эльфам, - проворчал Торин, окидывая меня взглядом с ног до головы. - Какой же ты зануда, - "благодарно" отозвалась я. Сам три часа вместе с гномами разорял сокровищницу в поисках самых пафосных и самых дорогих доспехов - лишь бы покрасоваться в таком виде перед Трандуилом! Нет, выглядел он, конечно, великолепно: весь в черном и синем, в серебре и мифрилле, вместо короны - гладкий серебряный обруч, в котором лунным светом сияет неограненный осколок Аркенстона. Но я-то всего лишь примерила найденное в сундуке бархатное платье, а величество уже гневается. - Если я тебе так не нравлюсь, просто сделай вид, что мы не знакомы и ты вообще не в курсе, откуда у тебя в королевстве завелось "это". Скажи, что от сырости, - сердито продолжила я, не желая расставаться с платьем. - Вообще-то, - Дубощит нагло усмехнулся, глядя пристально мне в глаза, - Я делаю тебе комплимент. Наши женщины для нас - великое сокровище. А красавицы так и вовсе бесценны, поэтому не принято показывать их кому попало, тем более каким-то эльфам! Я подавилась возражениями, но мысль про "красавицу" запомнила. Впрочем, по-настоящему меня интересовало кое-что другое: - Почему ты не сказал всем, что это я разбила твой королевский камень? - Во-первых, не ты, а Гэндальф. А во-вторых...как я уже говорил, Аркенстон был величайшей реликвией моего народа. И если кто-то из наших узнает, что это твои кривые ручки причастны к лишению гномов наследия, возможно...Возможно, ты станешь объектом кровной мести. Нет, конечно, в нашем отряде сумасшедших фанатиков нет, зато болтливых - пруд пруди! Когда один из них случайно поведает всем... В общем, у тебя могли быть крупные неприятности. - А у тебя не будет? - Я король, - усмехнулся Торин, - Я сам могу доставить очень и очень крупные неприятности. ** Эльфы прибыли одновременно с новостями о том, что Битва Пяти Воинств начнется самое позднее завтра на рассвете. Их войско все еще стройными рядами втягивалось внутрь Одинокой горы, а Трандуил уже успел трижды испытать культурный шок. Во-первых, из чертога Трора так не вынесли до конца все запчасти Смауга - и живое, а вернее очень даже мертвое, доказательство нашего подвига произвело на него неизгладимое впечатление. Во-вторых, Торин самолично отдал королю Зеленолесья многострадальное ожерелье с белыми камнями Ласгалена, торжественно пробормотав что-то вроде "Да забирай, забирай, чтоб ты подавился" (это неточная цитата, но, уверяю вас, близкая к истине). В-третьих, встреча его капитана стражи и принца Кили даже с натяжкой не походила на дипломатическую. Между этими ребятами как будто искрило. И чем больше они пытались это скрыть - тем искрило сильнее. Гномы Железных холмов тем временем запаздывали, зато к обеду подтянулось... ополчение из Эсгарота с Бардом Лучником во главе. Вначале эту компанию с крюками и гарпунами попытались выгнать обратно, справедливо опасаясь, что воюют они очень так себе. Но люди были непреклонны, а потому гномы плюнули и принялись снаряжать их подходящими по случаю доспехами и оружием. Наши недорасчищенные Палаты исцеления вмиг стали очень интернациональными. Вместе с Бардом пришло несколько знахарок из Озерного города, в Эреборе они испуганно озирались, будто ожидая, что из-за угла выскочит целый и невредимый дракон. Эльфийские целители сперва высокомерно молчали и морщились при виде местной антисанитарии. Но потом один из них с деланным равнодушием спросил, сцедили ли мы со Смауга драконью кровь. Оин без лишних слов продемонстрировал бочку упомянутой жидкости. За этим последовало бурное обсуждение ее свойств, которое растянулось на три часа, содержало оскорбления, короткую драку и заверения в вечной дружбе. ...