Триангулум

Крис с трудом встал. Тома в комнате (и под столом) не было. Заходя в спальню, он смотрел на спину в вырезе платья, красивые развитые плечи, длинную шею. Тихо и плотно прикрыл дверь. В комнате было темно и лишь окно пропускало уличный свет от вывески и от фонарей. — Ложись на кровать лицом вниз. Она медленно сняла туфли и аккуратно поставила на паркет. Мягко опустилась на колени и легла животом на кровать. Крис тяжело сел рядом. — Подними платье и спусти трусики. Она молчала, ее белые ягодицы молочно застыли в темноте, освещаемые слабым неоном из окна. Крис размахнулся и сильно ударил пятерней по ягодице. Тина вздрогнула, но (он знал, что так будет) не издала звука. Он снова размахнулся и, не жалея, ударил по другой. Два обжигающе красных пятна на белой коже были видны даже при слабом свете. Он бил ее долго. Она дрожала перед каждым ударом и резко выдыхала после каждого. Затем он устал. Ее ягодицы полыхали красным. Спущенные кружевные трусы у колен выглядели беззащитно и остро. Крис посидел, смотря в сторону узкой полоски под дверью спальни. Он думал, что Том наверное там, позади, кусает губы и прижимается к стене. Если он выйдет, то Том сделает вид, что шел в ванну, или просто замрет. А если Крис сделает к нему шаг, то он обнимет его порывисто и будет целовать его в шею и бороду, чуть потираясь пахом об его бедро. А член у него будет стоять как каменный словно умоляя, чтобы Тому было позволено приласкать себя. Молчаливыми поцелуями он будет выпрашивать прощения для сестры. Когда-то очень давно Крис шел к колледжу и зачем-то остановился, там, у высокого платана. Совсем лишь на секунду, кажется распустить и взлохматить волосы, или весело гаркнуть на птицу. Но у дерева стояла девушка и курила сигарету. Высокая и стройная, идеально подходящая ему, белокожая и усмехающаяся. И даже если тот парень в их первый день и додумался заглянуть ей в глаза, молчаливые и мертвые, то был слишком молод, чтобы разглядеть их дно. Он увидел лишь их глубокую серость, такую богатую оттенками, что именно тогда Крис понял, он простит ей все наперед. Все, что она решит сделать с ним. Крис не вышел за дверь. Он повернулся к молчащей фигуре. — Раздевайся и ложись. Она молча встала, приподняла платье и трусики скользнули мягко вниз. Переступив, она повела плечами и платье также соскользнуло. Сложив вещи у своих туфель, она молча легла в постель. Крис знал, что больше всего ей сейчас хочется прижаться к нему, чтобы он лег на нее и трахнул ее, чтобы она потом долго еще лежала и скулила, потираясь горячей узостью об его ногу, но он просто перевернул ее на бок, обнял и уткнулся в волосы. Он любил ее, когда она согласилась жить с ним и познакомила с братом. Ее, вместе с ним удивленно разглядывающую кровь на простыне после их первого секса на первом свидании, когда горячее осознание, что он был ее первым парнем буквально встало комком в горле от благодарности. Еще он любил ее с того момента, когда увидел у дерева и не знал ничего о ней. Как не знал практически ничего и сейчас. Лежа в темноте Крис подумал, что плохо различает, были ли это волосы Тины или Тома, сейчас они слились в одно. Впрочем, как и задумывалось природой.       