***
— So how is the war with the USA (Так как там война с США)? — протянул нацист, смотря в сторону Японии. — Well… You better not know (Ну… Тебе лучше не знать), — глупо улыбнувшись отозвалась японка. Наци на такое действие лишь закатил глаза, но спорить он не стал. — So what did you want there (Так что ты там хотел)? — повторила азиатка, ехидно хлопая глазами. По взгляду женщины было понятно, что молчание её не устоит. — Well (Ну)… — начал немец, закусывая губу и думая, что же стоит ответить. — Do you remember that my love pushes me away (Ты же помнишь, что моя любовь отталкивает меня)? — грустно ответил наци, смотря в пол. — Oh, I'm special in these matters, go on (О, я спец в этих делах, продолжай), — активно жестикулируя, пропела дама, ухмыляясь. — So, how do I get it (Так вот, как мне его получить)? — сказал он, нервно бегая глазами по помещению, ожидая ответа. — You are obsessed, sweetheart (Ты одержим, дорогуша), — пропела девушка, остановившись и похлопав друга по плечу, тихо хихикая. — What (Что)? — сжимая кисти рук до хруста, прошипел Рейх. — Well, think for yourself… You killed many for his sake. You even declared war on him. And he doesn’t even look at you (Ну сам подумай… Ты убивал ради него. Ты даже ему объявил войну. А он по-прежнему не смотрит на тебя), — с усмешкой проговорила женщина, стараясь сделать как можно больнее другу. — Not true… He loves me, only he needs to prove it (Неправда… Он любит меня, только ему нужно доказать это), — скручивая руки на груди и задирая голову к верху, прошипел немец. — Oh, so how (Ох, ну и как)? — продолжила подкалывать японка, подходя к мужчине так близко, давя на него своим вниманием. — This is what I wanted to ask you (Это я и хотел спросить у тебя)… — прожигая взглядом женщину, ответил немец. — Well I do not know (Ну не знаю), — протянула азиатка, поднимая голову к верху, будто бы надеясь увидеть ответ на потолке. — He has children? (У него есть дети?) — продолжила она, задумчиво смотря в даль, обращаясь к себе, нежели другу. — Yes (Да), — ответил Рейх, постепенно понимая к чему клонит японка. — Catch them… For the sake of his child, he will do anything (Поймай их. Ради своего чада, он сделает что угодно), — безумно улыбнулась женщина, продолжив движение. Куда они шли — непонятно, но стоять на месте, под взгяладами других солдат им не хотелось. — Not an option (Не вариант), — протянул немец, щелкая зубами от недовольства. — Why (Почему)? — по детски хлопая ресницами, произнесла мадам. — I don’t know where they are (Я не знаю где они), — грустно ответил наци. — So command me to find it (Так прикажи найти), — не унималась она, удивляясь простоте некогда дотошного друга. — It will take too much time and effort (Это требует слишком много времени и сил), — хмыкнул второй, не соглашаясь. Какая же упертая личность… — Though sometimes you think about the army and not your desires (Хоть иногда ты думаешь об армии, а не своих желаниях), — весело отозвалась азиатка. — Then find out from the Union. Do you have it (Тогда узнай у Союза. Он ведь у тебя?) — ехидно дополнила она, пиная немца в бок локтем. — Ich habe ihn lange nicht gesehen (Я давно его не видел) — сладко промурчал Рейх, уже представляя их будущую встречу. — What (Что)? — спросила женщина. Она не знала немецкого, а по одной интонации понять было тяжело. — Sorry… I am not against such an offer (Прости, я не против такого предложения), — ответил наци, переходя на английском. На этом разговор прервался. Несколько минут они просто шли, слушая разговор других немецких солдат. — Wait… How can I make him speak (Стой… А как мне заставить его говорить)? — продолжил национал-социалист, с недоумением смотря на женщину. — Torture (Пытки)? — больше спрашивая чем утверждая, ответила азиатка. — He has a high pain thresholу (У него высокий болевой порок), — отрезал Рейх. — Alcohol (Алкоголь)? — не унималась дама. — He refuses food (Он отказывается от еды)… — грустно ответил немец, намекая, что если уж накормить не выходит, то споить тем