К концу дня один из лихолесцев учил меня зашивать раны эльфийским стежком, знахарки охапками таскали со склонов Одинокой горы засохшую горечавку, котовник и чабрец, а остальные дружно двигали кровати - нам чертовски не хватало места. В лихорадочной суете перед сражением мы случайно нос к носу столкнулись с Тауриэль. Наплевав на приличия, я крепко обняла свою спасительницу. Меня окутал запах леса, трав, мха, смолы. На секунду стало так спокойно и легко, словно не будет завтра никакой битвы, а будет, скажем, первый день лета. Кошмары отступали от нее как отлив от берега. Мы обменялись долгими понимающими взглядами. И тут меня словно кто за язык потянул: - Там...В этой истории, которую я видела, ты...Когда Кили умер, ты очень жалела, что не успела сказать ему... - Сказать что?! - капитан стражи вспыхнула до корней волос, в очередной раз доказав, что влюбленная Перворожденная не так уж сильно отличается от пятнадцатилетней девочки. - Поскольку завтрашний день мы все трое можем и не пережить, так я буду начистоту. Кили любит тебя так же сильно, как ты его. Вам обоим есть, что терять и есть, что успевать. Взгляд эльфийки немного смягчился, но щеки заалели еще сильнее. - Да, он...признался мне, но...Это неправильно, - она покачала головой, - Нам нельзя...Быть может, потом... - Кто-то должен это сказать, верно? - мне было странно и неловко, - До завтрашнего дня не может случиться ничего неправильного. Потому что..."Потом" может и не наступить. Тауриэль смотрела на меня сверху вниз, будто решая - хочет она меня услышать или нет. - Ты человек, - слова давались ей как будто с трудом, - Осознание того, что ваша жизнь конечна, толкает вас на необдуманные поступки. И оно же дает вам силу не бояться своих чувств. Мне хотелось закричать о том, что в Битве жизнь будет одинаково "конечна" у всех, но она и сама знала это. - Я подумаю над твоими словами. Но не суди меня строго. Любовь - совсем не моя стезя. - Да и не моя, если честно, - я сдалась, и мы обе рассмеялись. Вдвоем смеяться было легко даже над тем, от чего разрывается сердце. ** Завтра. Завтра будет Битва. Эти слова стучали у меня в голове болезненно и тревожно целый день, пока я трудилась в госпитале, пока искала элементы брони и пыталась подогнать находки по себе. К вечеру стало совсем невыносимо. Я возилась с ремешком наруча, когда Торин возник на пороге моей комнаты. - Что ты делаешь, Мари? - его голос - бархат, тягучий мед - развеял напряженную тишину. - Я...я пытаюсь...собраться, - мой собственный голос нехорошо дрогнул, я подняла глаза. - Ты в слезах! Что случилось?! Он больше не был безумцем, пропавшим под властью злата. Он снова был моим другом, потерять которого было хуже смерти. А еще - моим мужем. Хоть мы и старались об этом не вспоминать. Я отвернулась, не в силах смотреть ему в глаза. - Ничего… - Что такое?! Скажи мне...Хоть раз - скажи, - он торопливо подошел и сел рядом, - Позволь хоть раз разделить с тобой эту ношу! Сердце сжалось - и слезы закапали прямо на наруч. Если он не уйдет сейчас же, еще немного - и я действительно не смогу сдержаться. Но Гэндальф прав, ему не стоит этого знать. - Торин… - нужно скрыть от него, нужно заставить себя быть спокойной, - Я в порядке...Иди...Отдохни. Завтра трудный день. Все было бесполезно. Он догадался. - Кто? - спросил он, и в его голосе зазвенела сталь, - Ты ведь рассказала мне все, кроме этого, верно? Я так и думал...Кто погибнет, Мари? Кто-то из наших?! Фили? Кили?...Я?... Да в конце-то концов! - Все, - беззвучно прошептала я, но тут же в груди кольнуло, превращая шепот в крик, - Вы все! Я видела это...Уже видела! Видела твою смерть! Я никогда, никогда не смогу забыть… Я не выдержала: тщательно сдерживаемые рыдания прорвались наружу - и теперь меня трясло. Наруч и шило, которым я безуспешно пыталась провертеть новую дырку в ремешке, выпали из моих рук, покатились по полу с грохотом. Я прижала ладони к лицу, замерла, пытаясь совладать с собой. Некоторое время в комнате были слышны только мои судорожные всхлипы. Потом мне стало стыдно: Торин был здесь, живой и невредимый, а я уже оплакивала его! А он еще и утешал меня - обнял, прижал к себе так крепко, что стало совсем нечем дышать, запустил горячую руку в волосы, растрепав короткую косу. - Тише. Ничего не бойся. Я никому не позволю убить Фили и Кили. И меня никто не убьет. - Все в порядке, - наконец проговорила я, когда голос снова стал мне послушен, украдкой вытерла слезы о его воротник и подняла глаза, - Я тоже...