Слабый свет сквозь веки, а затем ощущение тепла и удивительного комфорта. Она была рядом в объятьях, голая и горячая, бархатная. Крис начал гладить ее спину, затем уже лег сверху и уткнулся ей в шею, он даже не открыл глаза, но его член уже твердо протыкал между ног, и Тина тихо на выдохе вскрикнула. И затем слабо позвала: — Том. Крис уже ввинтился наполовину, двигал тазом стараясь быть аккуратным. Он чувствовал, что воздух в комнате уже другой, что позади них встали стражником или ревнивцем. Но вся его мощь и страсть сейчас были связаны с той, что была под ним, раскрытая до невозможности, ртом своим, объятьями, влагалищем, душой! Ни о чем больше он думать не мог, смотреть по сторонам, допускать сомнения. Вся его жизнь сейчас была сужена до узкой точки, всего себя он ощущал через толчки в ее нутро. Если уж и появилось это сомнение в его жизни, нужен ли он был Тине для Тома, или нужен был Тому из-за Тины, а может им обоим ради них обоих, если эта бездна и разверзлась рядом с ним, он предпочитал падать в нее королем, который будет трахаться и обнимать ее, любимую, до последнего. Если его кровать оказалась в лавическом потоке, а ножки только и ждут подломиться, объятые огнем, что ж, он будет поедать и вминать ее мягкую плоть, пока ему позволят, пока лава и бездна не захлестнут его. В конце концов Крис всегда помнил, что простил ей заранее все, что она сделает с ним. Он упал на нее и лежал, дыша запалено, чувствовал ее мелкие быстрые поцелуи, а длинные (так похожие на томовские) ноги обвили его бедра, не давая выйти, закупоривая его семя в себе. Крис чувствовал энергию позади себя и немного отойдя от оргазма сразу же задался вопросом, каково это было, смотреть как крупный и грубый парень трахает твою сестру на твоих глазах, смотреть как ее розовая щель распирается, обхватывает губами член, сосет, не отпуская, медленно влажно выпускает и затем терпит резкий толчок внутрь. Смотреть на задницу парня, который жестко, грубо вколачивался в ее нежный цветок, наверное сравнивать с тем, как это было между ними, когда Крис более мягко и нежно лежал на нем, распирая его внутренности собой. Но когда Крис хотел обернуться, Тина прильнула к нему, отчаянно потираясь своей горящей розой, почти повизгивая. Крис обнял ее и начал целовать. Она отвечала как всегда нервно и невпопад. И вдруг рядом оказался Том. Он был обнажен. Медленно взял ее за одну лодыжку и потянул к себе, отдирая от Криса, разворачивая, раскрывая ее красно-розовую пещеру перед собой. Затем взял за другую лодыжку и развел ноги широко в стороны. Он выглядел как врач, который оказался рядом, когда Крис и не знал, что его девушка все это время болела, успокаивая ее простой нежностью. Том был хищно собран и деловит, будто не голый на коленях стоял раскрывая самое скрытое у сестры. Его длинные пальцы легко скользнули внутрь и Тину подбросило, выгнуло, вскинуло. Она громко и страшно выдохнула. А пальцы гладили ее и трахали, очень быстро и жестко, иногда же Том опускался и присасывался к твердой горошине клитора, ласкал его, нежно полизывал, и снова деловито садился на колени, наблюдая как его сестру разламывает от длинного нескончаемого оргазма по кровати. Ее нежные маленькие груди смотрели в потолок, подрагивая нервически и снова застывая. Том снова склонился, и, хотя рука его была тверда и безостановочна как буровой снаряд долбящий скважину, его губы и рот, Крис знал, были нежны и ласковы, скользили, целовали, мягко посасывали. Его язык, наверное, обошел все вокруг своих пальцев, всю ее розу он обцеловал по кругу, собирая мягко росу, пока пальцы двигались как у автомата внутри ее глубин. Она резко сжала ноги, прижав колени друг к другу, сильно зажмурилась, дрожа, а Том смотрел на нее приоткрыв рот, но его зажатая коленями рука продолжала двигаться. А затем она упала на кровать словно без воздуха, раскинула руки и ноги. Том медленно вынул два пальца и, повернувшись к Крису, медленно поднял их к лицу, закрыл глаза, раздул ноздри, дыша глубоко и шумно. Обнюхав их, он засунул пальцы в рот. Его левая рука яростно ходила по каменному члену. И Крис с трудом сглотнул, словно пил горячее вино и смотрел через мутное стекло, сквозь марево и помехи, сквозь шум в ушах, ощущая горячесть которая при проглоченной слюне потекла вниз, упала в желудок, сделала ему жарко. Физически возбудиться он уже не мог, но внутри него все дрожало и звенело. Отметив как сперма Тома взвивается тонким и высоким фонтаном, он продолжал смотреть в покрасневшее лицо с запущенными в рот пальцами, из которых Том давно высосал всю жидкость. Затем сперма упала между ними, ровно в центре их треугольника. И Тина засмеялась. Счастливо и тихо.       