более. — Well (Что ж)… — произнесла женщина, не отводя взгляда от наци. — Was (Что)? — переходя на немецкий, спросил нацист. Ответом ему было лишь молчание и взгляд. — What do you want from me (Что ты хочешь от меня)? — спрашивал Рейх, не понимая мыслей подруги. — Don't be dumb (Не тупи), — ответила женщина, двигая бровями. — Do I understand you correctly (Я правильно тебя понимаю)? — немного краснея, сказал Рейх. — Do not pretend to be so white and fluffy (Не прикидывайся таким белым и пушистым), — весело отозвалась азиатка. — He will be hurt (Ему будет больно), — протянул немец. — Oh, you will like it, all the more it’s an effective way to break someone (О, тебе понравится… Тем более, это эффективный способ сломить кого-либо), — в который раз усмехнулась японка, останавливаясь и думая о чем-то своем, через пару секунд продолжая движения, ожидая, когда знакомый скажет что-нибудь. — By the way, for now I have it (Кстати, покажи мне его), — сменила тему женщина, устав от молчания. — Well… Follow me (Что ж… Следуй за мной), — сказал Рейх, разворачиваясь на каблуках и ускоряя шаг. — Stop… I'm low… I don't have time. (Стой… Я же низенькая… Я не успеваю), — кричала женщина, чуть ли не бегом догоняя товарища. Наци только усмехнулся, ведь для него это был нормальный темп. И вот, они блуждали по коридорам первого этажа. Вот комнаты солдат, кабинет секретаря, хранилище, а вот стальная дверь, находящаяся в самом конце коридора. Подходя к ней, Рейх достал связку ключей из кармана пиджака. После вставив один ключ в скважину медленно повернул его. — Faster (Быстрее) — прошипела японка, ожидая увидеть некогда дорого, уже сломленного знакомого. Рейх же специально стал делать всё как можно медленнее. Непонятно зачем, ведь он сам хотел увидеть свою прелесть, но всё же… В конечном итоге азиатка всё же не вытерпела, вырвав из рук наци ключи, быстро провернув их и с ноги отрыв дверь. Дверь отворилась, открыв вид на слабо освещённое помещение. В середине на цепях и висел сам Совет. Он тяжело дышал и по видимому был без сознания, либо спал. Скорее всего первое, так как в такой ситуации тяжело заснуть. Рейх медленно зашел в комнату, стараясь издавать меньше звуков. Но навящивое «цокарье» всё же нарушало тишину. Следом зашла и японка, любуясь телом пленника и прикрывая дверь. Наци не выдержал, осторожно поднимая голову социалиста, а другой рукой царапая шею. После он нежно провел пальцем по губам Союза, отводя взгляд от его лица и смотря на женщину. По её восторженному лицу было понятно, что коммунист понравился ей. Затем она тихо подошла к нацисту и тихо прошептала ему на ухо: — He is beautiful. I hope you have fun, — (Он прекрасен. Надеюсь, вам будет весело), — шелкнув пальцами и с ухмылкой покинув помещение, отозвалась приезжая. А Рейх всё не мог насмотреться на свою прелесть. Совет был так прекрасен в этом состоянии… Прекрасное и сильное тело, мягкие волосы, милое личико… Как же наци хотел, чтобы Совет во что бы то не стало был его… Чтобы утром он видел это прекрасное лицо, слышал его голос, любовался глазами. И немец знал, что добьется этого. Он никогда не отступал. Тем более, сейчас русский находится рядом с ним, а его народ проигрывает. Конечно можно было всё решить мирно, но социалист сам выбрал это. Рейх хотел быть рядом со своим объектом вожделения, но дел было много, поэтому ему пришлось выйти из комнаты. Рядом с ней уже стояло двое солдат. — Ist sie schon gegangen (Она уже ушла?) — спросил нацист, смотря одному солдату в глаза. — Ja(Да)… — хором ответили мужчины, опуская голову. — Wann soll ich aufwachen (Когда проснется, скажите мне), — грозно сказал наци, глядя на дверь. Солдаты лишь подняли руку к голове, показывая, что всё поняли. Нацист хищно улыбнулся, отчего двое солдат невольно поежились, хотя в жизни и не такое видели. И вот, скрестив руки за спиной, Рейх направился в свой кабинет. Конечно же, вместо выполнения дел, Рейх просто гонял балду… Ну, а что ему было делать? Возвращаться к бумагам не хотелось, ведь у него уже мазоли на руках от ручки, да и шея болит от постоянного наклона. Прогуляться у него желания не было, ведь погода за окном была ужасна, а тащиться туда с зонтом ему не хотелось. Немец не нашел развлечения лучше, кроме как развалиться звездой на кровати. Так он и лежал, рассматривая белый потолок. Конечно это развлечение наскучило ему, поэтому он просто решил прикрыть глаза и насладиться тишиной.***