я не позволю этому случиться, ни о чем не беспокойся...Слышишь? Я все исправлю...С тобой все будет хорошо, чего бы мне это ни стоило. - Мари...Не надо. Не теперь. Я достаточно тобой рисковал, больше не хочу. Столько ты мне порассказала, столько я переслушал. А теперь послушай ты меня. Ты же крохотная, тонкая как камышинка, нельзя тебе в бой. И близко подойти не вздумай! Я не боюсь никого и со мной ничего не случится, но дай мне слово, что ты будешь ждать меня здесь. Он держал мое лицо в своих ладонях и его взгляд был полон незнакомой мне, невиданной, щемящей нежности. - Пообещай мне. Не было сил противиться: я неуверенно кивнула, покраснела, точно подросток и зачем-то попыталась высвободиться. Он не отпустил меня, осторожно погладил по щеке, стирая оставшуюся слезинку, очертил большим пальцем контур искусанных губ. Я невольно сглотнула, чувствуя, как по щекам и шее поднимается жар. Торин горько усмехнулся, продолжая глядеть мне в глаза так долго и проницательно, что хотелось подхватить рукой неистово колотящееся сердце. И на всякий случай сбежать прочь, одновременно провалившись сквозь землю от стыда. Он, наверное, все понял, потому и сказал это вслух: - У меня есть просьба, Мари...Я не посмел бы попросить об этом никого на свете, - голос его переменился и слегка подрагивал от напряжения, - Кроме тебя. Но ты...Ты поймешь меня правильно. Простишь мне эту дерзость. Если мы все же завтра...Если мы все трое не вернемся...Я должен, должен просить тебя об этом сейчас. Мне нужен наследник. Что?...Снова это странное чувство, будто он играет со мной. Испытывает меня. Или правда не понимает, что между нами творится? Тут и предлогов никаких выдумывать не надо - тянет же, давно тянет друг к другу, сколько ты ни беги. - Ты... ты видела мою смерть, если это и правда случится… И мы все погибнем завтра, я хочу, чтобы королевский род не был прерван…Понимаешь, я... - Скажи уже, что хочешь, - потребовала я совершенно севшим непослушным голосом. Торин осторожно поднес мою руку к своим губам, коснулся кончиков пальцев, ладони, но запястье только что надвое не перекусил - так целовал. - Тебя, - сказал как отрезал. И дальше уже без разговоров за руки на себя потянул, к себе на колени. "Ох, ма-ать Йаванна", - подумалось мне, когда обещание жаркой ночи ткнулось мне в пах - и польстив, и напугав - таким-то размером. - А вдруг, ну... ничего не получится?..С наследником...- едва слышно пробормотала я, пока Дубощит ловко раздергивал завязки на моей куртке. Его губы дрогнули в едва заметной усмешке, а взгляд стал такой пронзительный, пристальный, что я вздрогнула. Ответ он прошептал почти с вызовом: - Я очень постараюсь. Кровь водопадом зашумела у меня в висках. Последний страх сковал все тело. Нужно взять себя в руки, остановиться, подумать головой. Ведь не так это должно быть у него! Все неправильно! На моем месте должна быть другая, его любимая...А я вообще не имею права даже мечтать, даже смотреть в его сторону...Не дав себя поцеловать, я соскользнула в сторону, поднялась. Нет, не могу. - Что такое, Мари? Шаг к двери - он внимательно следит за мной, ожидая, быть может, что я сорвусь и убегу прочь. Еще шаг - в голове становится совершенно пусто, и от этого хорошо, просто замечательно...