Редкому мужчине не хочется видеть эту покорность. С выгнутой дугой спины и невероятно аппетитной попкой под которым хранятся сложенные ступни с розовыми пальчиками. С выпяченной мягкой девичьей грудью, с запрокинутым лицом и открытым ртом. С глазами полными дурмана и похоти. И точно такие же глаза были с левой стороны, и такие же голодно приоткрытые губы, жаждущие, с красным отверстием, с глоткой, раскрытой для него. И несмотря на то, что Тому не хватало припухлостей спереди, он хорошо помнил, как чувствительны и мягки эти бусинки сосков, как чувствителен его живот для рта (точно также как у его сестры) как мягка его дырочка. Две покорные фигуры на коленях. Ожидающие, умоляющие. А затем они синхронно двигаются к нему и Крис выдохнул весь воздух из легких. Голова его очистилась, опустела. Он оказался в мерцающем дрожащем пустом пространстве. Он остался один. А два рта сошлись на его члене, нежные и любящие. Сперва мягко, затем все более собственнически, все жестче, пытаясь перехватить инициативу, отобрать больше плоти себе. Он оказался в горячем рту Тома, ему даже не надо было открывать глаза, чтобы узнать это. А Тина спустилась к мошонке, стараясь захватить ее ртом, посасывая по очередности яички. Затем она отодвинула щекой брата и взяла его. Теперь ему сосали нежнее, а язычок был куда проворнее и усерднее. Затем они пропали и оказались у мошонки, сосали по яичку, продолжая облизывать, перешли поцелуями по стволу члена с обоих сторон. Поцелуи были мокрыми, жадными, долгими, обсасывающими. Крис изнемогал, дышал прерывисто, задыхаясь. Вначале он старался не смотреть вниз, чтобы не видеть двух похожих лица, смазанных, белых, с открытыми красными зевами, жадно обсасывающих его, доводящих до судорог в огромном бессильном теле, желающих съесть. Затем он смотрел не отрываясь, потому что это было слишком прекрасно, чтобы упустить такую картину. Красные рты, двигающиеся параллельно по стволу, приблизились к головке, замерли, и медленно, пробуя, прикоснулись углами губ друг к другу, и неожиданно ринулись, словно узнали самих себя. Красные рты присосались друг другу, все жаднее и жаднее высасывая соки, облизываясь языками, знакомясь с тем, кто всю жизнь был знаком, до рождения. Крис совершенно замер как истукан, выпучил лишь глаза. И через долгую минуту, а длилась она намного дольше, словно один день, им перестало хватать воздуха, и Тина и Том резко оторвались друг от друга, с чавкающим вздохом, уставились друг другу в глаза. Они смотрели долго. А ведь могло быть так, что он, Крис, шел всю жизнь и встретил ее, влюбился до беспамятства и мечтал лишь закончить колледж чтобы жениться и всю жизнь прожить с ней, могло быть так, что именно он ей и был нужен? Что она ощутила интуитивно кто именно может наконец свести ее с человеком, о ком она мечтала всегда, еще до своего рождения? Могло быть так, что они ощущали друг друга как одно единое, вожделеющее само себя целое? Могло быть так, что все ее улыбки, встречи, секс с ним были лишь прелюдией, неосознанным (или еще хуже осознанным) ожиданием, что он позволит им наконец прильнуть друг к другу и узнать собственный вкус в чужом рту, собственные тоскливые и отчаянные мечты. Был ли он нужен, наконец, только для этого? И в эту секунду, когда он подумал об этом и даже не заглянул, но