— Mein Führer, Du fühlst dich schlecht (Мой лидер, вам плохо), — послышался тихий и обеспокоенный голос. Рейх недовольно открыл один глаз, смотря на солдата. — Warum denkst du so (С чего ты это взял), — раздражённо прошипел наци, сжимая руки в кулак и открывая второй глаз. — Sie sind blass und atmen schwach. Ich dachte (Вы бледны и слабо дышите. Я подумал), — начал было солдат, но договорить ему не дали. — Was wolltest du (Что ты хотел)? — с меньшим презрением отозвался немец, не отводя взгляда от солдата. — Du selbst hast gesagt, du sollst anrufen, wenn er wieder zu sich kommt (Вы сами сказали позвать, когда он придет в создание), — буквально прошептал мужчина. Он боялся того, что может сделать его фюрер… Рейх лишь ехидно посмотрел на него, небрежно поблагодарив и бегом выйдя из кабинета. Скатившись по перилам лестницы (правильно, как человек мы спуститься не можем…) он забежал в нужный коридор, быстро открыв дверь и зайдя внутрь. Немец с улыбкой рассматривал помещение… Пустая и невзрачная комната. Ни мебели, ни нормальной отделки… Но это было не нужно, ведь в середине, на полу находилась прекрасная роза. Но, как говорится, у неё есть шипы. Только вот в данной ситуации у Союза не осталось какой-либо колкости и мыслей на сопротивление. Услышав звук он не стал поднимать головы, а лишь слабо сжал руками цепи. На большее его отекшие конечности были не способны. — Я ведь прошу не так много… — сказал Рейх, целуя израненую спину врага. — Я просто хочу, чтобы ты всегда был со мной… Это ведь не сложно — прижимая к себе Совета, тихо говорил наци. Русский молчал. Не очень уж ему хотелось говорить с тем, кто мучает его семью и народ голодом и пытками. — Скажи хоть слово!.. — постепенно срываясь на крик, говорил немец. Видимо ему не нравилось, когда его игнорируют. Но русский молчал. Тогда нацист снял белоснежную перчатку с руки, и замахнувшись, ударил ей по спине социалиста. Тот зашипел, сжимая цепи, но звука не произнес. — Союз, ты ведь знаешь, что будет, если я не услышу ответ. — заскрипел зубами нацист. Но коммунист даже не думал об этих угрозах. Он вспоминал своих детей. Детей, которые улыбались, радуясь каждому мгновению своего детства. А эта тварь забрала его (детство) у них полностью. Рейх будто бы прочитал мысли своей любви и игриво сказал: — А если я найду твоих деток. Как думаешь, что я с ними сделаю? — промурчал он, тихо вздыхая. Дыхание русского участилось. Он не знал чего ответить, ведь дети были смыслом его жизни. В тот момент он и правда задумывался о добровольном соглашение на мир. Но от осознания того, что в случае победы сделает эта нежить с его народом, да и другими странами не давала ему покоя. — А ты их найди сначала, — едко ответил коммунист, не смотря в сторону наци. — А я ведь найду~, — сладко прошептал Рейх, поглаживая больные плечи Совета. Второй лишь тихо застонал. Хоть ему было стыдно и противно, но боль дала о себе знать. — Больно? А так? — не унимался немец, сдавливая своими пальчиками плечи Союза. Русский молчал. Глаза противно щипало и чтобы не зарыдать перед врагом, он поднял голову вверх. — Всё могло бы быть иначе… — грустно, но в тоже время игриво сказал нацист, вставая с колен и покидая комнату. Русский сначала обрадовался, что оно, именно «оно», ведь социалист не считал Рейха человеком, ушло. Но потом заметив немца на пороге комнаты с целой сумкой в руках сильно напугался. Вообще, сумка была такой большой, что при желании сам Рейх наверно бы смог поместиться в ней. Нацист подошел к коммунисту, снова прижимаясь к его спине. После он небрежно бросил сумку на пол, открыв её и достав что-то. Социалист не видел, что там, но зная