Возможно, завтра мы оба умрем. Поэтому сегодня все неважно. Кроме него. Кроме нас. Еще один шаг - и мои руки опускаются на засов и решительно задвигают его до громкого щелчка. Вот теперь и правда все. Никаких слов больше не нужно. Я обернулась, не смея поднять глаза, точно боясь расплескать вспыхнувший внутри жар. Жажду. Пламя. Если он не поцелует меня немедля, сию же секунду - мне просто не жить. Желание стирало все мысли, стирало сомнения и страх. Теперь казалось, что оно было во мне всегда, с нашей первой встречи, запрятанное так глубоко, чтобы даже литры алкоголя и часы задушевных бесед не смогли его выманить. Резко подавшись вперед, Торин обхватил меня за талию и шею, прижал к себе, срывая поцелуй - тот самый, как я хотела, глубокий и до дрожи идеальный, и ничего другого на свете не было, только его губы, только его тело, пылающее от желания. Дальнейшее безумие принадлежало не словам, а чувствам. Буря была во всем: в том, как мы беспорядочно срывали друг с друга одежду - не прекращая целоваться, в том, что на ласки не было времени...Мы даже до кровати-то не дошли, рухнули прямо на ковер. - Торин, То-рин... - на ум мне приходило только его имя, ни одной мысли более. Он же коротко, рвано шептал мне что-то на кхуздуле, предпочитая поцелуями объяснять то, что я не могла перевести. Осторожничал, то и дело натыкаясь на мои бинты, и снова срывался, яростно и коротко целуя в губы, сжимая ладони там, где не было никаких ран. - Как ты прекрасен, - срывающийся голос не слушался, но и молчать, глядя ему в глаза, было невозможно. Взгляд его потемнел, вспыхнул, он не стал ждать: вошел резко, жадно, до самого конца, подхватив меня снизу за талию. Я вскрикнула, ощутив ненадолго вспышку боли: природа в самом деле одарила Дубощита, даже сверх меры. Но боль сразу же взорвалась удовольствием - невероятным, совершенным, какого я еще не ведала. Вьющиеся темные пряди накрыли нас обоих волной, пахнущей полынью и чабрецом. Торин припадал к моим губам, и все никак не мог насытиться - и я тоже не могла. Поцелуи глушили крики, мои и его, стоны, бессвязный шепот и мольбы. Мы торопились, будто пытаясь вместить в одну ночь целую жизнь, которая могла быть у нас, могла - и не случилась! Нет, все же случилась - короткая вспышка, миг наслаждения, сияющая драгоценность, что рушится от прикосновения. Весь этот ад, что будет утром, не мог отнять у нас ослепительного “сейчас”. ** Я обессиленно раскинулась на ковре, все еще вздрагивая - отголоски наслаждения эхом гуляли по всему телу. Торин, улыбаясь теперь как обычно, одними глазами, вытянулся рядом со мной. Он дал мне отдышаться, а потом заявил - со всем возможным безразличием: - Хочешь еще?.. - Ты не устал? - я сжала его ладонь и осторожно переплела наши пальцы. - Устал? Я? - Торин снова смеялся надо мной, - Да ни за что. От любви устаете только вы, людишки. - Тоже мне, гном каменный! - я хихикнула и села, без стеснения разглядывая его наготу, - А ты докажи, мне слов мало, я дела люблю. Дубощит опрокинул меня обратно, заключая в объятия - и это был лучший плен на свете. - Пламя предвечное! Я хотел этого с тех пор, как ты поцеловала меня. А после купален и вовсе...Как с ума сошел. Какой там камень, все мысли - все об одном только: как согрешить с лучшим другом. - Очень возвышенно! Прости, как давно у тебя никого не было? - А у тебя? - ехидно перевел стрелки он. - Хватит спрашивать! Тебе наследник нужен или нет?! ...Это было невероятно: после всего, что сейчас произошло - и что еще произойдет в этой спальне, мы все еще были друзьями. Поддевали друг друга, перемешивали смех и поцелуи, доверяли друг другу всё - даже самих себя. ** - ...Вообще-то мне было все равно - выживу я или нет, - выдал Торин, когда я уже почти засыпала на его плече: от сказанного, впрочем, сразу проснулась, - Ай!.. Я хочу сказать, что передумал. - Почему это, интересно? - сердито спросила я, готовая еще раз его треснуть. Мне, значит, сходить с ума от страха за него, а ему - все равно! - Жить захотелось, - пожал свободным плечом Дубощит, - Засыпай.