ощутил ту самую бездну в своих мыслях, как Том первый метнулся вперед, обхватил сестру за шею и привлек к поцелую, но не себя, а Криса. Они снова слились, теперь поверх толстой, багровой головки члена. Они сосали головку и иногда прикасались губами друг к другу. Самозабвенно и с упоением, вот как назвал бы этот долгий сладкий поцелуй Крис. Прекрасный поцелуй, настолько возбуждающий, что он уже не мог сдерживаться. Схватил левой и правой руками кудрявые светлые волосы и с удовольствием отметил одинаковые оскалы боли кроваво-красных ртов. Он прижал их лица друг к другу, вжимая друг в друга, словно слепил из двух одно, с женской и мужской половинками, и эти половинки сладостно закатили глаза слившись в одно и два языка из одного рта высунулись, подрагивая и ловя первый горячий выстрел. Он ударил спермой в их единый рот. Вторая струя в глаза, в лоб, волосы. Крис кажется рычал и очень громко стонал. Он трясся и сжимал член, словно раздавить хотел в кулаке, выжимая остатки по левой щеке (сладкому Томми) и по правой (сладкой Тинни). Они стонали одним ртом, а затем набросились им схватили его член, лаская дрожащую и ранимую головку, облизывали языками, мягко высасывали сок. Глаза были закрыты, длинные ресницы облеплены семенем. Наконец рот открылся, выпуская полуопавший член. И Крис наклонился медленно, отходя от оргазма, от бездны, которая предвиделась ему и прошептал в это покорное, оскаленное сладострастием, сложенное из двух лицо: — Я люблю тебя.       В черные окна плыла луна. В зрачках Тома плясал огонь свечи и серые глаза были черными. Он сидел на кровати, полуобернувшись, обнаженный, прикрыв пах покрывалом. Он выглядел чарующе, иначе не скажешь. Тина лежала позади него, медленно водя своей жилистой и крепкой ногой по белой спине Тома, нежно, мягко. Крис ее не видел, только Тома и узкую ступню своей невесты. Крис смотрел на Тома только. Тот выглядел моложе чем есть, будто смущенный и нежный юноша, готовый к брачной ночи. Крис руки прижал к груди, так явственно ему потяжелело и стало горячо, ему хотелось съесть этого юношу, с золотящимися кудрями, с молочной кожей и розовыми сосками и пятками, разгоревшимися скулами, с твердым нежным пенисом. Он был томный как служка, желающий угодить, ленивый и истончающий чары. Крис расстегнул рубашку смотря ему в глаза. — Сделай же это, Том. Глаза напротив блеснули карим золотистым огнем. Томность медленно стекла с него, и он стал как маленький хищник, кот альбинос, мраморный и твердо-мышечный. Развернулся твердой спиной от него, суккуб, перевоплотившийся в инкуба, инь переплавившийся в ян. И длинные руки раскрылись навстречу Тому, ноги разошлись, раскрывая свою розовую щель. Близнецы влились друг в друга, медленно, но неотвратимо и Тина выдохнула так, словно всю жизнь ждала этого. Этот вздох поднялся из самой бездны, выдохнул в лицо Крису, густо и влажно. Эта влажность была в ладонях Тины и вагине, она ждала часть себя, наверное, всю жизнь, чтобы так логично совместиться вдвоем, защелкнувшись как ключ вошедший в масленую скважину замка. И они закрепились, зафиксировавшись вдвоем. Сплелись похожими руками и ногами. Крису не надо было разглядывать их, чтобы знать, они целовались, закрыв глаза, глубоко и сладко. Наверное, впервые так полно и неспешно, или впервые с того дня, который они провели еще подростками вдвоем на крыше. Когда Крис навис над Томом, они замерли, обратились к нему своим ожиданием. Крис толкнулся в Тома, и они застонали болезненно вдвоем, придавленные его массой, пронзенные одновременно его пенисом, насадившиеся сразу в паре на его член, вскрикнувшие. Трахать их обоих было сложнее, чем одного из них, но это было самым возбуждающим действием, которое можно представить. Они