больную фантазию его бывшего друга, сжался. — Ответь мне всего на один вопрос, — промурлыкал наци, уже представив сладкую победу в этом «споре». — Где твои дети? — уже тише произнес немец, щурясь. — Да пошёл ты… — прошипел русский, не собираясь сдаваться. На несколько секунд в комнате воцарилась тишина… После Совет почувствовал что-то холодное на своей шее. Он хотел посмотреть, что же это. Но после того, как повернул голову, почувствовал сильное жжение в плече. Коммунист не смог сдержать крика, ведь боль была настолько сильной, что он просто не мог сопротивляться ей. После по его спине потекло что-то теплое. Найдя в себе силы, Совет всё же посмотрел на больное плечо. Из него торчал скальпель… Лезвия видно не было, видимо Рейх глубоко засунул его. Кровь стекала по телу, капая на пол, отбивая незнакомый ритм. — Ублюдок… — тихо сказал коммунист, опуская голову. — Это только начало, — сладко прошептал Рейх. Он вырвал скальпель из плеча мужчины, а после, быстрыми движениями, рассек спину Совета ровно по позвоночнику. Порез был глубокий, и он задевал старые раны. Социалист снова закричал, ведь чувство того, что тебя режут заживо не всем нравится. Рейх отошёл, смотря на аккуратный порез. Ему так нравилось то, что на бледной коже Союза появляются вот такие красные полосы. Они так украшали его… Нацист крутил в руке скальпель, думая, чтобы бы ещё перерезать. Затем, одним шагом преодолев расстояние между ними, Рейх, быстро сделал надрез около шеи. После он дошёл до другого плеча, кромсая то и наслаждаясь криками и тихими стонами Совета. Ему так нравилось это… Не выдержав, он вгрызся в шею Союза, без страха перекусить ему сонную артерию, слизывая кровь и пошло причмокивая. Ему нравится вкус железа во рту. Но оторвавшись от своего занятия, он посмотрел на лицо русского. Тот сразу опустил голову, без желания поднять её. Рейх схватил его за подбородок, поднимая голову на себя и смотря в глаза врагу. — Ты такой милый, когда плачешь, — протянул национал-социалист, слизывая слезинку с щеки своей прелести. Русский вздрогнул и постарался оттолкнуть немца, но цепи ему не дали сделать это. Тогда нацист довольно посмотрел на мученика, а после нежно поцеловать его. Он прощупывал языком губы Совета, стараясь открыть его рот. Через несколько секунд русский сам открыл рот. Это стало потрясением для немца, но видя блаженный вид своего возлюбленного, он быстро юркнул язычком в рот подопечного. Нацист хотел было сплестись языками с коммунистом, только вот не мог его найти. Рейх стал пробираться языком глубже в рот Совета, но тот, что было силы, сомкнул челюсти, прокусывая язык наци. Немец взвизгул, разрывая поцелуй и закрывая рот рукой. Нацист зверел на глазах. Он как можно сильнее ударил русского по лицу, да так, что тот выплюнул немного крови на пол, а потом, вонзил ему скальпель в районе поясницы. Русский закричал, поднимая голову вверх и обливаясь слезами. Немцу нравились эти крики, поэтому он продолжил резать спину своему «другу» выводя на ней непонятные узоры. Пол снова был залит кровью, но наци не хотел останавливаться. Он подошел к сумке, доставая оттуда ржавую колючую проволку. Ею, он обматал коммуниста, смотря за его реакцией. Мужчина корчился от боли, когда очередной шип проникали ему под кожу. Затянув проволку как можно крепче, Рейх стал блуждать по телу русского руками, размазывая кровь руками и вызвал новые стоны и крики. — Повторяю, где твои дети? — протянул немец, сжимая горло социалисту, тем самым перекрывая доступ к кислороду. — Да пошёл ты… — снова прошипел русский, закрывая глаза. Видимо, от боли и нехватки воздуха он потерял сознание и бессиленно повис на цепях. Отпустив свою игрушку, наци недовольно хмыкнул. По его мнению, игра должна была быть минимум в два раза длинее. Но нацисту было не интересно играть с неживым предметом, поэтому, позвав солдат и приказав им привети русского в нормальное состояние, он просто покинул комнату. О чем были его мысли не понятно, но по взгляду, в котором бушевал шторм, было ясно, что лучше не мешать ему…