были подчинены ему вдвоем, слившиеся и отдельные. Тине было тяжелее и Крис старался не давить на Тома, а тугая дырка Тома обхватывала его член так плотно, и при малейшем движении Криса, Том двигался чутко и быстро, также медленно или резче, постанывая, не имея возможности и воли отделиться от него, ведомый им. Крис словно надел на член огромную насадку в виде человека, которая доставляла особенное удовольствие его невесте. Эта насадка имела такую же кожу и запах, как и его любимая, и возбуждала почти так же сильно, как она. Крис сжал бока Тома, всосался в шею, щеку, Том стонал громко как раненое беззащитное животное. Толкая их двоих, трахая их двоих, Крис кончил последним, и они со слабым успокоенным вздохом разжали объятья, распадаясь на две части. Крису понадобилось время прийти в себя. Комната была освещена кровавыми свечами, окружающими их кровать. Две руки начали медленно поглаживать его волосы, убаюкивать, любить, благодарить. Крис ощутил великое спокойствие в сердце засыпая.       Настал медовый месяц на троих. Криса баловали и тормошили, маленького царя их семьи, любимого медведя, забывшего родителей и братьев. Если бы Том с Тиной не заставляли его, возможно, он забросил бы и учебу. Но они были строги, четко отмеряя и разграничивая свое пространство для учебы, показывая изумленному Крису как нужно фокусироваться на ней будучи в маленькой квартирке втроем, полностью и безраздельно, не слыша никого, когда занимались. После обучения они обычно бегали, что было, наверное, любимой частью суток у Криса, даже больше чем секс. Наблюдая за струящимися волосами Тины, ощущая единый между ними троими ритм и ловя одинаковые улыбки, когда брат с сестрой мимолетно оборачивались и быстро улыбались друг другу, словно задумали какую-то хитрость. В дни после университета они обедали втроем, готовя по настроению. Иногда Тина переодевалась в свои прекрасные платья и танцевала им, а Том выстукивал ритм. После ужина брат с сестрой обычно начинали шалить и непонятно смеяться, сперва на кухне, а затем в спальне, словно большие мягкие коты переплетясь и поглаживая друг друга. Они могли говорить коротко и непонятно резко хохоча, быстро поругаться и фырчать, чуть не когтями в лицо, и также быстро успокоиться, зализывая ранки и прося прощение. Когда он подходил к ним их нега и томность переключались в иное поле, любвеобильное, и они начинали шалить и хихикать, вскрикивать и заигрывать, а он падал в этот клубок тел с наслаждением и счастьем, зарывался, обхватывал талии и кусал, переворачивал первое попавшееся и овладевал им, перехватывал другое за ногу и давил собой не давая уйти, и их игривость пропадала как пузырьки шампанского, они уже давились густым вином страсти. Они боготворили его по ночам. Долго-долго гладили с двух сторон пока он засыпал, целовали его обнаженное тело, словно благодаря за подаренное счастье быть вместе. Они никогда не показывали, что хотели бы остаться теперь вдвоем, после того как он позволил им преломить барьер и познать вкус друг друга, и Крис успокоился, ощущая их тянущие к себе руки, он был нужен и его любили. Иногда Крис бывал груб выбирая кого-то одного, и другая половина из двоих принимала игру покорно, подставляя тело под его тяжелую ладонь. Иногда они баловали его праздником, одевая одинаковые чулки и шелковые халаты, кормили его маленькими пирожными, церемонно подавая ему чай в маленьких чашечках, усаживаясь на колени и ласково оглаживая его, приглашая трогать их шелковые ноги.       А затем он проснулся и понял, что случилось что-то непоправимое, что-то чуждое и незапланированное. Крис почувствовал, что кто-то из них пропал и еще до выхода из спальни он знал, кто. На кухне у окна стоял одинокий Том.